По авторитетному мнению многочисленных личностей мужского пола, искренне наслаждавшихся данным зрелищем, упомянутое сочетание имеет просто убойный эффект.
Траур вдове вообще необыкновенно идёт, на насыщенно-чёрном фоне нежная кожа женщины приобретает особую, молочно-фарфоровую белизну, густые ярко-рыжие локоны смотрятся сполохами огня на угле, фасон платья надёжно скрывает чуть располневшую талию, а в огромных, изумрудно-зелёных очах её красиво проблёскивает хрустальная слезинка и маг, ответственный за экспертизу, охотно соглашается провести приватный инструктаж.
Чем ближе был момент родов, тем нервознее становилась мачеха, тем хуже она обращалась со слугами, тем тяжелее было мне. Бабушка к тому времени уже слегла и почти не выходила из собственной комнаты. Я старалась не попадаться мачехе на глаза, часто сидела у бабушкиной постели, читая книги или пытаясь её развлечь. Получалось, честно говоря, плоховато - бабушка приняла смерть своего единственного ребёнка чрезвычайно тяжело. Моё присутствие поддерживало её силы, она сама мне часто говорила об этом, мягко улыбалась, называя своим единственным солнечным лучиком. Очень радовалась моим успехам в учёбе, а я со временем начала заниматься в её комнате, чтобы не покидать бабушку надолго одну. Когда же я куда-нибудь уходила, старушка мгновенно гасла, постоянно тоскливо смотрела в окно и сиделки, даже под руководством врача, никак не могли добиться какой-то важной, как они говорили, "положительной динамики".
Так прошло лето и настала осень - с беспросветной хмарью, бесконечными дождями и ледяным ветром. Бабушке постепенно становилось всё хуже и хуже, теперь она регулярно посещала склеп, подолгу сидела на могиле сына, в специально принесённом для неё глубоком, мягком кресле. Я подвигала ей под ноги низкую, обитую пёстрым плюшем, подставку и старательно укрывала толстым, шерстяным клетчатым пледом. Бабушка иногда дремала, утопая в этом кресле, но чаще вздыхала, кивала или отрицательно качала головой, огорчённо морщилась, беззвучно шевелила губами, будто спорила с кем-то, иногда улыбалась. На полном серьёзе утверждала, что ведёт с папой беседу, видит его. Ходить ей было очень тяжело, каждый раз она ужасно уставала, но при первой же возможности бабушка упорно возвращалась в склеп, и беззвучный "разговор" повторялся снова, снова и снова. Прислуга сочувственно вздыхала и постоянно перешёптывалась. Сиделки спокойно кивали, делали хорошо понимающие выражения лиц, а на специальном столике у бабушкиной постели появлялись всё новые и новые лекарства.
Между тем настала зима, а под Новогодье родилась моя сводная сестра, и в нашем доме стало вообще невозможно жить. Постоянные капризы хозяйки сменились буйными истериками, перемежаемыми скандалами по поводу и без, частыми штрафами за малейшие провинности прислуги и тотальным господским надзором за малейшими хозяйственными делами. Следует учитывать что в многочисленных проблемах ведения домашнего хозяйства мачеха разбиралась, прямо скажем, слабовато. Поэтому многие её приказы отдавали откровенным идиотизмом, а некоторая часть была невыполнима в принципе и вообще. Поначалу слуги взывали к логике, практике, справедливости и наивно полагались на разумные доводы, пытаясь вернуть в поместье привычные покой и порядок, но довольно быстро разуверились в умственных способностях новой хозяйки а также её желании решать проблемы мирным путём.
