Глава 1. Зеленые
Не было белого света в конце тоннеля. И самого тоннеля не было. Мир выключился – а потом снова включился, разом. И я увидела две зеленые рожи, нависающие надо мной. В буквальном смысле зеленые: одна светло-салатового оттенка, очень надменная; вторая, скорее, болотного. Даже вполне симпатичная, если бы не цвет.
- Мира вам, зелененькие человечки, - прощелкала я, не узнав собственного голоса – и закрыла глаза. Хорошая в этой клинике анестезия, веселая. Когда вырезали аппендицит, ничего подобного не было: начала считать на операционном столе, очнулась на койке в палате под голос нянечки: «Просыпайся, девонька! Проснулась? Ну, теперь можешь спать». А спать-то уже было больно…
- Очнулась! – прощелкал молодой мужской голос. Тембр приятный, хотя мне больше нравятся мелодичные языки. Подглядела немного сквозь ресницы: говорил болотный. Глаза цвета хаки блестят энтузиазмом, волосы топорщатся в художественном беспорядке. Он еще и провел по ним пятерней… нет, шестерней, окончательно растрепав.
- Отходим за купол, - скомандовал светло-салатовый. Ясно, кто главный на этой клумбе. Надменный тип выглядел старше, говорил сухо, смотрел с подозрением. Зелень волос отдавала немного в лимонный - наверно, местный блондин.
Оба сделали по три шага назад, салатово-лимонный исполнил шестипалой рукой какие-то пассы, и они замерли, глядя на меня в ожидании.
Ага, как же. Буду я их развлекать.
Кстати, а почему это я сижу? Как пациент, имею полное право лежать. Попробовала изменить положение тела, но почему-то не получилось. Под попой имелось что-то твердое, вроде табуретки – неудобное, даже без спинки. А где же специально оборудованная больничная койка, меняющая положение под пациента? Или я все еще на операционном столе? Там тем более сидеть не заставляют!
Табуретка мне не понравилась. В негодовании распахнула глаза:
- Что за порядки? Я предпочитаю лежачее положение!
Зеленые переглянулись.
- Хорошо, можешь лечь, - ответил салатовый, и я почувствовала, что тело способно двигаться. Только койки не появилось.
Я быстро поднялась на ноги – и зашаталась, едва не упав: в каждой ноге оказалось по две коленки, и сгибались они в абсолютно любом направлении. Как на этих шарнирах удерживать равновесие? Руки тоже не отставали: в каждой обнаружилось по два локтя, и были они… изумрудными! Очень красивый оттенок. Подойдет к волосам, они у меня темно-каштановые.
Стоять получалось плохо, возвращаться на табуретку не хотелось из принципа. Я с интересом огляделась вокруг. Похоже на лабораторию: неподалеку негромко жужжит выдолбленный из камня… мм, назовем его «аппарат», мигая встроенными кристаллами, будто разноцветными кнопками; вдоль стен протянулись полки с какими-то колбами и инструментами, а под ними ряд сундуков – древних, кованых! Окон нет, но освещение яркое – правда, ни одной лампы не вижу. Помещение просторное; в центре металлический стол: очень чистый, сверкает. За ним еще какое-то громоздкое приспособление… булькает. Самогон, что ли, гонят эти зелененькие друзья?
Вот – нашла то, что нужно: массивное кресло с мягкой обивкой! Стоит у стола из темного дерева, заваленного какими-то свитками. В это кресло еще бы подушечку, и буду счастлива! Торопясь очутиться в комфорте, я заковыляла на своих многоколенчатых ножках, готовых вывернуться или сложиться в любой момент, как сломанный зонтик – и вдруг словно наткнулась на стену из воздуха.
- Эй! Пропустите, имейте совесть!
Мне не ответили.
Я заколотила изумрудными кулаками по упругости пустоты. Лимонно -салатовый наблюдал со злорадством, болотный снова взъерошил свою шевелюру, глядя с явным азартом: а вдруг прорвусь?
Не прорвалась. Обойдя невидимую преграду по внутреннему периметру, я обнаружила, что словно замурована под колпаком. Тут меня разобрала настоящая злость: что за наглые галлюцинации – обездвиживают, запирают; скоро опыты надо мной начнут проводить?! Болотный еще и пометки какие-то успевает делать, выхватывая из рукава мерцающий свиток, проводя по нему ногтем и пряча обратно.
