Мальчишек на побегушках хватает везде. А вот мальчишек, которые сумеют правильно и точно пересчитать груз и без ошибки записать его в отчетных бумагах - единицы. Это весьма ценный помощник, если портовому счетоводу целыми днями сперва приходится мотаться от причала до причала, а затем заполнять целые кипы документов и отчетов. Еще реже встречаются сообразительные и честные мальчишки - разумеется, работодатель не поленился несколько раз проверить добросовестность и неподкупность Метти, пытаясь склонить его к обману через подставных лиц. Однако попытки так и остались попытками, поскольку чувство справедливости заставляло юного помощника счетовода отказываться от привлекательных предложений за крупную мзду уменьшить реальное число привезенных тюков, бочек и ящиков с товаром (хотя искушение было очень велико - так было бы приятно внести и свою лепту в общий доход и отплатить Эльде за добро!). К счастью, сокрушаться Метти пришлось недолго: он случайно услышал, как счетовод нахваливает коллеге честность нового помощника и рассказывает о способах проверки. У мальчика отлегло от сердца и он снова поверил, что справедливость - это та путеводная звезда, которой он должен следовать и впредь.
Одна лишь Кари не могла быть толком пристроена. Ее ясный янтарный взгляд, избавленный от необходимости обшаривать землю в поисках подходящего куска пищи, все чаще обращался к небесам, поскольку именно они были самым приятным взору предметом в Отребном городе. Лучистые глаза ее сияли, когда перед ее воображением проходили невероятные образы, и порой, глядя на обитателей Дома спасения, она смотрела сквозь них, находясь во власти своих фантазий, разбуженных легендами и искусными иллюстрациями к ним.
Но, увы, хоть ее ясное и пылкое воображение создавало прекрасные картины, однако руки были неспособны передать те нюансы фигур и характеров, которые возникали в ее голове. Девочка была готова плакать от огорчения, но никакие усилия не могли превратить нелепые фигурки, возникающие под ее углем на кусках кремовой коры апари, в тех блистающих дам и полных достоинства рыцарей, в те замки и живописные скалы, которые Кари пыталась изобразить.
Эльда переживала за неудачу едва ли не больше Кари. Она надеялась, что Кари возьмут в помощницы художниц портового Храма Пятерых. Внутренние стены храма были украшены разнообразными фресками, изящными и не очень, изображающими сцены из жизни и свершений Пятерых. В сыроватом воздухе, который был особенно влажен зимой, краски быстро выцветали, и художницы (ибо ни один мужчина не считался достойным творить в Храме Пятерых) постоянно подновляли то одну фреску, то другую.
В общем, это была достойная должность, к тому же всегда обеспеченная новыми задачами. И Эльде так хотелось пристроить девочку к работе, которая могла бы дать хорошую крепкую профессию - чтобы больше никому из детей не приходилось бродяжничать и побираться!
И теперь она ума не могла приложить, на что же сгодится эта ее воспитанница.
Конечно, девочка научилась и изящной вышивке, и изготовлению нужных лекарственных отваров, и даже готовке довольно утонченных блюд. Все эти дела она всегда выполняла добротно, но без искорки. Так что настоящей мастерицей ни в одном из дел стать, увы, как поняла матушка Эльда, девочка не могла.
Так что, поразмышляв некоторое время, хозяйка их Дома спасения определила Кари новую профессию - горничной. Старательная горничная может перебраться в городской пояс получше, а при должном усердии стать старшей горничной, а там, кто знает - дойдет до экономки и даже до домоправительницы, если у нее окажется довольно ума и способностей.
Потому Эльда, у которой в свое время был довольно обширный штат слуг и которой пришлось наставлять не одну молоденькую горничную, принялась за новое, но такое знакомое обучение. Конечно, хозяйке хотелось бы дать девочке профессию, которая раскрыла бы один из ее талантов, но что поделать, если у этой крошки, так похожей на ее маленькую золотоволосую Катарию, не нашлось никаких явных способностей.
Теперь Кари училась делать элегантные прически, правильно закалывать воротнички и украшать свежими цветками шляпки, чтобы те как можно дольше не завяли.