Буйный хозяйственный энтузиазм мачехи принёс вполне предсказуемый результат: горничные и лакеи целым косяком покинули наш дом, оставив его полупустым и опасно притихшим, даже в конюшне осталась работать только пара человек. На кухне, впрочем, милостью богов как-то обошлось без глобальных увольнений, хотя кое-кто из поваров помоложе активно поговаривал об уходе. Всё равно работы стало гораздо меньше, так лучше уж вовремя подсуетиться самому, а то уволит бешеная стерва со скандалом, зато без рекомендательных писем, намаешься потом пыль глотать, устраиваясь на работу. Теми же соображениями руководствовалась и большая часть горничных. Лишь садовник наш не хотел никуда уходить, был уже слишком стар, чтобы искать себе новое место. Да и с хозяйкой он пересекался не так уж часто. Экономка наша тоже по-прежнему надзирала за прислугой, а вот управляющий терпел-терпел, а потом взял расчёт и куда-то уехал. Вслед за ним почему-то уехали и оба моих преподавателя. Как ни странно это звучит, я ничуть не обрадовалась: без ежедневных занятий стало очень тоскливо, беспокойно и неуютно. Но самое страшное - сперва тихо ушла из жизни моя нянюшка, бабушкина ровесница, а уже через несколько месяцев не стало и самой бабушки.
Новая смерть принесла вдове новые хлопоты и дополнительные волнения. К счастью, женщина предусмотрительно сохранила близкие отношения с экспертом по магическим происшествиям и даже, можно смело отметить, довольно значительно преумножила число влиятельных друзей и знакомых из важной области правопорядка и законодательства. Поэтому вышеозначенный эксперт прибыл в хорошо известный ему дом не только по официальной разнарядке, но и по настоятельной просьбе весьма полезной ему лично персоны, с коей, будем честны, очень хотел остаться в добрых отношениях.
Визит получился неудачным, даже прямо скажем - весьма и весьма тревожным. Несмотря на радостный приём и искреннее желание хозяйки поместья угодить гостю всем чем только возможно, квалифицированный специалист никак не мог не отметить целый ряд чрезвычайно прискорбных, пожалуй, даже по-настоящему пугающих фактов: во-первых, самопроизвольно необычный консервационный процесс вспять не обернулся. Библиотека, лаборатории и сокровищница так и остались недоступны для посещения. Как и кабинет. Во-вторых, консервации подверглись и другие комнаты, что примечательно - господские, в которых, по словам хозяйки, стояло довольно много ценных вещей. То есть родовая магия абсолютно однозначно запустила программу сохранения - от некоего, теоретически враждебного семейству, лица - имеющихся в поместье материальных ценностей. В целом произошедшее складывалось в крайне неприятную картину. То, что тут что-то не так, с непоколебимой уверенностью заявил бы любой, даже самый тупой и беспросветно бездарный, выпускник Академии, а маг наш выпускником давно уже не являлся. Не был он и тупым, а стало быть сообразил почему начальник пожелал послать сюда совершенно конкретного специалиста. Более того, начал сильно подозревать, что именно его и собираются выставить козлом отпущения в данной неприглядной истории. Не зря же довольно высокое начальство настоятельно порекомендовало отнестись к прекрасной вдове с пониманием. В конце концов, молодая, чувствительная женщина, одна растит четырёх детей, ей и так тяжело приходится, вежливо подсказали ему, войдите в её положение. С другой стороны, он сам, по собственной доброй воле, изначально пустил процесс на самотёк, польстившись на блеск изумрудных глаз и улыбчивые, нежные, пухлые женские губки. Вовремя не начал расследование и, соответственно, намертво завяз. Да, если эта история внезапно каким-то образом всплывёт, будет чрезвычайно сложно хоть как-то прикрыть собственную халатность, а ничем иным как служебной ошибкой его действия определить попросту невозможно. Он был обязан - именно обязан! - досконально разобраться в произошедшем, как бы жалостливо ни глядела на него вдова, как бы глубоко она ни вздыхала, как бы высоко ни вздымалась её восхитительная грудь.
