Он это понимал, но все равно пытался все свалить на нас. Любашка потихоньку показала мне сначала один палец, потом еще один. Я ее поняла: один – один, немного мы ему уже отомстили за наш большой переход.
За столом мы начали уже свободно разглядывать всех обитателей. Оказалось, что почти половина изыскателей – молодые парни, остальные в глубоком возрасте. Все уже поели эту бурду, попили чай, но никто не расходился. Столовая – это единственное общее место в лагере.
Я обратилась к пожилому мужчине, который просил замену повара:
- Можно, каждый еще раз представится по имени, мы всех не запомнили, как зовут.
- Ну, меня зовут Андрей Петрович, можете кликать – дядя Андрей.
- Хи, хи, - раздалось с дальнего угла, - можно и паханом кликать.
Под тяжелым взглядом дяди Андрея голос сразу замолк, мы даже не успели определить, кому он принадлежал.
- Это – Николай, это – Алексей, - и показывая на каждого по порядку, он называл имена.
Мы договорились с Любашкой, что первую часть стола запоминает имена она, а вторую - я. Молодые люди все улыбались, они рады, что в партии произошли перемены, и есть перед кем покрасоваться. Дошла очередь до молодого человека, красивого, его мы сразу отметили еще при завтраке. Какие-то нежные руки у него, улыбается зубы все золотые. Это его не портило, он был красив!
- Это – Фофан.
Эту часть стола запоминала я, и незнакомое слово резало слух. Да и запомнить я его с налету не могла. Чутьем чуяла, что нет такого имени, а что делать ума не приложу.
- Как? Как его зовут?
- Сказали же тебе – Фофан, - это опять раздался голос с угла.
- Я не спрашиваю, как вы его зовете. Я хочу знать какое у него имя, - голос у меня перешел на несколько повышенный тон.
Все замолкли и покосились в сторону дяди Андрея. Разрядил обстановку Василий Васильевич.
- Валерий его зовут.
Я повернулась к этому красивому молодому человеку и спросила:
- Можно я вас буду Валерой называть?
Он как-то притих и ответил:
- Да, можно.
Мы встали из-за стола и двинулись к выходу:
- Большое спасибо за ужин, всем до свидания. Красивое имя Валера!
И мы исчезли из палатки. Нам срочно нужно записать все имена и не опозориться в дальнейшем.
- А ссыкля то с характером, - донеслось из столовой.
- Ничего – обломаем!
- Щасс!! Зубки сломаешь, тоже золотые придется ставить! – это уже зубоскалила Любашка,
передразнивая того, кто удосужился это сказать.
Дальше о чем они говорили, мы уже не слышали. Ушли в свою палатку, каждая записала имена своих людей. Мы поняли, что война тихая, подпольная, только начинается, но мы к ней были готовы. Мы учились и нас учили, кто выйдет победителем не знал никто! В семнадцать лет не думаешь, что проиграешь, перед тобой все пути открыты.
В палатке ничего не обсуждали, это обманчивое уединение, за пределы голос мог далеко разноситься, и говорить что-либо в присутствии стольких ушей подобно самоубийству. В палатку постучали. Это условно постучали, на самом деле кто-то похлопал сверху по брезенту.
- Да? – ответила Любашка.
- Можно к вам? - по голосу это был Вовка, зарубку с носа мы уже стерли, простили ему эти километры. Он уже был отомщен, хотя сами мы этого не хотели. Ну, так получилось.
- Заходи!
Нелепо звучит слово «заходи», когда надо встать на четвереньки и заползти в палатку. Он встал на корточки, приподнял полог, глаза его смотрели в неопределенном направлении.
- Ну чего вы там про меня наговорили, что я геолог? Я вам говорил, что работаю с геологами.
Мы молчали, не могли же мы вдвоем обмануться, и не правильно его понять.
- Там я к вам в рюкзаки кое-что положил, мы хотели забрать, но вы уже спали.
- А зачем ты нам без разрешения в рюкзаки вино насовал? И когда успел? Мы даже не заметили.
