Ага, «мальчик». Хотя – пусть старается.
И я стала рассказывать, насколько чужим для меня выглядит новый мир. Желтое небо, зеленые люди… На собственные руки взглянуть не могу, плакать хочется!
- Какого же цвета должны быть руки?
Я огляделась – и ткнула пальцем в сторону сада.
- Ты хочешь быть похожей на траву? – поразился Кир. Уж кто бы говорил, от похожего на мох слышу… – А небо у вас голубое? Жуть какая!
- Это красиво, - обиделась я.
- Покажи, - решительно заявил Кир. – Обещаю, что сделаю нужные стекла, но я должен знать правильные цвета. Вдруг выйдет еще страшнее?
И он предложил мне отправиться в лабораторию. Удобно быть ассистентом директора, все оборудование доступно.
Очень не хотелось мне туда возвращаться…
- Диана, - глаза цвета хаки смотрели проникновенно, - клянусь, что не причиню тебе никакого вреда! Ты и в прошлый раз была в безопасности…
- Да?!
- Это всего лишь психологическое давление! Подумай, стал бы профессор Гран истязать родную племянницу?
- Ее сознание отключилось, она и не знает, что ее истязали! – тут меня поразила догадка: - А может быть, знает, и поэтому не возвращается в тело?
- Мы не монстры!
- С этим я бы поспорила. Знаешь, как было больно, когда вы меня жгли огнем?
Кир смутился:
- Да, профессор увлекся, следовало остановить стихийное тестирование раньше. – Он взглянул на меня с мольбой: - Диана, прости! И позволь сделать так, чтобы наш мир не казался тебе столь чудовищным. Так каким будет небо?
Не знаю, с чего я ему доверилась. Может, действовало на мозг настроение Бабы Шу? Отчего-то Кир был ей симпатичен. И вот он стоит возле «маго-машины», которую сам сконструировал, и излагает мне принципы ее действия. Плечи гордо расправлены, шестерня в волосах, верхняя коленка оттопырена в сторону. Ведь зацепится кто-нибудь, как пить дать…
Аппарат, в который мне предстояло забраться, мог слушать мысли и читать образы, проецируя их на экран. Оставалось… забраться.
- Ты можешь уйти, - Кир прочел мои мысли и без аппарата. Плечи парня поникли. Интересно, он может сложить бровки домиком?
Я обогнула его коленку и молча вскарабкалась в ложе. Вокруг замерцало и загудело; я почувствовала, как тело окутывает плотная желеобразная масса. А дышать я смогу?
Нахлынула паника. Мамочка!
Я увидела лицо мамы так ясно, будто она была рядом. Ласковая улыбка, обещающая, что все будет хорошо…
- И правда, какой необычный цвет! – вклинился голос Кира. Да чтоб его, такое воспоминание испортил!
Маго-машина тихонько урчала; масса, прильнувшая к телу, не пыталась меня задушить. Я начала успокаиваться. Где-то внутри головы приговаривала Баба Шу:
- Все хорошо, милая, все хорошо…
Не хочу, чтобы на стенки «маго-машины» проецировали мою семью. Покажу Киру небо, как договаривались.
Перед глазами возникла картинка заката:
- Но оно желтое! – разочарованно воскликнул Кир.
- Подожди, я перепредставлю.
Вот: отличный июньский день, небо голубое-преголубое, листики вокруг свеженькие, сочно-зеленые… и расцветает сирень. Игорь отломил веточку:
- Это тебе.
- Эй! На таких, как ты, кустов не напасешься! Лучше ищи цветки с пятью лепестками, загадаем желания.
- А какое у тебя желание? – Игорь добродушно посмеивается. А зря: желание у меня одно – чтобы он меня полюбил; только этого никогда не будет. Он женат на чудесной девушке. И я делаю все, чтобы скрывать свои чувства.
- Разумеется, победить в конкурсе! Ищи, не отлынивай, мы же дуэт.
Сую ветку ему под нос.
