Нянюшка Магда и егерь Ваймер скрутили меня общими силами и заперли на неделю в егерском подвале, причем лестницу убрали, а еду спускали вниз по веревке. Ну, и как мне было выбраться? Я плакала и кричала, падала в обмороки и угрожала – бесполезно. Старики остались глухи к моим взбрыкам, чем и сохранили мне жизнь.
Через неделю, когда пришли слухи, что всех моих родных казнили, меня выпустили, а еще через три дня в нашу усадьбу приехал новый хозяин – герцог ванн Клеменс.
Меня снова посадили в подвал, потому что я рвалась встретиться с подлецом и надавать ему пощечин (о мир девичьих грез и обид). Потом, правда, это желание тоже сошло на нет. Я переплакала, перебесилась и поняла, что ничего не смогу изменить – родителей–то в живых уже нет.
А мои старики, после долгих переговоров между собой, решили мою судьбу своеобразным способом. У Ваймера в лесу был портал перехода в другой мир, мой старый друг оказался Хранителем Портала.
Спрятаться в родном мире мне было негде, рано или поздно меня все равно бы нашли, а значит, моя смерть была предопределена.
И Магда, и Ваймер в один голос уговаривали меня принять новую судьбу, новую жизнь в новом мире. Не скажу, что я долго сопротивлялась. В то время все мои чувства были притуплены, мне было решительно все равно, поэтому я согласилась.
Снарядив меня сотней советов, наш старый егерь достал из своего тайника амулет перехода, и, надев мне его на шею, снабдил инструкциями, как им пользоваться. Я выполнила все в точности и оказалась здесь, у Хельги. С этого момента прошло уже шесть лет.
***
Подошла к зеркалу и внимательно всмотрелась в отражение. Милая блондинка с абсолютно черными глазами. Сейчас черные? Значит, мне грустно. У меня самое обычное лицо, но все без исключения кинокритики называли его прекрасным, а дело было в изменяющемся цвете моих глаз.
Когда мне было хорошо и весело, они сияли голубизной. В минуты сексуальных утех мои глаза дарили свежую майскую зелень. Ну, а когда мне было грустно, или что–то меня не устраивало, они мгновенно чернели.
В наш век новейших технологий это, впрочем, никого не удивляло. «Линзы»,– с апломбом знатоков говорили мои знакомые и приятели. Только Стефан знал о моем маленьком секрете и нещадно использовал это в крупных планах. Впрочем, «наш звездный режиссер» этим интересным фактом моей внешности почему–то не заморачивался: есть и есть – главное, чтобы это было на пользу его «величайшим шедеврам».
Ни у одной знаменитой актрисы нашего времени не было столько крупных планов. Кинокритики писали по этому поводу огромные талмуды, зрителям нравилось, и наград у меня было не меньше, чем у нашего амбициозного режиссера. Своими наградами я не хвасталась, пиара у меня и без этого было завались, а что толку?
Смешно сказать, но снималась я исключительно в фильмах Стефана Голдена, а ему было решительно наплевать на мои награды, он пресекал любые попытки со стороны нанять меня, он даже курировал мои открытые выступления перед публикой. Короче – работодатель, любовник и цепной пес в одном лице.
Перебирая в уме реплики моей героини, я думала, чем же мне удивить наше «светило»? На ум, впрочем, ничего не шло. Я зверски устала, была голодна и раздражена, поэтому, так и не придумав ничего подходящего, сняла шаль, позвала Нику, моего гримера и попросила ее поправить грим.
Люблю эту веселую девчушку. Я сама ее нашла в одном из периферийных театров, упросила Стефана взять ее в группу и ни капли об этом не жалею.
У Ники на иждивении большая семья – мать–инвалид и две несовершеннолетних сестренки. Девчушка большую часть своего гонорара отсылает им на жизнь, оставляя себе только необходимый минимум. Я потихоньку подкидываю ей «премиальные» и подарки, частенько зову с собой ужинать, и за последнее время, она хотя бы перестала выглядеть вечно голодным воробушком, что радует меня безмерно.
Быстро приведя свое лицо в порядок, я вернулась на съемочную площадку.
А на площадке уже царила идиллия. Стефан благодушно переговаривался с оператором Алеком, осветители выставляли свет с другой стороны, наша голубая звезда Ливси, спокойненько сидя в шезлонге, попивал кофе, кофеек, кофеюшечку, и только я была не при делах.
