— Может быть, отчасти. Хотя я вообще-то пытался поговорить, а не поскандалить.
— Теперь она точно откажет Вам в просьбе?
— Да я и просьбу-то не успел изложить. Стой, раз уж ты домой явно не собираешься и напомнил мне о просьбе, — маг, увлечённый какой-то неожиданной мыслью, нашарил огрызок карандаша где-то под маленьким полуразвалившимся столом, безжалостно вырвал форзац из по-прежнему раскрытой библиотечной книги, что-то быстро написал на нём, сложил получившуюся записку в четыре раза и отдал её Глиру.
— На. Пойдёшь к замку от моего имени, скажешь, что я хочу переговорить с королевой. Если тебе откажут, а тебе откажут, попроси Стражей передать ей это. И не смотри, что она не слишком уж презентабельна.
Глир несколько секунд разглядывал записку, а затем кивнул, сложил её в карман потрёпанной жилетки и спросил:
— Прямо сейчас?
— Если тебе больше нечем заняться, — также беспечно отозвался Адорэс, заранее зная, что затея не принесёт никакой пользы общему делу, только ненадолго отвлечёт Глира от печали.
Бард слегка поклонился и вышел из-под ветвяного убежища, оставив молодого графа одного.
Адорэс задумчиво и обеспокоенно жевал губу. Он не знал, что тревожит его больше: несчастье в лице непонятной смерти Виктимы, Дамнума и Трибуса или же то, что его догадки снова подтвердились и Чёрные Рыцари оказались кем-то большим, чем просто разбойниками. Если Аглая в чём-то и была права, так это в том, что нынешние разбойники, насколько можно было судить, выглядели как обычные люди, а не монстры, как утверждали легенды. Описанное Глиром впрямь было похоже на магию, но Адорэс не мог опознать её. Светлая магия была неспособна на такое, но и, как он знал, тёмная тоже работала несколько иначе. И даже на магию Теней, которых он и без того подозревал, это не было похоже. Те влияли на разум, обращая в своих марионеток, а не убивали и не расщепляли тела на пепельные хлопья. Дело явно было сложнее, а обстоятельства страннее, чем Адорэс думал изначально.
Маг сам не заметил, как начал нервно расхаживать туда-сюда, взгляд его невольно натолкнулся на книгу с вырванным форзацем. Он встрепенулся, потянулся было возобновить свои книжные поиски, но, махнув рукой, круто развернулся и вышел к раненным.
Раненных было не так много, как изначально думал Адорэс. Всего пятеро. Они сидели прямо на земле, все хорошо знакомые, бурно обсуждали прошедшую вылазку в Проксиму, перевязывая раны себе и друг другу. Бегло оглядев их и оценив обстановку, Адорэс решил, что тяжело раненных нет, но на всякий случай уточнил у собравшихся.
— Нет, сам же видишь, — ответили ему.
— Ага, вижу. Ну, хорошо, — рассеянно пробормотал Адорэс, в мыслях своих уже строя новые планы по поимке виновных.
— Хорошо, да не хорошо, — заворчал один из раненых, тот, что сидел ближе к Адорэсу, крепкий мужчина средних лет. — Люди погибли. Где гарантия, что мы не погибнем?
— А где была такая гарантия, когда вы добровольно пришли сюда? Правильно, её не было. Да и вообще такой гарантии не существует в природе. Вот кто может обещать тебе, что через минуту ты по-прежнему будешь жив? Что на тебя не нападёт никакой монстр или, например, те же Чёрные Рыцари? Или что не произойдёт какой-нибудь несчастный случай, результатом которого станет, опять же, твоя смерть?
— Да он просто боится, что ему разукрасят рожу в бою! — хохоча, воскликнула крепкая медноволосая гигантша. Одна из каменных ониксовых вставок, слитых с её мускулистым телом, была пробита. В плече красовалась дыра. Камень гигантов в отличие от кожи не срастался, но женщину, казалось, это не слишком волновало. Остальные захохотали вслед за ней. Безучастной осталась лишь её соседка, Аркантэль Алтарос, девушка в мантии светлого мага с аккуратными чертами лица и точёным носиком, глазами, похожими на болото не только цветом, но и ощущением, что ты увяз и проваливаешься всё глубже; и короткими, едва достававшими до уровня подбородка, светлыми волосами. С одной стороны пряди у неё были убраны за заострённое ухо, а с другой беспорядочно нависали на лицо, так что было не разглядеть эмоций чародейки.