Игорь – скрипка, я – фортепиано. Оба учимся в консерватории. В моей памяти зазвучала соната Шуберта. Сколько часов мы провели с этой музыкой…
Скрипка бежала вперед легко, но боялась сорваться. Фортепиано ее подхватывало. То отступало, тихонько любуясь; то подзадоривало, бросаясь наперегонки. Скрипка поет так красиво… Иногда она затихала, оглядываясь; но фортепиано никогда не бросало ее в одиночестве. Давало передохнуть, звонким переливом дарило улыбку – и бережно уносило вперед. Оно пело ей о любви – но так, чтобы слышали все голос скрипки…
У меня побежали слезы. Желеобразная масса их не впитывала, даже не давала скатиться. Слезы копились в глазах, как в двух небольших колодцах… Что же такое? Я никогда не плачу! Особенно, перед людьми. Или нелюдями…
«Как же это красиво и грустно», - произнес в голове голосок юной девушки. Эя?! Кто из нас сейчас плачет спрятанным в маго-машину телом?
Скрипка тревожно метнулась и стихла, фортепиано набрало силу: я заиграла Рахманинова. Слезы смыло могучей рекой. Вы хотели увидеть мой мир? Слушайте…
- Так вот она какая, твоя магия! – потрясенно выдохнул Кир.
Ууу… У меня в голове депрессия. Тело меня не слушается: протекает слезами, как ржавая бочка в саду моей бабушки после дождя, и, как та бочка, совсем не желает двигаться. Зато Баба Шу довольна: снова сидим в качалке, четыре крючка так и мелькают над корзинкой с клубочками.
- Отдохни, моя милушка, - приговаривает Баба Шу. - Мы совсем потеряли твое сознание!
- Ууу… - это Эя. Зависла на одной ноте и сверлит мозг.
Что мы оплакиваем, так и не знаю: причинами своих завываний Эя не делится. Пытаюсь ее взбодрить:
- Слезами горю не поможешь! Это народная мудрость моего мира, думаю, во всех мирах применима. Давай-ка встряхнемся, устроим пробежку… Покажи мне ваш сад! Никогда такого не видела, знаешь, как интересно?
- У меня нет сил шевелиться, - умирающим голоском отвечает Эя. Ерунда, без нее это тело было готово бежать без оглядки хоть четверо суток подряд!
- Давай, хоть попробуем?
- Нет, - в голоске прорезается внезапная твердость. – Никуда я идти не могу. Ууу…
- Поспи, моя маленькая, - Баба Шу плавно подталкивает общей попой качалку, и мне лишь остается смотреть на осточертевшие кружева в проворных руках. Управление телом отныне будет делегировать Эя, и явно не мне. А как же побег?
Завывания все же стихают. Эя и правда уснула? Меня тоже тут укачает…
- Баба Шу, ты ведь знаешь, что нужно размяться. В здоровом теле здоровый дух!
- Сначала довяжем еще два волана.
С раздражением оглядываю надетое платье:
- Твои воланы скоро в кресле помещаться не будут! Утонем в них, как в пене морской. Первое платьишко было гораздо удобнее. Простенькое, легонькое, ни за что не зацепится…
- То, что ты видела в лаборатории, когда появилась? Это тряпка, которую не жалко испортить во время тестирований попаданца. Не капризничай, деточка, надо закончить работу.
И продолжает стучать своими крючками. Нашла себе «деточку», тиран паучачий…
- Баба Шу, сколько тебе лет?
- Три тысячи восемьдесят пять. Только не проси пересчитывать на ваше летоисчисление, - голос звучит насмешливо. В общем, много; но это и так было ясно.
Как же вернуть себе право двигаться? Не хочу существовать овощем на этой зеленой грядке!
Снова потекли слезы - Эя не спит. Ладно, если разговоры не действуют, попробую к ней обратиться без слов. Представила крышку старенького пианино, стоявшего в моей комнате. Только одна царапина на полировке, за столько лет! Не по моей вине, гость приложился на мамином дне рождения. Как же она расстроилась… Когда пианино мне только купили, мама каждый день протирала с него пыль влажной тряпочкой. Священнодействовала по-своему. В детстве мечтала стать музыкантом, но не сложилось…
Мысленно подняла крышку. Легонько погладила гладкие спинки клавиш - и заиграла Шопена, прелюдию. Чистую, как голосок Эи, светлую, но немного печальную. Баба Шу перестала вязать.
- Еще! – попросила Эя, когда отзвучала последняя нота. Я почувствовала, как в нашем теле колотится сердце. – Диана, как это прекрасно…
- Только не плачь. Сейчас я сыграю вальс, это танец. - Под колокольчики нежных триолей Шопена я впервые услышала ее смех.
