— Тогда идем. — Я протянула руку.
— Но не могу. — Перебил меня Йен, со странным выражением глядя на мою ладонь. — Мне нужно присматривать за младшими. А теперь уходите, пожалуйста.
Храп затих. Теперь из дома слышался громкий, срывающийся голос Винса, рассказывавшего матери, как его старшего брата пыталась похитить какая-то плохая тетя.
— Прошу, поторопитесь! — Взмолился Йен. Слишком напуганный, чтобы я могла игнорировать его просьбу.
И я подчинилась. Малодушно сбежала.
Когда уже заворачивала за угол, в спину мне ударил разъяренный женский крик, заглушивший надсадный детский плач. Мать Йена выбежала во двор, но никого не застала.
Домой, в маленькую квартирку под самой крышей, я вернулась совсем уж поздно. Напугала брата своим взволнованным видом. И долго ворочалась на старой, продавленной кушетке, мучаясь от угрызений совести.
Мне было всего пятнадцать, я еще плохо умела давать отпор и бороться за то, что хотела защитить.
???
Следующую попытку забрать Йена я предприняла в конце зимы. Снег быстро таял под теплыми лучами солнца, а все с жаром обсуждали недавнее страшное событие — случайного прохожего убило сосулькой. Такая трагическая и нелепая смерть. Редкость для нашего городка.
Где-то между третьим и четвертым постоянными клиентами, что с удовольствием поделились с госпожой Джазе своим мнением по поводу столь печальной случайности, в пекарню заглянула дородная женщина в красном.
— Шана, помоги, — велела госпожа, когда заметила, что дама прибыла с детской коляской.
Ребенка я узнала сразу, пусть и видела всего однажды. Но тонкие рыжеватые косички и родинка на подбородке были мне уже знакомы. Девочка казалась невероятно похожей на сестру Йена.
Я разглядывала ее, пока держала дверь. Дама заметила мое внимание. Улыбнулась.
— Не правда ли, прелестная малышка?
Никогда я не испытывала восторга при виде маленьких детей. Хорошо помнила, каким невыносимым, шумным и капризным был брат, поэтому не обманывалась их безобидным видом. Но на всякий случай поддакнула.
Я хотела знать, кто эта женщина и почему она гуляет с сестрой Йена, но не представляла, как подвести к этой теме. Опыта в непринужденных беседах у меня еще не было.
На мое счастье, госпожа Джазе все еще находилась рядом. Она сразу же заинтересовалась миленьким ребенком и устроила очень дружелюбный допрос, попутно помогая даме определиться с выбором десертов к послеобеденному чаю.
Я стояла за прилавком, готовая принять заказ, и не дыша ловила каждое слово.
Госпожа была хороша в беседах и с незнакомкой завязала разговор легко и непринужденно. Стоило ей только сделать несколько комплиментов, и благосклонность дамы была тут же завоевана.
— Не видела вас раньше, — с располагающей улыбкой произнесла госпожа Джазе. Внешность она имела добрую, вызывающую симпатию: немолодая женщина с собранными в низкий пучок волосами, в строгом платье с неожиданно яркой вышивкой на рукавах. Одним своим видом госпожа напоминала о доме и уюте.
— Я здесь ненадолго, — дама благожелательно улыбалась. — Приехала за Эмми.
Отреагировав на имя, девочка с рыжими косицами ненадолго отвлеклась от любования десертами и запрокинула голову.
Дама ненадолго отвлеклась, чтобы выбрать пирожные.
И пока я собирала ее заказ под радостное улюлюканье девочки, внимательно слушала рассказ о том, как племянница дамы не справилась с ролью матери и родственники решили разобрать ее детей.
— Мальчонку быстро приютили, — поделилась дама. — Но оно и не удивительно. Замечательный ребенок. Такой энергичный и хорошенький.
Вспоминая вымазанного в грязи Винса, его истерику и влажный след грязи на моей щеке, что оставила его ладошка, я не могла согласиться с ее словами. Энергичным он был вне всякого сомнения, но не замечательным.