- О, разумеется, сейчас в моде совсем другие прически, чем были тогда, когда еще мода казалась мне важной частью жизни. Но знания о том, как приготовлять папильотки, придавать объем волосам и делать на них красивую волну, будут своевременными всегда.
На старых нарядах матушки Эльды девочка тренировалась шнуровать корсаж (а сама втайне радовалась, что уж она-то избавлена от этого орудия пыток - и как бывшая бродяжка, и как будущая горничная), споро застегивать крючки и мелкие пуговки.
Как сделать правильный почтительный книксен, как приветствовать гостей, как взбить перину и подушки, как починить одежду и восстановить кружева, как правильно приготовить столик для чаепития и как украсить цветами обеденный стол - этому Кари училась тоже. Эльда даже научила ее правильно пользоваться всеми ложками, ножичками, щипчиками и вилками, чтобы девочка правильно запомнила порядок и не положила случайно прибор, который не потребуется для текущей трапезы
А еще - на пару с Метти, когда он приходил домой пораньше, - обучалась вести счет тратам, отвечать на письма и сводить баланс расходов и доходов. Кто знает, какие именно умения помогут ей стать привлекательнее в глазах хозяйки.
Ах, сведение баланса было скучнейшим делом, и во время него Кари даже приходилось изредка вздыхать, вспоминая вольную жизнь бродяжки. Но она тут же вспоминала, что избавлена от голода и смерти, она сидит в тепле, на ней чистая добротная одежда, вечером они будут читать сказки, а в конце недели Эльда выдаст каждому по полосатому леденцу! И принималась за дело с новой силой.
В оставшееся от обучения время Кари занималась домашними хлопотами: готовила еду, следила за порядком, ухаживала за маленьким огородиком на заднем дворе, вместе с Эльдой ходила на рынок и училась торговаться. Остальные дети целыми днями пропадали в мастерских своих наставников, собираясь у теплого очага только к вечеру.
Потому хозяйка дома была втайне рада, что ей приходится самой обучать эту девочку, к которой она особенно привязалась - то ли из-за необычного выражения ясных добрых глаз, то ли из-за разительного сходства с покойной дочерью. К тому же днем в доме бывало пустовато и порой матушка Эльда пугалась, что все, случившееся той холодной осенью - лишь грезы, навеянные сонной лихорадкой. Однако гремел на кухне горшок, передвигаемый Кари - и сердце хозяйки успокаивалось.
Ну а вечерами ей и в голову не приходило сомневаться в реальности существования ее семерых воспитанников! Так уютно, весело и шумно проходили они! Сперва каждый пускался в рассказ о том, что с ним произошло за день, слышался и смех, и сочувственные слова ободрения. А затем Эльда брала книгу (хоть все остальные уже тоже худо-бедно научились читать) и они погружались в волшебный мир легенд, исторических преданий, очерков путешественников и философских размышлений. Эти вечера были средоточием жизни, добросердечия и нежности, ярким теплым огоньком в угрюмой вязкой черноте Отребного города.
Эльда воспитывала стайку вовсе не так, как это было принято в других домах Черного пояса. Тычков и ударов дети не получали вовсе. Они получали заботу, их порой баловали, и они всегда получали часы досуга, чтобы заняться тем, что им по душе. В общем, Эльда воспитывала их так, как воспитывали ее, молодую аристократку. Возможно, это было и верно в этом случае: иначе слишком привыкшие к своей свободе бродяжки легко бы сбежали из дома в первый погожий день. Теперь же они возвращались не ради тарелки похлебки или надежного крова, а ради того ощущения душевного тепла и заботы, которыми их одаряла матушка Эльда.
Вот почему уже во вторую очень, которую дети провели в Доме спасения, они разительно отличались от себя-прошлогодних. Тогда смерть распростерла над ними свое черное крыло, а будущее казалось черным и мрачным, почти невозможным. Этой же осенью дети робко стали учиться смотреть в будущее. По крайней мере, загнанное выражение давно перестало появляться на их ясных лицах, слегка округлившихся на простой, но обильной пище.
