Он все ждал, что услышит тоскливый волчий вой, или тихое рычание, но все перекрывал храп крепко спящих воинов и негромкие переговоры часовых. А в довершении ко всему, мальчик почувствовал, как в затылке постепенно начинает зарождаться тупая ноющая боль, и в груди его все сжалось от страха. Неужели у него скоро случится новый приступ? Что, если кто-нибудь заметит неладное?
Лоб и спина покрылись испариной, а сердце ухало тяжело, и так громко, что Тору казалось, его стук был слышен на весь бивуак. Однако, шло время и ничего не происходило: боль поворочавшись, постепенно затихла и мальчику наконец удалось забыться сном.
Утром его, как и всегда, разбудил сир Ригман. Помог Тору умыться, полив ему на руки водой из круглой пузатой фляги и, подсадив на лошадь, вручил ему полоску соленого вяленого мяса, в которую мальчик с удовольствием впился зубами.
Они ехали почти до самого полудня, когда отряд неожиданно приостановился, и один из едущих впереди воинов, приложил ребро ладони к глазам, пытаясь рассмотреть что-то перед собой.
Тору тоже вытянул шею и немного привстал в седле, но сир Ригман положил руку ему на плечо и, надавив, вернул на место.
- Не смотри, парень.
В голосе его послышались непривычные жесткие нотки, и мальчиком снова овладел страх. Он понимал, что вероятнее всего, произошло что-то плохое, иначе, почему бы еще лица окружающих его всадников вдруг стали так суровы.
- Уберите их с дороги, - приказал сир Ригман, но прежде, чем двое всадников спрыгнули со своих лошадей и направились вперед, исполнять поручение, Тору все-таки сумел разглядеть причину общего беспокойства.
Там, в десяти шагах от них, насаженные на длинные шесты, виднелись головы отправленных вчера рыцарем разведчиков.
«Томас и Оливер» - вспомнил мальчик, - «Их звали Томас и Оливер»
Их рты были приоткрыты, а волосы потемнели и слиплись от засохшей на них крови. Еще никогда прежде Тору не видел мертвецов, и теперь головы мужчин казались ему какими-то ненастоящими. Даже отсюда ему было видно, как вокруг них вьются жирные черные мухи, как они садятся на застывшие посмертной маской лица и ползают по ним, забираясь в рты и ноздри.
Мальчика замутило, и он почувствовал, как подкатывает к горлу тошнота. Огромных трудов ему стоило удержать в себе съеденный утром завтрак, и он старался не смотреть на то, как воины, расшатывая, вытаскивают из земли шесты и убирают их с дороги.
- Это все халийцы, да, милорд? – тихо и испуганно спросил мальчик, крепко зажмурив глаза и стараясь изгнать из воспоминаний страшную картину.
- Да, они предпочитают обезглавливать своих врагов, - не сразу, но все-таки ответил рыцарь, - Мне жаль, что тебе пришлось увидеть это, парень.
- А мне жаль Томаса и Оливера, - пробормотал мальчик, сжав пальцы так сильно, что побелели костяшки.
Да, пусть большинство сопровождающих рыцаря воинов относились к Тору весьма прохладно, мальчик все равно бы не пожелал никому из них подобной участи.
Как только головы убрали с дороги, и сир Ригман, отдал приказ двум мужчинам предать их земле, остальной отряд не спеша двинулся дальше.
Теперь Тору еще напряженней вглядывался в лесную чащу, но уже отнюдь не неведомые монстры страшили его, а вполне конкретные халийцы, которые так любят отрезать головы своим врагам.
Как назло, снова разболелась голова, но на этот раз боль раскаленными иглами вонзилась в виски так, что на глаза мальчика сами собой навернулись горячие слезы.
Тору утер влагу тыльной стороной ладони, и ехал, крепко зажмурившись, будто так ему могло хоть как-то полегчать.
В ушах шумело, а иногда даже казалось, что туда со всей силы давили чьими-то длинными пальцами, и тогда у мальчика закладывало горло и приходилось шумно сглатывать, чтобы немного ослабить давление.
