— Доча, ты куда?!
«Прости. Очень надо…»
«А не от того ли я заболела, что вечно лазаю по каким-то мокрым и грязным местам? Мусор вонючий разгребаю… Запросто могла какую-нибудь инфекцию подцепить!»
Так размышляла Софья, стоя в переполненной маршрутке, ползущей в пробке по Логовому шоссе. Лучше бы на трамвай села, да что уж теперь…
«Да нет, вряд ли. Любая инфекция из грязи за такое время или сдохла бы сама, или меня бы убила. Да и анализов сколько сделали! Нет, что-то тут не то… Вообще в любом случае с этой болезнью что-то не то. А учитывая эти мои загадочные «позывы» оказаться в каком-то определённом месте… И ведь в самом деле каждый раз там что-то плохое обнаруживается. То мусор. То запруда. То птица раненая. Мистика какая-то, в общем. Жутковато. Но, опять же… До болезни, насколько я понимаю, я к этому всему совершенно спокойно относилась. Ну подумаешь, потянуло куда-то. Ну, поехала, навела порядок, помощь птичке оказала. Хорошо же! И никаких сомнений и вопросов. Что же сейчас изменилось? Почему это меня вдруг начало пугать?»
За этими размышлениями Софья чуть не проехала нужную остановку. Выйдя, едва не захлебнулась густым запахом сосновой хвои. Бор, чудо посреди города! Зелёный страж людского поселения на высоком, обрывистом правом берегу тётушки Томи.
Теперь надо преодолеть подъём по нескольким пролётам выщербленных бетонных ступеней. Софья тяжело дышит, но сосновый аромат придаёт сил, как будто она пьёт витаминный ярко-зелёный настой хвои. Тропинка пересекает старую, растрескавшуюся асфальтированную дорожку. Когда-то в этой части бора кипела жизнь: здесь прогуливались люди, были сооружены беседки и скамейки для отдыха. В последнее десятилетие всё обветшало, потрескалось, развалилось; «культурная» прогулочная территория теперь находилась с другой стороны бора, с автомобильным подъездом и парковками.
Тропинка ныряла в заросли кустарников и вела к склону глубокого оврага, на дне которого в полёгших «гривах» прошлогодней травы скрывалось русло ручья. На противоположной стороне сбегающей вниз «прорези» в склоне горы золотились стволы сосен под тёмно-зелёным ажурным куполом крон. Софья, хрустя выбеленными стеблями прошлогоднего бурьяна, подобралась к самому краю обрыва и осторожно начала спускаться. Почва была влажной, подошвы ботинок скользили, оставляя на склоне чёрные «раны».
Цепляясь за ветки склонившихся над руслом ручья кустов, Софья буквально сползала к воде. Ноги дрожали от слабости, сердце колотилось в горле. Вдруг кусок дёрна под опорной ногой пополз, как кожура с варёной картофелины, ветка, больно царапнув ладонь, вырвалась из руки, и девушка, охнув, спиной вперёд полетела в ручей.
Но вместо поверхности ледяной воды её встретили чьи-то сильные руки.
От неожиданности Софья вскрикнула и начала вырываться, пытаясь отталкиваться ногами и беспомощно скользя на мокрой земле у кромки воды. Её «спаситель» крепко взял девушку за плечи и буквально отставил от ручья на полметра выше по склону. Потом отпустил и шагнул в сторону, оказавшись сбоку от неё.
— Вот так встреча, — сказал он с усмешкой. — Не рано ли взялась за дело, не окрепла ведь ещё…
Софья вытаращилась на незнакомца. Он казался совершенно неуместным здесь, на берегу по-весеннему мутного ручья в окружении голых кустов и лиственных деревьев и ещё по-зимнему тёмных, сумрачных сосен: высокого роста, лет шестидесяти на вид, в круглых очках и со спускающейся на грудь аккуратной седой бородой, он походил на профессора или, может, почтенного семейного доктора. Одет мужчина был в короткое тёмно-серое пальто и отглаженные чёрные брюки.
— Вы... меня знаете? — пролепетала Софья, оторопело разглядывая его.
— Ну... В некотором роде, — усмехнулся незнакомец. — Я тебя ждал, но не так скоро, признаться.
