— Ты будешь служить сестре моей регине, второй сын наместника Кастар?
И Кастар просто ответил:
— Да.
Регис сел, задумчиво провел пальцами по покрытому щетиной подбородку.
— Сестра моя регина — женщина. Она умна и непредсказуема. Тот, кто женится на ней, вечно будет плясать под ее дудку на лезвии ножа. По правде, ей нужен другой человек, не такой рохля, как ты, Кастар.
Кастар опустил глаза. Ему не впервой было слышать такое — отец всегда сравнивал его со старшим братом, и сравнение явно было не в его пользу. Особенно тяжело ему было сражаться с братом за отцовскую любовь потому, что первый сын наместника Новой Столицы был уже много лет как мертв…
Целый день он маялся, не находя себе места. Сидел в саду у пруда, кормил маленьких золотистых рыбок хлебом, пока садовник не попросил его так не делать: рыбки от хлеба дохли. Сходил в оружейную, потренировался с коротким копьем.
Регис принимал посетителей допоздна, а уже после ужина вызвал Кастара в свой кабинет. Окно снова было плотно зашторено, с четырех бронзовых курильниц поднимался ароматный дым.
Регис предложил сесть, хотя, кроме занятого им самим кресла, в комнате никакого сидения не было, и надолго замолчал. Он сидел, запрокинув голову и прикрыв глаза. Руки безвольно лежали на широких подлокотниках. Свободные рукава домашней одежды свисали вниз траурными флагами.
Кастар примостился на подоконнике и успел так глубоко погрузиться в свои мысли, что почти задремал, когда Данамар, наконец, сказал:
— Недомогание я почувствовал, когда еще был жив отец мой регис. Ты слышал, от чего он умер?
— От сердечного удара, господин мой регис? — осторожно предположил Кастар, который искренне горевал по старому регису. Но скорее как по хорошему другу отца, и причиной смерти не интересовался.
Молодой регис издал странный смешок.
— Если бы, дорогой мой друг Кастар, если бы! — он подался вперед, широко раскрыв глаза. Прядь неухоженных, грязных волос упала ему на лицо. — Отец мой регис ушел из жизни по собственному своему желанию. Иначе говоря, покончил с собой.
— Не может быть! — одними губами прошептал Кастар.
— Отчего же… если предположить, что он тоже был отравлен черной травой… Это единственное правильное решение, на которое у меня не хватает сил. Я все цепляюсь и цепляюсь за эту жизнь.
Регис встал, прошелся по комнате, сцепив руки за спиной. Остановился точно под люстрой на двадцать свечей, освещенный так, что Кастар увидел шевелящийся бугорок под его кожей — там, должно быть, проходил корень черной травы.
— Однако хватит. Хватит прятаться от правды. Все, что мне остается, это передать сестре моей регине корону и ключи от королевства. Завтра ты, друг мой Кастар, отправишься в замок Усталое Пламя и заберешь регину Аккористу на встречу ее прекрасному и долгому правлению. Пусть даже она и не попросит прощения и не объяснит, за что так поступила со мной… Неважно. Я простил ее.
Аккурат в день, когда пора было на ярмарку отправляться, явились к господам-рыцарям гости. Шли они со стороны Бездны, и разило от них вонью, трупами и гарью. Своим господам рыцарям до такой степени грязниться Верлит не давал.
В случае чего, деликатно кашляя и прикрывая нос, говорил:
— Несет от вас, господа мои рыцари, как с помойного ведра. Помыться бы вам...
И шел растапливать баньку. А что делать-то? Запахов они, почитай, и не различают.
Были гости незнакомы Верлиту. Один — широкоплечий, но невысокий, значит, не в молодости стал рыцарем Разлома, старые кости плохо растут. Второй — очень высок, лицо белое-белое, совсем застывшее. Верлит уже наловчился по лицу да по повадкам понимать, сколько времени они проводят в Бездне, а сколько в тварном мире, говорят ли с живыми людьми или только в своем соку варятся...
