— Не водил близкой дружбы с ювелирами, но Лайонеля среди эльфов я знаю только одного.
Этель вскинула брови, явно ожидая каких-то подробностей об ее несостоявшемся женихе, но в тот же миг Когон отследил, как надежда на ее лице сменилась страхом, потому что Ильсо закончил конкретно:
— Короля.
Кроме фляжек с водой, из обоза с провизией Оргвин с Ильсо взяли также мешок сушеных фруктов, вяленую дичь, орехи разных видов, шелковый платок, эмблему командира, сапфировое ожерелье, три пары мужских панталонов с золотой вышивкой (что стало предметом ворчания Когона, насмешек Ильсо и восторга Оргвина) и какие-то чудесные стрелы, которые вызвали у эльфа неподдельный интерес.
Ну, и новые сапожки, парой размеров поменьше, почти впору Этель. Теперь она шла, почти не спотыкаясь, почти вприпрыжку, счастливая. С тем же разноцветным тюрбаном на голове — подарком от добряка Оргвина: мало ли что опять с волосами? Подводить совсем не хотелось. Тем более, что отношения в отряде только-только стали налаживаться. Оргвин заботился о ней, как о маленькой дочурке, Ильсо интересовался ее состоянием и иногда — моментами из прошлого. Безобидными и совершенно ничего не значащими, как ей казалось: где жила, кому служила, как проходили испытания в Академии Тэгеша, что видела на рынке.
Она отвечала с удовольствием: та жизнь нравилась ей, несмотря на то, что в скором времени ей предстоял вход в новый — взрослый — этап, замужество и рассекречивание ее маленькой тайны. Она тревожилась на этот счет, но быстро возвращалась в рабочий строй: все же более приземленные задачи и поручения Ди Форсуна занимали ее мысли куда больше, чем неосязаемые страхи. Будет волноваться после — решила она. Пройденного не вернешь.
Когон избегал и взгляда, и любого разговора. Этель это отследила четко: сама то и дело посматривала на орка, на что он либо ускорял шаг и уходил вперед, либо предлагал обсудить маршрут Оргвину или Ильсо, либо наоборот замедлялся и отставал, чтобы “проверить, не идет ли кто по их следам”.
Ильсо говорил, что тут и проверять нечего: это очевидно. Особенно после того, как они все-таки ослушались указа Императора и отправились по своим делам в Долину Нищих. Этель это не пугало. Наоборот, она предвкушала там оказаться — в месте, которое может стать ее новым домом.
Слова Ильсо об имени короля эльфов вызвали в ней только досаду: выходило, что ее возлюбленный оказался обычным мошенником. Представился красивым именем, подарил искусный подарок, покорил красивыми словами об ее лазурных глазах и далеком Оллурвиле…
Эти рассказы всколыхнули в груди Этель теплое волнение, что она сама потянулась к нему с поцелуем, а потом, поддавшись чутким ласкам благородного эльфа, разрешила гораздо больше.
А сейчас она вздыхала, вспоминая то первое чувство, которое оказалось обманом, но все равно не жалела об ушедшем. Что бы ее ни ждало после и наверное даже очень скоро, в Долине Нищих. Тем более, что Лайонель исчез не сразу: она виделась с ним еще децену, пока однажды в назначенное время он просто не пришел. Как не пришел и на другой день, и через месяц, и… до сих пор. В последнюю децену она уже перестала ждать сама: не приходила в условленное место у Висячих Садов, не оборачивалась на каждый осторожный шаг у дома, не плакала в темноте чулана, укрывшись от другой прислуги. Но, приходя на рынок, невольно высматривала знакомый силуэт среди прибывших эльфов-торговцев.
Сейчас же она видела только живой интерес Ильсо к этой странице ее прошлого, его осторожные расспросы, как будто невзначай — он спрашивал по долгу службы, — но она говорила: нечего ей было скрывать. Хотя обида теплилась по-прежнему: он оставил ее накануне военного переворота, после того, как она доверилась ему как самому близкому, которого ждала два года после случайного, но такого судьбоносного знакомства.