— Жда-али? — Соня попятилась вверх по склону, но споткнулась о пучок пожухлой травы и едва не упала. — Вы кто вообще? И что тут делаете? — Она растерянно глянула за спину «спасителя» — туда, где журчала и плескалась мутная вода ручья. Где-то там, выше по течению, в кустах прячется проблема, которую ей срочно нужно решить! А теперь как быть? Зачем этот странный тип сюда притащился? Что ему от неё надо?..
«Бежать! Легко сказать... Вверх по склону — догонит запросто. Ох, что делать-то...»
— Меня зовут Демьян Михайлович Кузнецов, я работаю в политехе, в смысле, в техническом университете на кафедре технологии органических веществ, — подняв руки в успокаивающем жесте, негромко и медленно заговорил незнакомец. — Профессор я, доктор химических наук. Это можно легко проверить. Хочешь, пропуск тебе покажу. И паспорт, и водительские права, и любые другие бумаги, какие у меня только есть. Даже учебное пособие за моим авторством с собой имеется. — Он хмыкнул. — И преподавательская книжка.
— Э... — Софья заморгала. — И что мне с того?
— Ну как, — Кузнецов пожал плечами. — Пытаюсь доказать тебе, что я не маньяк, не сумасшедший...
— А что, профессор политеха не может быть маньяком или сумасшедшим? — мрачно поинтересовалась Соня. Она странным образом почти успокоилась, и вовсе не потому, что Кузнецов — если его и в самом деле так зовут — пообещал предъявить какие-то там документы. Ей вдруг показалось, что она на самом деле его знает — что в тех затянутых мутной плёнкой воспоминаниях о жизни до больницы он каким-то образом попадался. Может, видела его в политехе, когда ещё училась? Хоть и закончила совсем другой факультет, но мало ли... Где-то в коридорах пятого корпуса сталкивались. Это объяснение казалось правдоподобным... Только вот Софья ему ни капельки не верила.
Дело было явно в другом. В том самом, что привело её сейчас к этому ручью. В это место, в это время.
Между тем Кузнецов на её риторический вопрос только с улыбкой развёл руками — мол, с этим не поспоришь.
— Так всё-таки — что вы тут делаете? — хрипло спросила Соня.
— То же, что и ты, — улыбнулся Демьян Михайлович. — Ладно, пойдём, раз пришла. Поможешь. — Он развернулся и решительно нырнул в заросли, из которых выбегал ручей. Софья, резко вдохнув, бросилась за ним.
— Вот, смотри, где проблема наша. — Кузнецов выбрался из цепких объятий черёмушника, выпрямился и указал на торчащий посередине русла изогнутый арматурный прут. — Надо вытащить. И как можно быстрее, а то уже последствия начались.
— Какие последствия? — удивилась Соня, обходя стоящего на берегу профессора. — Ржавчина, что ли?
— Да нет, — поморщился Кузнецов. — В другом месте последствия. Ты так и не вспомнила? — Он обернулся к ней и пытливо вгляделся в лицо.
— Что не вспомнила? — Соня снова испугалась — сердце заколотилось быстро-быстро, в груди похолодело, онемели пальцы... А потом сообразила, что испугал ее не вопрос, а осознание: она и в самом деле что-то забыла, что-то очень важное.
— Кто ты и зачем ты это делаешь, — тихо проговорил Кузнецов и кивнул на арматурный прут. — Вода… Всегда какая-нибудь вода. Всегда — помеха, препятствие, загрязнение. И ты безошибочно их находишь. Так ведь?
Соня молча кивнула, не отводя взгляда от прута.
— И это неспроста, — продолжил Кузнецов. — И это не простой мусор или запруды. Это порча.
— Что? — на вдохе просипела Соня, отшатнувшись.
— Порча, — повторил Демьян Михайлович. — Не в том классическом смысле, что вот кто-то её навёл на кого-то по злому умыслу. У нас есть… Скажем так, некие объекты, которым могут угрожать разного рода опасности. И в наших силах отвести эту угрозу от того, что нам дорого. Хотя бы частично отвести.
— Похоже на… какой-то ритуал. — Соня попыталась улыбнуться. Губы дрожали.