Баба Шу отложила вязание и грациозно спорхнула с крыльца. Мое тело кружилось, то замирая на кончиках пальцев, почти в невесомости, в сговоре с ветром – то тихо скользя по дорожке пышного сада, что мог лишь присниться Шопену. Я поразилась:
- Пауки в вашем мире умеют танцевать вальс?
- Ах, это называется вааальс, - певуче повторила за мной Баба Шу. - Нет, не умеют. Играй, Диана, играй!
- Как чудесно! – звенел в голове голосок Эи. – Это…
Что-то вспомнив, она вдруг запнулась на полуслове. Тело замерло, руки бессильно упали.
- Танцуй, Баба Шу, танцуй! – я ударила по эмоциям Эи мазуркой. Этого показалось мало; тогда перекинулась на «Венгерские танцы» Брамса: - Баба Шу, добавь темперамента!
Потом мы отдувались, все трое в согласии, под каким-то лиловым кустом (хорошо, что он не плевался!) И вдруг обнаружили зрителя. Кир, смущенный, и оттого немного фисташковый, выбрался из подорожников:
- Я боялся отвлечь. Диана, ты такая красивая!
- Это Эя у нас красивая, - осадила я парня. - А танцует у нас Баба Шу.
- Ну, а ты им играешь волшебную музыку, - тут же нашелся Кир.
- Ты не мог ее слышать.
- Я чувствовал! Артефактор улавливает потоки магии, иначе как бы он с ними работал, замыкая в изделиях?
- Все понятно, шпионишь и нахально подлизываешься, - окатив парня презрительным взглядом, я отвернулась и пошла по дорожке. Надо же, тело слушается…
«Дали тебе пообщаться с мальчиком, - отозвалась Баба Шу. – Только, лапушка, если решишь продолжать в том же духе, я сама лучше с ним пообщаюсь».
«Баба Шу, имей совесть, у тебя сколько тысяч правнуков? – с возмущением фыркнула я. – Ему Эя понравилась!»
«Не хочу разговаривать с Киром! – испуганно пискнула Эя. – Диана, уж лучше ты».
Упс, нарисовалась проблема: как выстраивать отношения с окружающими, если в любую секунду твоим собственным ртом могут сказать то, с чем ты в жизни не согласишься? А вдруг Баба Шу полезет к кому-нибудь обниматься…
Паучиха хихикнула, но ответила с полной серьезностью:
«Диана, нашей Эе только шестнадцать! Не смущай девочку».
Ну и компания собралась… Я машинально потянулась сорвать с дерева яблоко.
- Осторожно! – вскричал Кир. Мигом присела, ища взглядом спасительные лопухи: к сожалению, мы отошли от них далеко. Из «яблочка», недовольно жужжа, потянулся рой насекомых с клювами, как у птиц.
«Зачем ты полезла в гнездо долбопчел? - ахнула Эя. – Их клювы способны пробить кору железного дуба, чтобы добыть нектар!»
«А если таким долбанут по темечку…» - продолжила я – и не стала додумывать. Страшно.
Кир деловито защелкал пальцами, меняя конфигурации в нервном ритме морзянки. Замыкает «потоки магии»? Тогда это неплохо, долбанутые… долбоносные?.. долбоносые пчелы снова скрылись в гнезде. Никогда больше не захочу яблок.
«Эя, безопаснее передать управление телом мне», - паучиха не упустила момента. Я возмутилась:
«Разумеется, безопаснее: ты бы этих пчел поймала и съела! Мой зеленый коготок, коготок, чудо-муху в мой роток поволок…»
«Фу…» - Эя всхлипнула, я почувствовала в животе тошноту.
Кир зачаровано наблюдал за мимикой нашего лица:
- Спорите?
- А ты не лезь не в свое тело! В смысле, дело, - поправилась я, видя, что парень опять зафисташковел.
Кир прокашлялся:
- Диана, вообще-то, я и правда по делу. Вот! – и он выудил из нагрудного кармана почти земные очки: два стекла, укрепленные на широком обруче.
- Кир! – я восторженно всплеснула руками. «Может, все же обнять?» - подколола меня Баба Шу. «Не надо!» - всполошилась Эя, и мой рот произнес:
- Благодарю вас, господин ассистент профессора. Это великое изобретение.
Кир озадаченно почесал шевелюру:
- Эя? Но нам бы проверить, как стекла сработают… Вы мне позволите пригласить ненадолго Диану?