Ну, а новая зима стала первой на их памяти, когда они не проклинали снег, а радовались ему. Как весело было лепить невероятных чудовищ, каким восторгом переполнялись сердца, когда они катались с горок, как загадочно выглядели морские глубины, покрытые возле бухты толстым зеленым слоем льда! Правда, Эльда всегда запрещала им веселиться возле порта, потому что теплое течение, направленное магами прямо к пирсам, даже в самые лютые морозы не давало воде замерзнуть. Зато чуть дальше от порта морские волны замерли в движении и застывшее кружево их пены вызывало у Кари воображаемые картины роскошного бала в замке Ледяного короля. Как ей хотелось кружиться вместе с духами холода под завораживающую мелодию, звучащую в ее голове!
Как-то раз, она уже, казалось, различила слова и могла бы напеть пару строк, но тут снежок, метко брошенный Энчи, разрушил ее фантазию. Девочка принялась отвечать снежными снарядами, остальные присоединились к забаве и картина волшебного бала оказалась забыта.
Вторая весна в Доме спасения оживила всех. Эльда снова чувствовала себя молодой главой большого семейства, окончательно прикипев сердцем ко всем своим воспитанникам, а дети, окончательно переставшие походить на бродяжек, стали строить на будущее незатейливые планы.
Ах. как сложно было заниматься делами, когда теплый ветерок несет ароматы просыпающейся земли (пусть и с привычным для Отребного города оттенком запаха помоев)! Но Кари заставляла себя не отвлекаться. Только однажды, убирая с грядок остатки и снега и прикрывавшую их прелую солому, она засмотрелась на сухие трепещущие былинки и нежный росток подснежника, поднявшего вверх прошлогодний бурый листик. Тот походил на маленький парус, влекомый по воле ветров.
Девочка посвятила созерцанию лишь минуту, а затем вновь занялась делами. Однако эта простая картина весенней надежды все время стояла перед ее взором, и слова складывались в строчки, немного неуклюжие, но полные искренности:
Щекочет проказливый ветер
Былинки сухой стебелек.
Пробился сквозь прелые листья
Подснежника нежный росток.
Пробился сквозь прелые листья -
Поднял над собою листок.
Плывет, словно парус надежды,
На запад, на юг, на восток.
Кари сама не поверила в то, что эти строки сочинились в ее голове. Она несколько раз пропела их над грядками, проверяя, так ли они прекрасны на самом деле, как ей кажется. В груди у нее появилось теплое чувство, словно она проглотила солнечного зайчика и он щекотал ее изнутри. Неужели это она сочинила сама? Не может быть! Наконец, она успокоила себя тем, что, верно, где-то слышала эту незатейливую песенку и случайно ее запомнила.
Ближе к вечеру девочка села за стол в общей комнате и принялась за урок. Ей нужно было переписать в тетрадь все расходы, которые случились за неделю, и высчитать общую сумму. Она не слишком любила это занятие, но знала, что должна научиться делать его превосходно, поэтому старалась изо всех сил. Правда, время от времени Кари начинала напевать, чтобы хоть как-то развеять скуку своей работы. Ее голосок, чистый и звонкий, разносился в этот ясный день по всему маленькому дому и Эльда замерла, словно впервые услышав его.
Пожалуй, стоит научить ее исполнению песен и самых красивых баллад. Жаль, у хозяйки дома теперь не было клавикордов, но баллады можно исполнять и без музыкального сопровождения, а незатейливые мелодии песенок мог наиграть хоть на флейте, хоть на скрипке любой, кто знал несколько нот.
С этого дня Кари стала учиться еще и пению и по вечерам развлекала остальных жителей Дома спасения веселыми куплетами и протяжными длинными балладами.
И никто не обратил внимания на то, что вдоль забора в следующее утро поднялось еще несколько подснежников, каждый из которых был увенчан сухим листочком.
Возможно, размышляла Эльда, в должности горничной умение петь и не пригодится Кари, но если у ее хозяев будет хороший музыкальный слух, то и жалованье будет получше.
Конечно, был еще хор Храма Пятерых, куда девочку приняли бы с удовольствием. Однако насавница не желала воспитаннице такой судьбы: ведь все хористки, принадлежащие к храму, должны были принять обет безбрачия, ибо их голос должен был услаждать только Пятерых.
Можно было, конечно, петь в трактирах или на площади во время праздников, но Эльда понимала, что такая работа надежного заработка не принесет.