— Можно и так назвать, — совершенно серьёзно подтвердил Кузнецов. — Некое действие, неопределённым образом оказывающее влияние на отдалённый и никак не связанный с этим действием и местом его осуществления объект — как ещё это назвать, как не ритуалом?
— То есть… Вы хотите сказать… — Соня нахмурилась, пытаясь поймать ускользающую мысль. В виске запульсировала боль, будто крошечный дятел пытался выдолбить у неё из-под костей черепа червячка-сомнение. — Я расчищаю русло ручья или убираю камни — а в это время… — Она замолчала и вопросительно глянула на профессора — мол, подскажите!
— А в это время твой подопечный объект избегает повреждения, — подхватил Кузнецов. — Как это работает — не спрашивай. Словами это не объяснить. Это же не наука, — он хмыкнул, — хотя мне как доктору химических наук крайне сложно признать, что я занимаюсь магией…
— А я вообще экономист, — пробормотала Софья, ёжась от пробравшейся под плащ зябкой сырости.
— Я знаю, — добродушно усмехнулся Кузнецов. — Софья Павловна Ветрова, дочь главного инженера крупнейшего химического предприятия города. А почему в химию не подалась? — Он с любопытством заглянул ей в лицо. — Училась бы у меня, глядишь, и узнала бы обо всём раньше. И безболезненнее.
— Я хотела… — прошептала девушка. У неё вдруг закружилась голова. — Мама была против. А папа с ней спорил, но не победил.
— Мама у тебя обычный человек. А отец… — Кузнецов замялся. — Павел из наших. Только непроявленный, к сожалению.
— Из каких «наших»? — холодея, уточнила Софья. Ей снова стало страшно: всё-таки этот Кузнецов — похоже, какой-то маньяк или сумасшедший. Или сектант?.. — И что значит «непроявленный»?
— Из Хранителей, — произнёс Кузнецов таким тоном, что Соня будто бы воочию увидела, что первая буква в этом слове — заглавная.
— Хранителей чего?
— Мест. Объектов. Природных и, как говорят учёные, антропогенных. А непроявленный — значит не осознавший себя как Хранителя. Не у всех этот дар проявляется. Многие так и живут, мучаясь от непонятного беспокойства. Всё равно их тянет поближе к объекту, конечно, и они частенько, сами того не понимая, охраняют его. Но, поскольку они не знают и не понимают, что и как делать, то слишком часто просто принимают порчу на себя. — Он внимательно посмотрел на Софью. — Ничего не напоминает?
— Что напоминает? — растерялась Соня. — А-а… Вы хотите сказать, что эта моя болезнь… Что я болела вместо моего объекта?!
— Не «вместо», — поправил её Кузнецов. Глянул сочувственно и будто бы виновато. — «Вместе». И отчасти из-за меня. Я мог раньше собрать народ. — Поймав ошарашенный, непонимающий взгляд девушки, профессор едва заметно поморщился и продолжил: — Проблема у твоего… объекта давняя и серьёзная. Ты делала что могла, но одна ты могла немного. Да и возможностей у непроявленных намного меньше. А я всё как-то… Ну, переоценил я свои силы. Надо было сразу собрать наших... Хотя бы человек пять. А я всё думал — сам вытяну…
— Что за проблема-то? — еле слышно спросила Софья. — И скажите уже наконец… — Она хотела спросить: «Что за объект я охраняю?», но вдруг поняла: ей и так это прекрасно известно.
— Сообразила, вижу, — кивнул Кузнецов. — Соответственно, и какая там была проблема, ты понимаешь. Лучше меня понимаешь… И вот в этом году наконец её решили, хотя бы отчасти. Русло почистили, берега… Не всё так уж прекрасно там, но гораздо лучше, чем было. Ты же ещё не ходила к ней?
— Нет. Из больницы домой, потом сразу сюда.
— Я тебя отвезу, сама посмотришь. Дышится ей теперь намного легче. А ты за неё болела, верно. А придёшь на берег — и тебе полегчает. — Он неожиданно потрепал её по плечу — совершенно отцовским жестом.
— А это вот? — Софья указала на прут. — Тоже её проблема?
— Не совсем. Это скорее общая с Томью проблема. Неподалёку от устья кое-кто серьёзно пакостит, скажем так. Обеим рекам.