«Он что, только со мной тут на ты?» - удивилась я.
- С удовольствием, господин ассистент, - церемонно ответила Эя, и все стали ждать, что теперь скажу я.
Обруч плотно обхватил голову.
- Подключаю артефакт к мозговым импульсам, - торжественно объявил Кир. Лишь бы только он в них не запутался.
Стекла вдруг вспыхнули – и мир заиграл новыми красками. Буквально. Зазеленела трава, заголубело небо…
- Ого, да ты бронзовый от загара!
- Это плохо? – напрягся Кир.
- Это красиво.
Он приосанился. Поддразнить?
- А вот по волосам ты абсолютный брюнет, - сокрушенно поцокала языком.
Лицо парня вытянулось. Я не выдержала и расхохоталась.
А глаза у него карие. С золотистыми лучиками.
Эю держали на стабилизаторах. Самый мощный из них – артефакт, висящий на шее в виде кулона: хитроумное сплетение трубочек, тянущих из девушки излишки магической энергии. Я его воздействия не ощущала, телу требовалась энергия биологическая, и на нее никто не покушался. Но что-то смущало: почему-то казалось, что «стабилизатор» только усиливает депрессию Эи.
- Не снимай! – девушка в ужасе перехватывает управление телом и цепляется за кулон, будто за спасательный круг. Вообще, когда «за рулем» она, постоянно его нащупывает, пробегая по трубочкам пальцами снова и снова.
Чаще Эя предпочитала отдавать управление физической жизнью нам с Бабой Шу, впадая в полудремотное состояние сознания. Паучиха довязала оба волана и заявила, что требуются еще, а я обошла-таки сад, не вляпавшись более в неприятности, но безопасного укрытия не отыскала. В мрачных предчувствиях ждала возвращения профессора Грана. Кир рассказал, что тот уехал ко двору императора: отчитаться по делам своего ведомства, обсудить доклады других членов Большой Пятерки, составить план развития государства на ближайшее полугодие и – самое сложное – получить на него высочайшую резолюцию. Хоть бы император уперся и не пожелал ничего одобрять…
Эя дядюшку уважала безмерно. Любила? Не думаю; но была ему благодарна за то, что с ней возится, несмотря на… А вот тут начинались рыдания, и мы с Бабой Шу подключали свои методы «стабилизации». Эя полюбила Шопена! Еще слушала Листа и Моцарта; топ-лист паучихи возглавлял Дебюсси. Как-то попробовала сыграть им Шостаковича. Баба Шу оживилась, Эя схватилась руками за голову, а потом за свой амулет. Вернулись к Шопену.
- Твоя магия лечит Эю, - удивлялся Кир. – Она стала спокойнее и общительнее, ее дядя будет доволен.
Но оставит ли он двух «нянек» в ее голове, вот вопрос...
- Это не магия, - в сотый раз возражала я. – А если и магия, то не моя, а Шопена.
Кир моих аргументов не слушал.
Музыка у щелкающих зеленых была, но представляли ее лишь ударные. Эя сумела сосредоточиться (впервые на памяти Бабы Шу!) и показать мне картинку какого-то шествия. В этом мире столько вариантов перкуссии… Ритмы сложные, а мелодии нет.
Очки я почти не снимала. Для паучихи из подземелий не было разницы, какие цвета видеть вокруг; Эю вид внешнего мир не волновал, она его не замечала. Артефакт часто «одалживал» Кир. Вот кто готов перекрасить не только небо и землю, но и сам воздух вокруг! Неиссякаемый энтузиазм ученого:
- Диана, тебе не надоели зеленые листья? Может, попробуем фиолетовые? Вернется профессор, попрошу разрешения оформить патент. Представляю, какой популярностью будут пользоваться эти очки! Пилотный экземпляр на аукционе за десятку тысяч уйдет.
Хм, да в нем и коммерческая жилка прослеживается.
- Диана…
- Простите, любезный, это госпожа Шу.
Смеется:
- Нет, точно Диана! Когда это ты, выражение лица меняется. Никогда не видел такой ни Эю, ни Бабу Шу. Госпожу Шу, - исправляется вежливо Кир, ведь паучиха все слышит.
- Убедил, это я. Полезли на крышу? Ты обещал.
Я надеюсь увидеть окрестности.