Адорэс криво улыбнулся.
— Вот так? — спросил он, указывая на своё лицо, исполосованное пятью шрамами. Один из них рассекал правую щёку, другой — лоб наискось, а ещё три проходили через левый глаз от верха брови до самой щеки. Мужчина что-то досадливо и неразборчиво ответил, поднялся и, прихрамывая, побрёл прочь.
— Ну, и чего вот он обиделся?
Адорэс не стал заострять внимание на этом досадном происшествии и принялся за оставшихся четверых, хотя ему и сказали, что никто серьёзно не пострадал. Когда он посоветовал гигантше, какие лекарственные травы и как лучше использовать для скорейшего заживления раны на другой её, безкаменной, руке, Аркантэль задумчиво спросила:
— Откуда ты всё это знаешь?
— Так у него мать — крестьянка. Травницей была до того, как за графа замуж выскочила, — ответила за Адорэса та, которой он давал советы.
— Это так, — подтвердил молодой граф, считая нужным сказать хоть что-то.
— Не знала, что ли? Об этом судачит всё высшее общество, мне кажется, до сих пор. Была как-то история: графа Воло после церемонии венчания члены нескольких особо влиятельных кружков решили проучить. Ну, показать, что, мол, он свой род таким неравным союзом опозорил. Проводили там какие-то свои махинации, интрижки плели: пытались графа отстранить от некоторых дел и части привилегий лишить. Да такого как господин Канэтис разве кто приструнит?
— Но ведь нет закона, запрещающего подобные браки, — не поняла чародейка.
— У общества, увы, свои правила и свои законы, — мягко сказал Адорэс. — Они негласные, но зачастую действуют куда эффективнее чем те, что записаны на бумагу под печать.
Аркантэль впилась в него взглядом, лицо её приняло выражение, от которого веяло лёгким безумием, заметным даже под волосами.
— Наверное, они очень любят друг друга, да?
Кругом снова раздался взрыв хохота, Адорэс удивлённо глянул на Аркантэль. Чародейка поднялась с места, явно собираясь уйти. Обиделась на хохот?
— Это тоже так, — сказал Дорэ Аркантэль в спину. Она обернулась.
— Почему тогда ты здесь, разве не должен быть с ними? — не дожидаясь ответа, Аркантэль ушла.
— Ох и чудачка эта Аркантэль, — покачала огромной головой гигантша.
— Не чуднее любого из нас, — отрезал Адорэс. Та криво ухмыльнулась, обнажив бронзовые с таким же металлическим отливом, как и её волосы, зубы.
— Ну, как скажешь, граф, как скажешь.
Она встала, подняла меч в ножнах, что лежал всё это время у её ног, отвесила Адорэсу поклон, скорее, условный и быстрым, хоть и тяжёлым шагом удалилась с поляны, но маг ещё слышал, как она хрипло посмеивалась и приговаривала:
— Чудачка Аркантэль теперь про любовь лопочет! Худшая из сказок, в какую она когда-либо верила.
Адорэс поймал себя на том, что был бы безмерно рад, если бы гигантша сюда больше никогда не возвращалась. Он одёрнул себя и обратился к оставшимся двум раненым, но те вежливо отмахнулись, и тогда граф с чистой совестью, хоть и неспокойной душой вернулся к книге. Его упрямство на этот раз было вознаграждено.
«Проклятье Падших накладывается на магов, нарушивших магическую клятву или какой-либо пункт Кодекса Магов, в качестве наказания. По сути и природе своей Проклятье индивидуально для каждого. Накладывается Проклятье без участия третьих лиц, можно сказать, что клятвы уже предусматривают в себе наказание на случай их нарушения и действуют по принципу заклятий. Снимается же Проклятье Падших одинаково в каждом случае. Сначала чародею следует раскаяться, затем — загладить свою вину, а в конце — получить Метку Хранителя — своеобразную печать от любого из Хранителей, подтверждающую пройденный путь исправления».