Барханы сменялись редкими маленькими оазисами — путники взяли направление чуть западнее, чтобы попасть в деревню змеелюдов. Когда они пойдут южнее, по заданию Императора, там начнется настоящая пустыня. Так говорил Оргвин, который признался, что оттуда и пришел со своей Тусклой горы. Об этом Этель не думала: то будет без нее.
Но когда подошли к зеленому островку, на котором ровными рядами выстраивались дома, поняла — пришли.
Они вчетвером застыли на высоком бархане и смотрели на чудесную, почти сказочную долину: за три дня хода по песку, пусть и с перебежками между оазисами, любая зелень и, тем более, влага стали на вес золота. Сейчас им оставалось только спуститься, чтобы суметь и надышаться, и напиться вдоволь.
— Вы вниз, я как обычно прикрою, — скомандовал Ильсо после того, как каждый по очереди выразил свое восхищение конечным пунктом прибытия. — Нас ждет Вайсшехх, идите к нему, он даст справки. Я прослежу, чтобы все было четко.
— Лишаешь нас своего клинка и стрел. Опять, — проворчал Когон и бросил на друга укоризненный взгляд. Тот парировал:
— Если будет засада, у вас появится страховка в моем лице. Что там сейчас в деревне, кто знает?
— Хотя бы не разрушена, — вздохнул Оргвин. — Значит, не все потеряно, есть шанс на теплый прием.
— Но все равно смотрите в оба. Затишье может оказаться мнимым.
— Как и всегда, — закатил глаза Когон и протянул эльфу руку: — Увидимся у Вайсшехха.
Ильсо кивнул, обменялся рукопожатием с гномом, кивнул Этель и скрылся где-то среди барханов. В глаза полетел песок: поднялся ветер. Гном прикрыл лицо рукой, орк зажмурился. А выждав, когда стихнет порыв, негромко скомандовал:
— Идем. Не будем терять время.
Спустились быстро. Ветер неловко подгонял в спину, но Этель радовалась: здесь, в долине, теплилась жизнь.
Этель поняла это еще издалека, когда смотрела на цветные крыши домишек сверху, а, спустившись, очаровалась деталями. Росли тут и плодовые пальмы, и невысокие зеленые кустарники, играли лазурными бликами небольшие озера. Пахло сладостями: фруктами и сахаром. И летали пустынные воробьи.
Прикрыв глаза ладонью, Этель глянула на небо: чистейшее, высокое, яркое! Будто две неосторожные капельки сорвались сверху и расплескались в ее ясных глазах — таким оно стало притягательным здесь, в долине, среди живой деревни. По крайней мере, Этель на это очень надеялась.
— Вот она, Долина Нищих. — Когон коснулся краем топора свисающей лозы. Здесь стояли резные ворота. Теперь они были перекошены, и темная зелень занимала прежние места кованых изгибов. В нос ударила свежесть. Как в Эшгете, в тени Висячих садов или в девичьей купальне.
— Ох, не знаю, зеленый, что мы здесь найдем. Боюсь, ждут нас здесь одни неприятности. — Оргвин поднял запылившийся лист. На земле следов не было, словно деревня змеелюдов пустовала уже с десяток лет. — Думаешь, Император не оставил здесь своих ушей?
— Конечно, оставил. — Когон хмыкнул. — Но не пора ли покончить с ними?
Он прошел вперед, гном — за ним, и Этель устремилась следом.
Это было необычное место. В воздухе парила цветочная пыльца, так похожая на сахарную пудру; вдоль дороги, свернувшись клубками, кружили сухие соцветия; а крыши первых домов словно покрывала глазурь.
— Разворошишь осиное гнездо, — вздохнул Оргвин. — Ты дал слово повиновения.
— Я его держу, — процедил Когон сквозь зубы. — А мог бы и подставить. Но пока я просто исследую. Мое племя не могло пропасть бесследно. Оно где-то прячется, я уверен в этом. Здесь мне нужны только зацепки, и, в конце концов, я его найду.
Орк принюхался, но шага не сбавил. Этель глядела по сторонам.
Они продвигались по обычной деревне, не отличавшейся, на первый взгляд, от любой другой в окраинах Эшгета, но все дома вокруг казались такими богатыми и… сладкими.