– Ты решил изменить направление света?– Обратилась я к режиссеру.
– Да, мы с Алеком посовещались и решили снять эту сцену чуть сверху. Габи, любовь моя, – пропел паршивец,– почаще поднимай свои хорошенькие глазки наверх. Ливси,– он подбежал к Рену, – мы сейчас будем снимать сверху, будешь откидывать волосы своим коронным жестом, ты знаешь как. У тебя шикарные волосы, малыш, так и сверкают на свету. Я думаю, что все девчонки будут визжать от восторга на премьере.
Ливси польщено зарделся и продемонстрировал всем свой коронный жест. Все в киношном мире знали эту его маленькую слабость. Он выкидывал сотни тысяч на дорогущие шампуни, маски, притирки, уколы красоты и средства по уходу за волосами, и его старания стоили всех баснословных трат. Волосы у звезды были натурально – пепельными, блестящими и искрящимися. Они лежали на плечах непередаваемой волной. Стоило актеру тряхнуть ими, и создавался волнующий всполох, который не успокаивался сразу, а продолжал колыхаться еще несколько минут.
«Давно бы так, идиот, – прошептала я про себя.– Мои глаза и волосы Ливси – уже половина успеха. Еще бы слова не забыть из этого сентиментального бреда. Помоги нам, светлый господи, снять все с одного дубля!».
– Давайте начинать,– Ливси деловито закивал головой.– Раньше начнем – раньше закончим.
– Кто бы против, только не я, – вторила я своему партнеру.
– Ну, с богом, ребята,– вступил в трио наш «гений».
Миленько! Все спустили пары и были настроены на самый благодушный лад.
Мы с партнером заняли свои места. Я чуть распахнула пеньюар, скрестив ноги на короткой кушетке, Ливси опустился передо мной на одно колено и взял мои руки в свои.
– Приготовились! Мотор! Сцена восемь, дубль тринадцать. Начали. Камера.
– О, Эстель, вы все, что есть у меня в этой жизни,– начал с придыханием Ливси.– Я отвергнут всеми из–за моей любви к вам. Но мне не нужен никто в этом мире. Только вы, моя звезда, моя любовь, моя судьба. Мне хорошо только рядом с вами. В ваших объятиях я хочу провести всю свою оставшуюся жизнь.
Я чуть– чуть приподняла голову, неотрывно смотря в приподнятую камеру. Передо мною встала Хельга, ее добрые глаза, ее мягкие руки и такая надежная грудь. Я вздохнула с тоской, представила себе наши долгие прогулки по берегу моря, наши посиделки за чашкой ароматного чая с вишневым вареньем, долгие душевные разговоры. Хорошо–то как!
– Эдвард,– тихо, с тоской по моим видениям, проговорила я.– Я хочу вас полюбить, хочу, но….
Я замолчала. Новые картинки поплыли по волнам моей памяти: перед моим мысленным взором встал тот день, который разделил мою жизнь на «до» и «после». Непроизвольно вздохнув, я высвободила свои руки из захвата, и запустила пальцы в роскошные волосы моего партнера. Оттянула их назад, его голова запрокинулась. Я опять подняла свое лицо к высокой камере, мои глаза увлажнились, руки перебирали богатство Ливси, я закрыла глаза на несколько мгновений, глубоко вздохнула и, наклонившись к герою, запечатлела легкий и невесомый поцелуй у него на виске.
– Я не могу вас обречь на одиночество. Вы прекрасный и самоотверженный человек. Но, ради всего святого, помиритесь со своими родными, оставьте меня, забудьте. Так будет лучше для нас обоих.
Я отпустила пепельное сокровище Ливси и принялась раскачиваться из стороны в сторону, поднося руки к вискам. Мой партнер, наконец, продемонстрировал свой коронный жест с потряхиванием головы. Один раз, другой. Его волосы устроили какую–то вакханалию. Он схватил меня за плечи, с силой встряхнул, не забывая дергать своей гривой.
– Нет, дорогая. Мне никто, кроме вас не нужен.
А, вот оно! Есть! Я почувствовала ее! И уже спокойно и безмятежно подняв голову к камере, я позволила одинокой слезе скатиться из моих глаз.