- Уберите немедленно эту клетку! – заорала я, пиная невидимый барьер пятками. Кстати, удобно, что коленки такие гибкие. И обувь на мне с каблуком, все ж оружие. А вот платьишко подвело: слишком узкое, кружевное, короткое. Все четыре коленки торчат. В такой одежде не повоюешь. Мне бы спортивный костюм…
Болотный застрочил ногтем в своем свитке, даже не успевая его убирать:
- Энергетический фон повышается, сила импульсов по шкале Трубла двадцать четыре груца…
- Хватит, - салатовый смотрел на меня с брезгливостью: – Присядьте, явившаяся. Побеседуем.
- Сначала верните свободу! – я от души шлепнула ладонью по невидимой пленке прямо напротив его физиономии, представляя, что это пощечина. Пленка внезапно ответила разрядом электричества. Я даже успела заметить размеры накрывшего меня купола, по которому пробежали лиловые всполохи. Прям уж, купол – колпачок!
Больно…
- Госпожа Шу, возьмите контроль, - холодно велел лимонно-салатовый. И тут мой рот сам собой произнес:
- Не могу, господин директор. У новой сущности лучше контакт с телом. Оно подчиняется ей.
Что это было? Кто за меня говорит? Язык мой – враг мой?!
«Успокойся, девочка, - зазвучал в голове женский голос. – Ничего плохого тебе не сделают. Присядь и ответь на вопросы директора, все попаданцы через это проходят».
«Кто вы? Где я? Какие еще попаданцы?! Вы меня слышите? Вы телепат?» - вопросы могли бы взорвать мою голову.
«Присядь», - ласково повторила женщина. И я вернулась на табуретку. Коленки коварно согнулись – верхние вбок, а вот нижним не повезло: вывернулись назад и ударились о ножки ненавистного мне сидения.
«Ох, я же в платье!» - подумала вяло – и сдвинула все коленки вперед, разместив рядышком, поприличнее. Левой рукой оперлась о верхние, правой принялась массировать нижние, чтоб не осталось синяков. Молодой болотный сдавленно хрюкнул, но под взглядом начальства смутился и сосредоточенно уставился в свой мерцающий свиток.
- Что ж, приступим. – Салатовый скрутил пальцы в какую-то зюзю и стал смотреть на меня сквозь нее. – Ваше имя, явившаяся?
- Диана. А ваше?
Сейчас скажет: «Здесь вопросы задаю я!» Не сказал; оглядел меня оценивающе и ответил без особых эмоций:
- Профессор Гран. Избранный.
Кем и куда он был избран, уточнить не успела, последовал новый вопрос:
- Род занятий?
- Студентка консерватории.
- Название мира?
- Планета Земля. Только не говорите, что мы находимся в летающей тарелке!
- Зачем бы я стал говорить вам такую глупость? – удивился профессор, он же Директор и Избранный. – Не отвлекайтесь. Род вашей магии?
Вот тут я зависла. И как бы ответить, чтоб не соврать?
- Женский?
А что, слово «магия» женского рода. По крайней мере, в моем языке. А в этом щёлканье, при посредстве которого мы здесь общаемся, у неодушевленных понятий, похоже, вообще рода нет. Но я не согласна считать магию чем-то неодушевленным!
- Поясните ответ, - потребовал профессор. Его болотный ассистент аж подался вперед от еле сдерживаемого любопытства.
С удовольствием! Я принялась излагать им свои соображения, и не останавливалась до тех пор, пока и без того салатовое лицо заносчивого профессора не позеленело еще сильней. «Зюзя», сложенная из шести пальцев, слегка задрожала:
- Я не позволю вам издеваться над нашим гостеприимством! – процедил салатовый. Вот видно же, что не просто профессор, а настоящий директор! – Разряд!
Болотный замешкался, но подчинился. Поверхность невидимого колпака вновь озарилась всполохами, пара зарядов отправилась точно в меня.