Первый пункт был выполнен, со вторым всё было сложно, третий выглядел невозможным. Целых пять минут. Затем Адорэс вспомнил, что безвыходных ситуацией по его же собственной философии, вроде как, не существует, а заодно и про крепость Хранителей, по легендам полную их магических артефактов.
Грань Рубина. 2
Яру, рыцарю замка Ринкии, не везло с самого утра. Мало того, что ему пришлось подменять заболевшего Стража на посту у ворот, что не входило в круг его обязанностей, так ещё и напарник достался на редкость болтливый. Яр, будучи Защитником, не был знаком с кодексом Стражей, но почему-то был почти уверен, что трёп на посту у них тоже не приветствовался. Вероятное нарушение уставов раздражало ещё больше.
—…ну, и я пошёл к Гэлдэвэру и сказал ему: «С какой стати мы должны стоять у парадного входа, сегодня же не наша очередь!», а он…ну, в общем, я теперь тут ещё две недели стоять буду…
Кроме напарника особенно говорливы сегодня были и голоса в голове.
Они приходили к Яру с давних пор. Загадочные голоса посещали его сны и мысли. Они никогда не вредили, только вызывали кратковременное ощущение некоторого дискомфорта в голове, и болтали до самого своего ухода или до тех редких моментов, когда Яру удавалось прогнать их самостоятельно. Голоса говорили о чести и справедливости, о силе и мести. А в сложных ситуациях, Яр не мог этого отрицать, они порой подсказывали решение проблемы или просто предупреждали о грядущей опасности. Голоса в голове были крайне полезны в боях: неслышно для других советовали, в какую сторону следует уклониться, когда выигрышнее атаковать, а когда — защищаться.
Но сегодня, на посту, только мешали. Особенно на посту Стража.
Задача Стражей — охранять входы в важнейшие помещения замка: от самих парадных ворот и до королевской сокровищницы. Они следят за тем, чтобы никто из посторонних не попал внутрь, не пострадали обитатели крепости, а ничего из имущества не пропало. Исчезновение хоть самой нелюбимой королевой чашки из кухонного шкафа — на совести Стражей.
Защитники же, такие как Яр, всегда в самом центре событий. Они следят за порядком в королевстве: патрулируют портальные границы, сопровождают членов королевской семьи и отвечают за поимку местных преступников. Вот и сегодня Яр мог бы в составе целого отряда охотиться за неуловимыми поджигателями, а не стоять тут…
В королевстве Антакус, откуда Яр родом, подобного деления не было. Там любого замкового рыцаря могли как поставить охранять ворота, так и отправить в гущу битвы. Но Яр давно в Ринкии, а на родине толком и не успел послужить, так что привык к северным порядком. Пожалуй, ринкийское разделение обязанностей симпатизировало ему даже больше. Признавать такое было странно: больше Яру в Ринкии ничего не нравилось.
— Тише.
— Брось, можно подумать, кто-то и впрямь может молча простоять весь день.
— Да тише ты! Кто-то идёт сюда, — спускаясь с холма, к воротам замка приближался какой-то человек в изрядно потрёпанной одежде. На голове у него была ярко-синяя шляпа с большими полями, а за спиной — футляр со струнным инструментом. Бард. Рыцари переглянулись, но даже не схватились за рукояти мечей. Музыканты — не угроза короне.
— Доброго дня, господа! — весело поклонился бард, театрально снимая перед рыцарями шляпу. — Я по делу к вашему начальству, — стражи никак не отреагировали на эту выходку.
Бард, заметив это, пояснил:
— Моё имя Глир Контон, я гонец графа Адорэса Воло. Граф отправил меня переговорить с королевой.