Сир Ригман, видимо занятый собственными мыслями и переживаниями, не замечал, что происходит с Тору и не мог видеть его побледневшего лица с лихорадочно блестящими воспаленными глазами. А если бы и увидел, что твориться с ребенком, то наверняка списал бы его состояние на пережитый ужас.
Рыцарь строго настрого наказал своим воинам усилить бдительность и запретил останавливаться на ночлег до тех пор, пока они не минуют опасный участок дороги и вновь не выедут на наезженный тракт. Как только это произойдет, сир Ригман намеревался отослать в замок Альбер послание с отчетом о гибели двух воинов ордена, и о нарушивших границы, халийцах.
Тору очень хотелось, чтобы Глава Сынов Всевышнего непременно отослал бы сюда огромный могучий отряд, который сполна расквитается с язычниками за Томаса и Оливера. И за его собственный страх.
Как только небо начало темнеть, рыцарь и его спутники несколько замедлили передвижение, а трое скачущих впереди и сзади всадников, зажгли факелы, освещая дорогу.
Тору готовился не спать всю ночь, тем более что вряд ли ему удалось бы спокойно уснуть после пережитого потрясения. Казалось, закрой он глаза, и перед мысленным взором вновь предстанут отрубленные головы воинов, и мухи, кружащиеся вокруг них с тихим мерзким жужжанием.
Мальчик вздрогнул, и тряхнул головой, тут же почувствовав, как с новой силой вскипела боль.
«Только приступа мне сейчас не хватало» - с испугом и досадой подумал он, стискивая зубы и пережидая вспышку.
Внезапно, до него донесся встревоженный голос одного из всадников:
- Эй, кажется, я слышал где-то неподалеку лошадиное ржание!
Тору повернул голову к говорившему воину, как раз вовремя, чтобы увидеть, как в горло молодого рыжеволосого мужчины входит короткая толстая стрела.
- К оружию! – вскричал сир Ригман, выхватывая из ножен меч и придерживая Тору одной рукой, чтобы тот не свалился с занервничавшей лошади.
Широко открытыми глазами мальчик смотрел на то, как между пальцев, судорожно сжавших древко, толчками выходит темно-алая кровь. Воин захрипел и, завалившись набок, рухнул на землю.
Из леса снова полетели стрелы, одна из которых вонзилась в переднюю ногу их лошади. Несчастное животное всхрапнуло и, испуганно заржав, встало на дыбы.
Тору все-таки не удержался, и вылетел из седла, почувствовав, как правую руку прострелило острой болью и из легких, казалось, выбило ударом весь воздух.
Застонав, мальчик поднялся на четвереньки, и быстро перебирая ногами, бросился в густые кусты, надеясь найти укрытие в их густой листве.
Дрожа, он слышал крики на незнакомом языке – отрывистом и грубом, как воронье карканье. Его слуха касался лязг стали о сталь, когда воины и халийцы скрестили свое оружие.
Тору очень переживал за сира Ригмана – из своего укрытия он видел, что халийцев гораздо больше, чем воинов рыцаря. Несколько человек уже бездыханными лежали на залитой кровью земле, а некоторые едва держались на ногах, стремительно слабея от полученных ран.
Сир Ригман бился яростно и умело, разя противников, вооруженных кривыми короткими саблями, с удивительной скоростью. Однако место павших работорговцев тут же занимали новые, и Тору видел, что сир Ригман уже выбивается из сил.
Неожиданно, шум в ушах усилился, и взгляд мальчика затуманила лиловая дымка. Он увидел, как один из мертвых воинов с перерубленным горлом, медленно поворачивает к нему голову и, глядя на мальчика пустыми остекленевшими глазами, открывает рот и шепчет так, что шепот этот раздается прямо в ушах Тору:
- Беги, Тору, беги скорее!