Думала хозяйка дома и о другой возможности: возможно, Кари повезет, и ее примут в школу бардиан - учебное заведение, где обучают певцов и декламаторов. Их ансамбли не разъезжают по стране в поисках заработка, а выступают на концертах в Зеленом и Желтом поясе, получают приглашения на различные официальные празднества. Самые талантливые и знаменитые дают концерты даже в высоком, розовом городе.
О, Эльда тогда готова даже отдать ей метрику своей дочери, Катарии Мелкес, чтобы девочка оказалась в школе на положении дочери незнатного семейства, а не безродной бродяжки. Когда-то у дочери архивариуса не поднялась рука отдать этот документ магам-стерилизаторам для уничтожения. А приставам, занятым устройством выживших, некогда было проверять и считать метрики - и Эльде удалось сохранить для себя эту последнюю память о дочери. Поэтому Катария Мелкес все еще может считаться живой. Пусть ей сейчас было бы три года больше, чем Кари, но последняя цифра 6 в дате ее рождения легко исправляется на 8. Ну, а разница всего в год будет не так заметна, в конце концов, невысокий рост всегда можно списать на хрупкость. Но вот беда, в школу бардиан брали только с 12 -13 лет, когда ломался голос. Да и само учебное заведение находилось в Зеленом поясе, слишком недостижимое для того положения Эльды, которое она занимала сейчас. Что же, у них было впереди еще несколько лет, чтобы придумать выход. А пока пусть учится прислуживать, уж так-то она точно не останется без работы и денег.
Девочка ничего не знала об этих размышлениях своей наставницы. Она не слишком загадывала вперед, но была вполне довольна той жизнью, которую вела теперь. Пусть было множество занятий, которые не приносили ей душевного удовольствия, зато во время уборки, мытья посуды или прополки их крохотных грядочек можно было тихонько напевать (это ей очень нравилось) или молча мечтать, воображая себе небывалые края, волшебные события или невероятные приключения, которые случались с ней самой.
В свободные часы, которые им предоставляла Эльда, Кари много читала. Не ради выполнения урока, а ради удовольствия. Книги для нее представляли окошко в чудесный мир. Мир справедливости, торжества честности и добра. Жаль, что Эльды было не так много книг, за два следующих года Кари успела их прочесть. И подумать только! - не так давно девочка собиралась их сжечь или продать старьевщику.
Увы, на покупку новых книг средств у них точно не было, и потому Кари волей-неволей пришлось учиться вновь. Часть книг их наставницы была написана на лангианском языке, а часть - на старобастальском, которым теперь пользовались только в Храме Пятерых для молебнов.
Одна лишь Кари не могла быть толком пристроена. Ее ясный янтарный взгляд, избавленный от необходимости обшаривать землю в поисках подходящего куска пищи, все чаще обращался к небесам, поскольку именно они были самым приятным взору предметом в Отребном городе. Лучистые глаза ее сияли, когда перед ее воображением проходили невероятные образы, и порой, глядя на обитателей Дома спасения, она смотрела сквозь них, находясь во власти своих фантазий, разбуженных легендами и искусными иллюстрациями к ним.
Но, увы, хоть ее ясное и пылкое воображение создавало прекрасные картины, однако руки были неспособны передать те нюансы фигур и характеров, которые возникали в ее голове. Девочка была готова плакать от огорчения, но никакие усилия не могли превратить нелепые фигурки, возникающие под ее углем на кусках кремовой коры апари, в тех блистающих дам и полных достоинства рыцарей, в те замки и живописные скалы, которые Кари пыталась изобразить.
Эльда переживала за неудачу едва ли не больше Кари. Она надеялась, что Кари возьмут в помощницы художниц портового Храма Пятерых. Внутренние стены храма были украшены разнообразными фресками, изящными и не очень, изображающими сцены из жизни и свершений Пятерых. В сыроватом воздухе, который был особенно влажен зимой, краски быстро выцветали, и художницы (ибо ни один мужчина не считался достойным творить в Храме Пятерых) постоянно подновляли то одну фреску, то другую.