— А чем это поможет-то? Городская территория, тут если и пакостят, то только с разрешения администрации…
— Это самое сложное. Мы через эти… Кхм, ритуалы… — Кузнецов приподнял очки и почесал под ними переносицу. — В общем, мы в числе прочего можем влиять на мнения принимающих решения. То есть даже на городские власти. Вкладываем им в головы нужные мысли. Но это очень сложно — ещё и потому, что частенько возникает конфликт интересов. К примеру, есть Хранитель у реки, которую загрязняет завод. Но у завода-то тоже есть Хранитель…
— У завода то-оже?..
— Ну да, я же говорил, антропогенные объекты тоже кто-то бережёт. Так вот, тут бы по-хорошему Хранителям нужно встретиться и обговорить, кто на какие уступки может пойти. Но бывают ведь и непроявленные Хранители…
— Папа?.. — Софья охнула. — То-то он всё время болеет…
— Да, ему тяжело приходится. Объект у него огромный, сложный, стараемся помочь как можем, но можем-то мы на самом деле не так уж много... Даже совместными усилиями.
— А сколько всего вас… Нас — проявленных?
— Потом я всё тебе расскажу и со всеми познакомлю. А сейчас давай всё-таки за дело браться. Этот прут просто так не вытащишь. Если долго провозимся, тебя родители потеряют.
— Это да… Ну давайте. — Софья подошла к кромке воды и обеими руками взялась за ребристую ледяную железку. Потянула, попробовала покачать. — Ой, он будто бы забетонирован в дно!
— Я же сказал — просто так его не вытащить, — улыбнулся Кузнецов. — Отойди немного, сейчас будем… кхм, колдовать. — Он шагнул ближе к пруту и протянул к нему правую руку. Соня чуть наклонилась вперёд, пытаясь разглядеть, как же профессор собирается «колдовать» над мокрой ржавой арматуриной.
Кузнецов поднёс ладонь к пруту, но не обхватил его, а задержал в паре сантиметров от ребристой поверхности. Пальцы напряглись, сгибаясь, будто он изо всех сил сжимал что-то невидимое вокруг металлического стержня. Софья прищурилась, вгляделась — и широко распахнула глаза от удивления, непроизвольно делая шаг вперёд. Кузнецов предостерегающе вытянул в сторону левую руку — «Не подходи!» Прут начал мелко вибрировать, так, что его контуры размазались. Профессор чуть сильнее сжал руку, потянул на себя, и стержень медленно сдвинулся с места.
— Тебе надо понять, что именно делать и как. — Кузнецов говорил негромко и спокойно, но голос всё же выдавал напряжение. — Поднеси руку к моей, но не касайся. И ни в коем случае не дотрагивайся до самого прута. Попробуй почувствовать что-то.
Софья опасливо приблизила ладонь к кисти профессора. Кожу обдало холодом, будто от железки между пальцами Кузнецова дул ледяной ветер. Растерянно глянув на «колдуна» — что делать-то? — девушка попыталась сосредоточиться на этом холоде и внезапно зародившемся в кончиках пальцев покалывании.
«Или мне просто мерещится?..»
Ледяные иголочки продвигались по пальцам к ладони, рука онемела, как отлёжанная. Софья прикрыла глаза, мысленно потянулась к источнику этой невозможной, потусторонней стужи… Короткий укол страха: а что если это всё просто самовнушение? А потом — откуда-то пришло ясное и чёткое понимание происходящего.
Арматурный прут, который на самом деле не был ни металлическим, ни вообще материальным, тянулся под землёй и подо дном Томи на несколько километров к стихийной свалке, устроенной на берегу реки. Груда ржавого металла, с которого хлопьями облетает краска. Битые кирпичи, гнилые доски и брёвна с гвоздями. Банки и канистры из-под каких-то химикатов, в некоторых ещё остались жидкости. Часть банок разбита и помята, едкое содержимое вытекает, впитываясь в землю.
— А просто убрать?.. — прохрипела Софья. Её начало мутить, будто эти яды проникали ей под кожу.
— Это частная территория, — отозвался Кузнецов. Говорил он с заметным усилием. — Нам туда доступа нет.