— А девочку вот никто забирать не хотел, — сокрушенно вздохнула дама. — Но не оставлять же малышку с матерью. Такой цветочек загубили бы.
Она нежно коснулась волос девочки, получив на простую ласку целый взрыв радости.
Я сложила десерты в коробочку. Хотя и старалась делать все как можно медленнее, но вечно тянуть было невозможно, а к волнующей меня теме разговор все никак не желал приблизиться.
Дама ругала безответственную мать, ужасного отца и нечеловеческие условия, в которых приходилось расти детям.
Отчаявшись, я готова была проявить инициативу и спросить о судьбе Йена.
Но не пришлось.
Принимая из моих рук сверток с десертами, дама неожиданно сама о нем заговорила.
— Старшенького жаль. Ему придется остаться с матерью. Полукровку никто к себе не заберет. Говорят, они приносят несчастье.
Мне хватило выдержки оставить свое мнение при себе. Я с улыбкой приняла протянутые дамой монеты, придержала ей дверь и пожелала хорошего дня, как учила госпожа Джазе.
Меня злили эти глупые человеческие суеверия, из-за которых приходилось страдать тем, чей единственный грех заключался в их рождении. Но никого не интересовали мои мысли по этому поводу, и я отлично это понимала.
С трудом дождавшись конца рабочего дня, я быстро собралась и покинула пекарню, едва не забыв попрощаться с госпожой Джазе. Выше всего она ценила хорошие манеры и крайне остро реагировала на любое нарушение правил поведения.
Йен сидел на своей излюбленной скамье, невидящим взглядом уставившись вперед. В старом, линялом полушубке, слишком большом для него, мальчик казался таким одиноким и покинутым. Сердце сжималось при взгляде на него.
Впереди меня шли две девушки в одинаковых пальто. Я видела, как они неторопливо прогуливались по скверу, наслаждаясь вечерней прохладой после долгого рабочего дня, и как ускорили шаг, поравнявшись с мальчиком.
Девушки старательно не смотрели в его сторону и жались к краю дорожки. Неподготовленного человека его светящиеся в полумраке глаза действительно могли напугать.
Йен не обратил на них внимания. Не шелохнулся он и когда я села рядом с ним. Только скосил на меня свои нечеловеческие глаза.
Никогда и никому я бы в этом не призналась, но я страшно гордилась прогрессом в наших отношениях. Он больше не сжимался при моем приближении и не искал глазами пути к отступлению.
Я протянула ему еще теплую булочку — остатки самой последней партии. Невероятный аромат выпечки быстро растекался в холодном воздухе.
— Видела сегодня твою сестру.
Йен напрягся, нервно сжимая булочку двумя руками.
Каждый раз глядя на его тонкие, бледные до синевы, будто всегда замерзшие пальцы, мне становилось не по себе.
— Кажется, она попала в хорошую семью.
Он неуверенно кивнул. Радость за Эми мешалась в нем с беспокойством. В жизни он не видел от взрослых ничего хорошего и имел право в них сомневаться. Пусть это ничего и не меняло.
— Почему ты не рассказал? — спросила я. Вопрос был глупым, и мы оба это понимали. Йен вообще ничего мне не рассказывал. Куда больше о том, как прошел день, мне рассказывали его синяки. — Когда я предложила жить со мной, ты сказал, что тебе нужно присматривать за младшими. И раз они разъехались, теперь тебя ничего не держит в том доме?
Йен несколько мгновений молчал, будто боролся сам с собой. И проиграл.
— Зачем вам это?
— Ммм?
— Помогая мне, вы ничего не получите.
Я пожала плечами. Ответить на его вопрос было не так-то просто. Я и сама не знала, зачем делаю все это. Для чего мне все усложнять еще больше? Зачем взваливать на себя ответственность за еще одну жизнь?
— Так я чувствую себя не совсем уж бесполезной.
— Что?
— У меня есть младший брат. — произнесла я. — На самом деле, только он у меня и остался. И когда я делаю что-то для него, в моей жизни появляется смысл. То же самое и с тобой. Можно сказать, помогая тебе, я помогаю себе.