Именно в этот момент один из халицев-лучников, обратил на мальчика свое внимание. Что-то крикнув на своем языке, он вытащил из колчана стрелу и Тору понял, что лишь несколько мгновений отделяет его от смерти.
Все еще стоя на четвереньках, мальчик попятился назад и, распрямившись, кинулся в лес, слыша за спиной разноголосые выкрики.
Рядом, в ствол дерева, выбив щепки, со свистом вонзилась стрела, заставив мальчика испуганно заскулить и чуть пригнуться.
Из-за странной лиловой пелены, различать направление и окружающее пространство было сложно. Деревья казались страшными чудовищами, тянущими к нему свои ветви-лапы и раззявившие безобразные дупла-пасти. Их скрип казался зловещим стоном, а смола, густыми каплями вытекающая из-под коры, напоминала черную кровь, сочащуюся из ран.
«Беги, маленький Тору! Беги-и-и…» - шелестел ветер в кронах, и острая боль вновь сдавила виски, заставив мальчика споткнуться и едва не упасть.
Когда рядом с ним снова просвистела стрела, Тору резко сменил направление, стараясь не касаться деревьев-монстров руками.
Халийцы по прежнему кричали, стремительно настигая его, но мальчик и не думал сдаваться – подгоняемый страхом он несся по лесу, петляя между древесных стволов подобно зайцу.
«Беги, маленький Тору! Беги!» - шептала тьма, обступая его со всех сторон, касаясь его разгоряченной кожи ледяным дыханием.
- Куда? – с хриплым отчаянием прошептал мальчик.
Споткнувшись о выступающий из земли корень, Тору упал на колени, больно ободрав ладони. Ушибленную ранее руку снова задергало от боли. Внезапно, земля, покрытая рыжими еловыми иглами, зашевелилась, и разошлась, когда от туда показалась костлявая рука, без единого кусочка плоти. Мальчик хотел было закричать, но из горла вырвался лишь слабый писк.
Палец, с непонятно как соединяющимися друг с другом фалангами, указал на север, и рука, помахав на прощание, вновь скрылась под землей.
Пульсация в голове нарастала, и мальчик почувствовал, как из носа закапало что-то горячее, заструившись по губам и подбородку. Коснувшись пальцами, увидел – кровь.
Он с трудом снова поднялся на ноги и, пошатываясь, кинулся прочь, стараясь придерживаться направления, которое указала ему костлявая рука. Тору и сам не знал, почему решил поступить именно так, но где-то в глубине души понимал, что выбирает единственно верный путь.
Когда новая стрела вонзилась в ствол, буквально в паре шагов от мальчика, он отметил, что халийцы стараются целиться в него так, чтобы ранить не смертельно. Возможно, они рассчитывали на то, что смогут выгодно продать его впоследствии. Может быть, в Халии дети с дурной кровью считаются редким и дорогим товаром, кто знает.
Перекрикивания работорговцев звучали уже совсем близко, когда перед бегущим мальчиком, откуда ни возьмись, выросла огромная, полупрозрачная, переливающаяся всеми цветами радуги, стена. Не успев остановиться, он с размаху врезался в нее, чувствуя, как его тело проходит сквозь плотный ледяной воздух, и тут же всяческие звуки стихли, оставляя мальчику лишь громкий стук собственного сердца.
Очередная вспышка боли заставила мальчика застонать, схватиться за голову и упасть на колени. Сквозь пелену слез и лиловую муть, он увидел возвышающуюся посреди широкой поляны круглую черную башню, освещенную лунным светом.
Последним, что увидел Тору перед тем, как очередная вспышка боли лишила его сознания, была распахнувшаяся дверь, и чей-то силуэт, застывший в проеме.
Резкий порыв ветра, пронесшийся по подвальному помещению, заставил огоньки на свечах, расставленных вокруг магического рисунка, трепыхнуться и погаснуть.
Сетма тихо выругался сквозь зубы и бросил недовольный взгляд на свой потускневший эрд. Цвет камня в кольце говорил о том, что энергии в артефакте осталось едва ли больше половины.