— Похоже, здесь… улья? — Этель подала голос. Воздух был натянут крепкой струной и звенел среди безмолвия беспощадного солнца. Жужжали пчелы.
— Это похоже на них, — подхватил гном и на всякий случай понизил голос. — Змеелюды давным-давно начали изготавливать мед.
— И пчелиное оружие. — Когон осмотрелся. Возле каждого дома из-за густой травы виднелись маленькие разноцветные домики. А кое-где даже висели на деревьях. — Вряд ли они сдались просто так…
— С чего ты взял, что они сдались? — Гном остановился, Этель проследила за направлением его взгляда. Где-то в доме напротив дернулась шторка. — В Долине Нищих всегда жила элита змеелюдов. Если часть из них сумела спастись, то она, определенно, укрылась здесь.
— Они нас слышат, — прошептала Этель и схватила гнома за руку. В ушах возник шепот из темницы. Если тот пленник, Вайсшехх, мог слышать сквозь землю, то что говорить об обычных беженцах? Особенно когда они, непрошенные гости, были как на ладони.
— Значит, нет смысла скрываться. Мы с миром пришли! — Когон убрал топор. Жужжание стало тише. По дороге закружили сухие листья. — Но что-то здесь не так. Слишком тихо…
Когон ускорил шаг и помчался вслед за шуршащим комком. Этель глянула на гнома, как бы ожидая одобрения, стоит ли следовать, но тот лишь пожал плечами и тоже сорвался с места. Этель ускорила шаг. Как бы ни хотелось ей тут все поразглядывать и послушать тишину, нужно держаться вместе. Пока что. Пока они не нашли Вайсшехха.
И чем дальше она шла, тем напряженнее становилось это повсеместное молчание. Из звуков только жужжание, шелест листьев под ногами и тяжелое дыхание воинов. Из запахов — сладкая дымка, которая сводила с ума. Казалось, вот-вот, и Этель буквально застынет в этой приторно сладкой карамели, бывшей когда-то песком.
А потом, среди этой размеренной атмосферы, раздался сотрясающий рык, что сладкие крыши домиков, казалось, зазвенели и подскочили на месте от ужаса. Шторки закрылись, пчелы перестали свою размеренную песню, шуршащие листья понеслись в обратную сторону и прямо с песком в лицо Этель. Запоздало зажмурившись, она чихнула, а потом ужасный рык сменился криком Когона:
— Наза-ад! Все! Живо!
Он успел уйти далеко вперед, а теперь возвращался, перепрыгивая через ограды сладких домиков и уводя за собой еще не успевшего понять в чем дело Оргвина. В его глазах отражался неподдельный ужас.
И скорее от этого, нежели от того, что показалось тотчас за его спиной, по спине Этель скатилась холодная противная струйка: Когон не мог ничего бояться! Он отменный воин, который сначала атаковал, а потом думал, но теперь почему-то убегал, не найдя ничего лучше.
И орал не своим голосом:
— Уходим! Чего встала?!
Он что-то еще добавил — наверняка какое-то отменное ругательство, но голос орка слился с холодящим душу рыком за его спиной. А Этель буквально приросла к земле, не смея отвести взгляда от вывалившегося им навстречу чудовища.
Огромная морда ящера размером с сахарный дом, казалось, прожгла ее насквозь: два светящихся оранжевых глаза с узким, почти невидимым зрачком устремились точно на нее. Дыхание перехватило, ноги стали неподъемными, будто кто-то уронил на них камень, но Этель ничего не могла с собой поделать. Глаза только наполнились горячими слезами, а из груди вырвался поток несдерживаемых рыданий. Нечто наподобие улыбки выступила на ужасающей морде чудовища, открывая взору два ряда зубов размером с локоть. Его тело извивалось, казалось, от колыханий воздуха, мощный хвост перебирал песок и поспевал за ушедшим вперед телом. Кислотная слюна с открытой челюсти, будто от предвкушения добычи, спадала на землю, от чего песок начинал дымиться. Сладкие дурманящие ароматы смешались с резким запахом гари. Но Этель не дышала.