В общем, это была достойная должность, к тому же всегда обеспеченная новыми задачами. И Эльде так хотелось пристроить девочку к работе, которая могла бы дать хорошую крепкую профессию - чтобы больше никому из детей не приходилось бродяжничать и побираться!
И теперь она ума не могла приложить, на что же сгодится эта ее воспитанница.
Конечно, девочка научилась и изящной вышивке, и изготовлению нужных лекарственных отваров, и даже готовке довольно утонченных блюд. Все эти дела она всегда выполняла добротно, но без искорки. Так что настоящей мастерицей ни в одном из дел стать, увы, как поняла матушка Эльда, девочка не могла.
Так что, поразмышляв некоторое время, хозяйка их Дома спасения определила Кари новую профессию - горничной. Старательная горничная может перебраться в городской пояс получше, а при должном усердии стать старшей горничной, а там, кто знает - дойдет до экономки и даже до домоправительницы, если у нее окажется довольно ума и способностей.
Потому Эльда, у которой в свое время был довольно обширный штат слуг и которой пришлось наставлять не одну молоденькую горничную, принялась за новое, но такое знакомое обучение. Конечно, хозяйке хотелось бы дать девочке профессию, которая раскрыла бы один из ее талантов, но что поделать, если у этой крошки, так похожей на ее маленькую золотоволосую Катарию, не нашлось никаких явных способностей.
Теперь Кари училась делать элегантные прически, правильно закалывать воротнички и украшать свежими цветками шляпки, чтобы те как можно дольше не завяли.
- О, разумеется, сейчас в моде совсем другие прически, чем были тогда, когда еще мода казалась мне важной частью жизни. Но знания о том, как приготовлять папильотки, придавать объем волосам и делать на них красивую волну, будут своевременными всегда.
На старых нарядах матушки Эльды девочка тренировалась шнуровать корсаж (а сама втайне радовалась, что уж она-то избавлена от этого орудия пыток - и как бывшая бродяжка, и как будущая горничная), споро застегивать крючки и мелкие пуговки.
Как сделать правильный почтительный книксен, как приветствовать гостей, как взбить перину и подушки, как починить одежду и восстановить кружева, как правильно приготовить столик для чаепития и как украсить цветами обеденный стол - этому Кари училась тоже. Эльда даже научила ее правильно пользоваться всеми ложками, ножичками, щипчиками и вилками, чтобы девочка правильно запомнила порядок и не положила случайно прибор, который не потребуется для текущей трапезы
А еще - на пару с Метти, когда он приходил домой пораньше, - обучалась вести счет тратам, отвечать на письма и сводить баланс расходов и доходов. Кто знает, какие именно умения помогут ей стать привлекательнее в глазах хозяйки.
Ах, сведение баланса было скучнейшим делом, и во время него Кари даже приходилось изредка вздыхать, вспоминая вольную жизнь бродяжки. Но она тут же вспоминала, что избавлена от голода и смерти, она сидит в тепле, на ней чистая добротная одежда, вечером они будут читать сказки, а в конце недели Эльда выдаст каждому по полосатому леденцу! И принималась за дело с новой силой.
В оставшееся от обучения время Кари занималась домашними хлопотами: готовила еду, следила за порядком, ухаживала за маленьким огородиком на заднем дворе, вместе с Эльдой ходила на рынок и училась торговаться. Остальные дети целыми днями пропадали в мастерских своих наставников, собираясь у теплого очага только к вечеру.
Потому хозяйка дома была втайне рада, что ей приходится самой обучать эту девочку, к которой она особенно привязалась - то ли из-за необычного выражения ясных добрых глаз, то ли из-за разительного сходства с покойной дочерью. К тому же днем в доме бывало пустовато и порой матушка Эльда пугалась, что все, случившееся той холодной осенью - лишь грезы, навеянные сонной лихорадкой. Однако гремел на кухне горшок, передвигаемый Кари - и сердце хозяйки успокаивалось.
Ну а вечерами ей и в голову не приходило сомневаться в реальности существования ее семерых воспитанников! Так уютно, весело и шумно проходили они! Сперва каждый пускался в рассказ о том, что с ним произошло за день, слышался и смех, и сочувственные слова ободрения. А затем Эльда брала книгу (хоть все остальные уже тоже худо-бедно научились читать) и они погружались в волшебный мир легенд, исторических преданий, очерков путешественников и философских размышлений. Эти вечера были средоточием жизни, добросердечия и нежности, ярким теплым огоньком в угрюмой вязкой черноте Отребного города.