Эти заброшенные совсем, одичавшие. Сразу видно, нет за ними ухода, одежду никто не чинит, еду человеческую никто не готовит, мыслями глупыми, суетными вокруг пространство не заполняет. А им, значит, чтоб человечность-то сохранить, забывать нельзя, что и они людьми были... А ежели забудут — какой им толк за людей-то с Бездной бороться? Они-то там вполне проживут.
Гостей Верлит встретил, как подобает. С помощницей-то всяко легче. И вовсе госпожа регина оказалась не безрука. Неумеха, конечно, но всему научиться можно. А желание у нее было — беседы с господами рыцарями на многое вдохновляют, это Верлит по себе знает. Ежели, конечно, есть разум в голове, да сердце в груди. А по всему выходит, что и то, и другое у госпожи регины есть.
Ежели молодая регина с господами рыцарями не беседовала, то ходила за Верлитом хвостом — не то одиночества боялась, не то и вовсе не привыкшая к нему была. С господами рыцарями-то и не поговоришь особо. После получаса так голова болеть начинает... Когда в голову лезут — неприятно, щекотно. А вслух говорить — тут уж им самим тяжко.
Вот и сегодня — хлеб резать споро обучилась, чайный лист заваривать тоже. Доброе обхождение всему научить помогает. Говорил Верлит регине "ты", называл чаще всего красавицей, имен избегая. Видел он в таком своем обхождении простом вежество, а не его отсутствие. Молодой регине и так тяжко: потеряла все, что с рождения имела. Зачем же неподходящим в нынешнее время именем да титулом о прошлом напоминать?
Рыцари ничего про то Верлиту не говорили, а значит, согласны были. Уж они-то разум человеческий, как открытую книгу читают, куда там магам-мыслеслухам.
Гости в трапезную пошли. Тот рыцарь, что постарше, во главе стола сел. Плащ на нем был совсем уж истрепанный, Верлит перед завтраком в починку забрал а гостей дорогих отправил в баньку париться. Из одежды на господина рыцаря ничего подходящего не нашлось, оттого Верлит отдал свой кафтан, тот из двух, что был подобротнее. Тот, конечно, висел на госте мешком и коротковат был, но все лучше, чем ничего.
Сидел он, значится, на месте самостоятельно выбранном, спиной ко входу, когда молодая регина вошла с корзиной хлеба. Увидела затылок его с короткими седыми волосами, вдруг остановилась как вкопанная.
Верлит к ней подошел, корзину из рук забрал.
— Что такое, красавица?
Она только головой качнула .
— На мгновение, — говорит, — показалось, будто отца увидела. Каких только обманок разум не подкинет иной раз.
Села рядом со вторым гостем, а тот — подумать только! — ухаживать за ней принялся. Верлит еще такого не видел. Господа рыцари же такие, на своем, на внутреннем сосредоточенны, до внешнего им дела и нет. А тут, поди ж ты, девицу красивую увидал, так и о природе своей человеческой вспомнил.
В четыре руки быстро они с посудой управились да обед сварили. Господа рыцари покушать-то не дураки, и куда только все девается? Не толстеют они, сколько бы ни съели, и в тарелках ничего не остается. А Верлиту, значит, пора было к ярмарке готовиться, кой-чего на обмен с деревенскими везти да купцам предложить. Госпожа регина, конечно, за ним увязалась. Вошла в кладовую, чихнула. Да, пыль тут, конечно, но у Верлита не десять рук, а всего две, как человеку и полагается. И силой господ рыцарей он не наделен. А их просить о помощи бесполезно — в облаках витают, можно сказать, и для уборки приспособленные еще меньше, чем госпожа регина. То когтем мешок проткнут, то мурашей, в мешке с сахаром из деревни прибывших, пожалеют. Отловят по-одному, в коробку посадят и к деревне несут назад. Жалко им живность, Бездной не испорченную, убивать. Но мясо любить им не мешает. Чистое разорение их о чем-то просить. Совестно опять же — в Бездне натрудятся еще.
- А что ты, Верлит предложишь деревенским?
