В юридическом углу штаб напоминал храм: абсолютная тишина, только шелест пальцев по клавиатурам. Их глаза — не уставшие, а выжженные. Эти люди не боялись второго тура. Они боялись фальсификации в первом.
Эко шёл дальше. Входил в переговорную. Там — он.
Исарен.
Ровная спина. Упрямая шея. Лицо, будто высеченное из измученного камня. Когда-то Эко смеялся, что у друга слишком жёсткий подбородок для доброго человека. Сейчас он видел в этом подбородке выживание. Упрямство. Ненужную, безумную решимость.
Помощник говорил:
— Завтра мы просто доходим до конца первой дистанции. Победа — дальше.
Все кивали. Эко не кивал. Он смотрел на Исарана — и не знал, что чувствовал. Гордость? Раздражение? Жалость? Или страх?
Он ведь знал, как устроен этот мир. А Исарен — всё ещё верил, что можно пройти сквозь стену, не задев ни одного гвоздя.
Во дворе штаб жил. Волонтёры пили чай, обнимались, кто-то молился, кто-то шептал стихи. Над входом — флаг Сарнавара. Под ним — гирлянда из бумажных ладоней: «Мы выбираем будущее».
Эко вышел на улицу, закурил у стены. Рядом сидел мальчишка из пресс-группы и спросил: — Вы правда верите, что мы победим?
Эко улыбнулся. Очень искренне. Очень красиво.
— Конечно, верю.
И бросил окурок в урну.
Лампочки над садом горели мягким светом. Листья шелестели в тихом ветре. Исарен сидел один на старой деревянной скамье под сливовым деревом. Он слегка сутулился, пальцы были сцеплены. На коленях лежал сложенный список избирательных участков.
Шаги. Из полумрака появился Эко в тёмном пальто, с чашкой в руке. Он уселся рядом, слегка повернувшись к Исарану.
Эко усмехнулся:
— Ты сидишь тут с таким видом, как будто сад — Гефсиманский.
Исарен не повернул головы. Дар разруления лжи он не мог контролировать, но научился хотя бы уменьшать его влияние. Опытным путём выяснил: если не смотреть на собеседника — давление меньше.
— Интересная аллюзия от зороастрийца. Что планируешь делать — целовать или рубить уши?
Эко тихо рассмеялся:
— Я не думал, ты назовёшь меня Петром.
Исарен ответил спокойно. Спокойствие тоже было важно для контроля дара: чем сильнее он эмоционально вовлекался, тем сильнее его воздействие на людей.
— Я и не назвал.
Эко внимательно посмотрел на него:
— Ты не спал? Это видно.
Исарен кивнул:
— Это не те ночи, в которые стоит спать. Завтра страна начнёт выбирать себе дорогу.
Эко протянул чашку:
— Успокоительный отвар. Поспи.
Исарен взял чашку:
— Спасибо.
Потом долго молчал. По обыкновению — глядя в никуда. Эко часто шутил, что под пристальным взглядом Исарана даже коты испытывают непреодолимое желание признаться, что это они сожрали всю сметану.
Эко опустился рядом, будто между делом отряхнув скамью.
— Мне поступило предложение. От… уважаемых людей. Если ты снимешь свою кандидатуру — ты получишь место в новом правительстве. Влиятельное. Независимое. Почётное.
Он говорил ровно, без нажима, но пристально следил за лицом Исарена.
Тот медленно повернул голову. Его глаза были спокойны, как вода, затянутая тонким льдом. — Интересно. Значит, я всё же чего-то стою.
Он опустил взгляд на руки. Эко мысленно завопил: Да посмотри ты на меня! Задай прямой вопрос! Я не смогу тебе соврать, если ты будешь смотреть. Не смогу солгать, если ты спросишь как надо. Какого хрена ты играешь в поддавки со всем миром? Зачем ты такой благородный? С тобой церемониться не будут! Мало тебя били в детстве?..
— А ты… — опять не вопрос. Огрызок вопроса. Снова возможность для Эко уйти, увильнуть. Зачем?.. Зачем?..
— Я должен был сказать. Остальное — твой выбор. В целом, большинство кандидатов получили подобные предложения.