Несколько минут мы сидели в тишине. Йен о чем-то сосредоточенно думал. Я не мешала, наслаждалась мгновениями отдыха. Ноги гудели после рабочего дня — посетителей сегодня было куда больше обычного.
— Мне правда можно жить с вами? — наконец спросил он, что-то для себя решив.
— Конечно! Не могу обещать, что будет легко, но точно будет лучше, чем сейчас. — уверенно произнесла я.
Йен молча протянул мне ладонь. Тогда я впервые взяла его за руку и поразилась, насколько же она была холодной.
Район, в котором приходилось жить мне и Келэну, нельзя было назвать приличным, но он казался куда безопаснее тех, что располагались за ним.
Просто ряды однотипных, приземистых зданий. Трехэтажных, старых, с облупившейся, выцветшей на солнце краской. Уличные фонари в этой части города горели редко, в трещинах и ямах, превративших дорогу в полосу препятствий, стояла вода.
Я не могла представить, что когда-то эти дома были новыми, свежевыкрашенными и яркими. Казалось, этот район уже появился полуразрушенным и грязным.
Тяжелая дверь отворилась с привычным скрипом. Я подтолкнула Йена, и он быстро проскользнул в сырое нутро подъезда.
Мы в тишине поднялись на последний этаж. Те полчаса, что я вела его все дальше от светлых и аккуратных улиц, Йен молчал.
В прихожей, переходившей сразу в столовую, кухню и гостиную, горел свет, на плите булькал закипавший чайник.
Келэн выглянул из маленькой комнатки, служившей ему спальней. Обрадовался, увидев меня. И насторожился, когда из-за моей спины выглянул Йен.
Я ожидала, что брат будет не в восторге от известия о новом жильце, но и предположить не могла, что он придет в такую ярость.
Стоило Келэну только услышать, почему я привела с собой этого настороженного, тихого ребенка, как брат пришел в бешенство. Набросился на Йена, пытаясь вытолкать того за дверь, и отбиваясь от моих попыток оттащить его.
— Кел, прекрати сейчас же! — Мне с трудом удалось протиснуться между ними, закрыв собой напуганного Йена.
Келэн стоял посреди комнаты и тяжело дышал.
— Шани, ты хоть знаешь, кто он?! — Его голос срывался и дрожал. — Этот монстр приносит беды. Зачем нам еще больше несчастий? В школе все об этом знают. Выгони его!
— Кел…
Ему было двенадцать, он был всего лишь ребенком и никогда раньше не позволял себе такого поведения. Я не знала, как его успокоить. Что делать. Впервые столкнувшись с подобным, я растерялась.
— Нет! Выгони! Или уйду я! Я не буду жить под одной крышей с монстром!
Звонкая пощечина оборвала его истерику.
Я впервые ударила брата.
В этот день многое в моей жизни произошло впервые.
Схватившись за покрасневшую щеку, Кел смотрел на меня как на предательницу.
Я переплела пальцы и сжала их, чтобы руки не дрожали.
— Сейчас мы сядем и поговорим. — Мой голос охрип, будто это я совсем недавно кричала, на пределе голосовых связок.
Бумажный сверток с выпечкой валялся на полу рядом с входной дверью. Чайник кипел на плите, но никому не было до этого дела.
Я посадила Кела и Йена рядом за стол. Сама села напротив на стул, который мы старались не использовать из-за его неустойчивости.
Стол с оцарапанной и в нескольких местах потемневшей от высоких температур деревянной столешницей стоял у окна, напротив видавшего виды, но все еще симпатичного кухонного гарнитура.
— Помнишь, как после смерти родителей нам пришлось продать дом?
Келэн неуверенно кивнул. Тогда ему было чуть больше десяти, и потрясение от потери родителей стерло почти все воспоминания.
— Тогда мне пришлось нелегко. Сироту, еще даже не ставшую совершеннолетней, никто не хотел воспринимать всерьез. Люди относились ко мне предвзято, потому что я была еще совсем ребенком. Не считались с моим мнением и постоянно пытались обмануть. Мы не могли позволить себе и дальше жить в нашем доме, но и продать его не получалось, потому что, даже став наследницей и полноправной хозяйкой, я все еще была всего лишь ребенком. Но разве это была моя вина?