— А ты думаешь, красавица, господам рыцарям миру и предложить нечего? Они-то из Бездны всякое тащат, ведь там не только вредное цветет-колосится и на куче ног бегает. Если это вредное убить да правильно обработать, оно очень даже полезным становится. Кой-что на удобрение, кой-что животным в прикорм, от такого прикорма и удобрения все растет да жиреет. А чегой-то людям: есть полезности, есть и для развлечения.
Это госпожа регина не знает, что за пазухой у Верлита мешочек кожаный, а в мешочке том — и трава черна и заплатит за нее человек из Новой столицы золотом. Верлит мешок с перемолотыми панцирями гигантских насекомых на спину взвалил, госпоже регине на корзинку указал.
— А что там? — спросила она.
— Семена кой-каких растений, что сейчас нигде не растут, их господа рыцари нашли, очистили от Бездны, теперь их и посадить можно. Господа рыцари бы их за так отдали, а я за них много чего выторговать смогу.
— Вот отчего ты за господ рыцарей торговлю ведешь…
— Тут, мыслю я, горе от ума, — ответил, подумав Верлит. — Господа рыцари ученые, житейский ум в ейных головах не помещается.
— Как же так? — удивилась регина. — Если уж кто умен, то его не обдерешь как липку…
Три дня госпожа регина с Верлитом знается, а уже говору простонародного набралась.
— Ум, он разный бывает, красавица, — хитро улыбнулся Верлит. — Бывает ум книжный, высокий, как у господ рыцарей. Как же им о простом судить, коли они раздумьем о вечном заняты? Оттого их и обкрадывает всякий… Есть ум простой, вот как у меня: о высоком думать не мастак, но и о простом кто-то должен. Всяк на своем месте хорош.
— А бывает так, что ум за разум заходит, — подхватила регина. — И тогда ни от простого, ни от книжного разума толку нет, мешает только. Как у брата моего…
Сказала и замолкла, нахмурившись. Верлит ее от грустных мыслей отвлек:
— Это оттого, что люди не только разумом должны дела понимать, но и сердцем. Сказывали мне господа рыцари, что прежде, до Бездны, были у людей механизмы всякие разумные, что ни спроси, про все ответ ведали. Люди боялись даже, что те разум обретут и людей поработят…
— Может, и обрели бы, и поработили, — усмехнулась регина. — Да Бездна помешала. Раз, — она взмахнула рукой, — нет электричества, нет и механизмов. Два — нет людей, некого порабощать.
— Господа рыцари говорят, что, может, мы и не единственные, кто Бездну-то пережил, — заметил Верлит. — Они мосты через Бездну прокладывают, ищут другие… эти самые…
— Убежища, — подсказала госпожа регина. — Может, и не единственные, да стоит ли с ними, с другими, на связь выходить? Не опасно ли? Какие они? Не принесут ли с собой войны и зло?
— Неужто господа рыцари нас не спасут?
— От тварей из Бездны — легко. От других людей — нет. Они ведь тоже своего рода механизмы. И их опасно наделять способностью уничтожать людей. Пусть даже и врагов. Если сумеют убивать чужих, что им помешает затем приняться и за своих приняться?
— А вот тут у вас, госпожа моя регина, ум за разум заходит, — ответил Верлит.
Девица корзину на землю поставила, разогнулась, с обидой на посмотрела на Верлита.
— Отчего же ты меня снова госпожой региной называешь, Верлит?
— Оттого, — ответил он, тоже бросая наземь мешок, — что такие мысли только начальственным людям в голову приходят. А простой человек не будет думать, что защитник может предателем стать.
Госпожа регина в рот воздуху набрала, хотела что-то сказать, да осеклась, посмотрела поверх Верлитовой головы. Он тоже обернулся.
У ворот, рядом с телегой нагруженной, двое рыцарей стояли, что в гости пришли нынче утром. Тот, что помоложе был, когда рыцарем стал, сказал:
— Верлит, госпожа регина так не думает. Ее приучили так думать, верно?
Госпожа регина скрестила руки на груди.
— Читать чужие мысли — преступление!
— Для мага мыслеслуха — безусловно. Для нас — естественно, госпожа регина. Иного способа понять, что вы, люди, от нас хотите, нет.