Она попятилась, растерла слезы по щекам, запнулась о маленький заборчик и упала. Ладони напоролись на что-то острое. Очередной холодящий нутро рык, и одна мысль — это конец. Этот змей ее задушит, откусит голову, заплюет кислотной слюной, и не останется от нее ничего, кроме шлейфа нечеловеческого, первозданного страха, который отныне и навсегда накроет эту чудную сладкую деревню.
Змей и правда приблизился. Будто понимал что-то: что перед ним долгожданная добыча или привлекательная наживка, но нападать не решался. Обнюхивал ее, как пес, а Этель перебирала ладошками, уже не надеясь отдалиться.
Капля слизи упала на штанину, и ткань оплавилась, из пасти монстра тянуло мертвичиной, слезы высохли, но тут же пришло понимание, почему все жители разбрелись по домам и деревня кажется такой заброшенной. Она даже не посмела отвести взгляда от ужасающих оранжевых глаз чудовища, чтобы найти надежду на спасение в затаившихся орке и гноме, но что-то подсказывало, что они не станут рисковать: проще отдать на растерзание ее шкуру.
А потом что-то ударило в голову: огонь! Она может справиться без их помощи!
Стоило ей подумать, как на пальцах возникли искорки, и гибкое тело монстра взмыло вверх, изогнувшись дугой. Его глаза налились ядом, сквозь ряды острых зубов показался длинный раздвоенный язык, Этель прокатила по ладоням искорки и… выставила вперед руки.
Огромная чешуйчатая морда с острыми зубами словно и не заметила ее попытки сопротивления, еще больше скалясь. А может быть, высмеивая наивную девчонку: огонь на пальцах потух, не успев разгореться. Зверь разразился оглушительным ревом, обдавая ее мерзкой слюной.
А потом рухнул на землю камнем: в его змеином теле, почти у самой головы — что Этель назвала бы шеей — друг за другом возникли два небольших топорика, а затем, чуть с задержкой, прилетел кинжал.
Поток густой зеленой крови просочился сквозь тонкие блестящие чешуйки, монстр вскинул голову и издал истошный вопль, что забор перед Этель затрясся в судорогах, а хвост, медленно ползущий еще у поворота на другую улицу, ударил по песку, вызывая ураган пыли.
Этель зажмурилась, закашлялась, но, переборов приступ дрожи, сумела закрыть лицо руками и отползти в сторону — за небольшое ветвистое дерево с маленькими пчелиными домиками, а чудовище повернулось к новой цели: безоружному Когону.
Он наживка, поняла Этель. Оргвина не было видно, но из них двоих ловчее и проворнее явно был орк. Хотя в идеале здесь не помешала бы помощь Ильсо.
Когон помахал змею обеими руками, монстр клюнул и с отчаянным криком, разнося по округе кровавые потоки, атаковал. Когон перекувыркнулся по земле, уходя с линии удара: по хвосту чудовища зарядил молотом Оргвин. Змей обернулся, и Этель, глядя со стороны, даже в своем паническом состоянии поняла, что сейчас не помешал бы меткий выстрел. В глаз.
Но Ильсо не прикрыл, как обещал перед уходом, Оргвин засеменил от возможной судороги змея, безоружный Когон пытался уличить момент для выпада. Этель вдруг поняла, что должна делать. Даже если снова не получится. Но жизни спутников стоили ее попытки.
Она выбежала из укрытия, убедив себя, что бурная реакция орка страшнее пустынного чудовища, и вскинула руки. Этель не знала, что именно должна делать, но жар в ладонях будто сам определил ее движения. Тюрбан спал с головы, и она почувствовала, как горят виски, но теперь явно было не до них: она видела цель. И знала цену промаха.
Монстр махнул хвостом, и Оргвин упал от ударной волны. Задняя лапа сдавила ему грудь. Когон метнулся на помощь, но вдруг застыл — разрывался между двумя огнями: раненым гномом и нестабильной Этель. Но она сама кивнула в сторону гнома. Справится — чувствовала, а ему нужно было обмотать грудь, вдруг окрасившуюся в красный.
Она мысленно переместила огонек с пальцев на лезвия топоров и кинжала в чешуе монстра — вспомнила, как помогла Когону расправиться со стражей.