— Вот ты и целуешь, — произнёс Исарен почти шёпотом, с той самой бледной, изломанной улыбкой, что оставалась у него на губах после бессонных ночей.
Эко чуть дёрнулся, но взял себя в руки.
— Это политика, Исар. Здесь нет ни чести, ни бесчестья. Только шахматная доска.
— И тем хуже для вас, — тихо ответил Исарен. — Потому что я на ней не фигура.
Он встал — и ушёл в глубину сада, оставив Эко сидеть одному, в тени сливовых ветвей, и смотреть ему вслед.
Блог Джоэла.
Первый тур. 24 кандидата. Добро пожаловать на самые вежливые, красивые и психоэмоционально насыщенные выборы на планете.
Выборы эскани в Сарнаваре — это не просто политика. Это будто бы "Игра престолов", но без крови. Зато с музыкой, дарами и беседами о высоком.
24 кандидата.
Из них 10 — представители Великих плетений. Остальные — самовыдвиженцы, мечтатели, харизматики и герои нового времени.
И я, как почётный зять семьи Кашвад, просто обязан сказать пару слов о нашем кандидате — Осорве Кашвад.
Осорва Кашвад
Женщина-энциклопедия. Юрист, стратег — у неё в голове вся Конституция Сарнавара, включая сноски, правки и подводные камни. Говорит строго, но логично. Умеет превратить скучный закон в вдохновляющую речь — и наоборот.
Не самый харизматичный кандидат, но очень надёжный. И если бы страна голосовала разумом, а не сердцем — Осорва уже сидела бы в кресле Эскани.
А теперь — трое кандидатов, которых обсуждают все, и которые, скорее всего, выйдут во второй тур:
Тахо Нордели
Женщина, за которой идёт пламя. Всегда в чёрном и красном. Дар — мотивировать людей. Буквально.
Даже я, смотря её речь в записи, чуть не записался добровольцем на какое-нибудь строительство.
Плетение Нордели — среднее, но за ней стоит одно из Великих.
Умна, дерзка, умеет говорить так, что дрожат стены, а камеры сами наводятся на её лицо.
Супран Моран
Честный, системный, работяга от правительства.
Те, кто не любят страстей и хотят, чтобы всё просто работало, голосуют за него.
Он как хорошая антикризисная инструкция: понятен, предсказуем, но, возможно, не вдохновляет. На мой взгляд — отличный премьер, но не эскани.
Исаран Таор-Санар
Про него говорить трудно — потому что в нём нет ничего «типичного». Он — бесплетельный, то есть не принадлежит ни одному роду. И он — кандидат.
Дар: разрушение лжи. Он не может лгать. Ему нельзя лгать в ответ на прямой вопрос. И даже в его присутствии лгать трудно.
Он не задаёт прямых вопросов без нужды. Не смотрит в глаза — чтобы не создавать давления. Говорит так, будто каждое слово на вес золота.
Собранный. Странно обаятельный. И одновременно — будто всегда немного в стороне. Люди рядом с ним ощущают… оголённость. Кто-то это не выносит. Кто-то — находит в этом надежду.
Я не знаю, победит ли он. Но я знаю: в нём есть правда, и многие это чувствуют.
Второй тур будет жарким.
Даже если здесь не принято кричать на дебатах и кидаться бумажками.
В этой стране тебя могут победить взглядом, песней или истиной.
И это, чёрт побери, красиво.
#Сарнавар #Эскани2028 #ВыборыБезПопкорна
Три дня до выборов — политическая тишина. Но не тишина мечей.
Первая фаза закончилась. Дебаты, речи, жаркие интервью — всё позади.
Теперь — три дня священной предвыборной тишины, в течение которых нельзя говорить о политике. Вообще. Ни намёков, ни лозунгов, ни репостов. Только тишина… и фехтование.
Да-да. Фехтование.
Вы не ослышались: около 70% сарнаварцев владеют лёгким одноручным мечом. И не просто владеют — это почти национальное искусство. Чистое движение, внутренняя сосредоточенность, ритм, уважение.
И вот — на третий день до выборов — кандидаты собрались на большой открытой фехтовальной площадке, под утренним светом, и сразились.
Тахо Нордели
Появилась в спортивном костюме цвета алой зари. На минуту мне показалось, что я на съёмках "Убить Билла 3: Сарнавар".