- Это что за гестапо?! – взвизгнула я, изрядно напуганная. – Нет у меня никакой магии, ни одного рода, вида, типа и даже жанра! Когда уже закончится операция? Есть у меня жалобы на анестезиолога, было реально больно!
- О какой операции вы говорите, мм… Диана?
- Как это о какой? Я попала в аварию, и теперь врачи штопают мое тело. Почему я должна вам это объяснять?
Зеленые переглянулись.
«Бедная девочка, - я снова услышала женщину в своей голове. – Теперь у тебя только одно тело - это. Ты такая же попаданка, как я».
- Попаданка? – повторила я вслух. – Да что это значит?
- Об этом потом, - оборвал меня резко директор. – Госпожа Шу вам все объяснит, не будем терять времени попусту. Итак, повторяю вопрос: какой магией вы владеете?
У меня началась истерика. Ответа «нет у меня никакой магии» зеленое чудище не принимало. На меня смотрели сквозь пальцы, окутывали дымом, поливали шипучей жидкостью. Уличить во лжи не удавалось, но и вытянуть «правду» - то бишь, какое-нибудь волшебство – профессор не мог. «Правильно, не признавайся!» - подзуживал голос в моей голове, почему-то переставший казаться заботливым. А потом салатовый потерял терпение:
- Тест на стихийную магию, подключай номер 8-1, - коротко скомандовал он болотному ассистенту. Тот тревожно нахмурился, но спорить не стал. Сердце сжалось недобрым предчувствием, и не зря: стенки защитного купола вдруг подернулись маревом, как бывает на сильной жаре - а потом появился огонь.
Языки пламени обступали со всех сторон, постепенно сжимая кольцо. Я заорала от ужаса.
- Защищайся! – велел директор. – Что у тебя есть? Магия воды? Земли? Воздухом тоже получится! Если огонь, направляй его встречным потоком. Ну же, действуй!
- Инквизиторы!! – вопила я, задыхаясь. – Чтоб вас заживо сожгли, садисты адовы! У вас что там, пожар в операционной? Проводка загорелась? Разбудите меня, а то ведь залечите до смерти!
Говорят, боль помогает проснуться. При анестезии это правило не должно действовать, она ведь и придумана для того, чтобы бороться с болью. «Я ничего не почувствую! – убеждала я себя в панике, глядя на стену огня. – А если почувствую – сразу проснусь, и все это исчезнет!» Но когда язык пламени все же коснулся моей изумрудной кожи, боль была нестерпимой - но вернуться в сознание (то есть, в нормальный человеческий мир) так и не помогла.
- Профессор Гран, сэр, эта девушка не владеет стихийной магией! – закричал сам собой мой рот.
И тогда огонь вдруг исчез. Меня окутало какой-то морозной субстанцией. Поврежденную кожу защипало, потом по телу пробежала волна теплого воздуха – и все закончилось. Боль ушла. Все четыре коленки дрожали; я обнаружила себя стоящей на табуретке, с поднятыми руками, которыми пыталась защитить голову. Платьишко, к счастью, уцелело, только покрылось копотью. Ассистент, чей цвет кожи сейчас оказался ближе к фисташковому, аккуратно сворачивал длинный шланг.
- Н-да, стихии вам неподвластны, - с сожалением констатировал его начальник. И начал скручивать пальцы в очередную фигуру.
- Отпустите, - мой голос дрожал. – Я ничего плохого не делала. Та авария просто случайность. Мотоциклист ведь жив? Правда? Я свернула с дороги, я помню… Я уверена, что не могла его сбить…
Слезы сами текли из глаз. Может быть, этот ад – наказание за случившееся на дороге? Машина вильнула, попав колесом в выбоину асфальта. Меня понесло на встречную полосу, и тут из-за поворота, прямо мне в лоб, вылетел ничего не подозревающий мотоциклист. Я не успела ни испугаться, ни о чем-то подумать: руки просто вывернули руль до упора, и меня понесло в кювет.
- Пожалуйста, скажите мне, что он жив…
Если нет – пусть зеленые черти так и жарят меня под своим электрическим колпаком до скончания времен. Не буду сопротивляться.