- Это когда мы отдыхали, я поправлял груз у лошадей и переложил. У нас сухой закон. Весь груз начальник и геолог партии пересмотрели, когда мы прибыли. А в ваши рюкзаки они не полезли.
Мужики ждут, послали к вам. Они думают, что вы целый день провели в конторе и все рассказали начальству. Уже не надеются получить свой товар.
- Нет, мы ничего не сказали. Забирайте свое пойло отсюда! - с презрением сказала Любашка.
Одна мысль, что нас считают доносчиками, покоробила до глубины души. Спорить он больше не стал, быстро рассовал бутылки в карманы, за пазуху, а бутылку белого вина не стал брать.
- Это вам по приезду! - показал на сухое вино.
- Забирайте! Мы не пьем ни по приезду, ни по отъезду, - передразнила его Любашка.
Вовку уговаривать не надо, прихватив бутылку сухого вина, он моментально исчез. Мы с облегчением вздохнули. Теперь можно рассчитывать, что до утра к нам больше никто не заглянет. Легли на спальники и стали учить имена.
- Леха. Это высокий, кучерявый юноша.
- А где он сидел?
- Третий по основному ряду.
- Валера.
- А это красавец с золотыми зубами.
- Илья.
- Это колобок с большим животом.
Через два часа мы уже знали, как всех зовут и безошибочно протестировали их на внешность. Заминка возникла только с двумя Николаями и с тремя Вовами. Решили начальника звать по имени и отчеству. А второго только Николай. С Вовками распределились так: Вовка – это конюх, Володя – симпатичный молодой парень, Владимир – пожилой невысокий мужчина, который не произнес за все время ни одного слова. Довольные мы пошли умываться к ручью и ложиться спать.
Эта ночь была беспокойная. Через стенки палатки слышали пьяные голоса рабочих, бас начальника партии. Да и камни и ветки впивались в бока, через тонкие стенки спального мешка. В первую ночь, мы почему-то этого не почувствовали.
Наступило тихое, прохладное утро. Комары, напившись крови, просто толпились в оконных отверстиях и отдушинах. Убивать их не имело смысла, белая сетка окрашивалась в красные пятна, а потом превращалась из белого в бурый цвет. Комары раздражали, но они не были так назойливы, как вечером. Болели бока, ломило спину, голова была набита ватой. Неудобства давали о себе знать. Палатка была поставлена на голую землю, и поэтому все неровности наносили свои отпечатки на худые девичьи тела.
К семи часам утра мы пошли на завтрак злые, не выспавшиеся. Опять была каша, но гречневая с тушенкой. Все уже сидели за столом. Вид у многих был помятый, но потерь среди состава не было. Молодежь в основном вся была нормальная, косились на старшее поколение, может, завидовали, может, сочувствовали. Прогромыхал голос начальника партии:
- Кто купил спиртное в партию? Все знаете, что у нас на время работы – сухой закон! Кто не знает, - глядя на нас, - еще раз предупреждаю!
Можно было подумать, что это мы болтались всю ночь пьяные, он так строго глянул на нас.
- Девчата – это вы купили спиртное?
Вопрос был сформулирован не правильно, и мы честно ответили:
- Нет!
Мы просто не могли им ничего купить, мы ехали на заработки без денег. Провезли спиртное в лагерь не по своей воле. Имущество забрали, те, кому оно принадлежало, и мы здесь ни при чем. Повернувшись к Вовке, он спросил:
- Это ты привез водку?
И козе было понятно, что он, но он ответил:
- Нет! Вы же сами все обыскали, никакой водки у меня не было.
Тоже верно – она лежала у нас в рюкзаках.
Начальник засмущался: да провезли, да старички напились, да – это дело рук Вовки, но он лично пересмотрел весь багаж, обшарил конюха, проверил его сумку. Спиртного нигде не было. Он с геологом лошадей перехватил метров за пятьсот до лагеря. Делать нечего – «не пойман – не вор».