И я стала рассказывать, насколько чужим для меня выглядит новый мир. Желтое небо, зеленые люди… На собственные руки взглянуть не могу, плакать хочется!
- Какого же цвета должны быть руки?
Я огляделась – и ткнула пальцем в сторону сада.
- Ты хочешь быть похожей на траву? – поразился Кир. Уж кто бы говорил, от похожего на мох слышу… – А небо у вас голубое? Жуть какая!
- Это красиво, - обиделась я.
- Покажи, - решительно заявил Кир. – Обещаю, что сделаю нужные стекла, но я должен знать правильные цвета. Вдруг выйдет еще страшнее?
И он предложил мне отправиться в лабораторию. Удобно быть ассистентом директора, все оборудование доступно.
Очень не хотелось мне туда возвращаться…
- Диана, - глаза цвета хаки смотрели проникновенно, - клянусь, что не причиню тебе никакого вреда! Ты и в прошлый раз была в безопасности…
- Да?!
- Это всего лишь психологическое давление! Подумай, стал бы профессор Гран истязать родную племянницу?
- Ее сознание отключилось, она и не знает, что ее истязали! – тут меня поразила догадка: - А может быть, знает, и поэтому не возвращается в тело?
- Мы не монстры!
- С этим я бы поспорила. Знаешь, как было больно, когда вы меня жгли огнем?
Кир смутился:
- Да, профессор увлекся, следовало остановить стихийное тестирование раньше. – Он взглянул на меня с мольбой: - Диана, прости! И позволь сделать так, чтобы наш мир не казался тебе столь чудовищным. Так каким будет небо?
Не знаю, с чего я ему доверилась. Может, действовало на мозг настроение Бабы Шу? Отчего-то Кир был ей симпатичен. И вот он стоит возле «маго-машины», которую сам сконструировал, и излагает мне принципы ее действия. Плечи гордо расправлены, шестерня в волосах, верхняя коленка оттопырена в сторону. Ведь зацепится кто-нибудь, как пить дать…
Аппарат, в который мне предстояло забраться, мог слушать мысли и читать образы, проецируя их на экран. Оставалось… забраться.
- Ты можешь уйти, - Кир прочел мои мысли и без аппарата. Плечи парня поникли. Интересно, он может сложить бровки домиком?
Я обогнула его коленку и молча вскарабкалась в ложе. Вокруг замерцало и загудело; я почувствовала, как тело окутывает плотная желеобразная масса. А дышать я смогу?
Нахлынула паника. Мамочка!
Я увидела лицо мамы так ясно, будто она была рядом. Ласковая улыбка, обещающая, что все будет хорошо…
- И правда, какой необычный цвет! – вклинился голос Кира. Да чтоб его, такое воспоминание испортил!
Маго-машина тихонько урчала; масса, прильнувшая к телу, не пыталась меня задушить. Я начала успокаиваться. Где-то внутри головы приговаривала Баба Шу:
- Все хорошо, милая, все хорошо…
Не хочу, чтобы на стенки «маго-машины» проецировали мою семью. Покажу Киру небо, как договаривались.
Перед глазами возникла картинка заката:
- Но оно желтое! – разочарованно воскликнул Кир.
- Подожди, я перепредставлю.
Вот: отличный июньский день, небо голубое-преголубое, листики вокруг свеженькие, сочно-зеленые… и расцветает сирень. Игорь отломил веточку:
- Это тебе.
- Эй! На таких, как ты, кустов не напасешься! Лучше ищи цветки с пятью лепестками, загадаем желания.
- А какое у тебя желание? – Игорь добродушно посмеивается. А зря: желание у меня одно – чтобы он меня полюбил; только этого никогда не будет. Он женат на чудесной девушке. И я делаю все, чтобы скрывать свои чувства.
- Разумеется, победить в конкурсе! Ищи, не отлынивай, мы же дуэт.
Сую ветку ему под нос.