Это была уже четвертая по счету неудачная попытка разыскать Аттикуса Бодрака с помощью ритуала кровных уз, и с каждым последующим разом в душе молодого мага нарастало беспокойство. Неужели, с дядей что-то случилось и он простился с жизнью раньше положенного срока? Но где же в таком случае искать гримуар?
Одно Сетма знал наверняка: без старинной книги, обратной дороги в Коссхоэн для него не существовало. Те, кто желает заполучить себе фамильную реликвию Бодраков, не дадут молодому магу спокойной жизни, а если быть точнее - жизни как таковой. В серьезности их намерений Сетме довелось убедиться на собственной шкуре.
Так что выход у Бодрака был только один: пройти, если понадобится, весь Асгалот от одного края до другого, и попытаться отыскать след пропавшего дядюшки. Однако даже глядя на карту в кабинете у Стража, Сетма мог представить себе поистине огромные масштабы Закрытого королевства, и понимал, что задача ему предстоит практически невыполнимая.
Тщательно стерев за собой рисунок состоящий из хитросплетения магических символов, Бодрак поднялся по лестнице и толкнул дверь, которая вела прямиком в кабинет Лиана Рида.
При его появлении, Страж поднял взгляд от бумаг, которые изучал сидя за рабочим столом, и без особого участия в голосе, поинтересовался:
- Очередная неудача, парень? Гляди, если так пойдет и дальше - рискуешь остаться без энергии и денег.
Сетма и сам прекрасно это понимал, но услышать подобное заявление вслух, тем более, от постороннего человека, было особенно неприятно. В который уже раз молодой маг чувствовал, что удача окончательно покинула его, словно на их семье действительно лежало какое-то проклятие. За что бы он не брался, все выходило не по плану, принося скорее отрицательный результат, нежели тот, на который рассчитывал Бодрак.
- Я уйду сегодня, - сухо произнес Сетма, изучающее разглядывая подробную карту Асгалота, - Мне понадобится еда в дорогу и средний аманрат-накопитель.
- Дело твое, - откинувшись на высокую спинку стула, ответил Страж, - Что насчет оружия? Могу свести со знакомым мастером - тоже из наших. Берет, конечно не дешево, но работает качественно, так что товар своих денег стоит.
Бодрак уже думал о том, чтобы обзавестись парой метательных ножей, и предложение Рида выглядело весьма разумным. Поэтому, молодой маг сказал:
- Буду благодарен, если отведешь меня к нему.
Страж кивнул, и указав взглядом на бумаги, произнес:
- Тогда подожди меня в общей комнате. Как только закончу, свожу к мастеру Гровиру.
В доме, который принадлежал Стражу, помимо кабинета и подвала с порталом, было еще три комнаты: две спальни и общая, в которой готовилась еда и принимались гости.
Со слов Лиана Рида, большинство домов в Фендоре имели схожую планировку и строились исключительно из серого камня, который покрывался снаружи тонким светлым налетом от оседающей на нем соли. Сам город Сетме совершенно не понравился: шумный, пропахший рыбой и нечистотами, с узкими извилистыми улочками и центральной площадью, на которой висели покачиваясь и разлагаясь под жарким южным солнцем, казненные за разбойничество и пиратство, преступники. Впервые столкнувшись с подобным зрелищем, молодой маг испытал чувство брезгливого удивления. Что за дикость и извращение, выставлять мертвецов на всеобщее обозрение? Тем более, запах от них исходил такой, что глаза слезились, да еще и полчища жирных мух, роящихся над повешенными телами, вызывали чувство глубокого омерзения. Но самое удивительное - жители Фендора, и даже Страж воспринимали это как некую обыденность, давно и прочно вошедшую в их жизнь и не вызывающую совершенно никакой реакции. Когда Сетма спросил об этом Рида, тот ответил, что со временем ко всему можно привыкнуть и приспособиться, главное, самому не оказаться однажды на месте этих бедолаг.
Страж появился из своего кабинета примерно через четверть часа, так что молодой маг не успел заскучать в ожидании.