- Еще раз предупреждаю, пить в лагере нельзя! Замечу – выгоню!
Но не мог же он выгнать сразу человек десять здоровых мужиков.
- А теперь всем выйти на работу. Андрей Петрович, но вы должны знать, кто принес спиртное? - обратился он к дяде Андрею.
- Да, должен знать, но не знаю. Зашел в дом – пьют стервецы, меня тоже напоили, но я выясню.
Всем было понятно, что гроза миновала, никто не скажет, как водка попала в лагерь, и допытываться уже не имело смысла. Да и работать горняки, конечно, не пошли, ушли из палатки и их уже никто не видел.
Василий Васильевич сказал:
- До завтра проспятся, лишь бы не было больше нигде припрятано, а потом наверстают упущенное. А вам молодежь сегодня выходной. Займитесь своими делами, дальше выходных может и не быть.
Мы опять ушли изучать отчеты прошлых лет, документацию. Проект был защищен, и согласно смете шло освоение бюджетных денег. Василий Васильевич вздыхал, все маршруты лежали на его плечах, он вел разработку ближайшего маршрута. Потом поднял голову и спросил:
- Девчата, ну скажите, откуда в лагере появилась водка?
Мы недоуменно пожали плечами, делая вид, что ничего не знаем.
Николай Иванович пробасил из-за своего стола:
- Не приставай к ним, чую, что знают, но я уверен – ничего не скажут. А может и не знают, - дальше рассуждал он, - если бы они привезли ее, то напились все в первый же день. А они напились только через сутки, значит, водка была спрятана в тайге, и нашли они ее только к вечеру второго дня.
Мы в душе были благодарны его рассуждениям, и что нас, наконец, оставят в покое.
Где-то уже к обеду, молодежь шаталась без дела. Всем хотелось поговорить с нами, но мы так и не выходили из конторы. Обедали каждый отдельно. Все на работу брали «тормозок» в конторе, и в удобное время его съедали. На каждого заведено две страницы в амбарной книге, и все, что выдавалось, записывалось там. На одной странице продукты, на другой – хозяйственные товары, одежда. Заведовал всем этим сам начальник партии. Одежды было немного, в основном перчатки для рабочих, поэтому раздавал он чаще всего продукты. Снабжение продуктами хорошее. В доме стояли: коробки тушенки, цыплята в соусе, икра кабачковая, всевозможные каши, голубцы, перцы фаршированные, баклажаны, сгущенка, какао и еще всякая всячина, печенье, конфеты, вафли, бублики. Стояли мешки с сахаром и мукой. Так же сахар в пачках – рафинад. Половина дома завалена этими мешками и коробками.
Геолог нам рассказал про доставку продуктов. Иногда что-то подходило к концу, передавали по рации, что прислать, и из Перми начинал медленно двигаться в нужном направлении товар. Поэтому начальнику нужно заранее предвидеть, на что налягут его рабочие, и хотя бы за две недели сделать заказ. Когда начинались дожди или зимой снега, то помощи ждать неоткуда и обходились тем, лежало в конторе. Но зимой народа в лагере меньше и они прекрасно выживали. Большим спросом всегда пользовался чай. В углу стояла огромная коробка с пачками индийского чая. Когда становилось совсем плохо, то скидывали тюки товара с вертолета. Вот и весь быт.
Немного об алмазах. У меня нет подписки о неразглашении тайны, но все равно я не буду называть место, где я прохожу практику. Суть появления алмазов простая. Где-то в недрах Урала находится коренное месторождение алмазов. Ручейки и речушки, пересекая его, размывали и с песком уносили алмазы в другое место, песок откладывался в долинах современных рек. О первичном месторождении мечтать не вредно, но у нас шли поиски и разведка вторичных месторождений алмазов. До нашего приезда Василий Васильевич ходил в недалекие маршруты, брал пробы по речкам и доставлял их в лагерь. Нам он предложил заняться промывкой этих проб. Этот день прошел в изучении проектной документации.