Госпожа регина подошла к рыцарю вплотную, на цыпочки встала, голову задрала, в глаза ему заглянула. Он в ответ голову склонил, чтоб ей удобно было. Верлит аж глаза протер — выглядели они так, будто миловаться при луне собираются, и никто-то на них не смотрит. Рыцарь руку поднял, перчатку снял и мягонько, легко, чтоб когтем не задеть, по лицу госпожи регины провел.
Верлит отвернулся, сделал вид, будто проверяет, не лопнул ли мешок. А сам искоса глядел, что же там между рыцарем и региной-то происходит. Господ рыцарей таким финтом не обманешь, а все же вежество проявить надо.
Обычно Верлита в деревню кто-нибудь из рыцарей провожал: телегу, до верху нагруженную, человек далеко не увезет. Раньше вот хорошо людям жилось, даже до механизмов — были животные, которых в телегу можно впрячь. А теперь что? Козы да куры, коровы ещё, но те редкость. Когда Верлит мал был, никто про таких животных и не слышал еще. Рыба в озерах, собаки, птицы в лесах, медведи, бают, появились. Про тигру полосатую Верлит в книжке читал, как тигра мальчонку слопать хотела. А волки — это как собаки дикие, но их тоже пока не видать.
Вот лошадей бы хорошо… А мурашей всяких убрать. Мешают только. Господам рыцарям главное не сказать такое — уж очень любят они «видовое разнообразие».
Так, пока лошадей еще нет, а козы мелкие слишком, приходится господам рыцарям самим в телегу впрягаться. Ну, Верлит, как мог обустроил удобства, к оглоблям ремни кожаные приделал, чтоб господам рыцарям держаться, значится, удобнее было.
А нынче за Верлитом гостившие рыцари увязались и госпожа регина — без нее теперь никуда. Шли не шибко быстро, госпожа регина, однако, часа через два устала, прихрамывать то на одну ногу, то на другую принялась. Верлит ей самые маленькие сапоги выделил и тряпок в них натолкал, а все равно неудобно. Шла она, мучилась, но молчала, потом тот рыцарь, что налегке шел, взял да на плечи ее себе усадил. Она и сказать ничего не успела, только ойкнула и вдруг вздохнула, обняла господина рыцаря за шею и улыбнулась.
— Сколько бы ни было девочке лет, ей всегда хочется к папе на плечи. Оттуда все видится совсем по-другому.
Рыцарь промолчал, только регину немного подправил, чтоб нести удобнее было. А она его по волосам погладила. Второй, что позади с телегой шел, улыбнулся и голову опустил.
Регина какое-то время молча на шее у рыцаря сидела, а как пустошь преодолели и траву увидели, удивилась:
— Это уже обжитые места?
— Пока нет, — ответил за господ рыцарей Верлит. — Но через десяток лет сюда съедется молодняк из окрестных деревень, кому на старом месте не сидится. И построят новую деревеньку.
Регина вздохнула.
— Иногда мне жаль, что мир растет. Почему все не может быть как прежде? Просто и понятно.
— Потому, что ты выросла, госпожа моя регина, — ответил несший ее на плечах рыцарь.
— Да, — еще более печально заметила она. — И чем старше я становлюсь, тем более страшным и запутанным становится мир вокруг.
Едва темнеть начало, устроили они привал. Ночь отдохнут, завтра дальше пойдут, к обеду уже в деревне будут. Госпожа регина хворост собирать вызвалась и потащила с собой в рощицу рыцаря, который в телегу сегодня впрягался.
Верлит снедь достал, воды в котелок походный налил, стал ждать, когда же ему веток сухих принесут. Второй рыцарь на земле разлегся, задремал, кажется. Стемнело совсем, а ни регины, ни второго рыцаря не видно.
Пошел Верлит их искать.
Господин рыцарь плащ с себя снял, остался в рубашке, перчатках, портах черных и мягких сапогах. На плаще веток охапка лежит, чтоб, значит, сподручнее тащить было. Госпожа регина на поваленном дереве скачет, ветки обломать пытается, господин рыцарь ее под локоток придерживает.