«Прости. Очень надо…»
«А не от того ли я заболела, что вечно лазаю по каким-то мокрым и грязным местам? Мусор вонючий разгребаю… Запросто могла какую-нибудь инфекцию подцепить!»
Так размышляла Софья, стоя в переполненной маршрутке, ползущей в пробке по Логовому шоссе. Лучше бы на трамвай села, да что уж теперь…
«Да нет, вряд ли. Любая инфекция из грязи за такое время или сдохла бы сама, или меня бы убила. Да и анализов сколько сделали! Нет, что-то тут не то… Вообще в любом случае с этой болезнью что-то не то. А учитывая эти мои загадочные «позывы» оказаться в каком-то определённом месте… И ведь в самом деле каждый раз там что-то плохое обнаруживается. То мусор. То запруда. То птица раненая. Мистика какая-то, в общем. Жутковато. Но, опять же… До болезни, насколько я понимаю, я к этому всему совершенно спокойно относилась. Ну подумаешь, потянуло куда-то. Ну, поехала, навела порядок, помощь птичке оказала. Хорошо же! И никаких сомнений и вопросов. Что же сейчас изменилось? Почему это меня вдруг начало пугать?»
За этими размышлениями Софья чуть не проехала нужную остановку. Выйдя, едва не захлебнулась густым запахом сосновой хвои. Бор, чудо посреди города! Зелёный страж людского поселения на высоком, обрывистом правом берегу тётушки Томи.
Теперь надо преодолеть подъём по нескольким пролётам выщербленных бетонных ступеней. Софья тяжело дышит, но сосновый аромат придаёт сил, как будто она пьёт витаминный ярко-зелёный настой хвои. Тропинка пересекает старую, растрескавшуюся асфальтированную дорожку. Когда-то в этой части бора кипела жизнь: здесь прогуливались люди, были сооружены беседки и скамейки для отдыха. В последнее десятилетие всё обветшало, потрескалось, развалилось; «культурная» прогулочная территория теперь находилась с другой стороны бора, с автомобильным подъездом и парковками.
Тропинка ныряла в заросли кустарников и вела к склону глубокого оврага, на дне которого в полёгших «гривах» прошлогодней травы скрывалось русло ручья. На противоположной стороне сбегающей вниз «прорези» в склоне горы золотились стволы сосен под тёмно-зелёным ажурным куполом крон. Софья, хрустя выбеленными стеблями прошлогоднего бурьяна, подобралась к самому краю обрыва и осторожно начала спускаться. Почва была влажной, подошвы ботинок скользили, оставляя на склоне чёрные «раны».
Цепляясь за ветки склонившихся над руслом ручья кустов, Софья буквально сползала к воде. Ноги дрожали от слабости, сердце колотилось в горле. Вдруг кусок дёрна под опорной ногой пополз, как кожура с варёной картофелины, ветка, больно царапнув ладонь, вырвалась из руки, и девушка, охнув, спиной вперёд полетела в ручей.
Но вместо поверхности ледяной воды её встретили чьи-то сильные руки.
От неожиданности Софья вскрикнула и начала вырываться, пытаясь отталкиваться ногами и беспомощно скользя на мокрой земле у кромки воды. Её «спаситель» крепко взял девушку за плечи и буквально отставил от ручья на полметра выше по склону. Потом отпустил и шагнул в сторону, оказавшись сбоку от неё.
— Вот так встреча, — сказал он с усмешкой. — Не рано ли взялась за дело, не окрепла ведь ещё…
Софья вытаращилась на незнакомца. Он казался совершенно неуместным здесь, на берегу по-весеннему мутного ручья в окружении голых кустов и лиственных деревьев и ещё по-зимнему тёмных, сумрачных сосен: высокого роста, лет шестидесяти на вид, в круглых очках и со спускающейся на грудь аккуратной седой бородой, он походил на профессора или, может, почтенного семейного доктора. Одет мужчина был в короткое тёмно-серое пальто и отглаженные чёрные брюки.
— Вы... меня знаете? — пролепетала Софья, оторопело разглядывая его.
— Ну... В некотором роде, — усмехнулся незнакомец. — Я тебя ждал, но не так скоро, признаться.