На следующий день мы работали под присмотром «Динамита», так мы геолога прозвали из-за инициалов В.В. (взрывчатые вещества). Кто мыл хотя бы золото, тот знает, что эту пробу (килограмм 5-6), надо замочить и начать болтать в проточной воде в специальном тазике (железное корыто со стиральной доской) - бутаре. Большие камни моются вручную и после визуального осмотра складываются на брезент. Дальше идет помывка до грубого шлиха. (Шлих – это остаток частиц минералов большого удельного веса, получающийся при промывании песков и других рыхлых пород). Все тяжелые частицы оседают на дно. Потом в простой алюминиевой чашке доводим до тонкого шлиха (самая ценная часть пробы). Полученный шлих мы должны высушить и поместить в конвертик с названием места взятия пробы, первоначального веса и остатка. Все конвертики в конце смены должны отдаваться геологу.
Целый день на солнце, около воды, было очень хорошо. Конечно, мы не были в купальниках, но позволили себе работать в резиновых сапогах, в легких брюках и кофточках. Комары на воде вообще не досаждали, их сдувал речной ветерок. Руки краснели от холодной воды, ломило пальцы, но мы на это не обращали внимания. Мы отмыли в около десяти проб, просушили, все оформили. Динамит остался доволен.
Вечером начали подтягиваться рабочие со своих мест. Где они работали, мы не знали, но они шли несколько километров пешком. Уставшие шли мыться и переодеваться, а потом все опять собирались в столовой. Они числились все горнорабочими (проходчиками) и буровыми рабочими. Буровая установка еще собрана, поэтому все они копали шурфы вручную. Так нам сказал Динамит.
Среди рабочих находился буровик Федор, высокий, немного угловатый, чуть сутулый. Он выделялся своим ростом и кривыми ногами в форме буквы О. Одет был всегда небрежно, видно, что не предавал этому большого значения.
В этот вечер окна в столовой были открыты, обычно они затянуты мелкой сеткой. Я сидела у окна и ковыряла ложкой в слипшихся рожках, выбирая только кусочки тушенки. Мы освоились и взяли себе запас тушенки, сгущенки и еще разных консервов, конфет, печения и обед у нас был царский. Есть это варево не хотелось. Рабочие может того же мнения, что и мы, но уписывали все за обе щеки, что подавалось на стол, в полной тишине. Тяжелая работа говорила сама за себя.
К моему окну тихонько с другой стороны подошел мерин и потянул ноздрями, может, учуял меня, может, когда-то кормили из окна, я не знаю. Ему теперь от меня постоянно доставалось несколько кусочков сахара и хлеба. Он просунул свою большую голову в окно и начал щипать меня за ухо. Я его погладила по мягким ноздрям, дала ему кусок хлеба и ласковым голосом потянула:
- Федя… Федечка…
В полной тишине за столом услышали все довольное урчание:
- А, а, а…
Я продолжала:
- Хлебушка хочешь?
За столом так ласково и томно прозвучало:
- Нет, не хочу…
Все перестали есть ужин, только смотрели то на буровика Федю, то на меня. Федя, не ведая подвоха, раскраснелся, засмущался, разомлел.
- Я не вам хлеб даю, а Федечке своему, - продолжала я угощать коня и гладить его ноздри. Федя сидел так за столом, что ничего этого не видел, а только слышал меня и отвечал.
- А я и есть Федя! И я один здесь такой! - уже громко сообщил он.
- А это тогда кто? – показала я на голову коня в окне.
Он вскочил, глянул на нашу идиллию и как заорет:
- Кто тебе, пацанка, сказал, что это Федя?
Я опешила.
- А что его разве не Федя зовут? Мне Вовка сказал, что это – Федя, - я уже справилась с волнением и отвечала достаточно четко.
- Где этот конюх?
Но Вовка уже сообразил, что надо исчезнуть, сразу его силуэт мелькнул в проеме палатки и был таков!
- Запомни, пацанка! Его зовут не Федя, Федя – это я! - он раскраснелся от волнения и бил себя в грудь.