— Что же в таком случае он не явился сам, а послал на переговоры артиста с улицы? Её Величество Королева Аглая приказала не пускать в замок ни самого Адорэса, ни любого, кого он пришлёт, — строго произнёс болтливый страж. Яр с удивлением отметил, что тот, оказывается, не так безнадёжен, как он думал.
— Почему? — искренне удивился Глир.
— Её Величество уже имела честь говорить с Адорэсом, и те условия, на которых он предлагает сотрудничество, её совершенно не устраивают, о чём она вежливо и сообщила в письме, отправленном через день после приёма. В ответ на отказ приспешники Адорэса восстали против рыцарей, — отчеканил страж. — С какой стати ей снова говорить с ним, раз тот ещё не прекратил всё это безобразие? — бард не нашёлся с ответом, будто собрался развернуться и уйти, но тут вспомнил о чём-то, похлопал по карманам жилетки и вытащил желтоватый листок с неровными краями, сложенный вчетверо.
— А послание ей передать можно? — рыцари снова прикинулись каменными изваяниями и перестали замечать Глира. Музыкант поочерёдно заглянул в лицо обоим стражам, стараясь вымолить у них разрешение на почтовые услуги. Те не шелохнулись, смотрели в одну точку, куда-то мимо Глира. Отчаявшись, бард нагло сунул записку прямо в руку Яра, решив, видимо, что раз тот молчал до этого, значит, не так уж хочет Глира прогонять. Яр, не разворачивая и не разглядывая поданную записку, несколько раз демонстративно порвал её и втоптал обрывки в землю. Глир, обомлел. Глаза у него стали размером в столовую тарелку. Он ещё целую минуту бестолково глядел на ногу рыцаря, не понимая, как можно было разорвать записку, ведь она от графа. Для королевы.
— Что мне передать графу? — наконец спросил он упавшим голосом. Яр пожал плечами.
— Что хочешь, то и передай. Можешь для начала напомнить, что отец лишил его наследства и титула.
Грань Серебра. 2
— Что такое состояние перехода?
Иринк удивился: с чего вдруг в его внезапный экзамен от Аглия затесался вопрос, ответ на который известен даже самым маленьким детям любого из восьми островов? Наставник счёл его настолько безнадёжным?
— Это необратимая энергетическая перемена внутри организма, в результате которой существо меняет свою форму. Именно в момент перехода гиганты становятся вирлитерами, русалки — флуменами, а люди — магами.
— Какое тут ключевое слово?
— Ээ…необратимая? — ещё больше растерялся Иринк.
— И почему эта перемена необратима?
— Из-за принципа выброса энергии. В первой, изначальной, форме заложенная при рождении магия, то есть энергия, хранится в условной внутренней коробке. В момент перехода энергии становится слишком много, она разрывает стенки собственного хранилища и распределяется по всему организму, вытесняя некоторые жизненно важные элементы и заменяя их собой, — до него наконец дошло. — Слушай, я понимаю, к чему ты клонишь, но…
— Какое заклинание позволяет взламывать замки с последующим их возвращением в изначальную позицию? — задал Аглий следующий вопрос, не давая Иринку закончить. Экзаменационная паника, начавшая было сходить на нет, вернулась с новой силой: Иринк понял, что не знает ответа. Аглий уже перевернул песочные часы, отмеряющие время, данное ученику на размышления.
Думай, думай!
Ты же знаешь!
Ты же учил! Точно учил!
Ну, или читал…
Последние песчинки совершенно бессовестно упали на дно часов, лишая ученика времени.
— Ну?
— Я не знаю, — отчаянно замотал головой Иринк. Аглий молча поднялся, грозной чёрной тучей навис над учеником и одарил его уничтожающим взглядом. Иринк виновато втянул голову в плечи и попытался объясниться:
— Я учил, честное слово. Позавчера учил. Весь вечер. Правда, учил.
— Учил? — грозно переспросил Аглий. Иринк активно закивал, лишь бы выпросить ещё одну попытку. — Ещё ровно минута, — наставник перевернул часы, — твоё время пошло, — магистр вернулся в удобное кресло, придвинутое вплотную к одному из стеллажей, и принялся сверлить ученика взглядом. Иринк же в свою очередь принялся сверлить взглядом песочные часы.