«Я уверена, что он жив, девочка, - женский голос в моей голове сейчас звучал очень мягко. – Это ты умерла. Не пугайся, у тебя есть шанс на новую жизнь. Только продолжай скрывать свою магию!»
Глава 2. Кто со мной в голове?
Расставшись с надеждой обнаружить во мне «стихийную магию», профессор не прекратил своих экспериментов. Он некультурно кричал, чего-то от меня требовал, продолжая гнуть зеленые пальцы, и придумывал все новые испытания. Уж не знаю, на что меня проверяли, от усталости совсем перестала соображать. Помню только, что в какой-то момент запыхавшийся ассистент приволок большущий сундук, и профессор повелительным жестом поднял из него нечто бурое и разлагающееся.
Трупный запах окутал меня тошнотворным дурманом, когда ассистент загнал эту нежить под невидимый купол. Кости рук с остатками тухлого мяса, на глазах пожираемого червями, потянулись ко мне. Заорав, я спрыгнула с табуретки и швырнула ее со всей силы в кошмарного монстра - жаль, что в бурого, а не в салатового, именующего себя «профессором».
После этого я потеряла сознание.
Первой мыслью, разгоняющей темноту, стало: как же приятно! Мягкость подушек, в которых полулежу. Теплый солнечный луч гладит кожу. Нежно пахнет цветами, и какая-то птица мелодично пощелкивает над головой. В чем подвох?
Распахнула глаза – и им не поверила: я устроилась в кресле-качалке на веранде, окруженной великолепием небывалого сада, и что-то вяжу. Небо желтое, солнце тусклое – сливается с небом. Девственно-белые травы оплетают чаши цветов, в них плещется то ли нектар, то ли яд, то ли дождевая вода. На мне пышное платье с длинной юбкой и кружевными воланами. На коленях корзинка с клубочками, в каждой руке по два тонких крючка: три пальца сжимают один, три пальца – другой (итого, пальцев все еще шесть, изумрудные). Вот и подвох: не может мне быть хорошо - я умерла! Сейчас явятся зеленые черти и снова станут меня пытать.
Не хочу ни на что смотреть.
Я зажмурилась.
- Не закрывай глаза, милая, неудобно вязать, - попросил женский голос в моей голове.
Ага, буду я заботится о вашем удобстве! Я в сердцах отшвырнула корзинку, клубки покатились по полу, спутываясь длинными нитями.
- Когда ты пребывала в отключке, было гораздо удобнее, - проворчал голос. - Жаль, что это тело слушается тебя. В каком теле ты жила в своем мире?
- Уж точно не в зеленом!
- Цвет не имеет значения, - рассудительно произнес голос.
- И коленок у меня было две, и они не складывались, куда захотят, будто сломанный зонтик!
- Да, коленок много, конечностей мало, - согласилась неведомая собеседница.
Я насторожилась:
- А сколько, по-твоему, должно быть конечностей?
- У меня было десять, - голос в моей голове зазвучал ностальгией.
- Где же еще шесть, профессор отрезал?
- Ты не понимаешь…
И голос начал рассказывать, спокойно, немного печально, а перед глазами всплывали картинки. И их воображала не я.
Звали ее Баба Шу. Было у нее триста внуков и более пяти тысяч правнуков. Скончалась она достойно, от старости - и внезапно обнаружила себя здесь, в этом теле, в лаборатории, под колпаком; обездвиженная так же, как я.
- Тебя тоже пытали огнем? – я невольно прониклась сочувствием.
- Нет, я сразу призналась, какой магией владела на родине, потому что тут она бесполезна. Это тело не способно производить паутину.
Я увидела чужой мир. Подземелье, освещенное светом голубоватых кристаллов, и воздушные кружева, его заполняющие. Они были повсюду: сплетались дорожками и ярусами, трепетали гардинами, заменяя стены жилищ, и окутывали острые сколы каменных сталактитов, чтобы никто не поранился. В кружевах качали детишек, выводили полезную для здоровья растительность и укрывали от взглядов сокровища. В кружева ловили и чужаков. Чтобы затем сожрать. Баба Шу была паучихой.
Конечностей у нее и впрямь было десять: часть с присосками, чтобы удерживаться на отвесных поверхностях, часть – для совершения различных действий, требующих точности и изящества.