За столом мы начали уже свободно разглядывать всех обитателей. Оказалось, что почти половина изыскателей – молодые парни, остальные в глубоком возрасте. Все уже поели эту бурду, попили чай, но никто не расходился. Столовая – это единственное общее место в лагере.
Я обратилась к пожилому мужчине, который просил замену повара:
- Можно, каждый еще раз представится по имени, мы всех не запомнили, как зовут.
- Ну, меня зовут Андрей Петрович, можете кликать – дядя Андрей.
- Хи, хи, - раздалось с дальнего угла, - можно и паханом кликать.
Под тяжелым взглядом дяди Андрея голос сразу замолк, мы даже не успели определить, кому он принадлежал.
- Это – Николай, это – Алексей, - и показывая на каждого по порядку, он называл имена.
Мы договорились с Любашкой, что первую часть стола запоминает имена она, а вторую - я. Молодые люди все улыбались, они рады, что в партии произошли перемены, и есть перед кем покрасоваться. Дошла очередь до молодого человека, красивого, его мы сразу отметили еще при завтраке. Какие-то нежные руки у него, улыбается зубы все золотые. Это его не портило, он был красив!
- Это – Фофан.
Эту часть стола запоминала я, и незнакомое слово резало слух. Да и запомнить я его с налету не могла. Чутьем чуяла, что нет такого имени, а что делать ума не приложу.
- Как? Как его зовут?
- Сказали же тебе – Фофан, - это опять раздался голос с угла.
- Я не спрашиваю, как вы его зовете. Я хочу знать какое у него имя, - голос у меня перешел на несколько повышенный тон.
Все замолкли и покосились в сторону дяди Андрея. Разрядил обстановку Василий Васильевич.
- Валерий его зовут.
Я повернулась к этому красивому молодому человеку и спросила:
- Можно я вас буду Валерой называть?
Он как-то притих и ответил:
- Да, можно.
Мы встали из-за стола и двинулись к выходу:
- Большое спасибо за ужин, всем до свидания. Красивое имя Валера!
И мы исчезли из палатки. Нам срочно нужно записать все имена и не опозориться в дальнейшем.
- А ссыкля то с характером, - донеслось из столовой.
- Ничего – обломаем!
- Щасс!! Зубки сломаешь, тоже золотые придется ставить! – это уже зубоскалила Любашка,
передразнивая того, кто удосужился это сказать.
Дальше о чем они говорили, мы уже не слышали. Ушли в свою палатку, каждая записала имена своих людей. Мы поняли, что война тихая, подпольная, только начинается, но мы к ней были готовы. Мы учились и нас учили, кто выйдет победителем не знал никто! В семнадцать лет не думаешь, что проиграешь, перед тобой все пути открыты.
Глава 6. Сухой закон
В палатке ничего не обсуждали, это обманчивое уединение, за пределы голос мог далеко разноситься, и говорить что-либо в присутствии стольких ушей подобно самоубийству. В палатку постучали. Это условно постучали, на самом деле кто-то похлопал сверху по брезенту.
- Да? – ответила Любашка.
- Можно к вам? - по голосу это был Вовка, зарубку с носа мы уже стерли, простили ему эти километры. Он уже был отомщен, хотя сами мы этого не хотели. Ну, так получилось.
- Заходи!
Нелепо звучит слово «заходи», когда надо встать на четвереньки и заползти в палатку. Он встал на корточки, приподнял полог, глаза его смотрели в неопределенном направлении.
- Ну чего вы там про меня наговорили, что я геолог? Я вам говорил, что работаю с геологами.
Мы молчали, не могли же мы вдвоем обмануться, и не правильно его понять.
- Там я к вам в рюкзаки кое-что положил, мы хотели забрать, но вы уже спали.
- А зачем ты нам без разрешения в рюкзаки вино насовал? И когда успел? Мы даже не заметили.