Эльда воспитывала стайку вовсе не так, как это было принято в других домах Черного пояса. Тычков и ударов дети не получали вовсе. Они получали заботу, их порой баловали, и они всегда получали часы досуга, чтобы заняться тем, что им по душе. В общем, Эльда воспитывала их так, как воспитывали ее, молодую аристократку. Возможно, это было и верно в этом случае: иначе слишком привыкшие к своей свободе бродяжки легко бы сбежали из дома в первый погожий день. Теперь же они возвращались не ради тарелки похлебки или надежного крова, а ради того ощущения душевного тепла и заботы, которыми их одаряла матушка Эльда.
Вот почему уже во вторую очень, которую дети провели в Доме спасения, они разительно отличались от себя-прошлогодних. Тогда смерть распростерла над ними свое черное крыло, а будущее казалось черным и мрачным, почти невозможным. Этой же осенью дети робко стали учиться смотреть в будущее. По крайней мере, загнанное выражение давно перестало появляться на их ясных лицах, слегка округлившихся на простой, но обильной пище.
Ну, а новая зима стала первой на их памяти, когда они не проклинали снег, а радовались ему. Как весело было лепить невероятных чудовищ, каким восторгом переполнялись сердца, когда они катались с горок, как загадочно выглядели морские глубины, покрытые возле бухты толстым зеленым слоем льда! Правда, Эльда всегда запрещала им веселиться возле порта, потому что теплое течение, направленное магами прямо к пирсам, даже в самые лютые морозы не давало воде замерзнуть. Зато чуть дальше от порта морские волны замерли в движении и застывшее кружево их пены вызывало у Кари воображаемые картины роскошного бала в замке Ледяного короля. Как ей хотелось кружиться вместе с духами холода под завораживающую мелодию, звучащую в ее голове!
Как-то раз, она уже, казалось, различила слова и могла бы напеть пару строк, но тут снежок, метко брошенный Энчи, разрушил ее фантазию. Девочка принялась отвечать снежными снарядами, остальные присоединились к забаве и картина волшебного бала оказалась забыта.
Вторая весна в Доме спасения оживила всех. Эльда снова чувствовала себя молодой главой большого семейства, окончательно прикипев сердцем ко всем своим воспитанникам, а дети, окончательно переставшие походить на бродяжек, стали строить на будущее незатейливые планы.
Ах. как сложно было заниматься делами, когда теплый ветерок несет ароматы просыпающейся земли (пусть и с привычным для Отребного города оттенком запаха помоев)! Но Кари заставляла себя не отвлекаться. Только однажды, убирая с грядок остатки и снега и прикрывавшую их прелую солому, она засмотрелась на сухие трепещущие былинки и нежный росток подснежника, поднявшего вверх прошлогодний бурый листик. Тот походил на маленький парус, влекомый по воле ветров.
Девочка посвятила созерцанию лишь минуту, а затем вновь занялась делами. Однако эта простая картина весенней надежды все время стояла перед ее взором, и слова складывались в строчки, немного неуклюжие, но полные искренности:
Щекочет проказливый ветер
Былинки сухой стебелек.
Пробился сквозь прелые листья
Подснежника нежный росток.
Пробился сквозь прелые листья -
Поднял над собою листок.
Плывет, словно парус надежды,
На запад, на юг, на восток.
Кари сама не поверила в то, что эти строки сочинились в ее голове. Она несколько раз пропела их над грядками, проверяя, так ли они прекрасны на самом деле, как ей кажется. В груди у нее появилось теплое чувство, словно она проглотила солнечного зайчика и он щекотал ее изнутри. Неужели это она сочинила сама? Не может быть! Наконец, она успокоила себя тем, что, верно, где-то слышала эту незатейливую песенку и случайно ее запомнила.