Они вышли из дома, окунаясь в городскую суету, и направились в сторону ремесленных кварталов, которые располагались неподалеку от портовых складов в северной части Фендора.
Лоб и спина покрылись испариной, а сердце ухало тяжело, и так громко, что Тору казалось, его стук был слышен на весь бивуак. Однако, шло время и ничего не происходило: боль поворочавшись, постепенно затихла и мальчику наконец удалось забыться сном.
Утром его, как и всегда, разбудил сир Ригман. Помог Тору умыться, полив ему на руки водой из круглой пузатой фляги и, подсадив на лошадь, вручил ему полоску соленого вяленого мяса, в которую мальчик с удовольствием впился зубами.
Они ехали почти до самого полудня, когда отряд неожиданно приостановился, и один из едущих впереди воинов, приложил ребро ладони к глазам, пытаясь рассмотреть что-то перед собой.
Тору тоже вытянул шею и немного привстал в седле, но сир Ригман положил руку ему на плечо и, надавив, вернул на место.
- Не смотри, парень.
В голосе его послышались непривычные жесткие нотки, и мальчиком снова овладел страх. Он понимал, что вероятнее всего, произошло что-то плохое, иначе, почему бы еще лица окружающих его всадников вдруг стали так суровы.
- Уберите их с дороги, - приказал сир Ригман, но прежде, чем двое всадников спрыгнули со своих лошадей и направились вперед, исполнять поручение, Тору все-таки сумел разглядеть причину общего беспокойства.
Там, в десяти шагах от них, насаженные на длинные шесты, виднелись головы отправленных вчера рыцарем разведчиков.
«Томас и Оливер» - вспомнил мальчик, - «Их звали Томас и Оливер»
Их рты были приоткрыты, а волосы потемнели и слиплись от засохшей на них крови. Еще никогда прежде Тору не видел мертвецов, и теперь головы мужчин казались ему какими-то ненастоящими. Даже отсюда ему было видно, как вокруг них вьются жирные черные мухи, как они садятся на застывшие посмертной маской лица и ползают по ним, забираясь в рты и ноздри.
Мальчика замутило, и он почувствовал, как подкатывает к горлу тошнота. Огромных трудов ему стоило удержать в себе съеденный утром завтрак, и он старался не смотреть на то, как воины, расшатывая, вытаскивают из земли шесты и убирают их с дороги.
- Это все халийцы, да, милорд? – тихо и испуганно спросил мальчик, крепко зажмурив глаза и стараясь изгнать из воспоминаний страшную картину.
- Да, они предпочитают обезглавливать своих врагов, - не сразу, но все-таки ответил рыцарь, - Мне жаль, что тебе пришлось увидеть это, парень.
- А мне жаль Томаса и Оливера, - пробормотал мальчик, сжав пальцы так сильно, что побелели костяшки.
Да, пусть большинство сопровождающих рыцаря воинов относились к Тору весьма прохладно, мальчик все равно бы не пожелал никому из них подобной участи.
Как только головы убрали с дороги, и сир Ригман, отдал приказ двум мужчинам предать их земле, остальной отряд не спеша двинулся дальше.
Теперь Тору еще напряженней вглядывался в лесную чащу, но уже отнюдь не неведомые монстры страшили его, а вполне конкретные халийцы, которые так любят отрезать головы своим врагам.
Как назло, снова разболелась голова, но на этот раз боль раскаленными иглами вонзилась в виски так, что на глаза мальчика сами собой навернулись горячие слезы.
Тору утер влагу тыльной стороной ладони, и ехал, крепко зажмурившись, будто так ему могло хоть как-то полегчать.
В ушах шумело, а иногда даже казалось, что туда со всей силы давили чьими-то длинными пальцами, и тогда у мальчика закладывало горло и приходилось шумно сглатывать, чтобы немного ослабить давление.