Этель вскинула брови, явно ожидая каких-то подробностей об ее несостоявшемся женихе, но в тот же миг Когон отследил, как надежда на ее лице сменилась страхом, потому что Ильсо закончил конкретно:
— Короля.
Кроме фляжек с водой, из обоза с провизией Оргвин с Ильсо взяли также мешок сушеных фруктов, вяленую дичь, орехи разных видов, шелковый платок, эмблему командира, сапфировое ожерелье, три пары мужских панталонов с золотой вышивкой (что стало предметом ворчания Когона, насмешек Ильсо и восторга Оргвина) и какие-то чудесные стрелы, которые вызвали у эльфа неподдельный интерес.
Ну, и новые сапожки, парой размеров поменьше, почти впору Этель. Теперь она шла, почти не спотыкаясь, почти вприпрыжку, счастливая. С тем же разноцветным тюрбаном на голове — подарком от добряка Оргвина: мало ли что опять с волосами? Подводить совсем не хотелось. Тем более, что отношения в отряде только-только стали налаживаться. Оргвин заботился о ней, как о маленькой дочурке, Ильсо интересовался ее состоянием и иногда — моментами из прошлого. Безобидными и совершенно ничего не значащими, как ей казалось: где жила, кому служила, как проходили испытания в Академии Тэгеша, что видела на рынке.
Она отвечала с удовольствием: та жизнь нравилась ей, несмотря на то, что в скором времени ей предстоял вход в новый — взрослый — этап, замужество и рассекречивание ее маленькой тайны. Она тревожилась на этот счет, но быстро возвращалась в рабочий строй: все же более приземленные задачи и поручения Ди Форсуна занимали ее мысли куда больше, чем неосязаемые страхи. Будет волноваться после — решила она. Пройденного не вернешь.
Когон избегал и взгляда, и любого разговора. Этель это отследила четко: сама то и дело посматривала на орка, на что он либо ускорял шаг и уходил вперед, либо предлагал обсудить маршрут Оргвину или Ильсо, либо наоборот замедлялся и отставал, чтобы “проверить, не идет ли кто по их следам”.
Ильсо говорил, что тут и проверять нечего: это очевидно. Особенно после того, как они все-таки ослушались указа Императора и отправились по своим делам в Долину Нищих. Этель это не пугало. Наоборот, она предвкушала там оказаться — в месте, которое может стать ее новым домом.
Слова Ильсо об имени короля эльфов вызвали в ней только досаду: выходило, что ее возлюбленный оказался обычным мошенником. Представился красивым именем, подарил искусный подарок, покорил красивыми словами об ее лазурных глазах и далеком Оллурвиле…
Эти рассказы всколыхнули в груди Этель теплое волнение, что она сама потянулась к нему с поцелуем, а потом, поддавшись чутким ласкам благородного эльфа, разрешила гораздо больше.
А сейчас она вздыхала, вспоминая то первое чувство, которое оказалось обманом, но все равно не жалела об ушедшем. Что бы ее ни ждало после и наверное даже очень скоро, в Долине Нищих. Тем более, что Лайонель исчез не сразу: она виделась с ним еще децену, пока однажды в назначенное время он просто не пришел. Как не пришел и на другой день, и через месяц, и… до сих пор. В последнюю децену она уже перестала ждать сама: не приходила в условленное место у Висячих Садов, не оборачивалась на каждый осторожный шаг у дома, не плакала в темноте чулана, укрывшись от другой прислуги. Но, приходя на рынок, невольно высматривала знакомый силуэт среди прибывших эльфов-торговцев.
Сейчас же она видела только живой интерес Ильсо к этой странице ее прошлого, его осторожные расспросы, как будто невзначай — он спрашивал по долгу службы, — но она говорила: нечего ей было скрывать. Хотя обида теплилась по-прежнему: он оставил ее накануне военного переворота, после того, как она доверилась ему как самому близкому, которого ждала два года после случайного, но такого судьбоносного знакомства.