Причина, по которой маг-эксперт не выполнил то, что должно, стара как мир и настолько же банальна. К сожалению, молодым, здоровым мужчинам в некоторых жизненных ситуациях становится очень сложно думать. С действиями - опять-же к сожалению, и, что характерно, в те же самые моменты, - всё намного, намного проще. Однако мы сейчас оставим нашего эксперта его горьким размышлениям, нам они совершенно не интересны, поскольку ни на что кардинальное окончательно расстроенный волшебник решиться так и не смог. Напротив, по освящённой веками народной традиции понадеялся на всесильный авось. В конце концов, обе наследницы пока ещё несовершеннолетние, а боги милостивы - кто знает, может, и пронесёт.
Дом снова наполнился чужими людьми, только родственников в этот раз практически не было. А с чего это им сюда тащиться, наследства-то не предвидится, всё внучке оставлено - сплетничала всезнающая домашняя прислуга. Мне было абсолютно безразлично, что там мне кто оставлял, я бы с преогромной радостью отдала бы всё это трижды разнесчастное наследство тому, кто вернул бы мне бабушку, пусть и такую - беспомощную, старенькую и слабую. Ведь кроме неё у меня никого не осталось. Двоюродную тётушку, мою тёзку, можно было уже не считать: она скоропостижно влюбилась, отправившись на воды в соседнее государство и обнаружив в романтичном курортном городке мужчину своей мечты. Там же счастливо вышла замуж, немедленно забеременела и даже не приехала на бабушкины похороны - врачи запретили. Мачеха написала ей длинное письмо - с поздравлениями и пожеланиями, как полагается, - в котором давала многочисленные важные советы будущей матери с высоты своего возраста и богатого жизненного опыта. Мне пришлось в обязательно-приказном порядке, под бдительным надзором мачехи, добавить от себя несколько предложений - про то что мы с ней прекрасно ладим и, мол, она стала мне практически родной матерью. Спорить с ней я тогда не рискнула, да и не видела пользы нервировать тётушку Ару. Потому что по малолетству просто не представляла себе всех последствий этого злосчастного письма.
Гости уехали, учителей мне так и не нашли, а на кухне стало вполовину меньше народу. Чтобы занять моё время и научить меня жизни мачеха велела горничным давать мне латать старые вещи. Те, которые не страшно испортить. "Женщина должна уметь шить!" Твёрдости этого высказывания мог бы позавидовать любой камень, даже гранит. Я как раз про него читала, в учебнике по географии, который мне купил папа; красивый такой учебник был, с подробным атласом нашего королевства. Теперь он лежал в комнатах мачехи, ждал своего часа - когда подрастёт моя сводная сестра. Кстати, отныне если хозяйка поместья вдруг видела меня с книгой в руке, то приходила в ярость, а меня ожидали нудные и противные отработки. Типа уборки, перебирания крупы или вообще - мытья посуды. Постепенно мачехе стало казаться что она тратит на меня слишком много денег, пользы от меня в глаза не видно, а благодарности в принципе не дождёшься. Злилась она теперь всё чаще и чаще, орала всё громче и громче, а потом внезапно наступил перелом. Помню себя уже в щелястой дощатой пристройке, где хранился всякий хозинвентарь садово-огородного типа и с недавних пор стоял мой топчан. Та комната, в которой я жила до смерти бабушки, теперь предназначалась новорождённому ребёнку и наследнице всего нашего имущества. "Ах, как жаль, что твоему отцу не привелось увидеть собственное дитя." Так говорила мачеха, одновременно тяжело вздыхая, аккуратно промокая глаза платочком, чтобы не повредить дорогую косметику, и выделяя мне новую жилплощадь плюс какие-то тряпки, возможно, снятые с огородного пугала. Дальше вы уже всё читали в той самой сказке – работа, окрики, побои, снова работа и снова унижение. Сначала я старалась делать всё хорошо, надеялась, что мачеха устанет злиться и снова станет более-менее нормально ко мне относиться - как раньше, но потом я поняла, что эта детская, глупая и наивная вера в чудо не оправдается никогда.