Сир Ригман, видимо занятый собственными мыслями и переживаниями, не замечал, что происходит с Тору и не мог видеть его побледневшего лица с лихорадочно блестящими воспаленными глазами. А если бы и увидел, что твориться с ребенком, то наверняка списал бы его состояние на пережитый ужас.
Рыцарь строго настрого наказал своим воинам усилить бдительность и запретил останавливаться на ночлег до тех пор, пока они не минуют опасный участок дороги и вновь не выедут на наезженный тракт. Как только это произойдет, сир Ригман намеревался отослать в замок Альбер послание с отчетом о гибели двух воинов ордена, и о нарушивших границы, халийцах.
Тору очень хотелось, чтобы Глава Сынов Всевышнего непременно отослал бы сюда огромный могучий отряд, который сполна расквитается с язычниками за Томаса и Оливера. И за его собственный страх.
Как только небо начало темнеть, рыцарь и его спутники несколько замедлили передвижение, а трое скачущих впереди и сзади всадников, зажгли факелы, освещая дорогу.
Тору готовился не спать всю ночь, тем более что вряд ли ему удалось бы спокойно уснуть после пережитого потрясения. Казалось, закрой он глаза, и перед мысленным взором вновь предстанут отрубленные головы воинов, и мухи, кружащиеся вокруг них с тихим мерзким жужжанием.
Мальчик вздрогнул, и тряхнул головой, тут же почувствовав, как с новой силой вскипела боль.
«Только приступа мне сейчас не хватало» - с испугом и досадой подумал он, стискивая зубы и пережидая вспышку.
Внезапно, до него донесся встревоженный голос одного из всадников:
- Эй, кажется, я слышал где-то неподалеку лошадиное ржание!
Тору повернул голову к говорившему воину, как раз вовремя, чтобы увидеть, как в горло молодого рыжеволосого мужчины входит короткая толстая стрела.
- К оружию! – вскричал сир Ригман, выхватывая из ножен меч и придерживая Тору одной рукой, чтобы тот не свалился с занервничавшей лошади.
Широко открытыми глазами мальчик смотрел на то, как между пальцев, судорожно сжавших древко, толчками выходит темно-алая кровь. Воин захрипел и, завалившись набок, рухнул на землю.
Из леса снова полетели стрелы, одна из которых вонзилась в переднюю ногу их лошади. Несчастное животное всхрапнуло и, испуганно заржав, встало на дыбы.
Тору все-таки не удержался, и вылетел из седла, почувствовав, как правую руку прострелило острой болью и из легких, казалось, выбило ударом весь воздух.
Застонав, мальчик поднялся на четвереньки, и быстро перебирая ногами, бросился в густые кусты, надеясь найти укрытие в их густой листве.
Дрожа, он слышал крики на незнакомом языке – отрывистом и грубом, как воронье карканье. Его слуха касался лязг стали о сталь, когда воины и халийцы скрестили свое оружие.
Тору очень переживал за сира Ригмана – из своего укрытия он видел, что халийцев гораздо больше, чем воинов рыцаря. Несколько человек уже бездыханными лежали на залитой кровью земле, а некоторые едва держались на ногах, стремительно слабея от полученных ран.
Сир Ригман бился яростно и умело, разя противников, вооруженных кривыми короткими саблями, с удивительной скоростью. Однако место павших работорговцев тут же занимали новые, и Тору видел, что сир Ригман уже выбивается из сил.
Неожиданно, шум в ушах усилился, и взгляд мальчика затуманила лиловая дымка. Он увидел, как один из мертвых воинов с перерубленным горлом, медленно поворачивает к нему голову и, глядя на мальчика пустыми остекленевшими глазами, открывает рот и шепчет так, что шепот этот раздается прямо в ушах Тору:
- Беги, Тору, беги скорее!
Именно в этот момент один из халицев-лучников, обратил на мальчика свое внимание. Что-то крикнув на своем языке, он вытащил из колчана стрелу и Тору понял, что лишь несколько мгновений отделяет его от смерти.
Все еще стоя на четвереньках, мальчик попятился назад и, распрямившись, кинулся в лес, слыша за спиной разноголосые выкрики.