Кел куда увереннее мотнул головой. Он все еще злился и обижался, демонстративно отсел от Йена на самый край стола, но не перебивал.
Вспоминать о тех временах без содрогания я не могла. Мне было всего четырнадцать, я горевала, боялась будущего и не понимала, как жить дальше.
И вместо того, чтобы скорбеть, сидела в библиотеке в поисках лазейки, что позволит мне продать дом. Это казалось мне единственным вариантом, при котором нас с Келом не отправили бы в приют. Я должна была найти работу и жилье, которое смогла бы себе позволить.
Тогда мое упорство вознаградилось, и я нашла один выход. Не идеальный, но лучший из всех.
Я успела найти себе работу и продать дом.
Денег не получила. Все они осели на моем банковском счету в ожидании совершеннолетия, но от непосильных затрат избавилась.
Так, через несколько недель после смерти родителей, мы с Келом зажили одни в этой маленькой квартирке, снятой на деньги со страховки. Я смогла стать официальным опекуном брата. Не потому что была такой убедительной, просто до нас никому не было никакого дела.
Было тяжело, но я чувствовала себя свободной. Даже когда с утра до вечера помогала пекарю на кухне или отмывала ступени и окна пекарни. Или разносила заказы по домам постоянных клиентов госпожи Джазе.
Но время шло. Кел оправился от потрясения, снова стал общительным и веселым.
И я начала сомневаться в правильности своего решения.
Если бы я смирилась с происходящим и позволила взрослым решать все за меня, возможно, тогда Келэн жил бы в лучших условиях. Он сумел бы расположить к себе нужных людей, заставил бы их полюбить себя и получил все, чего был достоин. А я все испортила.
Чем дольше я думала об этом, тем отчетливее понимала, что из-за собственного эгоизма сломала жизнь брату. Ему без меня было бы лучше. Я все испортила.
Смысл жизни ускользал от меня.
Но появился Йен. По-настоящему несчастный ребенок, которому нужна была помощь. И я вцепилась в него.
— Но в школе говорят, что он поэтому перестал ходить на занятия, что теперь на других беды наводит. — сказал Кел, покосился на Йена. Вздрогнул, встретившись взглядом со светлыми глазами, и звонко припечатал его ладонью по лбу.
— Ты видела? Видела?! Он злится на меня и хочет, чтобы я страдал!
Я обреченно вздохнула. Нас ждал очень долгий разговор.
???
Помирить Келэна с Йеном оказалось не такой простой задачей. Понадобилось почти три недели, чтобы они перестали смотреть друг на друга, как заклятые враги.
К началу лета они сдружились.
Я же, благодаря борьбе за благополучие Йена, стала куда сильнее. Набралась опыта в спорах, научилась быть наглой и использовать в своих интересах равнодушие окружающих.
Йен был не рад вернуться в школу, которую бросил почти два года назад, чтобы присматривать за братом и сестрой, но и не справлялся. Хотя ему приходилось труднее всех.
В день своего совершеннолетия* я, наконец, получила доступ к банковскому счету и почувствовала себя увереннее. И смогла позволить себе брать выходные. Начала снова пропадать в библиотеке, лелея надежду, что моя мечта исполнится и когда-нибудь смогу стать библиотекарем, как мечтала еще в детстве.
-- .? . --
Здесь совершеннолетие наступает в 16 лет.
-- .? . --
Казалось, жизнь начала налаживаться. Йен все чаще улыбался. Кел совсем забыл, что когда-то ему приходилось в одиночестве ждать меня по вечерам.
Найти друзей среди детей Йен не смог, но, казалось, ничуть не переживал по этому поводу. Ему хватало меня, Кела и лесника, жившего на окраине нашего маленького города. У лесника не было никаких предрассудков, зато было два волка. Он спас их еще щенками, после того, как разобрался с охотниками, убившими волчицу.