Прислуга шепталась по углам, в основном о том, что хозяйка недаром так нервничает – мол, уморила муженька, злодейка окаянная. Отравила не разобравшись, что родит не мальчика – бесспорного наследника всего состояния, а девку. Был бы у неё парень, имущество мужа ещё хоть как-то, худо-бедно, но можно было бы отспорить, оставив старшей дочери лишь приданое. А так - на-кось выкуси, гадюка подколодная, нет и не будет тебе богатства! Поди, докажи теперь, что именно младшей хозяйской доченьке должно принадлежать имение, ведь тут срабатывает принцип старшинства – кто старше, тот и заберёт себе большую часть имущества. Майорат у нас может переходить и от отца к сыну, объясняли мне, и от матери к дочери, главное чтобы ребёнок был зачат в законном браке. Так вот, с этим у меня проблем не наблюдалось. Родители долго ждали моего появления, дважды ходили в Храм за благословением богов, это все знают. Не бойся, говорили мне, тебе главное до первого совершеннолетия дотерпеть, а потом можно уже делать что только захочешь - и поместье твоим будет, и все деньги тебе останутся. Мол, к восемнадцати родовая магия откроется, так у всех одарённых бывает, тогда вообще никто не сможет даже в дом войти без твоего разрешения, сама тут командовать станешь. Ещё шептали, что мачеха меня извести замыслила – не зря же посадила жить в сарай, дырявый от фундамента до крыши. Хочет, небось, чтоб зимой меня лихоманка взяла. А вот теперь, когда двери-то позапечатывались, не понятно сумеет ли, потому как законную наследницу сам дом пригреет, в обиду не даст, а добро мачехой неправедно нажитое серым пеплом рассыплется. Я слушала и даже частично верила. По крайней мере, очень хотела верить. Недаром же род наш магическими способностями славился которое уж поколение. Не скажу, чтобы мы прямо там звёзды с небес хватали, но богатство наше именно от магии произошло, магией росло, ею же и хранилось.
Авось - не гвоздь, как утверждает молва, и мы с ней, особенно в данном конкретном случае, безусловно, согласимся. Эксперту пришлось снова посетить хорошо знакомый, но уже далеко не такой приятный дом. Разобравшись в произошедшем, волшебник ударился в лёгкую панику. Скрыть подобное от взора проверяющих - буде маг-контролю вдруг заблагорассудится учинить проверку, - совершенно нереально. А что намного, намного хуже - то же самое произошедшее абсолютно невозможно спрятать от слуг или соседей. Сплетни пойдут обязательно и гарантированно доберутся до самой столицы. Благо, тут и добираться-то нечего: утром сел в почтовую карету, доехал к вечеру того же дня до телепорта в Маэре, а оттуда за пять минут и десять серебрушек доставят почти куда угодно. Если верхом скакать, да на хорошей лошади - так и до обеда вполне управишься. Для сплетников, а особенно сплетниц, это не расстояние, а сущая чепуха. Два-три месяца - и о бедной умирающей сиротке, злобной мачехе и невиданных чудесах в богатом поместье будут знать все подзаборные собаки в столице, не только люди. Домой эксперт уезжал в совершенно расстроенных чувствах: возможно, как и утверждала прекрасная вдова, её высокопоставленные друзья помогут с решением вопроса о проверке и маг-контроле, ежели таковой возникнет, ведь ей и самой упомянутая инспекция крайне невыгодна. А что, если нет?!
Библиотека, папин кабинет, его же комнаты, гостевые помещения. Конечно, больше всего мачеху бесило то, что оказалась заперта наша "сокровищница". То есть маленькая комнатушка без окон, типа кладовки, в которой папа хранил все фамильные украшения, наиболее ценные артефакты, вещи и даже самые редкие книги. Дверь в неё была только одна - из кабинета, так что, разумеется, главные семейные ценности оказались вне её досягаемости.