Её стиль — быстрая, хищная пластика, как будто каждый выпад — это идея, а каждая защита — аргумент.
Супран Моран
Отказался фехтовать. Сказал: «Каждый должен знать свою силу. Моя — в словах и системах».
Уважение. Но жаль — интересно было бы посмотреть.
Осорва Кашвад
Я видел, как она тренируется с Лиарой в саду дома плетения Кашвад. Там фехтование — способ диалога, а не демонстрации.
Исаран Таор Санар
Как всегда — минимализм. Он не делает ничего лишнего. Но всё, что делает, — невозможно игнорировать.
Его движения, как его речь: точны, спокойны. И при этом заставляют всех вокруг внимать.
Остальные... кто как. Некоторые фехтовали отлично, некоторые — старались. Один чуть не задел дрон-транслятор.
Политическая тишина — но не молчание. А общение.
Кандидаты выходят в сад у Дворца Совета, и любой прохожий может подойти и поговорить с ними.
О любимом блюде. О детстве. О книгах. Но ни слова — о политике.
Сегодня я увидел Исарана под магнолией, беседующего с детьми о комиксах. А потом он представил свою невесту — Лайну Вертхайа, художницу-авангардистку, более известную в Берлине и Амстердаме, чем в столице Сарнавара.
Он сказал с лёгкой улыбкой:
«Я ничего не понимаю в её картинах. Но я верю, что смысл в них есть. Просто он мне пока не открылся.»
Три дня — не молчания, а настоящего слушания.
Здесь, прежде чем выбрать лидера, сначала смотрят: человек ли он.
Почему все кандидаты в Эскани — как будто из касты “харизматичных”?
(И нет, дело не в симметрии лица)
Вы это тоже заметили?
Я не про «красоту» в западном понимании. Тут нет конкурса красоты.
Среди 24 кандидатов — мужчина с глубоким шрамом через всё лицо (и это его не портит, а делает магнетичным), женщина в инвалидном кресле, бывший паралимпиец с катарактой, человек с альбинизмом, двое — откровенно асексуальны, без попытки подстраиваться под чей-то “глянец”.
Но с каждым из них хочется говорить. Они излучают... внутреннюю собранность.
Приятно на них смотреть. Не потому что «идеально», а потому что цельно.
Я спросил об этом сарнаварских знакомых. А потом — полез в публикации (да, у них даже это изучают). И вот что они говорят:
Чем сильнее у человека развиты дары — особенно ментальные, — тем выше его стремление к внутренней гармонии.
А она, в свою очередь, проявляется внешне.
Не “идеальная кожа”. Не “фигура по стандарту”.
А гармония между собой и миром, которая читается в движениях, голосе, взгляде.
Что-то, что трудно подделать, но невозможно не почувствовать.
Сарнаварцы называют это "ликом нити" — отражением судьбы, вплетённой в тебя.
Это не про молодость или возраст, не про инвалидность или телосложение.
Это про… уместность. Присутствие. Чистоту намерения.
И знаете, что самое странное?
Я не могу вспомнить ни одного кандидата, который бы показался мне неприятным.
Спорным — да. Радикальным — бывает. Но неприятным? Ни одного.
Может, в этом и есть суть сарнаварской политики?
Что кандидат должен быть не «красивым», а цельным.
Чтобы его облик воспринимался как приглашение к разговору, а не к спору.
В следующем посте — о том, как сарнаварцы тренируют дары и характер одновременно.
Уверен, вам понравится.
P.S. Это ведь касается не только политиков.
В какой-то момент я понял: тут все — от водителей трамвая до хирургов и ремесленников — часто выглядят… цельными.
Как будто занимаются именно тем, чем должны. Не «блистательно», не напоказ — а внутренне уместно.
Я однажды поехал в Кашвадан (столицу земель плетения Лиары) на поезде.
Кондуктор — седой, в линялом жилете, с голосом, как у барда. Он шутил, запоминал имена пассажиров, угощал сушёными абрикосами и рассказывал, что его Дар — “ощущение комфорта”.
Он буквально чувствует, кому где лучше сидеть.
И вот сидишь напротив этого дедушки — и думаешь: а ведь он красив.
Не в смысле — «модель с обложки», а в смысле — светится.