— Но не могу. — Перебил меня Йен, со странным выражением глядя на мою ладонь. — Мне нужно присматривать за младшими. А теперь уходите, пожалуйста.
Храп затих. Теперь из дома слышался громкий, срывающийся голос Винса, рассказывавшего матери, как его старшего брата пыталась похитить какая-то плохая тетя.
— Прошу, поторопитесь! — Взмолился Йен. Слишком напуганный, чтобы я могла игнорировать его просьбу.
И я подчинилась. Малодушно сбежала.
Когда уже заворачивала за угол, в спину мне ударил разъяренный женский крик, заглушивший надсадный детский плач. Мать Йена выбежала во двор, но никого не застала.
Домой, в маленькую квартирку под самой крышей, я вернулась совсем уж поздно. Напугала брата своим взволнованным видом. И долго ворочалась на старой, продавленной кушетке, мучаясь от угрызений совести.
Мне было всего пятнадцать, я еще плохо умела давать отпор и бороться за то, что хотела защитить.
???
Следующую попытку забрать Йена я предприняла в конце зимы. Снег быстро таял под теплыми лучами солнца, а все с жаром обсуждали недавнее страшное событие — случайного прохожего убило сосулькой. Такая трагическая и нелепая смерть. Редкость для нашего городка.
Где-то между третьим и четвертым постоянными клиентами, что с удовольствием поделились с госпожой Джазе своим мнением по поводу столь печальной случайности, в пекарню заглянула дородная женщина в красном.
— Шана, помоги, — велела госпожа, когда заметила, что дама прибыла с детской коляской.
Ребенка я узнала сразу, пусть и видела всего однажды. Но тонкие рыжеватые косички и родинка на подбородке были мне уже знакомы. Девочка казалась невероятно похожей на сестру Йена.
Я разглядывала ее, пока держала дверь. Дама заметила мое внимание. Улыбнулась.
— Не правда ли, прелестная малышка?
Никогда я не испытывала восторга при виде маленьких детей. Хорошо помнила, каким невыносимым, шумным и капризным был брат, поэтому не обманывалась их безобидным видом. Но на всякий случай поддакнула.
Я хотела знать, кто эта женщина и почему она гуляет с сестрой Йена, но не представляла, как подвести к этой теме. Опыта в непринужденных беседах у меня еще не было.
На мое счастье, госпожа Джазе все еще находилась рядом. Она сразу же заинтересовалась миленьким ребенком и устроила очень дружелюбный допрос, попутно помогая даме определиться с выбором десертов к послеобеденному чаю.
Я стояла за прилавком, готовая принять заказ, и не дыша ловила каждое слово.
Госпожа была хороша в беседах и с незнакомкой завязала разговор легко и непринужденно. Стоило ей только сделать несколько комплиментов, и благосклонность дамы была тут же завоевана.
— Не видела вас раньше, — с располагающей улыбкой произнесла госпожа Джазе. Внешность она имела добрую, вызывающую симпатию: немолодая женщина с собранными в низкий пучок волосами, в строгом платье с неожиданно яркой вышивкой на рукавах. Одним своим видом госпожа напоминала о доме и уюте.
— Я здесь ненадолго, — дама благожелательно улыбалась. — Приехала за Эмми.
Отреагировав на имя, девочка с рыжими косицами ненадолго отвлеклась от любования десертами и запрокинула голову.
Дама ненадолго отвлеклась, чтобы выбрать пирожные.
И пока я собирала ее заказ под радостное улюлюканье девочки, внимательно слушала рассказ о том, как племянница дамы не справилась с ролью матери и родственники решили разобрать ее детей.
— Мальчонку быстро приютили, — поделилась дама. — Но оно и не удивительно. Замечательный ребенок. Такой энергичный и хорошенький.
Вспоминая вымазанного в грязи Винса, его истерику и влажный след грязи на моей щеке, что оставила его ладошка, я не могла согласиться с ее словами. Энергичным он был вне всякого сомнения, но не замечательным.
— А девочку вот никто забирать не хотел, — сокрушенно вздохнула дама. — Но не оставлять же малышку с матерью. Такой цветочек загубили бы.