Рядом, в ствол дерева, выбив щепки, со свистом вонзилась стрела, заставив мальчика испуганно заскулить и чуть пригнуться.
Из-за странной лиловой пелены, различать направление и окружающее пространство было сложно. Деревья казались страшными чудовищами, тянущими к нему свои ветви-лапы и раззявившие безобразные дупла-пасти. Их скрип казался зловещим стоном, а смола, густыми каплями вытекающая из-под коры, напоминала черную кровь, сочащуюся из ран.
«Беги, маленький Тору! Беги-и-и…» - шелестел ветер в кронах, и острая боль вновь сдавила виски, заставив мальчика споткнуться и едва не упасть.
Когда рядом с ним снова просвистела стрела, Тору резко сменил направление, стараясь не касаться деревьев-монстров руками.
Халийцы по прежнему кричали, стремительно настигая его, но мальчик и не думал сдаваться – подгоняемый страхом он несся по лесу, петляя между древесных стволов подобно зайцу.
«Беги, маленький Тору! Беги!» - шептала тьма, обступая его со всех сторон, касаясь его разгоряченной кожи ледяным дыханием.
- Куда? – с хриплым отчаянием прошептал мальчик.
Споткнувшись о выступающий из земли корень, Тору упал на колени, больно ободрав ладони. Ушибленную ранее руку снова задергало от боли. Внезапно, земля, покрытая рыжими еловыми иглами, зашевелилась, и разошлась, когда от туда показалась костлявая рука, без единого кусочка плоти. Мальчик хотел было закричать, но из горла вырвался лишь слабый писк.
Палец, с непонятно как соединяющимися друг с другом фалангами, указал на север, и рука, помахав на прощание, вновь скрылась под землей.
Пульсация в голове нарастала, и мальчик почувствовал, как из носа закапало что-то горячее, заструившись по губам и подбородку. Коснувшись пальцами, увидел – кровь.
Он с трудом снова поднялся на ноги и, пошатываясь, кинулся прочь, стараясь придерживаться направления, которое указала ему костлявая рука. Тору и сам не знал, почему решил поступить именно так, но где-то в глубине души понимал, что выбирает единственно верный путь.
Когда новая стрела вонзилась в ствол, буквально в паре шагов от мальчика, он отметил, что халийцы стараются целиться в него так, чтобы ранить не смертельно. Возможно, они рассчитывали на то, что смогут выгодно продать его впоследствии. Может быть, в Халии дети с дурной кровью считаются редким и дорогим товаром, кто знает.
Перекрикивания работорговцев звучали уже совсем близко, когда перед бегущим мальчиком, откуда ни возьмись, выросла огромная, полупрозрачная, переливающаяся всеми цветами радуги, стена. Не успев остановиться, он с размаху врезался в нее, чувствуя, как его тело проходит сквозь плотный ледяной воздух, и тут же всяческие звуки стихли, оставляя мальчику лишь громкий стук собственного сердца.
Очередная вспышка боли заставила мальчика застонать, схватиться за голову и упасть на колени. Сквозь пелену слез и лиловую муть, он увидел возвышающуюся посреди широкой поляны круглую черную башню, освещенную лунным светом.
Последним, что увидел Тору перед тем, как очередная вспышка боли лишила его сознания, была распахнувшаяся дверь, и чей-то силуэт, застывший в проеме.
Глава 4
Резкий порыв ветра, пронесшийся по подвальному помещению, заставил огоньки на свечах, расставленных вокруг магического рисунка, трепыхнуться и погаснуть.
Сетма тихо выругался сквозь зубы и бросил недовольный взгляд на свой потускневший эрд. Цвет камня в кольце говорил о том, что энергии в артефакте осталось едва ли больше половины.
Это была уже четвертая по счету неудачная попытка разыскать Аттикуса Бодрака с помощью ритуала кровных уз, и с каждым последующим разом в душе молодого мага нарастало беспокойство. Неужели, с дядей что-то случилось и он простился с жизнью раньше положенного срока? Но где же в таком случае искать гримуар?