Потому что его Нить прочная. Потому что он на своём месте. И это сразу видно.
Так что да — харизматичные кандидаты в эскани — не исключение, а венец системы.
Где не «показаться», а быть — по-настоящему.
Следующий пост будет про то, как воспитывают детей в Сарнаваре, чтобы они умели чувствовать свою Нить с детства.
Это увлекательнее, чем кажется.
Переход во второй тур команда Исарана праздновала в полутени зала, где за окнами рассыпалась ранняя сарнаварская весна. Радость была ровной, без бурных возгласов — как принято у тех, кто знает цену следующим шагам. Кто-то открыл бутылку дорогого коньяка цвета янтаря, кто-то наигрывал на дутаре, напевал вполголоса.
Лайна Вертхайа вручила Исарану подарок.
— Не могло быть более подходящего момента, — сказала она. — И, надеюсь, более подходящего человека.
Это был портрет. Исаран — сидящий прямо, как он сидел бы перед комиссией или перед судьбой. Вокруг — абстрактные линии, почти руны. Но если подойти ближе и приглядеться — из линий сплетались слова: Плетение. Сарнавар. Дар. Честь. Венец. Исаран. Это была одна из немногих её работ, где всё видно сразу.
Её странные авангардные нагромождения линий, случайных предметов и цветов Исаран обычно не понимал.
— Именно поэтому мне она так нравится, — ответил он, долго глядя. Потом добавил, чуть склонив голову: — Хотя... возможно, она немного слишком... преждевременная. Я слишком эскани на портрете. А я не эскани. Это не ложь, но и не правда. Пока. Эко хлопнул его по плечу.
— Это суперпозиция. Как тебе такая версия?
Лайна улыбнулась. Приятно получать похвалу от человека который не может лгать, значит, ему и правда нравится. И в этом было тепло.
Позже, когда совсем стемнело и за окнами уже светились фонари, Лайна заговорила вновь:
— Знаешь, Исаран... я всё думаю. Велосипед. Скрипка. Чтение фантастики. Это прекрасно — для мальчика из уездного плетения. Но ты идёшь к венцу. Ты — будущий Эскани. — И что ты предлагаешь? — Что-нибудь более... взрослое. Более утончённое. Сложносочинённое. Ты не находишь, что выглядишь... слишком плебейски? Он посмотрел на неё спокойно.
— Я такой, какой есть.
— Вот именно. А я бы хотела, чтобы ты стал тем, кем можешь быть. Эко, стоявший чуть в стороне, кивнул: — Она права. Надо расти. Привычки многое говорят о человеке.
— Или ничего не говорят, — мягко парировал Исаран.
— Ну серьёзно, Исар, — продолжила Лайна, — скрипка и велосипед?
— А что не так? — Это даже не старомодно. Это... невыразительно. Не символично.
— По-моему, очень даже выразительно. Я на нём езжу. Я на ней играю. Я их читаю. Эко подался вперёд:
— Вот! Вот в этом и проблема. Всё слишком буквально. А ты — будущий эскани. Тебе нужно хобби, которое говорит о смыслах, а не о действиях. — Каллиграфия, — вставила Лайна. — Знаешь, в Каерке есть мастер, он учит писать тексты дыханием. Пишешь — и дышишь, как в медитации. Это как политика. Только на бумаге.
— Или лепка, — не отставал Эко. — Не на гончарном круге, руками. Ты чувствуешь материал, формируешь. Это же так символично.
— Или парфюмерия, — резко сказала она, будто оборвав собственную мысль. — В Каерке уже соревнуются политики: у кого глубже и изысканнее личный аромат.
— Или шахматы, — внёс свою лепту Эко. — Не просто игра. История, стратегия. Представь: ты играешь чёрными, у тебя фигуры из старой яшмы, у соперника — из морёного дуба. Все молчат. И ты — один ход. — Это всё — ты, — сказала Лайна. — Только... раскрытый.
Исаран наконец оторвался от планшета. Глаза у него были спокойные. И почти усталые.
— А можно просто: я люблю читать. И люблю кататься. И играть. Потому что это делает меня счастливым.
— Счастье — не всегда главное, — сказала Лайна. Тихо, почти мягко. Но упрямо.
— Ты будешь символом страны, — добавил Эко.