- Это когда мы отдыхали, я поправлял груз у лошадей и переложил. У нас сухой закон. Весь груз начальник и геолог партии пересмотрели, когда мы прибыли. А в ваши рюкзаки они не полезли.
Мужики ждут, послали к вам. Они думают, что вы целый день провели в конторе и все рассказали начальству. Уже не надеются получить свой товар.
- Нет, мы ничего не сказали. Забирайте свое пойло отсюда! - с презрением сказала Любашка.
Одна мысль, что нас считают доносчиками, покоробила до глубины души. Спорить он больше не стал, быстро рассовал бутылки в карманы, за пазуху, а бутылку белого вина не стал брать.
- Это вам по приезду! - показал на сухое вино.
- Забирайте! Мы не пьем ни по приезду, ни по отъезду, - передразнила его Любашка.
Вовку уговаривать не надо, прихватив бутылку сухого вина, он моментально исчез. Мы с облегчением вздохнули. Теперь можно рассчитывать, что до утра к нам больше никто не заглянет. Легли на спальники и стали учить имена.
- Леха. Это высокий, кучерявый юноша.
- А где он сидел?
- Третий по основному ряду.
- Валера.
- А это красавец с золотыми зубами.
- Илья.
- Это колобок с большим животом.
Через два часа мы уже знали, как всех зовут и безошибочно протестировали их на внешность. Заминка возникла только с двумя Николаями и с тремя Вовами. Решили начальника звать по имени и отчеству. А второго только Николай. С Вовками распределились так: Вовка – это конюх, Володя – симпатичный молодой парень, Владимир – пожилой невысокий мужчина, который не произнес за все время ни одного слова. Довольные мы пошли умываться к ручью и ложиться спать.
Эта ночь была беспокойная. Через стенки палатки слышали пьяные голоса рабочих, бас начальника партии. Да и камни и ветки впивались в бока, через тонкие стенки спального мешка. В первую ночь, мы почему-то этого не почувствовали.
Наступило тихое, прохладное утро. Комары, напившись крови, просто толпились в оконных отверстиях и отдушинах. Убивать их не имело смысла, белая сетка окрашивалась в красные пятна, а потом превращалась из белого в бурый цвет. Комары раздражали, но они не были так назойливы, как вечером. Болели бока, ломило спину, голова была набита ватой. Неудобства давали о себе знать. Палатка была поставлена на голую землю, и поэтому все неровности наносили свои отпечатки на худые девичьи тела.
К семи часам утра мы пошли на завтрак злые, не выспавшиеся. Опять была каша, но гречневая с тушенкой. Все уже сидели за столом. Вид у многих был помятый, но потерь среди состава не было. Молодежь в основном вся была нормальная, косились на старшее поколение, может, завидовали, может, сочувствовали. Прогромыхал голос начальника партии:
- Кто купил спиртное в партию? Все знаете, что у нас на время работы – сухой закон! Кто не знает, - глядя на нас, - еще раз предупреждаю!
Можно было подумать, что это мы болтались всю ночь пьяные, он так строго глянул на нас.
- Девчата – это вы купили спиртное?
Вопрос был сформулирован не правильно, и мы честно ответили:
- Нет!
Мы просто не могли им ничего купить, мы ехали на заработки без денег. Провезли спиртное в лагерь не по своей воле. Имущество забрали, те, кому оно принадлежало, и мы здесь ни при чем. Повернувшись к Вовке, он спросил:
- Это ты привез водку?
И козе было понятно, что он, но он ответил:
- Нет! Вы же сами все обыскали, никакой водки у меня не было.
Тоже верно – она лежала у нас в рюкзаках.
Начальник засмущался: да провезли, да старички напились, да – это дело рук Вовки, но он лично пересмотрел весь багаж, обшарил конюха, проверил его сумку. Спиртного нигде не было. Он с геологом лошадей перехватил метров за пятьсот до лагеря. Делать нечего – «не пойман – не вор».
- Еще раз предупреждаю, пить в лагере нельзя! Замечу – выгоню!