– Снято,– закричал Стефан.– Ну, вот, давно бы так. Габи – ты необыкновенная актриса. Умница, детка!
– А я, а я, Стефан?– засуетился Ливси.
– А ты, мой дорогой голубой друг, уверен, получишь за эту роль высшую награду. Все видели?– развернулся Стефан к съемочной группе.– Здесь и сейчас родился шедевр.
Все дружно зааплодировали.
***
Пятнадцать минут первого. Уже переодевшись, я сидела в своем любимом кресле и ждала Стефана, чтобы поехать домой. Меня смаривала дремота, но я держалась, мужественно подавляя зевки.
«Где он там ходит?– раздраженно думала я.– Право слово, надо было вызвать такси и ехать самой, уже спала бы в своей мягкой постельке. Надо будет съездить в свою квартиру, давно там не была. В миссис Торси я, конечно, уверена, но все равно, наведаться не помешает. После окончания съемок, нужно будет договориться со Стефаном и снова переселиться к себе».
Начиная с нашего второго фильма, у нас образовалась такая привычка – съезжаться на время съемок. Наш первый фильм получил Золотого грифона весьма неожиданно для нас, и именно тогда, когда я на волне своих первых чувств стала оставаться ночевать у Стефана. Он посчитал это знаком судьбы, и когда снимал свой второй фильм, постарался воссоздать все детали и обстоятельства счастливой для него работы.
После каждой грандиозной премьеры я уезжала к себе в квартиру, жила там в свое удовольствие и своей жизнью, и даже наши сексуальные встречи со Стефаном замирали где–то на полувздохе. А потом он находил новый сценарий, собирал команду, мы начинали снимать новый фильм, и я снова, неожиданно для себя, переселялась к нему.
А, когда пару раз, после громких ссор, я уезжала к себе домой, то всегда среди ночи приезжал Стефан. Он устраивал страшный скандал и дебош с выламыванием дверей и полицейской сиреной, оба раза полуголую и сопротивляющуюся меня тащили к себе в пентхауз, читали долгую и нудную лекцию о разбитом сердце, и мне приходилось уступать и оставаться жить у него.
В такие минуты Стефан ничего не хотел слушать. На мои аргументы он только упрямо кивал головой и тянул одну песню:
– Га–а–аби, любовь моя, зачем тебе ездочиться взад–вперед? Здесь же удобнее Мы вместе уходим, вместе приходим, вместе обсуждаем. Я уже так привык. Если хочешь, ты – мой талисман. Солнышко мое, что тебе подарить? Я готов на все. Брильянты? Меха? Не хочешь сменить машину?
– Стеф, ты дурак,– отвечала ему я.– У меня у самой этих денег…. Я сама куплю себе и бриллианты, и машину.
– Птичка моя, как мне с тобой повезло! Любая вертихвостка на твоем месте уже давно раздела бы меня до нитки. Ну, Габи, ты же меня знаешь. Я суеверен, да! Все великие такие. Как только мы с тобой начали жить, я получил свой первый Золотой грифон. Скажу честно, я тогда не очень обратил на это внимание. Когда же, во время второго фильма мы съехались – помнишь?– и я снова получил грифон, я все понял. Ты – моя удача, и я тебя никому не отдам.
Мне приходилось только грустно улыбаться в такие минуты:
– Ты нравишься мне, Стеф, своей честностью. Хорошо хоть не говоришь, что любишь меня без памяти.
– А я люблю тебя, Габи. Я никогда не встречал таких женщин, как ты. В тебе есть шик, детка, стержень. Ты шикарная женщина, уж я–то в этом толк знаю. Когда на всех этих торжественных приемах и церемониях ты стоишь вместе со мной, я спокоен, и ты меня еще никогда не подводила. Ты всегда знаешь, что сказать, как себя вести, ты придаешь мне вес и статус.
Потом следовало признание в любви, потом мы занимались сексом, и на этой ноте наши объяснения с ним всегда заканчивались. Я просто принимала все это как вынужденную меру.
Потом я привыкла жить именно так, мне лень было что–то менять, и даже, когда Стефан стал ходить по подружкам, я все равно сидела в его роскошном пентхаузе, считая его своим домом, и занималась своими делами.
После всех своих загулов Стефан Голден приползал ко мне с горой разных подарков, униженно извинялся, получал пару раз по роже, если сильно доставал, и счастливый шел с одеялом в свой кабинет.