— А символ — это всегда конструкция. Собранная из деталей. Даже если эти детали — не твои.
Эко шёл дальше. Входил в переговорную. Там — он.
Исарен.
Ровная спина. Упрямая шея. Лицо, будто высеченное из измученного камня. Когда-то Эко смеялся, что у друга слишком жёсткий подбородок для доброго человека. Сейчас он видел в этом подбородке выживание. Упрямство. Ненужную, безумную решимость.
Помощник говорил:
— Завтра мы просто доходим до конца первой дистанции. Победа — дальше.
Все кивали. Эко не кивал. Он смотрел на Исарана — и не знал, что чувствовал. Гордость? Раздражение? Жалость? Или страх?
Он ведь знал, как устроен этот мир. А Исарен — всё ещё верил, что можно пройти сквозь стену, не задев ни одного гвоздя.
Во дворе штаб жил. Волонтёры пили чай, обнимались, кто-то молился, кто-то шептал стихи. Над входом — флаг Сарнавара. Под ним — гирлянда из бумажных ладоней: «Мы выбираем будущее».
Эко вышел на улицу, закурил у стены. Рядом сидел мальчишка из пресс-группы и спросил: — Вы правда верите, что мы победим?
Эко улыбнулся. Очень искренне. Очень красиво.
— Конечно, верю.
И бросил окурок в урну.
Лампочки над садом горели мягким светом. Листья шелестели в тихом ветре. Исарен сидел один на старой деревянной скамье под сливовым деревом. Он слегка сутулился, пальцы были сцеплены. На коленях лежал сложенный список избирательных участков.
Шаги. Из полумрака появился Эко в тёмном пальто, с чашкой в руке. Он уселся рядом, слегка повернувшись к Исарану.
Эко усмехнулся:
— Ты сидишь тут с таким видом, как будто сад — Гефсиманский.
Исарен не повернул головы. Дар разруления лжи он не мог контролировать, но научился хотя бы уменьшать его влияние. Опытным путём выяснил: если не смотреть на собеседника — давление меньше.
— Интересная аллюзия от зороастрийца. Что планируешь делать — целовать или рубить уши?
Эко тихо рассмеялся:
— Я не думал, ты назовёшь меня Петром.
Исарен ответил спокойно. Спокойствие тоже было важно для контроля дара: чем сильнее он эмоционально вовлекался, тем сильнее его воздействие на людей.
— Я и не назвал.
Эко внимательно посмотрел на него:
— Ты не спал? Это видно.
Исарен кивнул:
— Это не те ночи, в которые стоит спать. Завтра страна начнёт выбирать себе дорогу.
Эко протянул чашку:
— Успокоительный отвар. Поспи.
Исарен взял чашку:
— Спасибо.
Потом долго молчал. По обыкновению — глядя в никуда. Эко часто шутил, что под пристальным взглядом Исарана даже коты испытывают непреодолимое желание признаться, что это они сожрали всю сметану.
Эко опустился рядом, будто между делом отряхнув скамью.
— Мне поступило предложение. От… уважаемых людей. Если ты снимешь свою кандидатуру — ты получишь место в новом правительстве. Влиятельное. Независимое. Почётное.
Он говорил ровно, без нажима, но пристально следил за лицом Исарена.
Тот медленно повернул голову. Его глаза были спокойны, как вода, затянутая тонким льдом. — Интересно. Значит, я всё же чего-то стою.
Он опустил взгляд на руки. Эко мысленно завопил: Да посмотри ты на меня! Задай прямой вопрос! Я не смогу тебе соврать, если ты будешь смотреть. Не смогу солгать, если ты спросишь как надо. Какого хрена ты играешь в поддавки со всем миром? Зачем ты такой благородный? С тобой церемониться не будут! Мало тебя били в детстве?..
— А ты… — опять не вопрос. Огрызок вопроса. Снова возможность для Эко уйти, увильнуть. Зачем?.. Зачем?..
— Я должен был сказать. Остальное — твой выбор. В целом, большинство кандидатов получили подобные предложения.
— Вот ты и целуешь, — произнёс Исарен почти шёпотом, с той самой бледной, изломанной улыбкой, что оставалась у него на губах после бессонных ночей.