Она нежно коснулась волос девочки, получив на простую ласку целый взрыв радости.
Я сложила десерты в коробочку. Хотя и старалась делать все как можно медленнее, но вечно тянуть было невозможно, а к волнующей меня теме разговор все никак не желал приблизиться.
Дама ругала безответственную мать, ужасного отца и нечеловеческие условия, в которых приходилось расти детям.
Отчаявшись, я готова была проявить инициативу и спросить о судьбе Йена.
Но не пришлось.
Принимая из моих рук сверток с десертами, дама неожиданно сама о нем заговорила.
— Старшенького жаль. Ему придется остаться с матерью. Полукровку никто к себе не заберет. Говорят, они приносят несчастье.
Мне хватило выдержки оставить свое мнение при себе. Я с улыбкой приняла протянутые дамой монеты, придержала ей дверь и пожелала хорошего дня, как учила госпожа Джазе.
Меня злили эти глупые человеческие суеверия, из-за которых приходилось страдать тем, чей единственный грех заключался в их рождении. Но никого не интересовали мои мысли по этому поводу, и я отлично это понимала.
С трудом дождавшись конца рабочего дня, я быстро собралась и покинула пекарню, едва не забыв попрощаться с госпожой Джазе. Выше всего она ценила хорошие манеры и крайне остро реагировала на любое нарушение правил поведения.
Йен сидел на своей излюбленной скамье, невидящим взглядом уставившись вперед. В старом, линялом полушубке, слишком большом для него, мальчик казался таким одиноким и покинутым. Сердце сжималось при взгляде на него.
Впереди меня шли две девушки в одинаковых пальто. Я видела, как они неторопливо прогуливались по скверу, наслаждаясь вечерней прохладой после долгого рабочего дня, и как ускорили шаг, поравнявшись с мальчиком.
Девушки старательно не смотрели в его сторону и жались к краю дорожки. Неподготовленного человека его светящиеся в полумраке глаза действительно могли напугать.
Йен не обратил на них внимания. Не шелохнулся он и когда я села рядом с ним. Только скосил на меня свои нечеловеческие глаза.
Никогда и никому я бы в этом не призналась, но я страшно гордилась прогрессом в наших отношениях. Он больше не сжимался при моем приближении и не искал глазами пути к отступлению.
Я протянула ему еще теплую булочку — остатки самой последней партии. Невероятный аромат выпечки быстро растекался в холодном воздухе.
— Видела сегодня твою сестру.
Йен напрягся, нервно сжимая булочку двумя руками.
Каждый раз глядя на его тонкие, бледные до синевы, будто всегда замерзшие пальцы, мне становилось не по себе.
— Кажется, она попала в хорошую семью.
Он неуверенно кивнул. Радость за Эми мешалась в нем с беспокойством. В жизни он не видел от взрослых ничего хорошего и имел право в них сомневаться. Пусть это ничего и не меняло.
— Почему ты не рассказал? — спросила я. Вопрос был глупым, и мы оба это понимали. Йен вообще ничего мне не рассказывал. Куда больше о том, как прошел день, мне рассказывали его синяки. — Когда я предложила жить со мной, ты сказал, что тебе нужно присматривать за младшими. И раз они разъехались, теперь тебя ничего не держит в том доме?
Йен несколько мгновений молчал, будто боролся сам с собой. И проиграл.
— Зачем вам это?
— Ммм?
— Помогая мне, вы ничего не получите.
Я пожала плечами. Ответить на его вопрос было не так-то просто. Я и сама не знала, зачем делаю все это. Для чего мне все усложнять еще больше? Зачем взваливать на себя ответственность за еще одну жизнь?
— Так я чувствую себя не совсем уж бесполезной.
— Что?
— У меня есть младший брат. — произнесла я. — На самом деле, только он у меня и остался. И когда я делаю что-то для него, в моей жизни появляется смысл. То же самое и с тобой. Можно сказать, помогая тебе, я помогаю себе.