Траур вдове вообще необыкновенно идёт, на насыщенно-чёрном фоне нежная кожа женщины приобретает особую, молочно-фарфоровую белизну, густые ярко-рыжие локоны смотрятся сполохами огня на угле, фасон платья надёжно скрывает чуть располневшую талию, а в огромных, изумрудно-зелёных очах её красиво проблёскивает хрустальная слезинка и маг, ответственный за экспертизу, охотно соглашается провести приватный инструктаж.
***
Чем ближе был момент родов, тем нервознее становилась мачеха, тем хуже она обращалась со слугами, тем тяжелее было мне. Бабушка к тому времени уже слегла и почти не выходила из собственной комнаты. Я старалась не попадаться мачехе на глаза, часто сидела у бабушкиной постели, читая книги или пытаясь её развлечь. Получалось, честно говоря, плоховато - бабушка приняла смерть своего единственного ребёнка чрезвычайно тяжело. Моё присутствие поддерживало её силы, она сама мне часто говорила об этом, мягко улыбалась, называя своим единственным солнечным лучиком. Очень радовалась моим успехам в учёбе, а я со временем начала заниматься в её комнате, чтобы не покидать бабушку надолго одну. Когда же я куда-нибудь уходила, старушка мгновенно гасла, постоянно тоскливо смотрела в окно и сиделки, даже под руководством врача, никак не могли добиться какой-то важной, как они говорили, "положительной динамики".
Так прошло лето и настала осень - с беспросветной хмарью, бесконечными дождями и ледяным ветром. Бабушке постепенно становилось всё хуже и хуже, теперь она регулярно посещала склеп, подолгу сидела на могиле сына, в специально принесённом для неё глубоком, мягком кресле. Я подвигала ей под ноги низкую, обитую пёстрым плюшем, подставку и старательно укрывала толстым, шерстяным клетчатым пледом. Бабушка иногда дремала, утопая в этом кресле, но чаще вздыхала, кивала или отрицательно качала головой, огорчённо морщилась, беззвучно шевелила губами, будто спорила с кем-то, иногда улыбалась. На полном серьёзе утверждала, что ведёт с папой беседу, видит его. Ходить ей было очень тяжело, каждый раз она ужасно уставала, но при первой же возможности бабушка упорно возвращалась в склеп, и беззвучный "разговор" повторялся снова, снова и снова. Прислуга сочувственно вздыхала и постоянно перешёптывалась. Сиделки спокойно кивали, делали хорошо понимающие выражения лиц, а на специальном столике у бабушкиной постели появлялись всё новые и новые лекарства.
Между тем настала зима, а под Новогодье родилась моя сводная сестра, и в нашем доме стало вообще невозможно жить. Постоянные капризы хозяйки сменились буйными истериками, перемежаемыми скандалами по поводу и без, частыми штрафами за малейшие провинности прислуги и тотальным господским надзором за малейшими хозяйственными делами. Следует учитывать что в многочисленных проблемах ведения домашнего хозяйства мачеха разбиралась, прямо скажем, слабовато. Поэтому многие её приказы отдавали откровенным идиотизмом, а некоторая часть была невыполнима в принципе и вообще. Поначалу слуги взывали к логике, практике, справедливости и наивно полагались на разумные доводы, пытаясь вернуть в поместье привычные покой и порядок, но довольно быстро разуверились в умственных способностях новой хозяйки а также её желании решать проблемы мирным путём.