Эко чуть дёрнулся, но взял себя в руки.
— Это политика, Исар. Здесь нет ни чести, ни бесчестья. Только шахматная доска.
— И тем хуже для вас, — тихо ответил Исарен. — Потому что я на ней не фигура.
Он встал — и ушёл в глубину сада, оставив Эко сидеть одному, в тени сливовых ветвей, и смотреть ему вслед.
Блог Джоэла.
Первый тур. 24 кандидата. Добро пожаловать на самые вежливые, красивые и психоэмоционально насыщенные выборы на планете.
Выборы эскани в Сарнаваре — это не просто политика. Это будто бы "Игра престолов", но без крови. Зато с музыкой, дарами и беседами о высоком.
24 кандидата.
Из них 10 — представители Великих плетений. Остальные — самовыдвиженцы, мечтатели, харизматики и герои нового времени.
И я, как почётный зять семьи Кашвад, просто обязан сказать пару слов о нашем кандидате — Осорве Кашвад.
Осорва Кашвад
Женщина-энциклопедия. Юрист, стратег — у неё в голове вся Конституция Сарнавара, включая сноски, правки и подводные камни. Говорит строго, но логично. Умеет превратить скучный закон в вдохновляющую речь — и наоборот.
Не самый харизматичный кандидат, но очень надёжный. И если бы страна голосовала разумом, а не сердцем — Осорва уже сидела бы в кресле Эскани.
А теперь — трое кандидатов, которых обсуждают все, и которые, скорее всего, выйдут во второй тур:
Тахо Нордели
Женщина, за которой идёт пламя. Всегда в чёрном и красном. Дар — мотивировать людей. Буквально.
Даже я, смотря её речь в записи, чуть не записался добровольцем на какое-нибудь строительство.
Плетение Нордели — среднее, но за ней стоит одно из Великих.
Умна, дерзка, умеет говорить так, что дрожат стены, а камеры сами наводятся на её лицо.
Супран Моран
Честный, системный, работяга от правительства.
Те, кто не любят страстей и хотят, чтобы всё просто работало, голосуют за него.
Он как хорошая антикризисная инструкция: понятен, предсказуем, но, возможно, не вдохновляет. На мой взгляд — отличный премьер, но не эскани.
Исаран Таор-Санар
Про него говорить трудно — потому что в нём нет ничего «типичного». Он — бесплетельный, то есть не принадлежит ни одному роду. И он — кандидат.
Дар: разрушение лжи. Он не может лгать. Ему нельзя лгать в ответ на прямой вопрос. И даже в его присутствии лгать трудно.
Он не задаёт прямых вопросов без нужды. Не смотрит в глаза — чтобы не создавать давления. Говорит так, будто каждое слово на вес золота.
Собранный. Странно обаятельный. И одновременно — будто всегда немного в стороне. Люди рядом с ним ощущают… оголённость. Кто-то это не выносит. Кто-то — находит в этом надежду.
Я не знаю, победит ли он. Но я знаю: в нём есть правда, и многие это чувствуют.
Второй тур будет жарким.
Даже если здесь не принято кричать на дебатах и кидаться бумажками.
В этой стране тебя могут победить взглядом, песней или истиной.
И это, чёрт побери, красиво.
#Сарнавар #Эскани2028 #ВыборыБезПопкорна
Три дня до выборов — политическая тишина. Но не тишина мечей.
Первая фаза закончилась. Дебаты, речи, жаркие интервью — всё позади.
Теперь — три дня священной предвыборной тишины, в течение которых нельзя говорить о политике. Вообще. Ни намёков, ни лозунгов, ни репостов. Только тишина… и фехтование.
Да-да. Фехтование.
Вы не ослышались: около 70% сарнаварцев владеют лёгким одноручным мечом. И не просто владеют — это почти национальное искусство. Чистое движение, внутренняя сосредоточенность, ритм, уважение.
И вот — на третий день до выборов — кандидаты собрались на большой открытой фехтовальной площадке, под утренним светом, и сразились.
Тахо Нордели
Появилась в спортивном костюме цвета алой зари. На минуту мне показалось, что я на съёмках "Убить Билла 3: Сарнавар".
Её стиль — быстрая, хищная пластика, как будто каждый выпад — это идея, а каждая защита — аргумент.