— Теперь она точно откажет Вам в просьбе?
— Да я и просьбу-то не успел изложить. Стой, раз уж ты домой явно не собираешься и напомнил мне о просьбе, — маг, увлечённый какой-то неожиданной мыслью, нашарил огрызок карандаша где-то под маленьким полуразвалившимся столом, безжалостно вырвал форзац из по-прежнему раскрытой библиотечной книги, что-то быстро написал на нём, сложил получившуюся записку в четыре раза и отдал её Глиру.
— На. Пойдёшь к замку от моего имени, скажешь, что я хочу переговорить с королевой. Если тебе откажут, а тебе откажут, попроси Стражей передать ей это. И не смотри, что она не слишком уж презентабельна.
Глир несколько секунд разглядывал записку, а затем кивнул, сложил её в карман потрёпанной жилетки и спросил:
— Прямо сейчас?
— Если тебе больше нечем заняться, — также беспечно отозвался Адорэс, заранее зная, что затея не принесёт никакой пользы общему делу, только ненадолго отвлечёт Глира от печали.
Бард слегка поклонился и вышел из-под ветвяного убежища, оставив молодого графа одного.
Адорэс задумчиво и обеспокоенно жевал губу. Он не знал, что тревожит его больше: несчастье в лице непонятной смерти Виктимы, Дамнума и Трибуса или же то, что его догадки снова подтвердились и Чёрные Рыцари оказались кем-то большим, чем просто разбойниками. Если Аглая в чём-то и была права, так это в том, что нынешние разбойники, насколько можно было судить, выглядели как обычные люди, а не монстры, как утверждали легенды. Описанное Глиром впрямь было похоже на магию, но Адорэс не мог опознать её. Светлая магия была неспособна на такое, но и, как он знал, тёмная тоже работала несколько иначе. И даже на магию Теней, которых он и без того подозревал, это не было похоже. Те влияли на разум, обращая в своих марионеток, а не убивали и не расщепляли тела на пепельные хлопья. Дело явно было сложнее, а обстоятельства страннее, чем Адорэс думал изначально.
Маг сам не заметил, как начал нервно расхаживать туда-сюда, взгляд его невольно натолкнулся на книгу с вырванным форзацем. Он встрепенулся, потянулся было возобновить свои книжные поиски, но, махнув рукой, круто развернулся и вышел к раненным.
Раненных было не так много, как изначально думал Адорэс. Всего пятеро. Они сидели прямо на земле, все хорошо знакомые, бурно обсуждали прошедшую вылазку в Проксиму, перевязывая раны себе и друг другу. Бегло оглядев их и оценив обстановку, Адорэс решил, что тяжело раненных нет, но на всякий случай уточнил у собравшихся.
— Нет, сам же видишь, — ответили ему.
— Ага, вижу. Ну, хорошо, — рассеянно пробормотал Адорэс, в мыслях своих уже строя новые планы по поимке виновных.
— Хорошо, да не хорошо, — заворчал один из раненых, тот, что сидел ближе к Адорэсу, крепкий мужчина средних лет. — Люди погибли. Где гарантия, что мы не погибнем?
— А где была такая гарантия, когда вы добровольно пришли сюда? Правильно, её не было. Да и вообще такой гарантии не существует в природе. Вот кто может обещать тебе, что через минуту ты по-прежнему будешь жив? Что на тебя не нападёт никакой монстр или, например, те же Чёрные Рыцари? Или что не произойдёт какой-нибудь несчастный случай, результатом которого станет, опять же, твоя смерть?
— Да он просто боится, что ему разукрасят рожу в бою! — хохоча, воскликнула крепкая медноволосая гигантша. Одна из каменных ониксовых вставок, слитых с её мускулистым телом, была пробита. В плече красовалась дыра. Камень гигантов в отличие от кожи не срастался, но женщину, казалось, это не слишком волновало. Остальные захохотали вслед за ней. Безучастной осталась лишь её соседка, Аркантэль Алтарос, девушка в мантии светлого мага с аккуратными чертами лица и точёным носиком, глазами, похожими на болото не только цветом, но и ощущением, что ты увяз и проваливаешься всё глубже; и короткими, едва достававшими до уровня подбородка, светлыми волосами. С одной стороны пряди у неё были убраны за заострённое ухо, а с другой беспорядочно нависали на лицо, так что было не разглядеть эмоций чародейки.