Но не мог же он выгнать сразу человек десять здоровых мужиков.
- А теперь всем выйти на работу. Андрей Петрович, но вы должны знать, кто принес спиртное? - обратился он к дяде Андрею.
- Да, должен знать, но не знаю. Зашел в дом – пьют стервецы, меня тоже напоили, но я выясню.
Всем было понятно, что гроза миновала, никто не скажет, как водка попала в лагерь, и допытываться уже не имело смысла. Да и работать горняки, конечно, не пошли, ушли из палатки и их уже никто не видел.
Василий Васильевич сказал:
- До завтра проспятся, лишь бы не было больше нигде припрятано, а потом наверстают упущенное. А вам молодежь сегодня выходной. Займитесь своими делами, дальше выходных может и не быть.
Мы опять ушли изучать отчеты прошлых лет, документацию. Проект был защищен, и согласно смете шло освоение бюджетных денег. Василий Васильевич вздыхал, все маршруты лежали на его плечах, он вел разработку ближайшего маршрута. Потом поднял голову и спросил:
- Девчата, ну скажите, откуда в лагере появилась водка?
Мы недоуменно пожали плечами, делая вид, что ничего не знаем.
Николай Иванович пробасил из-за своего стола:
- Не приставай к ним, чую, что знают, но я уверен – ничего не скажут. А может и не знают, - дальше рассуждал он, - если бы они привезли ее, то напились все в первый же день. А они напились только через сутки, значит, водка была спрятана в тайге, и нашли они ее только к вечеру второго дня.
Мы в душе были благодарны его рассуждениям, и что нас, наконец, оставят в покое.
Глава 7. Немного обо всем
Где-то уже к обеду, молодежь шаталась без дела. Всем хотелось поговорить с нами, но мы так и не выходили из конторы. Обедали каждый отдельно. Все на работу брали «тормозок» в конторе, и в удобное время его съедали. На каждого заведено две страницы в амбарной книге, и все, что выдавалось, записывалось там. На одной странице продукты, на другой – хозяйственные товары, одежда. Заведовал всем этим сам начальник партии. Одежды было немного, в основном перчатки для рабочих, поэтому раздавал он чаще всего продукты. Снабжение продуктами хорошее. В доме стояли: коробки тушенки, цыплята в соусе, икра кабачковая, всевозможные каши, голубцы, перцы фаршированные, баклажаны, сгущенка, какао и еще всякая всячина, печенье, конфеты, вафли, бублики. Стояли мешки с сахаром и мукой. Так же сахар в пачках – рафинад. Половина дома завалена этими мешками и коробками.
Геолог нам рассказал про доставку продуктов. Иногда что-то подходило к концу, передавали по рации, что прислать, и из Перми начинал медленно двигаться в нужном направлении товар. Поэтому начальнику нужно заранее предвидеть, на что налягут его рабочие, и хотя бы за две недели сделать заказ. Когда начинались дожди или зимой снега, то помощи ждать неоткуда и обходились тем, лежало в конторе. Но зимой народа в лагере меньше и они прекрасно выживали. Большим спросом всегда пользовался чай. В углу стояла огромная коробка с пачками индийского чая. Когда становилось совсем плохо, то скидывали тюки товара с вертолета. Вот и весь быт.
Немного об алмазах. У меня нет подписки о неразглашении тайны, но все равно я не буду называть место, где я прохожу практику. Суть появления алмазов простая. Где-то в недрах Урала находится коренное месторождение алмазов. Ручейки и речушки, пересекая его, размывали и с песком уносили алмазы в другое место, песок откладывался в долинах современных рек. О первичном месторождении мечтать не вредно, но у нас шли поиски и разведка вторичных месторождений алмазов. До нашего приезда Василий Васильевич ходил в недалекие маршруты, брал пробы по речкам и доставлял их в лагерь. Нам он предложил заняться промывкой этих проб. Этот день прошел в изучении проектной документации.