Где же ходит его гениальность? Я зевнула, сил моих ждать больше не было, поэтому схватив сумку, я стала натягивать шубу. Завязав пояс, машинально опустила руки в карманы. Какой–то смятый конверт. Вытащила его. Как ко мне это попало?
Конверт был без подписи и запечатан. Это мне? Или какая–то ошибка? Решительно разорвав конверт, я вытащила вложенный в него листок, спешно пробежала его глазами, потом еще раз.
Не поняла! Где–то внутри меня разорвалась струна, в висках застучало, ноги подкосились. Я беспомощно опустилась на грязный пол. Письмо гласило:
« Элла! Я знаю, кто вы и откуда. Нам нужно поговорить. Это в ваших интересах. В 19–00 в « Монмаранси», завтра».
После моего перехода в данную реальность, я попала к Хельге. Она Хранительница Порталов, также как и Ваймер в моем мире. Но если старый егерь ничего не рассказывал мне о своей работе, наверное, в силу моего возраста, да и за ненадобностью (кто ж знал, что герцогине Элле ванн Рей понадобиться в спешке убегать из своего мира, чтобы сохранить себе жизнь), то Хельга посвятила меня во многие тайны.
В нашей Вселенной существуют множество параллельных миров. Они развиваются независимо друг от друга, но везде есть, так называемые, Точки Соприкосновения. На этих точках устроены порталы перемещения, а следят за ними Хранители Времени и Пространства.
Все миры разные. Все эти книжки про магию, вампиров, оборотней, эльфов и демонов – это не вымысел писателей с больным воображением, а всего лишь просочившаяся в массы действительность.
Помню, как мне было дико, когда я вошла в портал в лесу у Ваймера, а вышла из него на берег чудесного синего моря. Никогда, до этой минуты, я не видела столько воды. Наше герцогство было расположено в горной лесистой местности. С водой у нас всегда была напряженка: пару невзрачных лесных озер и хиленькая речушка, больше похожая на большой ручей – вот и все наше водное богатство, а тут – синий–синий простор до самого горизонта.
В наших беседах Хельга мне поведала, что древние мифы этого мира возникли не на пустом месте. Та Богиня Любви, выходящая из пены морской, о которой создано столько легенд, была обычной девушкой, перемещенной порталом, впрочем, как и Повелитель Богов, метающий молнии, и Повелитель Морей, появляющийся в глубинах вод. Ну, не дотянул мужик до берега, сил просто не хватило, поэтому и появился из своего мира с трезубцем и посреди океана.
На том берегу синего–синего моря Хельга меня и нашла. Я сидела на песке, опустив ноги в воду, и бездумно смотрела вдаль.
Увидев, будто ниоткуда появившуюся блондинку в странных облегающих штанах и совсем уже бесстыдной майке, вырисовывающей все изгибы ее тела, я сначала растерялась. Женщина заговорила на каком–то незнакомом мне языке с множеством спотыкающихся звуков.
– Что, простите?– вежливо переспросила ее я.
– А, ты из Валии……?– тут же на моем родном языке, произнесла она.– Как водичка?
– Теплая. Только почему–то неприятная на вкус. Я хотела пить….
– Это, море, детка. Здесь всегда вода соленая.
Через неделю, когда пришли слухи, что всех моих родных казнили, меня выпустили, а еще через три дня в нашу усадьбу приехал новый хозяин – герцог ванн Клеменс.
Меня снова посадили в подвал, потому что я рвалась встретиться с подлецом и надавать ему пощечин (о мир девичьих грез и обид). Потом, правда, это желание тоже сошло на нет. Я переплакала, перебесилась и поняла, что ничего не смогу изменить – родителей–то в живых уже нет.
А мои старики, после долгих переговоров между собой, решили мою судьбу своеобразным способом. У Ваймера в лесу был портал перехода в другой мир, мой старый друг оказался Хранителем Портала.
Спрятаться в родном мире мне было негде, рано или поздно меня все равно бы нашли, а значит, моя смерть была предопределена.
И Магда, и Ваймер в один голос уговаривали меня принять новую судьбу, новую жизнь в новом мире. Не скажу, что я долго сопротивлялась. В то время все мои чувства были притуплены, мне было решительно все равно, поэтому я согласилась.