Игорь – скрипка, я – фортепиано. Оба учимся в консерватории. В моей памяти зазвучала соната Шуберта. Сколько часов мы провели с этой музыкой…
Скрипка бежала вперед легко, но боялась сорваться. Фортепиано ее подхватывало. То отступало, тихонько любуясь; то подзадоривало, бросаясь наперегонки. Скрипка поет так красиво… Иногда она затихала, оглядываясь; но фортепиано никогда не бросало ее в одиночестве. Давало передохнуть, звонким переливом дарило улыбку – и бережно уносило вперед. Оно пело ей о любви – но так, чтобы слышали все голос скрипки…
У меня побежали слезы. Желеобразная масса их не впитывала, даже не давала скатиться. Слезы копились в глазах, как в двух небольших колодцах… Что же такое? Я никогда не плачу! Особенно, перед людьми. Или нелюдями…
«Как же это красиво и грустно», - произнес в голове голосок юной девушки. Эя?! Кто из нас сейчас плачет спрятанным в маго-машину телом?
Скрипка тревожно метнулась и стихла, фортепиано набрало силу: я заиграла Рахманинова. Слезы смыло могучей рекой. Вы хотели увидеть мой мир? Слушайте…
- Так вот она какая, твоя магия! – потрясенно выдохнул Кир.
Глава 5. Соображаем на троих
Ууу… У меня в голове депрессия. Тело меня не слушается: протекает слезами, как ржавая бочка в саду моей бабушки после дождя, и, как та бочка, совсем не желает двигаться. Зато Баба Шу довольна: снова сидим в качалке, четыре крючка так и мелькают над корзинкой с клубочками.
- Отдохни, моя милушка, - приговаривает Баба Шу. - Мы совсем потеряли твое сознание!
- Ууу… - это Эя. Зависла на одной ноте и сверлит мозг.
Что мы оплакиваем, так и не знаю: причинами своих завываний Эя не делится. Пытаюсь ее взбодрить:
- Слезами горю не поможешь! Это народная мудрость моего мира, думаю, во всех мирах применима. Давай-ка встряхнемся, устроим пробежку… Покажи мне ваш сад! Никогда такого не видела, знаешь, как интересно?
- У меня нет сил шевелиться, - умирающим голоском отвечает Эя. Ерунда, без нее это тело было готово бежать без оглядки хоть четверо суток подряд!
- Давай, хоть попробуем?
- Нет, - в голоске прорезается внезапная твердость. – Никуда я идти не могу. Ууу…
- Поспи, моя маленькая, - Баба Шу плавно подталкивает общей попой качалку, и мне лишь остается смотреть на осточертевшие кружева в проворных руках. Управление телом отныне будет делегировать Эя, и явно не мне. А как же побег?
Завывания все же стихают. Эя и правда уснула? Меня тоже тут укачает…
- Баба Шу, ты ведь знаешь, что нужно размяться. В здоровом теле здоровый дух!
- Сначала довяжем еще два волана.
С раздражением оглядываю надетое платье:
- Твои воланы скоро в кресле помещаться не будут! Утонем в них, как в пене морской. Первое платьишко было гораздо удобнее. Простенькое, легонькое, ни за что не зацепится…
- То, что ты видела в лаборатории, когда появилась? Это тряпка, которую не жалко испортить во время тестирований попаданца. Не капризничай, деточка, надо закончить работу.
И продолжает стучать своими крючками. Нашла себе «деточку», тиран паучачий…
- Баба Шу, сколько тебе лет?
- Три тысячи восемьдесят пять. Только не проси пересчитывать на ваше летоисчисление, - голос звучит насмешливо. В общем, много; но это и так было ясно.
Как же вернуть себе право двигаться? Не хочу существовать овощем на этой зеленой грядке!
Снова потекли слезы - Эя не спит. Ладно, если разговоры не действуют, попробую к ней обратиться без слов. Представила крышку старенького пианино, стоявшего в моей комнате. Только одна царапина на полировке, за столько лет! Не по моей вине, гость приложился на мамином дне рождения. Как же она расстроилась… Когда пианино мне только купили, мама каждый день протирала с него пыль влажной тряпочкой. Священнодействовала по-своему. В детстве мечтала стать музыкантом, но не сложилось…
Мысленно подняла крышку. Легонько погладила гладкие спинки клавиш - и заиграла Шопена, прелюдию. Чистую, как голосок Эи, светлую, но немного печальную. Баба Шу перестала вязать.
- Еще! – попросила Эя, когда отзвучала последняя нота. Я почувствовала, как в нашем теле колотится сердце. – Диана, как это прекрасно…
- Только не плачь. Сейчас я сыграю вальс, это танец. - Под колокольчики нежных триолей Шопена я впервые услышала ее смех.