Одно Сетма знал наверняка: без старинной книги, обратной дороги в Коссхоэн для него не существовало. Те, кто желает заполучить себе фамильную реликвию Бодраков, не дадут молодому магу спокойной жизни, а если быть точнее - жизни как таковой. В серьезности их намерений Сетме довелось убедиться на собственной шкуре.
Так что выход у Бодрака был только один: пройти, если понадобится, весь Асгалот от одного края до другого, и попытаться отыскать след пропавшего дядюшки. Однако даже глядя на карту в кабинете у Стража, Сетма мог представить себе поистине огромные масштабы Закрытого королевства, и понимал, что задача ему предстоит практически невыполнимая.
Тщательно стерев за собой рисунок состоящий из хитросплетения магических символов, Бодрак поднялся по лестнице и толкнул дверь, которая вела прямиком в кабинет Лиана Рида.
При его появлении, Страж поднял взгляд от бумаг, которые изучал сидя за рабочим столом, и без особого участия в голосе, поинтересовался:
- Очередная неудача, парень? Гляди, если так пойдет и дальше - рискуешь остаться без энергии и денег.
Сетма и сам прекрасно это понимал, но услышать подобное заявление вслух, тем более, от постороннего человека, было особенно неприятно. В который уже раз молодой маг чувствовал, что удача окончательно покинула его, словно на их семье действительно лежало какое-то проклятие. За что бы он не брался, все выходило не по плану, принося скорее отрицательный результат, нежели тот, на который рассчитывал Бодрак.
- Я уйду сегодня, - сухо произнес Сетма, изучающее разглядывая подробную карту Асгалота, - Мне понадобится еда в дорогу и средний аманрат-накопитель.
- Дело твое, - откинувшись на высокую спинку стула, ответил Страж, - Что насчет оружия? Могу свести со знакомым мастером - тоже из наших. Берет, конечно не дешево, но работает качественно, так что товар своих денег стоит.
Бодрак уже думал о том, чтобы обзавестись парой метательных ножей, и предложение Рида выглядело весьма разумным. Поэтому, молодой маг сказал:
- Буду благодарен, если отведешь меня к нему.
Страж кивнул, и указав взглядом на бумаги, произнес:
- Тогда подожди меня в общей комнате. Как только закончу, свожу к мастеру Гровиру.
В доме, который принадлежал Стражу, помимо кабинета и подвала с порталом, было еще три комнаты: две спальни и общая, в которой готовилась еда и принимались гости.
Со слов Лиана Рида, большинство домов в Фендоре имели схожую планировку и строились исключительно из серого камня, который покрывался снаружи тонким светлым налетом от оседающей на нем соли. Сам город Сетме совершенно не понравился: шумный, пропахший рыбой и нечистотами, с узкими извилистыми улочками и центральной площадью, на которой висели покачиваясь и разлагаясь под жарким южным солнцем, казненные за разбойничество и пиратство, преступники. Впервые столкнувшись с подобным зрелищем, молодой маг испытал чувство брезгливого удивления. Что за дикость и извращение, выставлять мертвецов на всеобщее обозрение? Тем более, запах от них исходил такой, что глаза слезились, да еще и полчища жирных мух, роящихся над повешенными телами, вызывали чувство глубокого омерзения. Но самое удивительное - жители Фендора, и даже Страж воспринимали это как некую обыденность, давно и прочно вошедшую в их жизнь и не вызывающую совершенно никакой реакции. Когда Сетма спросил об этом Рида, тот ответил, что со временем ко всему можно привыкнуть и приспособиться, главное, самому не оказаться однажды на месте этих бедолаг.
Страж появился из своего кабинета примерно через четверть часа, так что молодой маг не успел заскучать в ожидании.
Они вышли из дома, окунаясь в городскую суету, и направились в сторону ремесленных кварталов, которые располагались неподалеку от портовых складов в северной части Фендора.