Буйный хозяйственный энтузиазм мачехи принёс вполне предсказуемый результат: горничные и лакеи целым косяком покинули наш дом, оставив его полупустым и опасно притихшим, даже в конюшне осталась работать только пара человек. На кухне, впрочем, милостью богов как-то обошлось без глобальных увольнений, хотя кое-кто из поваров помоложе активно поговаривал об уходе. Всё равно работы стало гораздо меньше, так лучше уж вовремя подсуетиться самому, а то уволит бешеная стерва со скандалом, зато без рекомендательных писем, намаешься потом пыль глотать, устраиваясь на работу. Теми же соображениями руководствовалась и большая часть горничных. Лишь садовник наш не хотел никуда уходить, был уже слишком стар, чтобы искать себе новое место. Да и с хозяйкой он пересекался не так уж часто. Экономка наша тоже по-прежнему надзирала за прислугой, а вот управляющий терпел-терпел, а потом взял расчёт и куда-то уехал. Вслед за ним почему-то уехали и оба моих преподавателя. Как ни странно это звучит, я ничуть не обрадовалась: без ежедневных занятий стало очень тоскливо, беспокойно и неуютно. Но самое страшное - сперва тихо ушла из жизни моя нянюшка, бабушкина ровесница, а уже через несколько месяцев не стало и самой бабушки.
***
Новая смерть принесла вдове новые хлопоты и дополнительные волнения. К счастью, женщина предусмотрительно сохранила близкие отношения с экспертом по магическим происшествиям и даже, можно смело отметить, довольно значительно преумножила число влиятельных друзей и знакомых из важной области правопорядка и законодательства. Поэтому вышеозначенный эксперт прибыл в хорошо известный ему дом не только по официальной разнарядке, но и по настоятельной просьбе весьма полезной ему лично персоны, с коей, будем честны, очень хотел остаться в добрых отношениях.
Визит получился неудачным, даже прямо скажем - весьма и весьма тревожным. Несмотря на радостный приём и искреннее желание хозяйки поместья угодить гостю всем чем только возможно, квалифицированный специалист никак не мог не отметить целый ряд чрезвычайно прискорбных, пожалуй, даже по-настоящему пугающих фактов: во-первых, самопроизвольно необычный консервационный процесс вспять не обернулся. Библиотека, лаборатории и сокровищница так и остались недоступны для посещения. Как и кабинет. Во-вторых, консервации подверглись и другие комнаты, что примечательно - господские, в которых, по словам хозяйки, стояло довольно много ценных вещей. То есть родовая магия абсолютно однозначно запустила программу сохранения - от некоего, теоретически враждебного семейству, лица - имеющихся в поместье материальных ценностей. В целом произошедшее складывалось в крайне неприятную картину. То, что тут что-то не так, с непоколебимой уверенностью заявил бы любой, даже самый тупой и беспросветно бездарный, выпускник Академии, а маг наш выпускником давно уже не являлся. Не был он и тупым, а стало быть сообразил почему начальник пожелал послать сюда совершенно конкретного специалиста. Более того, начал сильно подозревать, что именно его и собираются выставить козлом отпущения в данной неприглядной истории. Не зря же довольно высокое начальство настоятельно порекомендовало отнестись к прекрасной вдове с пониманием. В конце концов, молодая, чувствительная женщина, одна растит четырёх детей, ей и так тяжело приходится, вежливо подсказали ему, войдите в её положение. С другой стороны, он сам, по собственной доброй воле, изначально пустил процесс на самотёк, польстившись на блеск изумрудных глаз и улыбчивые, нежные, пухлые женские губки. Вовремя не начал расследование и, соответственно, намертво завяз. Да, если эта история внезапно каким-то образом всплывёт, будет чрезвычайно сложно хоть как-то прикрыть собственную халатность, а ничем иным как служебной ошибкой его действия определить попросту невозможно. Он был обязан - именно обязан! - досконально разобраться в произошедшем, как бы жалостливо ни глядела на него вдова, как бы глубоко она ни вздыхала, как бы высоко ни вздымалась её восхитительная грудь.