Адорэс криво улыбнулся.
— Вот так? — спросил он, указывая на своё лицо, исполосованное пятью шрамами. Один из них рассекал правую щёку, другой — лоб наискось, а ещё три проходили через левый глаз от верха брови до самой щеки. Мужчина что-то досадливо и неразборчиво ответил, поднялся и, прихрамывая, побрёл прочь.
— Ну, и чего вот он обиделся?
Адорэс не стал заострять внимание на этом досадном происшествии и принялся за оставшихся четверых, хотя ему и сказали, что никто серьёзно не пострадал. Когда он посоветовал гигантше, какие лекарственные травы и как лучше использовать для скорейшего заживления раны на другой её, безкаменной, руке, Аркантэль задумчиво спросила:
— Откуда ты всё это знаешь?
— Так у него мать — крестьянка. Травницей была до того, как за графа замуж выскочила, — ответила за Адорэса та, которой он давал советы.
— Это так, — подтвердил молодой граф, считая нужным сказать хоть что-то.
— Не знала, что ли? Об этом судачит всё высшее общество, мне кажется, до сих пор. Была как-то история: графа Воло после церемонии венчания члены нескольких особо влиятельных кружков решили проучить. Ну, показать, что, мол, он свой род таким неравным союзом опозорил. Проводили там какие-то свои махинации, интрижки плели: пытались графа отстранить от некоторых дел и части привилегий лишить. Да такого как господин Канэтис разве кто приструнит?
— Но ведь нет закона, запрещающего подобные браки, — не поняла чародейка.
— У общества, увы, свои правила и свои законы, — мягко сказал Адорэс. — Они негласные, но зачастую действуют куда эффективнее чем те, что записаны на бумагу под печать.
Аркантэль впилась в него взглядом, лицо её приняло выражение, от которого веяло лёгким безумием, заметным даже под волосами.
— Наверное, они очень любят друг друга, да?
Кругом снова раздался взрыв хохота, Адорэс удивлённо глянул на Аркантэль. Чародейка поднялась с места, явно собираясь уйти. Обиделась на хохот?
— Это тоже так, — сказал Дорэ Аркантэль в спину. Она обернулась.
— Почему тогда ты здесь, разве не должен быть с ними? — не дожидаясь ответа, Аркантэль ушла.
— Ох и чудачка эта Аркантэль, — покачала огромной головой гигантша.
— Не чуднее любого из нас, — отрезал Адорэс. Та криво ухмыльнулась, обнажив бронзовые с таким же металлическим отливом, как и её волосы, зубы.
— Ну, как скажешь, граф, как скажешь.
Она встала, подняла меч в ножнах, что лежал всё это время у её ног, отвесила Адорэсу поклон, скорее, условный и быстрым, хоть и тяжёлым шагом удалилась с поляны, но маг ещё слышал, как она хрипло посмеивалась и приговаривала:
— Чудачка Аркантэль теперь про любовь лопочет! Худшая из сказок, в какую она когда-либо верила.
Адорэс поймал себя на том, что был бы безмерно рад, если бы гигантша сюда больше никогда не возвращалась. Он одёрнул себя и обратился к оставшимся двум раненым, но те вежливо отмахнулись, и тогда граф с чистой совестью, хоть и неспокойной душой вернулся к книге. Его упрямство на этот раз было вознаграждено.
«Проклятье Падших накладывается на магов, нарушивших магическую клятву или какой-либо пункт Кодекса Магов, в качестве наказания. По сути и природе своей Проклятье индивидуально для каждого. Накладывается Проклятье без участия третьих лиц, можно сказать, что клятвы уже предусматривают в себе наказание на случай их нарушения и действуют по принципу заклятий. Снимается же Проклятье Падших одинаково в каждом случае. Сначала чародею следует раскаяться, затем — загладить свою вину, а в конце — получить Метку Хранителя — своеобразную печать от любого из Хранителей, подтверждающую пройденный путь исправления».