И Кастар просто ответил:
— Да.
Регис сел, задумчиво провел пальцами по покрытому щетиной подбородку.
— Сестра моя регина — женщина. Она умна и непредсказуема. Тот, кто женится на ней, вечно будет плясать под ее дудку на лезвии ножа. По правде, ей нужен другой человек, не такой рохля, как ты, Кастар.
Кастар опустил глаза. Ему не впервой было слышать такое — отец всегда сравнивал его со старшим братом, и сравнение явно было не в его пользу. Особенно тяжело ему было сражаться с братом за отцовскую любовь потому, что первый сын наместника Новой Столицы был уже много лет как мертв…
Целый день он маялся, не находя себе места. Сидел в саду у пруда, кормил маленьких золотистых рыбок хлебом, пока садовник не попросил его так не делать: рыбки от хлеба дохли. Сходил в оружейную, потренировался с коротким копьем.
Регис принимал посетителей допоздна, а уже после ужина вызвал Кастара в свой кабинет. Окно снова было плотно зашторено, с четырех бронзовых курильниц поднимался ароматный дым.
Регис предложил сесть, хотя, кроме занятого им самим кресла, в комнате никакого сидения не было, и надолго замолчал. Он сидел, запрокинув голову и прикрыв глаза. Руки безвольно лежали на широких подлокотниках. Свободные рукава домашней одежды свисали вниз траурными флагами.
Кастар примостился на подоконнике и успел так глубоко погрузиться в свои мысли, что почти задремал, когда Данамар, наконец, сказал:
— Недомогание я почувствовал, когда еще был жив отец мой регис. Ты слышал, от чего он умер?
— От сердечного удара, господин мой регис? — осторожно предположил Кастар, который искренне горевал по старому регису. Но скорее как по хорошему другу отца, и причиной смерти не интересовался.
Молодой регис издал странный смешок.
— Если бы, дорогой мой друг Кастар, если бы! — он подался вперед, широко раскрыв глаза. Прядь неухоженных, грязных волос упала ему на лицо. — Отец мой регис ушел из жизни по собственному своему желанию. Иначе говоря, покончил с собой.
— Не может быть! — одними губами прошептал Кастар.
— Отчего же… если предположить, что он тоже был отравлен черной травой… Это единственное правильное решение, на которое у меня не хватает сил. Я все цепляюсь и цепляюсь за эту жизнь.
Регис встал, прошелся по комнате, сцепив руки за спиной. Остановился точно под люстрой на двадцать свечей, освещенный так, что Кастар увидел шевелящийся бугорок под его кожей — там, должно быть, проходил корень черной травы.
— Однако хватит. Хватит прятаться от правды. Все, что мне остается, это передать сестре моей регине корону и ключи от королевства. Завтра ты, друг мой Кастар, отправишься в замок Усталое Пламя и заберешь регину Аккористу на встречу ее прекрасному и долгому правлению. Пусть даже она и не попросит прощения и не объяснит, за что так поступила со мной… Неважно. Я простил ее.
***
Аккурат в день, когда пора было на ярмарку отправляться, явились к господам-рыцарям гости. Шли они со стороны Бездны, и разило от них вонью, трупами и гарью. Своим господам рыцарям до такой степени грязниться Верлит не давал.
В случае чего, деликатно кашляя и прикрывая нос, говорил:
— Несет от вас, господа мои рыцари, как с помойного ведра. Помыться бы вам...
И шел растапливать баньку. А что делать-то? Запахов они, почитай, и не различают.
Были гости незнакомы Верлиту. Один — широкоплечий, но невысокий, значит, не в молодости стал рыцарем Разлома, старые кости плохо растут. Второй — очень высок, лицо белое-белое, совсем застывшее. Верлит уже наловчился по лицу да по повадкам понимать, сколько времени они проводят в Бездне, а сколько в тварном мире, говорят ли с живыми людьми или только в своем соку варятся...