Причина, по которой маг-эксперт не выполнил то, что должно, стара как мир и настолько же банальна. К сожалению, молодым, здоровым мужчинам в некоторых жизненных ситуациях становится очень сложно думать. С действиями - опять-же к сожалению, и, что характерно, в те же самые моменты, - всё намного, намного проще. Однако мы сейчас оставим нашего эксперта его горьким размышлениям, нам они совершенно не интересны, поскольку ни на что кардинальное окончательно расстроенный волшебник решиться так и не смог. Напротив, по освящённой веками народной традиции понадеялся на всесильный авось. В конце концов, обе наследницы пока ещё несовершеннолетние, а боги милостивы - кто знает, может, и пронесёт.
***
Дом снова наполнился чужими людьми, только родственников в этот раз практически не было. А с чего это им сюда тащиться, наследства-то не предвидится, всё внучке оставлено - сплетничала всезнающая домашняя прислуга. Мне было абсолютно безразлично, что там мне кто оставлял, я бы с преогромной радостью отдала бы всё это трижды разнесчастное наследство тому, кто вернул бы мне бабушку, пусть и такую - беспомощную, старенькую и слабую. Ведь кроме неё у меня никого не осталось. Двоюродную тётушку, мою тёзку, можно было уже не считать: она скоропостижно влюбилась, отправившись на воды в соседнее государство и обнаружив в романтичном курортном городке мужчину своей мечты. Там же счастливо вышла замуж, немедленно забеременела и даже не приехала на бабушкины похороны - врачи запретили. Мачеха написала ей длинное письмо - с поздравлениями и пожеланиями, как полагается, - в котором давала многочисленные важные советы будущей матери с высоты своего возраста и богатого жизненного опыта. Мне пришлось в обязательно-приказном порядке, под бдительным надзором мачехи, добавить от себя несколько предложений - про то что мы с ней прекрасно ладим и, мол, она стала мне практически родной матерью. Спорить с ней я тогда не рискнула, да и не видела пользы нервировать тётушку Ару. Потому что по малолетству просто не представляла себе всех последствий этого злосчастного письма.
Гости уехали, учителей мне так и не нашли, а на кухне стало вполовину меньше народу. Чтобы занять моё время и научить меня жизни мачеха велела горничным давать мне латать старые вещи. Те, которые не страшно испортить. "Женщина должна уметь шить!" Твёрдости этого высказывания мог бы позавидовать любой камень, даже гранит. Я как раз про него читала, в учебнике по географии, который мне купил папа; красивый такой учебник был, с подробным атласом нашего королевства. Теперь он лежал в комнатах мачехи, ждал своего часа - когда подрастёт моя сводная сестра. Кстати, отныне если хозяйка поместья вдруг видела меня с книгой в руке, то приходила в ярость, а меня ожидали нудные и противные отработки. Типа уборки, перебирания крупы или вообще - мытья посуды. Постепенно мачехе стало казаться что она тратит на меня слишком много денег, пользы от меня в глаза не видно, а благодарности в принципе не дождёшься. Злилась она теперь всё чаще и чаще, орала всё громче и громче, а потом внезапно наступил перелом. Помню себя уже в щелястой дощатой пристройке, где хранился всякий хозинвентарь садово-огородного типа и с недавних пор стоял мой топчан. Та комната, в которой я жила до смерти бабушки, теперь предназначалась новорождённому ребёнку и наследнице всего нашего имущества. "Ах, как жаль, что твоему отцу не привелось увидеть собственное дитя." Так говорила мачеха, одновременно тяжело вздыхая, аккуратно промокая глаза платочком, чтобы не повредить дорогую косметику, и выделяя мне новую жилплощадь плюс какие-то тряпки, возможно, снятые с огородного пугала. Дальше вы уже всё читали в той самой сказке – работа, окрики, побои, снова работа и снова унижение. Сначала я старалась делать всё хорошо, надеялась, что мачеха устанет злиться и снова станет более-менее нормально ко мне относиться - как раньше, но потом я поняла, что эта детская, глупая и наивная вера в чудо не оправдается никогда.