Баба Шу отложила вязание и грациозно спорхнула с крыльца. Мое тело кружилось, то замирая на кончиках пальцев, почти в невесомости, в сговоре с ветром – то тихо скользя по дорожке пышного сада, что мог лишь присниться Шопену. Я поразилась:
- Пауки в вашем мире умеют танцевать вальс?
- Ах, это называется вааальс, - певуче повторила за мной Баба Шу. - Нет, не умеют. Играй, Диана, играй!
- Как чудесно! – звенел в голове голосок Эи. – Это…
Что-то вспомнив, она вдруг запнулась на полуслове. Тело замерло, руки бессильно упали.
- Танцуй, Баба Шу, танцуй! – я ударила по эмоциям Эи мазуркой. Этого показалось мало; тогда перекинулась на «Венгерские танцы» Брамса: - Баба Шу, добавь темперамента!
Потом мы отдувались, все трое в согласии, под каким-то лиловым кустом (хорошо, что он не плевался!) И вдруг обнаружили зрителя. Кир, смущенный, и оттого немного фисташковый, выбрался из подорожников:
- Я боялся отвлечь. Диана, ты такая красивая!
- Это Эя у нас красивая, - осадила я парня. - А танцует у нас Баба Шу.
- Ну, а ты им играешь волшебную музыку, - тут же нашелся Кир.
- Ты не мог ее слышать.
- Я чувствовал! Артефактор улавливает потоки магии, иначе как бы он с ними работал, замыкая в изделиях?
- Все понятно, шпионишь и нахально подлизываешься, - окатив парня презрительным взглядом, я отвернулась и пошла по дорожке. Надо же, тело слушается…
«Дали тебе пообщаться с мальчиком, - отозвалась Баба Шу. – Только, лапушка, если решишь продолжать в том же духе, я сама лучше с ним пообщаюсь».
«Баба Шу, имей совесть, у тебя сколько тысяч правнуков? – с возмущением фыркнула я. – Ему Эя понравилась!»
«Не хочу разговаривать с Киром! – испуганно пискнула Эя. – Диана, уж лучше ты».
Упс, нарисовалась проблема: как выстраивать отношения с окружающими, если в любую секунду твоим собственным ртом могут сказать то, с чем ты в жизни не согласишься? А вдруг Баба Шу полезет к кому-нибудь обниматься…
Паучиха хихикнула, но ответила с полной серьезностью:
«Диана, нашей Эе только шестнадцать! Не смущай девочку».
Ну и компания собралась… Я машинально потянулась сорвать с дерева яблоко.
- Осторожно! – вскричал Кир. Мигом присела, ища взглядом спасительные лопухи: к сожалению, мы отошли от них далеко. Из «яблочка», недовольно жужжа, потянулся рой насекомых с клювами, как у птиц.
«Зачем ты полезла в гнездо долбопчел? - ахнула Эя. – Их клювы способны пробить кору железного дуба, чтобы добыть нектар!»
«А если таким долбанут по темечку…» - продолжила я – и не стала додумывать. Страшно.
Кир деловито защелкал пальцами, меняя конфигурации в нервном ритме морзянки. Замыкает «потоки магии»? Тогда это неплохо, долбанутые… долбоносные?.. долбоносые пчелы снова скрылись в гнезде. Никогда больше не захочу яблок.
«Эя, безопаснее передать управление телом мне», - паучиха не упустила момента. Я возмутилась:
«Разумеется, безопаснее: ты бы этих пчел поймала и съела! Мой зеленый коготок, коготок, чудо-муху в мой роток поволок…»
«Фу…» - Эя всхлипнула, я почувствовала в животе тошноту.
Кир зачаровано наблюдал за мимикой нашего лица:
- Спорите?
- А ты не лезь не в свое тело! В смысле, дело, - поправилась я, видя, что парень опять зафисташковел.
Кир прокашлялся:
- Диана, вообще-то, я и правда по делу. Вот! – и он выудил из нагрудного кармана почти земные очки: два стекла, укрепленные на широком обруче.
- Кир! – я восторженно всплеснула руками. «Может, все же обнять?» - подколола меня Баба Шу. «Не надо!» - всполошилась Эя, и мой рот произнес:
- Благодарю вас, господин ассистент профессора. Это великое изобретение.
Кир озадаченно почесал шевелюру:
- Эя? Но нам бы проверить, как стекла сработают… Вы мне позволите пригласить ненадолго Диану?