Супран Моран
Отказался фехтовать. Сказал: «Каждый должен знать свою силу. Моя — в словах и системах».
Уважение. Но жаль — интересно было бы посмотреть.
Осорва Кашвад
Я видел, как она тренируется с Лиарой в саду дома плетения Кашвад. Там фехтование — способ диалога, а не демонстрации.
Исаран Таор Санар
Как всегда — минимализм. Он не делает ничего лишнего. Но всё, что делает, — невозможно игнорировать.
Его движения, как его речь: точны, спокойны. И при этом заставляют всех вокруг внимать.
Остальные... кто как. Некоторые фехтовали отлично, некоторые — старались. Один чуть не задел дрон-транслятор.
Политическая тишина — но не молчание. А общение.
Кандидаты выходят в сад у Дворца Совета, и любой прохожий может подойти и поговорить с ними.
О любимом блюде. О детстве. О книгах. Но ни слова — о политике.
Сегодня я увидел Исарана под магнолией, беседующего с детьми о комиксах. А потом он представил свою невесту — Лайну Вертхайа, художницу-авангардистку, более известную в Берлине и Амстердаме, чем в столице Сарнавара.
Он сказал с лёгкой улыбкой:
«Я ничего не понимаю в её картинах. Но я верю, что смысл в них есть. Просто он мне пока не открылся.»
Три дня — не молчания, а настоящего слушания.
Здесь, прежде чем выбрать лидера, сначала смотрят: человек ли он.
***
Почему все кандидаты в Эскани — как будто из касты “харизматичных”?
(И нет, дело не в симметрии лица)
Вы это тоже заметили?
Я не про «красоту» в западном понимании. Тут нет конкурса красоты.
Среди 24 кандидатов — мужчина с глубоким шрамом через всё лицо (и это его не портит, а делает магнетичным), женщина в инвалидном кресле, бывший паралимпиец с катарактой, человек с альбинизмом, двое — откровенно асексуальны, без попытки подстраиваться под чей-то “глянец”.
Но с каждым из них хочется говорить. Они излучают... внутреннюю собранность.
Приятно на них смотреть. Не потому что «идеально», а потому что цельно.
Я спросил об этом сарнаварских знакомых. А потом — полез в публикации (да, у них даже это изучают). И вот что они говорят:
Чем сильнее у человека развиты дары — особенно ментальные, — тем выше его стремление к внутренней гармонии.
А она, в свою очередь, проявляется внешне.
Не “идеальная кожа”. Не “фигура по стандарту”.
А гармония между собой и миром, которая читается в движениях, голосе, взгляде.
Что-то, что трудно подделать, но невозможно не почувствовать.
Сарнаварцы называют это "ликом нити" — отражением судьбы, вплетённой в тебя.
Это не про молодость или возраст, не про инвалидность или телосложение.
Это про… уместность. Присутствие. Чистоту намерения.
И знаете, что самое странное?
Я не могу вспомнить ни одного кандидата, который бы показался мне неприятным.
Спорным — да. Радикальным — бывает. Но неприятным? Ни одного.
Может, в этом и есть суть сарнаварской политики?
Что кандидат должен быть не «красивым», а цельным.
Чтобы его облик воспринимался как приглашение к разговору, а не к спору.
В следующем посте — о том, как сарнаварцы тренируют дары и характер одновременно.
Уверен, вам понравится.
P.S. Это ведь касается не только политиков.
В какой-то момент я понял: тут все — от водителей трамвая до хирургов и ремесленников — часто выглядят… цельными.
Как будто занимаются именно тем, чем должны. Не «блистательно», не напоказ — а внутренне уместно.
Я однажды поехал в Кашвадан (столицу земель плетения Лиары) на поезде.
Кондуктор — седой, в линялом жилете, с голосом, как у барда. Он шутил, запоминал имена пассажиров, угощал сушёными абрикосами и рассказывал, что его Дар — “ощущение комфорта”.
Он буквально чувствует, кому где лучше сидеть.
И вот сидишь напротив этого дедушки — и думаешь: а ведь он красив.
Не в смысле — «модель с обложки», а в смысле — светится.
Потому что его Нить прочная. Потому что он на своём месте. И это сразу видно.