Барханы сменялись редкими маленькими оазисами — путники взяли направление чуть западнее, чтобы попасть в деревню змеелюдов. Когда они пойдут южнее, по заданию Императора, там начнется настоящая пустыня. Так говорил Оргвин, который признался, что оттуда и пришел со своей Тусклой горы. Об этом Этель не думала: то будет без нее.
Но когда подошли к зеленому островку, на котором ровными рядами выстраивались дома, поняла — пришли.
Они вчетвером застыли на высоком бархане и смотрели на чудесную, почти сказочную долину: за три дня хода по песку, пусть и с перебежками между оазисами, любая зелень и, тем более, влага стали на вес золота. Сейчас им оставалось только спуститься, чтобы суметь и надышаться, и напиться вдоволь.
— Вы вниз, я как обычно прикрою, — скомандовал Ильсо после того, как каждый по очереди выразил свое восхищение конечным пунктом прибытия. — Нас ждет Вайсшехх, идите к нему, он даст справки. Я прослежу, чтобы все было четко.
— Лишаешь нас своего клинка и стрел. Опять, — проворчал Когон и бросил на друга укоризненный взгляд. Тот парировал:
— Если будет засада, у вас появится страховка в моем лице. Что там сейчас в деревне, кто знает?
— Хотя бы не разрушена, — вздохнул Оргвин. — Значит, не все потеряно, есть шанс на теплый прием.
— Но все равно смотрите в оба. Затишье может оказаться мнимым.
— Как и всегда, — закатил глаза Когон и протянул эльфу руку: — Увидимся у Вайсшехха.
Ильсо кивнул, обменялся рукопожатием с гномом, кивнул Этель и скрылся где-то среди барханов. В глаза полетел песок: поднялся ветер. Гном прикрыл лицо рукой, орк зажмурился. А выждав, когда стихнет порыв, негромко скомандовал:
— Идем. Не будем терять время.
***
Спустились быстро. Ветер неловко подгонял в спину, но Этель радовалась: здесь, в долине, теплилась жизнь.
Этель поняла это еще издалека, когда смотрела на цветные крыши домишек сверху, а, спустившись, очаровалась деталями. Росли тут и плодовые пальмы, и невысокие зеленые кустарники, играли лазурными бликами небольшие озера. Пахло сладостями: фруктами и сахаром. И летали пустынные воробьи.
Прикрыв глаза ладонью, Этель глянула на небо: чистейшее, высокое, яркое! Будто две неосторожные капельки сорвались сверху и расплескались в ее ясных глазах — таким оно стало притягательным здесь, в долине, среди живой деревни. По крайней мере, Этель на это очень надеялась.
— Вот она, Долина Нищих. — Когон коснулся краем топора свисающей лозы. Здесь стояли резные ворота. Теперь они были перекошены, и темная зелень занимала прежние места кованых изгибов. В нос ударила свежесть. Как в Эшгете, в тени Висячих садов или в девичьей купальне.
— Ох, не знаю, зеленый, что мы здесь найдем. Боюсь, ждут нас здесь одни неприятности. — Оргвин поднял запылившийся лист. На земле следов не было, словно деревня змеелюдов пустовала уже с десяток лет. — Думаешь, Император не оставил здесь своих ушей?
— Конечно, оставил. — Когон хмыкнул. — Но не пора ли покончить с ними?
Он прошел вперед, гном — за ним, и Этель устремилась следом.
Это было необычное место. В воздухе парила цветочная пыльца, так похожая на сахарную пудру; вдоль дороги, свернувшись клубками, кружили сухие соцветия; а крыши первых домов словно покрывала глазурь.
— Разворошишь осиное гнездо, — вздохнул Оргвин. — Ты дал слово повиновения.
— Я его держу, — процедил Когон сквозь зубы. — А мог бы и подставить. Но пока я просто исследую. Мое племя не могло пропасть бесследно. Оно где-то прячется, я уверен в этом. Здесь мне нужны только зацепки, и, в конце концов, я его найду.
Орк принюхался, но шага не сбавил. Этель глядела по сторонам.
Они продвигались по обычной деревне, не отличавшейся, на первый взгляд, от любой другой в окраинах Эшгета, но все дома вокруг казались такими богатыми и… сладкими.