Эти заброшенные совсем, одичавшие. Сразу видно, нет за ними ухода, одежду никто не чинит, еду человеческую никто не готовит, мыслями глупыми, суетными вокруг пространство не заполняет. А им, значит, чтоб человечность-то сохранить, забывать нельзя, что и они людьми были... А ежели забудут — какой им толк за людей-то с Бездной бороться? Они-то там вполне проживут.
Гостей Верлит встретил, как подобает. С помощницей-то всяко легче. И вовсе госпожа регина оказалась не безрука. Неумеха, конечно, но всему научиться можно. А желание у нее было — беседы с господами рыцарями на многое вдохновляют, это Верлит по себе знает. Ежели, конечно, есть разум в голове, да сердце в груди. А по всему выходит, что и то, и другое у госпожи регины есть.
Ежели молодая регина с господами рыцарями не беседовала, то ходила за Верлитом хвостом — не то одиночества боялась, не то и вовсе не привыкшая к нему была. С господами рыцарями-то и не поговоришь особо. После получаса так голова болеть начинает... Когда в голову лезут — неприятно, щекотно. А вслух говорить — тут уж им самим тяжко.
Вот и сегодня — хлеб резать споро обучилась, чайный лист заваривать тоже. Доброе обхождение всему научить помогает. Говорил Верлит регине "ты", называл чаще всего красавицей, имен избегая. Видел он в таком своем обхождении простом вежество, а не его отсутствие. Молодой регине и так тяжко: потеряла все, что с рождения имела. Зачем же неподходящим в нынешнее время именем да титулом о прошлом напоминать?
Рыцари ничего про то Верлиту не говорили, а значит, согласны были. Уж они-то разум человеческий, как открытую книгу читают, куда там магам-мыслеслухам.
Гости в трапезную пошли. Тот рыцарь, что постарше, во главе стола сел. Плащ на нем был совсем уж истрепанный, Верлит перед завтраком в починку забрал а гостей дорогих отправил в баньку париться. Из одежды на господина рыцаря ничего подходящего не нашлось, оттого Верлит отдал свой кафтан, тот из двух, что был подобротнее. Тот, конечно, висел на госте мешком и коротковат был, но все лучше, чем ничего.
Сидел он, значится, на месте самостоятельно выбранном, спиной ко входу, когда молодая регина вошла с корзиной хлеба. Увидела затылок его с короткими седыми волосами, вдруг остановилась как вкопанная.
Верлит к ней подошел, корзину из рук забрал.
— Что такое, красавица?
Она только головой качнула .
— На мгновение, — говорит, — показалось, будто отца увидела. Каких только обманок разум не подкинет иной раз.
Села рядом со вторым гостем, а тот — подумать только! — ухаживать за ней принялся. Верлит еще такого не видел. Господа рыцари же такие, на своем, на внутреннем сосредоточенны, до внешнего им дела и нет. А тут, поди ж ты, девицу красивую увидал, так и о природе своей человеческой вспомнил.
В четыре руки быстро они с посудой управились да обед сварили. Господа рыцари покушать-то не дураки, и куда только все девается? Не толстеют они, сколько бы ни съели, и в тарелках ничего не остается. А Верлиту, значит, пора было к ярмарке готовиться, кой-чего на обмен с деревенскими везти да купцам предложить. Госпожа регина, конечно, за ним увязалась. Вошла в кладовую, чихнула. Да, пыль тут, конечно, но у Верлита не десять рук, а всего две, как человеку и полагается. И силой господ рыцарей он не наделен. А их просить о помощи бесполезно — в облаках витают, можно сказать, и для уборки приспособленные еще меньше, чем госпожа регина. То когтем мешок проткнут, то мурашей, в мешке с сахаром из деревни прибывших, пожалеют. Отловят по-одному, в коробку посадят и к деревне несут назад. Жалко им живность, Бездной не испорченную, убивать. Но мясо любить им не мешает. Чистое разорение их о чем-то просить. Совестно опять же — в Бездне натрудятся еще.
- А что ты, Верлит предложишь деревенским?