Первый пункт был выполнен, со вторым всё было сложно, третий выглядел невозможным. Целых пять минут. Затем Адорэс вспомнил, что безвыходных ситуацией по его же собственной философии, вроде как, не существует, а заодно и про крепость Хранителей, по легендам полную их магических артефактов.
Грань Рубина. 2
Яру, рыцарю замка Ринкии, не везло с самого утра. Мало того, что ему пришлось подменять заболевшего Стража на посту у ворот, что не входило в круг его обязанностей, так ещё и напарник достался на редкость болтливый. Яр, будучи Защитником, не был знаком с кодексом Стражей, но почему-то был почти уверен, что трёп на посту у них тоже не приветствовался. Вероятное нарушение уставов раздражало ещё больше.
—…ну, и я пошёл к Гэлдэвэру и сказал ему: «С какой стати мы должны стоять у парадного входа, сегодня же не наша очередь!», а он…ну, в общем, я теперь тут ещё две недели стоять буду…
Кроме напарника особенно говорливы сегодня были и голоса в голове.
Они приходили к Яру с давних пор. Загадочные голоса посещали его сны и мысли. Они никогда не вредили, только вызывали кратковременное ощущение некоторого дискомфорта в голове, и болтали до самого своего ухода или до тех редких моментов, когда Яру удавалось прогнать их самостоятельно. Голоса говорили о чести и справедливости, о силе и мести. А в сложных ситуациях, Яр не мог этого отрицать, они порой подсказывали решение проблемы или просто предупреждали о грядущей опасности. Голоса в голове были крайне полезны в боях: неслышно для других советовали, в какую сторону следует уклониться, когда выигрышнее атаковать, а когда — защищаться.
Но сегодня, на посту, только мешали. Особенно на посту Стража.
Задача Стражей — охранять входы в важнейшие помещения замка: от самих парадных ворот и до королевской сокровищницы. Они следят за тем, чтобы никто из посторонних не попал внутрь, не пострадали обитатели крепости, а ничего из имущества не пропало. Исчезновение хоть самой нелюбимой королевой чашки из кухонного шкафа — на совести Стражей.
Защитники же, такие как Яр, всегда в самом центре событий. Они следят за порядком в королевстве: патрулируют портальные границы, сопровождают членов королевской семьи и отвечают за поимку местных преступников. Вот и сегодня Яр мог бы в составе целого отряда охотиться за неуловимыми поджигателями, а не стоять тут…
В королевстве Антакус, откуда Яр родом, подобного деления не было. Там любого замкового рыцаря могли как поставить охранять ворота, так и отправить в гущу битвы. Но Яр давно в Ринкии, а на родине толком и не успел послужить, так что привык к северным порядком. Пожалуй, ринкийское разделение обязанностей симпатизировало ему даже больше. Признавать такое было странно: больше Яру в Ринкии ничего не нравилось.
— Тише.
— Брось, можно подумать, кто-то и впрямь может молча простоять весь день.
— Да тише ты! Кто-то идёт сюда, — спускаясь с холма, к воротам замка приближался какой-то человек в изрядно потрёпанной одежде. На голове у него была ярко-синяя шляпа с большими полями, а за спиной — футляр со струнным инструментом. Бард. Рыцари переглянулись, но даже не схватились за рукояти мечей. Музыканты — не угроза короне.
— Доброго дня, господа! — весело поклонился бард, театрально снимая перед рыцарями шляпу. — Я по делу к вашему начальству, — стражи никак не отреагировали на эту выходку.
Бард, заметив это, пояснил:
— Моё имя Глир Контон, я гонец графа Адорэса Воло. Граф отправил меня переговорить с королевой.
— Что же в таком случае он не явился сам, а послал на переговоры артиста с улицы? Её Величество Королева Аглая приказала не пускать в замок ни самого Адорэса, ни любого, кого он пришлёт, — строго произнёс болтливый страж. Яр с удивлением отметил, что тот, оказывается, не так безнадёжен, как он думал.