Несколько минут мы сидели в тишине. Йен о чем-то сосредоточенно думал. Я не мешала, наслаждалась мгновениями отдыха. Ноги гудели после рабочего дня — посетителей сегодня было куда больше обычного.
— Мне правда можно жить с вами? — наконец спросил он, что-то для себя решив.
— Конечно! Не могу обещать, что будет легко, но точно будет лучше, чем сейчас. — уверенно произнесла я.
Йен молча протянул мне ладонь. Тогда я впервые взяла его за руку и поразилась, насколько же она была холодной.
ГЛАВА 4. Прошлое. Часть 2
Район, в котором приходилось жить мне и Келэну, нельзя было назвать приличным, но он казался куда безопаснее тех, что располагались за ним.
Просто ряды однотипных, приземистых зданий. Трехэтажных, старых, с облупившейся, выцветшей на солнце краской. Уличные фонари в этой части города горели редко, в трещинах и ямах, превративших дорогу в полосу препятствий, стояла вода.
Я не могла представить, что когда-то эти дома были новыми, свежевыкрашенными и яркими. Казалось, этот район уже появился полуразрушенным и грязным.
Тяжелая дверь отворилась с привычным скрипом. Я подтолкнула Йена, и он быстро проскользнул в сырое нутро подъезда.
Мы в тишине поднялись на последний этаж. Те полчаса, что я вела его все дальше от светлых и аккуратных улиц, Йен молчал.
В прихожей, переходившей сразу в столовую, кухню и гостиную, горел свет, на плите булькал закипавший чайник.
Келэн выглянул из маленькой комнатки, служившей ему спальней. Обрадовался, увидев меня. И насторожился, когда из-за моей спины выглянул Йен.
Я ожидала, что брат будет не в восторге от известия о новом жильце, но и предположить не могла, что он придет в такую ярость.
Стоило Келэну только услышать, почему я привела с собой этого настороженного, тихого ребенка, как брат пришел в бешенство. Набросился на Йена, пытаясь вытолкать того за дверь, и отбиваясь от моих попыток оттащить его.
— Кел, прекрати сейчас же! — Мне с трудом удалось протиснуться между ними, закрыв собой напуганного Йена.
Келэн стоял посреди комнаты и тяжело дышал.
— Шани, ты хоть знаешь, кто он?! — Его голос срывался и дрожал. — Этот монстр приносит беды. Зачем нам еще больше несчастий? В школе все об этом знают. Выгони его!
— Кел…
Ему было двенадцать, он был всего лишь ребенком и никогда раньше не позволял себе такого поведения. Я не знала, как его успокоить. Что делать. Впервые столкнувшись с подобным, я растерялась.
— Нет! Выгони! Или уйду я! Я не буду жить под одной крышей с монстром!
Звонкая пощечина оборвала его истерику.
Я впервые ударила брата.
В этот день многое в моей жизни произошло впервые.
Схватившись за покрасневшую щеку, Кел смотрел на меня как на предательницу.
Я переплела пальцы и сжала их, чтобы руки не дрожали.
— Сейчас мы сядем и поговорим. — Мой голос охрип, будто это я совсем недавно кричала, на пределе голосовых связок.
Бумажный сверток с выпечкой валялся на полу рядом с входной дверью. Чайник кипел на плите, но никому не было до этого дела.
Я посадила Кела и Йена рядом за стол. Сама села напротив на стул, который мы старались не использовать из-за его неустойчивости.
Стол с оцарапанной и в нескольких местах потемневшей от высоких температур деревянной столешницей стоял у окна, напротив видавшего виды, но все еще симпатичного кухонного гарнитура.
— Помнишь, как после смерти родителей нам пришлось продать дом?
Келэн неуверенно кивнул. Тогда ему было чуть больше десяти, и потрясение от потери родителей стерло почти все воспоминания.
— Тогда мне пришлось нелегко. Сироту, еще даже не ставшую совершеннолетней, никто не хотел воспринимать всерьез. Люди относились ко мне предвзято, потому что я была еще совсем ребенком. Не считались с моим мнением и постоянно пытались обмануть. Мы не могли позволить себе и дальше жить в нашем доме, но и продать его не получалось, потому что, даже став наследницей и полноправной хозяйкой, я все еще была всего лишь ребенком. Но разве это была моя вина?