Ближе к вечеру девочка села за стол в общей комнате и принялась за урок. Ей нужно было переписать в тетрадь все расходы, которые случились за неделю, и высчитать общую сумму. Она не слишком любила это занятие, но знала, что должна научиться делать его превосходно, поэтому старалась изо всех сил. Правда, время от времени Кари начинала напевать, чтобы хоть как-то развеять скуку своей работы. Ее голосок, чистый и звонкий, разносился в этот ясный день по всему маленькому дому и Эльда замерла, словно впервые услышав его.
Пожалуй, стоит научить ее исполнению песен и самых красивых баллад. Жаль, у хозяйки дома теперь не было клавикордов, но баллады можно исполнять и без музыкального сопровождения, а незатейливые мелодии песенок мог наиграть хоть на флейте, хоть на скрипке любой, кто знал несколько нот.
С этого дня Кари стала учиться еще и пению и по вечерам развлекала остальных жителей Дома спасения веселыми куплетами и протяжными длинными балладами.
И никто не обратил внимания на то, что вдоль забора в следующее утро поднялось еще несколько подснежников, каждый из которых был увенчан сухим листочком.
***
Возможно, размышляла Эльда, в должности горничной умение петь и не пригодится Кари, но если у ее хозяев будет хороший музыкальный слух, то и жалованье будет получше.
Конечно, был еще хор Храма Пятерых, куда девочку приняли бы с удовольствием. Однако насавница не желала воспитаннице такой судьбы: ведь все хористки, принадлежащие к храму, должны были принять обет безбрачия, ибо их голос должен был услаждать только Пятерых.
Можно было, конечно, петь в трактирах или на площади во время праздников, но Эльда понимала, что такая работа надежного заработка не принесет.
Думала хозяйка дома и о другой возможности: возможно, Кари повезет, и ее примут в школу бардиан - учебное заведение, где обучают певцов и декламаторов. Их ансамбли не разъезжают по стране в поисках заработка, а выступают на концертах в Зеленом и Желтом поясе, получают приглашения на различные официальные празднества. Самые талантливые и знаменитые дают концерты даже в высоком, розовом городе.
О, Эльда тогда готова даже отдать ей метрику своей дочери, Катарии Мелкес, чтобы девочка оказалась в школе на положении дочери незнатного семейства, а не безродной бродяжки. Когда-то у дочери архивариуса не поднялась рука отдать этот документ магам-стерилизаторам для уничтожения. А приставам, занятым устройством выживших, некогда было проверять и считать метрики - и Эльде удалось сохранить для себя эту последнюю память о дочери. Поэтому Катария Мелкес все еще может считаться живой. Пусть ей сейчас было бы три года больше, чем Кари, но последняя цифра 6 в дате ее рождения легко исправляется на 8. Ну, а разница всего в год будет не так заметна, в конце концов, невысокий рост всегда можно списать на хрупкость. Но вот беда, в школу бардиан брали только с 12 -13 лет, когда ломался голос. Да и само учебное заведение находилось в Зеленом поясе, слишком недостижимое для того положения Эльды, которое она занимала сейчас. Что же, у них было впереди еще несколько лет, чтобы придумать выход. А пока пусть учится прислуживать, уж так-то она точно не останется без работы и денег.
Девочка ничего не знала об этих размышлениях своей наставницы. Она не слишком загадывала вперед, но была вполне довольна той жизнью, которую вела теперь. Пусть было множество занятий, которые не приносили ей душевного удовольствия, зато во время уборки, мытья посуды или прополки их крохотных грядочек можно было тихонько напевать (это ей очень нравилось) или молча мечтать, воображая себе небывалые края, волшебные события или невероятные приключения, которые случались с ней самой.
В свободные часы, которые им предоставляла Эльда, Кари много читала. Не ради выполнения урока, а ради удовольствия. Книги для нее представляли окошко в чудесный мир. Мир справедливости, торжества честности и добра. Жаль, что Эльды было не так много книг, за два следующих года Кари успела их прочесть. И подумать только! - не так давно девочка собиралась их сжечь или продать старьевщику.
Увы, на покупку новых книг средств у них точно не было, и потому Кари волей-неволей пришлось учиться вновь. Часть книг их наставницы была написана на лангианском языке, а часть - на старобастальском, которым теперь пользовались только в Храме Пятерых для молебнов.