— Жда-али? — Соня попятилась вверх по склону, но споткнулась о пучок пожухлой травы и едва не упала. — Вы кто вообще? И что тут делаете? — Она растерянно глянула за спину «спасителя» — туда, где журчала и плескалась мутная вода ручья. Где-то там, выше по течению, в кустах прячется проблема, которую ей срочно нужно решить! А теперь как быть? Зачем этот странный тип сюда притащился? Что ему от неё надо?..
«Бежать! Легко сказать... Вверх по склону — догонит запросто. Ох, что делать-то...»
— Меня зовут Демьян Михайлович Кузнецов, я работаю в политехе, в смысле, в техническом университете на кафедре технологии органических веществ, — подняв руки в успокаивающем жесте, негромко и медленно заговорил незнакомец. — Профессор я, доктор химических наук. Это можно легко проверить. Хочешь, пропуск тебе покажу. И паспорт, и водительские права, и любые другие бумаги, какие у меня только есть. Даже учебное пособие за моим авторством с собой имеется. — Он хмыкнул. — И преподавательская книжка.
— Э... — Софья заморгала. — И что мне с того?
— Ну как, — Кузнецов пожал плечами. — Пытаюсь доказать тебе, что я не маньяк, не сумасшедший...
— А что, профессор политеха не может быть маньяком или сумасшедшим? — мрачно поинтересовалась Соня. Она странным образом почти успокоилась, и вовсе не потому, что Кузнецов — если его и в самом деле так зовут — пообещал предъявить какие-то там документы. Ей вдруг показалось, что она на самом деле его знает — что в тех затянутых мутной плёнкой воспоминаниях о жизни до больницы он каким-то образом попадался. Может, видела его в политехе, когда ещё училась? Хоть и закончила совсем другой факультет, но мало ли... Где-то в коридорах пятого корпуса сталкивались. Это объяснение казалось правдоподобным... Только вот Софья ему ни капельки не верила.
Дело было явно в другом. В том самом, что привело её сейчас к этому ручью. В это место, в это время.
Между тем Кузнецов на её риторический вопрос только с улыбкой развёл руками — мол, с этим не поспоришь.
— Так всё-таки — что вы тут делаете? — хрипло спросила Соня.
— То же, что и ты, — улыбнулся Демьян Михайлович. — Ладно, пойдём, раз пришла. Поможешь. — Он развернулся и решительно нырнул в заросли, из которых выбегал ручей. Софья, резко вдохнув, бросилась за ним.
— Вот, смотри, где проблема наша. — Кузнецов выбрался из цепких объятий черёмушника, выпрямился и указал на торчащий посередине русла изогнутый арматурный прут. — Надо вытащить. И как можно быстрее, а то уже последствия начались.
— Какие последствия? — удивилась Соня, обходя стоящего на берегу профессора. — Ржавчина, что ли?
— Да нет, — поморщился Кузнецов. — В другом месте последствия. Ты так и не вспомнила? — Он обернулся к ней и пытливо вгляделся в лицо.
— Что не вспомнила? — Соня снова испугалась — сердце заколотилось быстро-быстро, в груди похолодело, онемели пальцы... А потом сообразила, что испугал ее не вопрос, а осознание: она и в самом деле что-то забыла, что-то очень важное.
— Кто ты и зачем ты это делаешь, — тихо проговорил Кузнецов и кивнул на арматурный прут. — Вода… Всегда какая-нибудь вода. Всегда — помеха, препятствие, загрязнение. И ты безошибочно их находишь. Так ведь?
Соня молча кивнула, не отводя взгляда от прута.
— И это неспроста, — продолжил Кузнецов. — И это не простой мусор или запруды. Это порча.
— Что? — на вдохе просипела Соня, отшатнувшись.
— Порча, — повторил Демьян Михайлович. — Не в том классическом смысле, что вот кто-то её навёл на кого-то по злому умыслу. У нас есть… Скажем так, некие объекты, которым могут угрожать разного рода опасности. И в наших силах отвести эту угрозу от того, что нам дорого. Хотя бы частично отвести.
— Похоже на… какой-то ритуал. — Соня попыталась улыбнуться. Губы дрожали.