Прислуга шепталась по углам, в основном о том, что хозяйка недаром так нервничает – мол, уморила муженька, злодейка окаянная. Отравила не разобравшись, что родит не мальчика – бесспорного наследника всего состояния, а девку. Был бы у неё парень, имущество мужа ещё хоть как-то, худо-бедно, но можно было бы отспорить, оставив старшей дочери лишь приданое. А так - на-кось выкуси, гадюка подколодная, нет и не будет тебе богатства! Поди, докажи теперь, что именно младшей хозяйской доченьке должно принадлежать имение, ведь тут срабатывает принцип старшинства – кто старше, тот и заберёт себе большую часть имущества. Майорат у нас может переходить и от отца к сыну, объясняли мне, и от матери к дочери, главное чтобы ребёнок был зачат в законном браке. Так вот, с этим у меня проблем не наблюдалось. Родители долго ждали моего появления, дважды ходили в Храм за благословением богов, это все знают. Не бойся, говорили мне, тебе главное до первого совершеннолетия дотерпеть, а потом можно уже делать что только захочешь - и поместье твоим будет, и все деньги тебе останутся. Мол, к восемнадцати родовая магия откроется, так у всех одарённых бывает, тогда вообще никто не сможет даже в дом войти без твоего разрешения, сама тут командовать станешь. Ещё шептали, что мачеха меня извести замыслила – не зря же посадила жить в сарай, дырявый от фундамента до крыши. Хочет, небось, чтоб зимой меня лихоманка взяла. А вот теперь, когда двери-то позапечатывались, не понятно сумеет ли, потому как законную наследницу сам дом пригреет, в обиду не даст, а добро мачехой неправедно нажитое серым пеплом рассыплется. Я слушала и даже частично верила. По крайней мере, очень хотела верить. Недаром же род наш магическими способностями славился которое уж поколение. Не скажу, чтобы мы прямо там звёзды с небес хватали, но богатство наше именно от магии произошло, магией росло, ею же и хранилось.
***
Авось - не гвоздь, как утверждает молва, и мы с ней, особенно в данном конкретном случае, безусловно, согласимся. Эксперту пришлось снова посетить хорошо знакомый, но уже далеко не такой приятный дом. Разобравшись в произошедшем, волшебник ударился в лёгкую панику. Скрыть подобное от взора проверяющих - буде маг-контролю вдруг заблагорассудится учинить проверку, - совершенно нереально. А что намного, намного хуже - то же самое произошедшее абсолютно невозможно спрятать от слуг или соседей. Сплетни пойдут обязательно и гарантированно доберутся до самой столицы. Благо, тут и добираться-то нечего: утром сел в почтовую карету, доехал к вечеру того же дня до телепорта в Маэре, а оттуда за пять минут и десять серебрушек доставят почти куда угодно. Если верхом скакать, да на хорошей лошади - так и до обеда вполне управишься. Для сплетников, а особенно сплетниц, это не расстояние, а сущая чепуха. Два-три месяца - и о бедной умирающей сиротке, злобной мачехе и невиданных чудесах в богатом поместье будут знать все подзаборные собаки в столице, не только люди. Домой эксперт уезжал в совершенно расстроенных чувствах: возможно, как и утверждала прекрасная вдова, её высокопоставленные друзья помогут с решением вопроса о проверке и маг-контроле, ежели таковой возникнет, ведь ей и самой упомянутая инспекция крайне невыгодна. А что, если нет?!
***
Библиотека, папин кабинет, его же комнаты, гостевые помещения. Конечно, больше всего мачеху бесило то, что оказалась заперта наша "сокровищница". То есть маленькая комнатушка без окон, типа кладовки, в которой папа хранил все фамильные украшения, наиболее ценные артефакты, вещи и даже самые редкие книги. Дверь в неё была только одна - из кабинета, так что, разумеется, главные семейные ценности оказались вне её досягаемости.