«Он что, только со мной тут на ты?» - удивилась я.
- С удовольствием, господин ассистент, - церемонно ответила Эя, и все стали ждать, что теперь скажу я.
Обруч плотно обхватил голову.
- Подключаю артефакт к мозговым импульсам, - торжественно объявил Кир. Лишь бы только он в них не запутался.
Стекла вдруг вспыхнули – и мир заиграл новыми красками. Буквально. Зазеленела трава, заголубело небо…
- Ого, да ты бронзовый от загара!
- Это плохо? – напрягся Кир.
- Это красиво.
Он приосанился. Поддразнить?
- А вот по волосам ты абсолютный брюнет, - сокрушенно поцокала языком.
Лицо парня вытянулось. Я не выдержала и расхохоталась.
А глаза у него карие. С золотистыми лучиками.
Глава 6. В очках
Эю держали на стабилизаторах. Самый мощный из них – артефакт, висящий на шее в виде кулона: хитроумное сплетение трубочек, тянущих из девушки излишки магической энергии. Я его воздействия не ощущала, телу требовалась энергия биологическая, и на нее никто не покушался. Но что-то смущало: почему-то казалось, что «стабилизатор» только усиливает депрессию Эи.
- Не снимай! – девушка в ужасе перехватывает управление телом и цепляется за кулон, будто за спасательный круг. Вообще, когда «за рулем» она, постоянно его нащупывает, пробегая по трубочкам пальцами снова и снова.
Чаще Эя предпочитала отдавать управление физической жизнью нам с Бабой Шу, впадая в полудремотное состояние сознания. Паучиха довязала оба волана и заявила, что требуются еще, а я обошла-таки сад, не вляпавшись более в неприятности, но безопасного укрытия не отыскала. В мрачных предчувствиях ждала возвращения профессора Грана. Кир рассказал, что тот уехал ко двору императора: отчитаться по делам своего ведомства, обсудить доклады других членов Большой Пятерки, составить план развития государства на ближайшее полугодие и – самое сложное – получить на него высочайшую резолюцию. Хоть бы император уперся и не пожелал ничего одобрять…
Эя дядюшку уважала безмерно. Любила? Не думаю; но была ему благодарна за то, что с ней возится, несмотря на… А вот тут начинались рыдания, и мы с Бабой Шу подключали свои методы «стабилизации». Эя полюбила Шопена! Еще слушала Листа и Моцарта; топ-лист паучихи возглавлял Дебюсси. Как-то попробовала сыграть им Шостаковича. Баба Шу оживилась, Эя схватилась руками за голову, а потом за свой амулет. Вернулись к Шопену.
- Твоя магия лечит Эю, - удивлялся Кир. – Она стала спокойнее и общительнее, ее дядя будет доволен.
Но оставит ли он двух «нянек» в ее голове, вот вопрос...
- Это не магия, - в сотый раз возражала я. – А если и магия, то не моя, а Шопена.
Кир моих аргументов не слушал.
Музыка у щелкающих зеленых была, но представляли ее лишь ударные. Эя сумела сосредоточиться (впервые на памяти Бабы Шу!) и показать мне картинку какого-то шествия. В этом мире столько вариантов перкуссии… Ритмы сложные, а мелодии нет.
Очки я почти не снимала. Для паучихи из подземелий не было разницы, какие цвета видеть вокруг; Эю вид внешнего мир не волновал, она его не замечала. Артефакт часто «одалживал» Кир. Вот кто готов перекрасить не только небо и землю, но и сам воздух вокруг! Неиссякаемый энтузиазм ученого:
- Диана, тебе не надоели зеленые листья? Может, попробуем фиолетовые? Вернется профессор, попрошу разрешения оформить патент. Представляю, какой популярностью будут пользоваться эти очки! Пилотный экземпляр на аукционе за десятку тысяч уйдет.
Хм, да в нем и коммерческая жилка прослеживается.
- Диана…
- Простите, любезный, это госпожа Шу.
Смеется:
- Нет, точно Диана! Когда это ты, выражение лица меняется. Никогда не видел такой ни Эю, ни Бабу Шу. Госпожу Шу, - исправляется вежливо Кир, ведь паучиха все слышит.
- Убедил, это я. Полезли на крышу? Ты обещал.
Я надеюсь увидеть окрестности.