— А ты думаешь, красавица, господам рыцарям миру и предложить нечего? Они-то из Бездны всякое тащат, ведь там не только вредное цветет-колосится и на куче ног бегает. Если это вредное убить да правильно обработать, оно очень даже полезным становится. Кой-что на удобрение, кой-что животным в прикорм, от такого прикорма и удобрения все растет да жиреет. А чегой-то людям: есть полезности, есть и для развлечения.
Это госпожа регина не знает, что за пазухой у Верлита мешочек кожаный, а в мешочке том — и трава черна и заплатит за нее человек из Новой столицы золотом. Верлит мешок с перемолотыми панцирями гигантских насекомых на спину взвалил, госпоже регине на корзинку указал.
— А что там? — спросила она.
— Семена кой-каких растений, что сейчас нигде не растут, их господа рыцари нашли, очистили от Бездны, теперь их и посадить можно. Господа рыцари бы их за так отдали, а я за них много чего выторговать смогу.
— Вот отчего ты за господ рыцарей торговлю ведешь…
— Тут, мыслю я, горе от ума, — ответил, подумав Верлит. — Господа рыцари ученые, житейский ум в ейных головах не помещается.
— Как же так? — удивилась регина. — Если уж кто умен, то его не обдерешь как липку…
Три дня госпожа регина с Верлитом знается, а уже говору простонародного набралась.
— Ум, он разный бывает, красавица, — хитро улыбнулся Верлит. — Бывает ум книжный, высокий, как у господ рыцарей. Как же им о простом судить, коли они раздумьем о вечном заняты? Оттого их и обкрадывает всякий… Есть ум простой, вот как у меня: о высоком думать не мастак, но и о простом кто-то должен. Всяк на своем месте хорош.
— А бывает так, что ум за разум заходит, — подхватила регина. — И тогда ни от простого, ни от книжного разума толку нет, мешает только. Как у брата моего…
Сказала и замолкла, нахмурившись. Верлит ее от грустных мыслей отвлек:
— Это оттого, что люди не только разумом должны дела понимать, но и сердцем. Сказывали мне господа рыцари, что прежде, до Бездны, были у людей механизмы всякие разумные, что ни спроси, про все ответ ведали. Люди боялись даже, что те разум обретут и людей поработят…
— Может, и обрели бы, и поработили, — усмехнулась регина. — Да Бездна помешала. Раз, — она взмахнула рукой, — нет электричества, нет и механизмов. Два — нет людей, некого порабощать.
— Господа рыцари говорят, что, может, мы и не единственные, кто Бездну-то пережил, — заметил Верлит. — Они мосты через Бездну прокладывают, ищут другие… эти самые…
— Убежища, — подсказала госпожа регина. — Может, и не единственные, да стоит ли с ними, с другими, на связь выходить? Не опасно ли? Какие они? Не принесут ли с собой войны и зло?
— Неужто господа рыцари нас не спасут?
— От тварей из Бездны — легко. От других людей — нет. Они ведь тоже своего рода механизмы. И их опасно наделять способностью уничтожать людей. Пусть даже и врагов. Если сумеют убивать чужих, что им помешает затем приняться и за своих приняться?
— А вот тут у вас, госпожа моя регина, ум за разум заходит, — ответил Верлит.
Девица корзину на землю поставила, разогнулась, с обидой на посмотрела на Верлита.
— Отчего же ты меня снова госпожой региной называешь, Верлит?
— Оттого, — ответил он, тоже бросая наземь мешок, — что такие мысли только начальственным людям в голову приходят. А простой человек не будет думать, что защитник может предателем стать.
Госпожа регина в рот воздуху набрала, хотела что-то сказать, да осеклась, посмотрела поверх Верлитовой головы. Он тоже обернулся.
У ворот, рядом с телегой нагруженной, двое рыцарей стояли, что в гости пришли нынче утром. Тот, что помоложе был, когда рыцарем стал, сказал:
— Верлит, госпожа регина так не думает. Ее приучили так думать, верно?
Госпожа регина скрестила руки на груди.
— Читать чужие мысли — преступление!
— Для мага мыслеслуха — безусловно. Для нас — естественно, госпожа регина. Иного способа понять, что вы, люди, от нас хотите, нет.