— Можно и так назвать, — совершенно серьёзно подтвердил Кузнецов. — Некое действие, неопределённым образом оказывающее влияние на отдалённый и никак не связанный с этим действием и местом его осуществления объект — как ещё это назвать, как не ритуалом?
— То есть… Вы хотите сказать… — Соня нахмурилась, пытаясь поймать ускользающую мысль. В виске запульсировала боль, будто крошечный дятел пытался выдолбить у неё из-под костей черепа червячка-сомнение. — Я расчищаю русло ручья или убираю камни — а в это время… — Она замолчала и вопросительно глянула на профессора — мол, подскажите!
— А в это время твой подопечный объект избегает повреждения, — подхватил Кузнецов. — Как это работает — не спрашивай. Словами это не объяснить. Это же не наука, — он хмыкнул, — хотя мне как доктору химических наук крайне сложно признать, что я занимаюсь магией…
— А я вообще экономист, — пробормотала Софья, ёжась от пробравшейся под плащ зябкой сырости.
— Я знаю, — добродушно усмехнулся Кузнецов. — Софья Павловна Ветрова, дочь главного инженера крупнейшего химического предприятия города. А почему в химию не подалась? — Он с любопытством заглянул ей в лицо. — Училась бы у меня, глядишь, и узнала бы обо всём раньше. И безболезненнее.
— Я хотела… — прошептала девушка. У неё вдруг закружилась голова. — Мама была против. А папа с ней спорил, но не победил.
— Мама у тебя обычный человек. А отец… — Кузнецов замялся. — Павел из наших. Только непроявленный, к сожалению.
— Из каких «наших»? — холодея, уточнила Софья. Ей снова стало страшно: всё-таки этот Кузнецов — похоже, какой-то маньяк или сумасшедший. Или сектант?.. — И что значит «непроявленный»?
— Из Хранителей, — произнёс Кузнецов таким тоном, что Соня будто бы воочию увидела, что первая буква в этом слове — заглавная.
— Хранителей чего?
— Мест. Объектов. Природных и, как говорят учёные, антропогенных. А непроявленный — значит не осознавший себя как Хранителя. Не у всех этот дар проявляется. Многие так и живут, мучаясь от непонятного беспокойства. Всё равно их тянет поближе к объекту, конечно, и они частенько, сами того не понимая, охраняют его. Но, поскольку они не знают и не понимают, что и как делать, то слишком часто просто принимают порчу на себя. — Он внимательно посмотрел на Софью. — Ничего не напоминает?
— Что напоминает? — растерялась Соня. — А-а… Вы хотите сказать, что эта моя болезнь… Что я болела вместо моего объекта?!
— Не «вместо», — поправил её Кузнецов. Глянул сочувственно и будто бы виновато. — «Вместе». И отчасти из-за меня. Я мог раньше собрать народ. — Поймав ошарашенный, непонимающий взгляд девушки, профессор едва заметно поморщился и продолжил: — Проблема у твоего… объекта давняя и серьёзная. Ты делала что могла, но одна ты могла немного. Да и возможностей у непроявленных намного меньше. А я всё как-то… Ну, переоценил я свои силы. Надо было сразу собрать наших... Хотя бы человек пять. А я всё думал — сам вытяну…
— Что за проблема-то? — еле слышно спросила Софья. — И скажите уже наконец… — Она хотела спросить: «Что за объект я охраняю?», но вдруг поняла: ей и так это прекрасно известно.
— Сообразила, вижу, — кивнул Кузнецов. — Соответственно, и какая там была проблема, ты понимаешь. Лучше меня понимаешь… И вот в этом году наконец её решили, хотя бы отчасти. Русло почистили, берега… Не всё так уж прекрасно там, но гораздо лучше, чем было. Ты же ещё не ходила к ней?
— Нет. Из больницы домой, потом сразу сюда.
— Я тебя отвезу, сама посмотришь. Дышится ей теперь намного легче. А ты за неё болела, верно. А придёшь на берег — и тебе полегчает. — Он неожиданно потрепал её по плечу — совершенно отцовским жестом.
— А это вот? — Софья указала на прут. — Тоже её проблема?
— Не совсем. Это скорее общая с Томью проблема. Неподалёку от устья кое-кто серьёзно пакостит, скажем так. Обеим рекам.