— Похоже, здесь… улья? — Этель подала голос. Воздух был натянут крепкой струной и звенел среди безмолвия беспощадного солнца. Жужжали пчелы.
— Это похоже на них, — подхватил гном и на всякий случай понизил голос. — Змеелюды давным-давно начали изготавливать мед.
— И пчелиное оружие. — Когон осмотрелся. Возле каждого дома из-за густой травы виднелись маленькие разноцветные домики. А кое-где даже висели на деревьях. — Вряд ли они сдались просто так…
— С чего ты взял, что они сдались? — Гном остановился, Этель проследила за направлением его взгляда. Где-то в доме напротив дернулась шторка. — В Долине Нищих всегда жила элита змеелюдов. Если часть из них сумела спастись, то она, определенно, укрылась здесь.
— Они нас слышат, — прошептала Этель и схватила гнома за руку. В ушах возник шепот из темницы. Если тот пленник, Вайсшехх, мог слышать сквозь землю, то что говорить об обычных беженцах? Особенно когда они, непрошенные гости, были как на ладони.
— Значит, нет смысла скрываться. Мы с миром пришли! — Когон убрал топор. Жужжание стало тише. По дороге закружили сухие листья. — Но что-то здесь не так. Слишком тихо…
Когон ускорил шаг и помчался вслед за шуршащим комком. Этель глянула на гнома, как бы ожидая одобрения, стоит ли следовать, но тот лишь пожал плечами и тоже сорвался с места. Этель ускорила шаг. Как бы ни хотелось ей тут все поразглядывать и послушать тишину, нужно держаться вместе. Пока что. Пока они не нашли Вайсшехха.
И чем дальше она шла, тем напряженнее становилось это повсеместное молчание. Из звуков только жужжание, шелест листьев под ногами и тяжелое дыхание воинов. Из запахов — сладкая дымка, которая сводила с ума. Казалось, вот-вот, и Этель буквально застынет в этой приторно сладкой карамели, бывшей когда-то песком.
А потом, среди этой размеренной атмосферы, раздался сотрясающий рык, что сладкие крыши домиков, казалось, зазвенели и подскочили на месте от ужаса. Шторки закрылись, пчелы перестали свою размеренную песню, шуршащие листья понеслись в обратную сторону и прямо с песком в лицо Этель. Запоздало зажмурившись, она чихнула, а потом ужасный рык сменился криком Когона:
— Наза-ад! Все! Живо!
Он успел уйти далеко вперед, а теперь возвращался, перепрыгивая через ограды сладких домиков и уводя за собой еще не успевшего понять в чем дело Оргвина. В его глазах отражался неподдельный ужас.
И скорее от этого, нежели от того, что показалось тотчас за его спиной, по спине Этель скатилась холодная противная струйка: Когон не мог ничего бояться! Он отменный воин, который сначала атаковал, а потом думал, но теперь почему-то убегал, не найдя ничего лучше.
И орал не своим голосом:
— Уходим! Чего встала?!
Он что-то еще добавил — наверняка какое-то отменное ругательство, но голос орка слился с холодящим душу рыком за его спиной. А Этель буквально приросла к земле, не смея отвести взгляда от вывалившегося им навстречу чудовища.
Огромная морда ящера размером с сахарный дом, казалось, прожгла ее насквозь: два светящихся оранжевых глаза с узким, почти невидимым зрачком устремились точно на нее. Дыхание перехватило, ноги стали неподъемными, будто кто-то уронил на них камень, но Этель ничего не могла с собой поделать. Глаза только наполнились горячими слезами, а из груди вырвался поток несдерживаемых рыданий. Нечто наподобие улыбки выступила на ужасающей морде чудовища, открывая взору два ряда зубов размером с локоть. Его тело извивалось, казалось, от колыханий воздуха, мощный хвост перебирал песок и поспевал за ушедшим вперед телом. Кислотная слюна с открытой челюсти, будто от предвкушения добычи, спадала на землю, от чего песок начинал дымиться. Сладкие дурманящие ароматы смешались с резким запахом гари. Но Этель не дышала.