На следующий день мы работали под присмотром «Динамита», так мы геолога прозвали из-за инициалов В.В. (взрывчатые вещества). Кто мыл хотя бы золото, тот знает, что эту пробу (килограмм 5-6), надо замочить и начать болтать в проточной воде в специальном тазике (железное корыто со стиральной доской) - бутаре. Большие камни моются вручную и после визуального осмотра складываются на брезент. Дальше идет помывка до грубого шлиха. (Шлих – это остаток частиц минералов большого удельного веса, получающийся при промывании песков и других рыхлых пород). Все тяжелые частицы оседают на дно. Потом в простой алюминиевой чашке доводим до тонкого шлиха (самая ценная часть пробы). Полученный шлих мы должны высушить и поместить в конвертик с названием места взятия пробы, первоначального веса и остатка. Все конвертики в конце смены должны отдаваться геологу.
Целый день на солнце, около воды, было очень хорошо. Конечно, мы не были в купальниках, но позволили себе работать в резиновых сапогах, в легких брюках и кофточках. Комары на воде вообще не досаждали, их сдувал речной ветерок. Руки краснели от холодной воды, ломило пальцы, но мы на это не обращали внимания. Мы отмыли в около десяти проб, просушили, все оформили. Динамит остался доволен.
Глава 8. Два Феди
Вечером начали подтягиваться рабочие со своих мест. Где они работали, мы не знали, но они шли несколько километров пешком. Уставшие шли мыться и переодеваться, а потом все опять собирались в столовой. Они числились все горнорабочими (проходчиками) и буровыми рабочими. Буровая установка еще собрана, поэтому все они копали шурфы вручную. Так нам сказал Динамит.
Среди рабочих находился буровик Федор, высокий, немного угловатый, чуть сутулый. Он выделялся своим ростом и кривыми ногами в форме буквы О. Одет был всегда небрежно, видно, что не предавал этому большого значения.
В этот вечер окна в столовой были открыты, обычно они затянуты мелкой сеткой. Я сидела у окна и ковыряла ложкой в слипшихся рожках, выбирая только кусочки тушенки. Мы освоились и взяли себе запас тушенки, сгущенки и еще разных консервов, конфет, печения и обед у нас был царский. Есть это варево не хотелось. Рабочие может того же мнения, что и мы, но уписывали все за обе щеки, что подавалось на стол, в полной тишине. Тяжелая работа говорила сама за себя.
К моему окну тихонько с другой стороны подошел мерин и потянул ноздрями, может, учуял меня, может, когда-то кормили из окна, я не знаю. Ему теперь от меня постоянно доставалось несколько кусочков сахара и хлеба. Он просунул свою большую голову в окно и начал щипать меня за ухо. Я его погладила по мягким ноздрям, дала ему кусок хлеба и ласковым голосом потянула:
- Федя… Федечка…
В полной тишине за столом услышали все довольное урчание:
- А, а, а…
Я продолжала:
- Хлебушка хочешь?
За столом так ласково и томно прозвучало:
- Нет, не хочу…
Все перестали есть ужин, только смотрели то на буровика Федю, то на меня. Федя, не ведая подвоха, раскраснелся, засмущался, разомлел.
- Я не вам хлеб даю, а Федечке своему, - продолжала я угощать коня и гладить его ноздри. Федя сидел так за столом, что ничего этого не видел, а только слышал меня и отвечал.
- А я и есть Федя! И я один здесь такой! - уже громко сообщил он.
- А это тогда кто? – показала я на голову коня в окне.
Он вскочил, глянул на нашу идиллию и как заорет:
- Кто тебе, пацанка, сказал, что это Федя?
Я опешила.
- А что его разве не Федя зовут? Мне Вовка сказал, что это – Федя, - я уже справилась с волнением и отвечала достаточно четко.
- Где этот конюх?
Но Вовка уже сообразил, что надо исчезнуть, сразу его силуэт мелькнул в проеме палатки и был таков!
- Запомни, пацанка! Его зовут не Федя, Федя – это я! - он раскраснелся от волнения и бил себя в грудь.