— А чем это поможет-то? Городская территория, тут если и пакостят, то только с разрешения администрации…
— Это самое сложное. Мы через эти… Кхм, ритуалы… — Кузнецов приподнял очки и почесал под ними переносицу. — В общем, мы в числе прочего можем влиять на мнения принимающих решения. То есть даже на городские власти. Вкладываем им в головы нужные мысли. Но это очень сложно — ещё и потому, что частенько возникает конфликт интересов. К примеру, есть Хранитель у реки, которую загрязняет завод. Но у завода-то тоже есть Хранитель…
— У завода то-оже?..
— Ну да, я же говорил, антропогенные объекты тоже кто-то бережёт. Так вот, тут бы по-хорошему Хранителям нужно встретиться и обговорить, кто на какие уступки может пойти. Но бывают ведь и непроявленные Хранители…
— Папа?.. — Софья охнула. — То-то он всё время болеет…
— Да, ему тяжело приходится. Объект у него огромный, сложный, стараемся помочь как можем, но можем-то мы на самом деле не так уж много... Даже совместными усилиями.
— А сколько всего вас… Нас — проявленных?
— Потом я всё тебе расскажу и со всеми познакомлю. А сейчас давай всё-таки за дело браться. Этот прут просто так не вытащишь. Если долго провозимся, тебя родители потеряют.
— Это да… Ну давайте. — Софья подошла к кромке воды и обеими руками взялась за ребристую ледяную железку. Потянула, попробовала покачать. — Ой, он будто бы забетонирован в дно!
— Я же сказал — просто так его не вытащить, — улыбнулся Кузнецов. — Отойди немного, сейчас будем… кхм, колдовать. — Он шагнул ближе к пруту и протянул к нему правую руку. Соня чуть наклонилась вперёд, пытаясь разглядеть, как же профессор собирается «колдовать» над мокрой ржавой арматуриной.
Кузнецов поднёс ладонь к пруту, но не обхватил его, а задержал в паре сантиметров от ребристой поверхности. Пальцы напряглись, сгибаясь, будто он изо всех сил сжимал что-то невидимое вокруг металлического стержня. Софья прищурилась, вгляделась — и широко распахнула глаза от удивления, непроизвольно делая шаг вперёд. Кузнецов предостерегающе вытянул в сторону левую руку — «Не подходи!» Прут начал мелко вибрировать, так, что его контуры размазались. Профессор чуть сильнее сжал руку, потянул на себя, и стержень медленно сдвинулся с места.
— Тебе надо понять, что именно делать и как. — Кузнецов говорил негромко и спокойно, но голос всё же выдавал напряжение. — Поднеси руку к моей, но не касайся. И ни в коем случае не дотрагивайся до самого прута. Попробуй почувствовать что-то.
Софья опасливо приблизила ладонь к кисти профессора. Кожу обдало холодом, будто от железки между пальцами Кузнецова дул ледяной ветер. Растерянно глянув на «колдуна» — что делать-то? — девушка попыталась сосредоточиться на этом холоде и внезапно зародившемся в кончиках пальцев покалывании.
«Или мне просто мерещится?..»
Ледяные иголочки продвигались по пальцам к ладони, рука онемела, как отлёжанная. Софья прикрыла глаза, мысленно потянулась к источнику этой невозможной, потусторонней стужи… Короткий укол страха: а что если это всё просто самовнушение? А потом — откуда-то пришло ясное и чёткое понимание происходящего.
Арматурный прут, который на самом деле не был ни металлическим, ни вообще материальным, тянулся под землёй и подо дном Томи на несколько километров к стихийной свалке, устроенной на берегу реки. Груда ржавого металла, с которого хлопьями облетает краска. Битые кирпичи, гнилые доски и брёвна с гвоздями. Банки и канистры из-под каких-то химикатов, в некоторых ещё остались жидкости. Часть банок разбита и помята, едкое содержимое вытекает, впитываясь в землю.
— А просто убрать?.. — прохрипела Софья. Её начало мутить, будто эти яды проникали ей под кожу.
— Это частная территория, — отозвался Кузнецов. Говорил он с заметным усилием. — Нам туда доступа нет.