— Почему? — искренне удивился Глир.
— Её Величество уже имела честь говорить с Адорэсом, и те условия, на которых он предлагает сотрудничество, её совершенно не устраивают, о чём она вежливо и сообщила в письме, отправленном через день после приёма. В ответ на отказ приспешники Адорэса восстали против рыцарей, — отчеканил страж. — С какой стати ей снова говорить с ним, раз тот ещё не прекратил всё это безобразие? — бард не нашёлся с ответом, будто собрался развернуться и уйти, но тут вспомнил о чём-то, похлопал по карманам жилетки и вытащил желтоватый листок с неровными краями, сложенный вчетверо.
— А послание ей передать можно? — рыцари снова прикинулись каменными изваяниями и перестали замечать Глира. Музыкант поочерёдно заглянул в лицо обоим стражам, стараясь вымолить у них разрешение на почтовые услуги. Те не шелохнулись, смотрели в одну точку, куда-то мимо Глира. Отчаявшись, бард нагло сунул записку прямо в руку Яра, решив, видимо, что раз тот молчал до этого, значит, не так уж хочет Глира прогонять. Яр, не разворачивая и не разглядывая поданную записку, несколько раз демонстративно порвал её и втоптал обрывки в землю. Глир, обомлел. Глаза у него стали размером в столовую тарелку. Он ещё целую минуту бестолково глядел на ногу рыцаря, не понимая, как можно было разорвать записку, ведь она от графа. Для королевы.
— Что мне передать графу? — наконец спросил он упавшим голосом. Яр пожал плечами.
— Что хочешь, то и передай. Можешь для начала напомнить, что отец лишил его наследства и титула.
Грань Серебра. 2
Глава 6. Дух Древнего
— Что такое состояние перехода?
Иринк удивился: с чего вдруг в его внезапный экзамен от Аглия затесался вопрос, ответ на который известен даже самым маленьким детям любого из восьми островов? Наставник счёл его настолько безнадёжным?
— Это необратимая энергетическая перемена внутри организма, в результате которой существо меняет свою форму. Именно в момент перехода гиганты становятся вирлитерами, русалки — флуменами, а люди — магами.
— Какое тут ключевое слово?
— Ээ…необратимая? — ещё больше растерялся Иринк.
— И почему эта перемена необратима?
— Из-за принципа выброса энергии. В первой, изначальной, форме заложенная при рождении магия, то есть энергия, хранится в условной внутренней коробке. В момент перехода энергии становится слишком много, она разрывает стенки собственного хранилища и распределяется по всему организму, вытесняя некоторые жизненно важные элементы и заменяя их собой, — до него наконец дошло. — Слушай, я понимаю, к чему ты клонишь, но…
— Какое заклинание позволяет взламывать замки с последующим их возвращением в изначальную позицию? — задал Аглий следующий вопрос, не давая Иринку закончить. Экзаменационная паника, начавшая было сходить на нет, вернулась с новой силой: Иринк понял, что не знает ответа. Аглий уже перевернул песочные часы, отмеряющие время, данное ученику на размышления.
Думай, думай!
Ты же знаешь!
Ты же учил! Точно учил!
Ну, или читал…
Последние песчинки совершенно бессовестно упали на дно часов, лишая ученика времени.
— Ну?
— Я не знаю, — отчаянно замотал головой Иринк. Аглий молча поднялся, грозной чёрной тучей навис над учеником и одарил его уничтожающим взглядом. Иринк виновато втянул голову в плечи и попытался объясниться:
— Я учил, честное слово. Позавчера учил. Весь вечер. Правда, учил.
— Учил? — грозно переспросил Аглий. Иринк активно закивал, лишь бы выпросить ещё одну попытку. — Ещё ровно минута, — наставник перевернул часы, — твоё время пошло, — магистр вернулся в удобное кресло, придвинутое вплотную к одному из стеллажей, и принялся сверлить ученика взглядом. Иринк же в свою очередь принялся сверлить взглядом песочные часы.