Она попятилась, растерла слезы по щекам, запнулась о маленький заборчик и упала. Ладони напоролись на что-то острое. Очередной холодящий нутро рык, и одна мысль — это конец. Этот змей ее задушит, откусит голову, заплюет кислотной слюной, и не останется от нее ничего, кроме шлейфа нечеловеческого, первозданного страха, который отныне и навсегда накроет эту чудную сладкую деревню.
Змей и правда приблизился. Будто понимал что-то: что перед ним долгожданная добыча или привлекательная наживка, но нападать не решался. Обнюхивал ее, как пес, а Этель перебирала ладошками, уже не надеясь отдалиться.
Капля слизи упала на штанину, и ткань оплавилась, из пасти монстра тянуло мертвичиной, слезы высохли, но тут же пришло понимание, почему все жители разбрелись по домам и деревня кажется такой заброшенной. Она даже не посмела отвести взгляда от ужасающих оранжевых глаз чудовища, чтобы найти надежду на спасение в затаившихся орке и гноме, но что-то подсказывало, что они не станут рисковать: проще отдать на растерзание ее шкуру.
А потом что-то ударило в голову: огонь! Она может справиться без их помощи!
Стоило ей подумать, как на пальцах возникли искорки, и гибкое тело монстра взмыло вверх, изогнувшись дугой. Его глаза налились ядом, сквозь ряды острых зубов показался длинный раздвоенный язык, Этель прокатила по ладоням искорки и… выставила вперед руки.
Огромная чешуйчатая морда с острыми зубами словно и не заметила ее попытки сопротивления, еще больше скалясь. А может быть, высмеивая наивную девчонку: огонь на пальцах потух, не успев разгореться. Зверь разразился оглушительным ревом, обдавая ее мерзкой слюной.
А потом рухнул на землю камнем: в его змеином теле, почти у самой головы — что Этель назвала бы шеей — друг за другом возникли два небольших топорика, а затем, чуть с задержкой, прилетел кинжал.
Поток густой зеленой крови просочился сквозь тонкие блестящие чешуйки, монстр вскинул голову и издал истошный вопль, что забор перед Этель затрясся в судорогах, а хвост, медленно ползущий еще у поворота на другую улицу, ударил по песку, вызывая ураган пыли.
Этель зажмурилась, закашлялась, но, переборов приступ дрожи, сумела закрыть лицо руками и отползти в сторону — за небольшое ветвистое дерево с маленькими пчелиными домиками, а чудовище повернулось к новой цели: безоружному Когону.
Он наживка, поняла Этель. Оргвина не было видно, но из них двоих ловчее и проворнее явно был орк. Хотя в идеале здесь не помешала бы помощь Ильсо.
Когон помахал змею обеими руками, монстр клюнул и с отчаянным криком, разнося по округе кровавые потоки, атаковал. Когон перекувыркнулся по земле, уходя с линии удара: по хвосту чудовища зарядил молотом Оргвин. Змей обернулся, и Этель, глядя со стороны, даже в своем паническом состоянии поняла, что сейчас не помешал бы меткий выстрел. В глаз.
Но Ильсо не прикрыл, как обещал перед уходом, Оргвин засеменил от возможной судороги змея, безоружный Когон пытался уличить момент для выпада. Этель вдруг поняла, что должна делать. Даже если снова не получится. Но жизни спутников стоили ее попытки.
Она выбежала из укрытия, убедив себя, что бурная реакция орка страшнее пустынного чудовища, и вскинула руки. Этель не знала, что именно должна делать, но жар в ладонях будто сам определил ее движения. Тюрбан спал с головы, и она почувствовала, как горят виски, но теперь явно было не до них: она видела цель. И знала цену промаха.
Монстр махнул хвостом, и Оргвин упал от ударной волны. Задняя лапа сдавила ему грудь. Когон метнулся на помощь, но вдруг застыл — разрывался между двумя огнями: раненым гномом и нестабильной Этель. Но она сама кивнула в сторону гнома. Справится — чувствовала, а ему нужно было обмотать грудь, вдруг окрасившуюся в красный.
Она мысленно переместила огонек с пальцев на лезвия топоров и кинжала в чешуе монстра — вспомнила, как помогла Когону расправиться со стражей.