Госпожа регина подошла к рыцарю вплотную, на цыпочки встала, голову задрала, в глаза ему заглянула. Он в ответ голову склонил, чтоб ей удобно было. Верлит аж глаза протер — выглядели они так, будто миловаться при луне собираются, и никто-то на них не смотрит. Рыцарь руку поднял, перчатку снял и мягонько, легко, чтоб когтем не задеть, по лицу госпожи регины провел.
Верлит отвернулся, сделал вид, будто проверяет, не лопнул ли мешок. А сам искоса глядел, что же там между рыцарем и региной-то происходит. Господ рыцарей таким финтом не обманешь, а все же вежество проявить надо.
***
Обычно Верлита в деревню кто-нибудь из рыцарей провожал: телегу, до верху нагруженную, человек далеко не увезет. Раньше вот хорошо людям жилось, даже до механизмов — были животные, которых в телегу можно впрячь. А теперь что? Козы да куры, коровы ещё, но те редкость. Когда Верлит мал был, никто про таких животных и не слышал еще. Рыба в озерах, собаки, птицы в лесах, медведи, бают, появились. Про тигру полосатую Верлит в книжке читал, как тигра мальчонку слопать хотела. А волки — это как собаки дикие, но их тоже пока не видать.
Вот лошадей бы хорошо… А мурашей всяких убрать. Мешают только. Господам рыцарям главное не сказать такое — уж очень любят они «видовое разнообразие».
Так, пока лошадей еще нет, а козы мелкие слишком, приходится господам рыцарям самим в телегу впрягаться. Ну, Верлит, как мог обустроил удобства, к оглоблям ремни кожаные приделал, чтоб господам рыцарям держаться, значится, удобнее было.
А нынче за Верлитом гостившие рыцари увязались и госпожа регина — без нее теперь никуда. Шли не шибко быстро, госпожа регина, однако, часа через два устала, прихрамывать то на одну ногу, то на другую принялась. Верлит ей самые маленькие сапоги выделил и тряпок в них натолкал, а все равно неудобно. Шла она, мучилась, но молчала, потом тот рыцарь, что налегке шел, взял да на плечи ее себе усадил. Она и сказать ничего не успела, только ойкнула и вдруг вздохнула, обняла господина рыцаря за шею и улыбнулась.
— Сколько бы ни было девочке лет, ей всегда хочется к папе на плечи. Оттуда все видится совсем по-другому.
Рыцарь промолчал, только регину немного подправил, чтоб нести удобнее было. А она его по волосам погладила. Второй, что позади с телегой шел, улыбнулся и голову опустил.
Регина какое-то время молча на шее у рыцаря сидела, а как пустошь преодолели и траву увидели, удивилась:
— Это уже обжитые места?
— Пока нет, — ответил за господ рыцарей Верлит. — Но через десяток лет сюда съедется молодняк из окрестных деревень, кому на старом месте не сидится. И построят новую деревеньку.
Регина вздохнула.
— Иногда мне жаль, что мир растет. Почему все не может быть как прежде? Просто и понятно.
— Потому, что ты выросла, госпожа моя регина, — ответил несший ее на плечах рыцарь.
— Да, — еще более печально заметила она. — И чем старше я становлюсь, тем более страшным и запутанным становится мир вокруг.
Едва темнеть начало, устроили они привал. Ночь отдохнут, завтра дальше пойдут, к обеду уже в деревне будут. Госпожа регина хворост собирать вызвалась и потащила с собой в рощицу рыцаря, который в телегу сегодня впрягался.
Верлит снедь достал, воды в котелок походный налил, стал ждать, когда же ему веток сухих принесут. Второй рыцарь на земле разлегся, задремал, кажется. Стемнело совсем, а ни регины, ни второго рыцаря не видно.
Пошел Верлит их искать.
Господин рыцарь плащ с себя снял, остался в рубашке, перчатках, портах черных и мягких сапогах. На плаще веток охапка лежит, чтоб, значит, сподручнее тащить было. Госпожа регина на поваленном дереве скачет, ветки обломать пытается, господин рыцарь ее под локоток придерживает.