Кел куда увереннее мотнул головой. Он все еще злился и обижался, демонстративно отсел от Йена на самый край стола, но не перебивал.
Вспоминать о тех временах без содрогания я не могла. Мне было всего четырнадцать, я горевала, боялась будущего и не понимала, как жить дальше.
И вместо того, чтобы скорбеть, сидела в библиотеке в поисках лазейки, что позволит мне продать дом. Это казалось мне единственным вариантом, при котором нас с Келом не отправили бы в приют. Я должна была найти работу и жилье, которое смогла бы себе позволить.
Тогда мое упорство вознаградилось, и я нашла один выход. Не идеальный, но лучший из всех.
Я успела найти себе работу и продать дом.
Денег не получила. Все они осели на моем банковском счету в ожидании совершеннолетия, но от непосильных затрат избавилась.
Так, через несколько недель после смерти родителей, мы с Келом зажили одни в этой маленькой квартирке, снятой на деньги со страховки. Я смогла стать официальным опекуном брата. Не потому что была такой убедительной, просто до нас никому не было никакого дела.
Было тяжело, но я чувствовала себя свободной. Даже когда с утра до вечера помогала пекарю на кухне или отмывала ступени и окна пекарни. Или разносила заказы по домам постоянных клиентов госпожи Джазе.
Но время шло. Кел оправился от потрясения, снова стал общительным и веселым.
И я начала сомневаться в правильности своего решения.
Если бы я смирилась с происходящим и позволила взрослым решать все за меня, возможно, тогда Келэн жил бы в лучших условиях. Он сумел бы расположить к себе нужных людей, заставил бы их полюбить себя и получил все, чего был достоин. А я все испортила.
Чем дольше я думала об этом, тем отчетливее понимала, что из-за собственного эгоизма сломала жизнь брату. Ему без меня было бы лучше. Я все испортила.
Смысл жизни ускользал от меня.
Но появился Йен. По-настоящему несчастный ребенок, которому нужна была помощь. И я вцепилась в него.
— Но в школе говорят, что он поэтому перестал ходить на занятия, что теперь на других беды наводит. — сказал Кел, покосился на Йена. Вздрогнул, встретившись взглядом со светлыми глазами, и звонко припечатал его ладонью по лбу.
— Ты видела? Видела?! Он злится на меня и хочет, чтобы я страдал!
Я обреченно вздохнула. Нас ждал очень долгий разговор.
???
Помирить Келэна с Йеном оказалось не такой простой задачей. Понадобилось почти три недели, чтобы они перестали смотреть друг на друга, как заклятые враги.
К началу лета они сдружились.
Я же, благодаря борьбе за благополучие Йена, стала куда сильнее. Набралась опыта в спорах, научилась быть наглой и использовать в своих интересах равнодушие окружающих.
Йен был не рад вернуться в школу, которую бросил почти два года назад, чтобы присматривать за братом и сестрой, но и не справлялся. Хотя ему приходилось труднее всех.
В день своего совершеннолетия* я, наконец, получила доступ к банковскому счету и почувствовала себя увереннее. И смогла позволить себе брать выходные. Начала снова пропадать в библиотеке, лелея надежду, что моя мечта исполнится и когда-нибудь смогу стать библиотекарем, как мечтала еще в детстве.
-- .? . --
Здесь совершеннолетие наступает в 16 лет.
-- .? . --
Казалось, жизнь начала налаживаться. Йен все чаще улыбался. Кел совсем забыл, что когда-то ему приходилось в одиночестве ждать меня по вечерам.
Найти друзей среди детей Йен не смог, но, казалось, ничуть не переживал по этому поводу. Ему хватало меня, Кела и лесника, жившего на окраине нашего маленького города. У лесника не было никаких предрассудков, зато было два волка. Он спас их еще щенками, после того, как разобрался с охотниками, убившими волчицу.