Так что да — харизматичные кандидаты в эскани — не исключение, а венец системы.
Где не «показаться», а быть — по-настоящему.
Следующий пост будет про то, как воспитывают детей в Сарнаваре, чтобы они умели чувствовать свою Нить с детства.
Это увлекательнее, чем кажется.
***
Переход во второй тур команда Исарана праздновала в полутени зала, где за окнами рассыпалась ранняя сарнаварская весна. Радость была ровной, без бурных возгласов — как принято у тех, кто знает цену следующим шагам. Кто-то открыл бутылку дорогого коньяка цвета янтаря, кто-то наигрывал на дутаре, напевал вполголоса.
Лайна Вертхайа вручила Исарану подарок.
— Не могло быть более подходящего момента, — сказала она. — И, надеюсь, более подходящего человека.
Это был портрет. Исаран — сидящий прямо, как он сидел бы перед комиссией или перед судьбой. Вокруг — абстрактные линии, почти руны. Но если подойти ближе и приглядеться — из линий сплетались слова: Плетение. Сарнавар. Дар. Честь. Венец. Исаран. Это была одна из немногих её работ, где всё видно сразу.
Её странные авангардные нагромождения линий, случайных предметов и цветов Исаран обычно не понимал.
— Именно поэтому мне она так нравится, — ответил он, долго глядя. Потом добавил, чуть склонив голову: — Хотя... возможно, она немного слишком... преждевременная. Я слишком эскани на портрете. А я не эскани. Это не ложь, но и не правда. Пока. Эко хлопнул его по плечу.
— Это суперпозиция. Как тебе такая версия?
Лайна улыбнулась. Приятно получать похвалу от человека который не может лгать, значит, ему и правда нравится. И в этом было тепло.
Позже, когда совсем стемнело и за окнами уже светились фонари, Лайна заговорила вновь:
— Знаешь, Исаран... я всё думаю. Велосипед. Скрипка. Чтение фантастики. Это прекрасно — для мальчика из уездного плетения. Но ты идёшь к венцу. Ты — будущий Эскани. — И что ты предлагаешь? — Что-нибудь более... взрослое. Более утончённое. Сложносочинённое. Ты не находишь, что выглядишь... слишком плебейски? Он посмотрел на неё спокойно.
— Я такой, какой есть.
— Вот именно. А я бы хотела, чтобы ты стал тем, кем можешь быть. Эко, стоявший чуть в стороне, кивнул: — Она права. Надо расти. Привычки многое говорят о человеке.
— Или ничего не говорят, — мягко парировал Исаран.
— Ну серьёзно, Исар, — продолжила Лайна, — скрипка и велосипед?
— А что не так? — Это даже не старомодно. Это... невыразительно. Не символично.
— По-моему, очень даже выразительно. Я на нём езжу. Я на ней играю. Я их читаю. Эко подался вперёд:
— Вот! Вот в этом и проблема. Всё слишком буквально. А ты — будущий эскани. Тебе нужно хобби, которое говорит о смыслах, а не о действиях. — Каллиграфия, — вставила Лайна. — Знаешь, в Каерке есть мастер, он учит писать тексты дыханием. Пишешь — и дышишь, как в медитации. Это как политика. Только на бумаге.
— Или лепка, — не отставал Эко. — Не на гончарном круге, руками. Ты чувствуешь материал, формируешь. Это же так символично.
— Или парфюмерия, — резко сказала она, будто оборвав собственную мысль. — В Каерке уже соревнуются политики: у кого глубже и изысканнее личный аромат.
— Или шахматы, — внёс свою лепту Эко. — Не просто игра. История, стратегия. Представь: ты играешь чёрными, у тебя фигуры из старой яшмы, у соперника — из морёного дуба. Все молчат. И ты — один ход. — Это всё — ты, — сказала Лайна. — Только... раскрытый.
Исаран наконец оторвался от планшета. Глаза у него были спокойные. И почти усталые.
— А можно просто: я люблю читать. И люблю кататься. И играть. Потому что это делает меня счастливым.
— Счастье — не всегда главное, — сказала Лайна. Тихо, почти мягко. Но упрямо.
— Ты будешь символом страны, — добавил Эко.
— А символ — это всегда конструкция. Собранная из деталей. Даже если эти детали — не твои.