Снарядив меня сотней советов, наш старый егерь достал из своего тайника амулет перехода, и, надев мне его на шею, снабдил инструкциями, как им пользоваться. Я выполнила все в точности и оказалась здесь, у Хельги. С этого момента прошло уже шесть лет.
***
Подошла к зеркалу и внимательно всмотрелась в отражение. Милая блондинка с абсолютно черными глазами. Сейчас черные? Значит, мне грустно. У меня самое обычное лицо, но все без исключения кинокритики называли его прекрасным, а дело было в изменяющемся цвете моих глаз.
Когда мне было хорошо и весело, они сияли голубизной. В минуты сексуальных утех мои глаза дарили свежую майскую зелень. Ну, а когда мне было грустно, или что–то меня не устраивало, они мгновенно чернели.
В наш век новейших технологий это, впрочем, никого не удивляло. «Линзы»,– с апломбом знатоков говорили мои знакомые и приятели. Только Стефан знал о моем маленьком секрете и нещадно использовал это в крупных планах. Впрочем, «наш звездный режиссер» этим интересным фактом моей внешности почему–то не заморачивался: есть и есть – главное, чтобы это было на пользу его «величайшим шедеврам».
Ни у одной знаменитой актрисы нашего времени не было столько крупных планов. Кинокритики писали по этому поводу огромные талмуды, зрителям нравилось, и наград у меня было не меньше, чем у нашего амбициозного режиссера. Своими наградами я не хвасталась, пиара у меня и без этого было завались, а что толку?
Смешно сказать, но снималась я исключительно в фильмах Стефана Голдена, а ему было решительно наплевать на мои награды, он пресекал любые попытки со стороны нанять меня, он даже курировал мои открытые выступления перед публикой. Короче – работодатель, любовник и цепной пес в одном лице.
Перебирая в уме реплики моей героини, я думала, чем же мне удивить наше «светило»? На ум, впрочем, ничего не шло. Я зверски устала, была голодна и раздражена, поэтому, так и не придумав ничего подходящего, сняла шаль, позвала Нику, моего гримера и попросила ее поправить грим.
Люблю эту веселую девчушку. Я сама ее нашла в одном из периферийных театров, упросила Стефана взять ее в группу и ни капли об этом не жалею.
У Ники на иждивении большая семья – мать–инвалид и две несовершеннолетних сестренки. Девчушка большую часть своего гонорара отсылает им на жизнь, оставляя себе только необходимый минимум. Я потихоньку подкидываю ей «премиальные» и подарки, частенько зову с собой ужинать, и за последнее время, она хотя бы перестала выглядеть вечно голодным воробушком, что радует меня безмерно.
Быстро приведя свое лицо в порядок, я вернулась на съемочную площадку.
ГЛАВА 3
А на площадке уже царила идиллия. Стефан благодушно переговаривался с оператором Алеком, осветители выставляли свет с другой стороны, наша голубая звезда Ливси, спокойненько сидя в шезлонге, попивал кофе, кофеек, кофеюшечку, и только я была не при делах.
– Ты решил изменить направление света?– Обратилась я к режиссеру.
– Да, мы с Алеком посовещались и решили снять эту сцену чуть сверху. Габи, любовь моя, – пропел паршивец,– почаще поднимай свои хорошенькие глазки наверх. Ливси,– он подбежал к Рену, – мы сейчас будем снимать сверху, будешь откидывать волосы своим коронным жестом, ты знаешь как. У тебя шикарные волосы, малыш, так и сверкают на свету. Я думаю, что все девчонки будут визжать от восторга на премьере.
Ливси польщено зарделся и продемонстрировал всем свой коронный жест. Все в киношном мире знали эту его маленькую слабость. Он выкидывал сотни тысяч на дорогущие шампуни, маски, притирки, уколы красоты и средства по уходу за волосами, и его старания стоили всех баснословных трат. Волосы у звезды были натурально – пепельными, блестящими и искрящимися. Они лежали на плечах непередаваемой волной. Стоило актеру тряхнуть ими, и создавался волнующий всполох, который не успокаивался сразу, а продолжал колыхаться еще несколько минут.
«Давно бы так, идиот, – прошептала я про себя.– Мои глаза и волосы Ливси – уже половина успеха. Еще бы слова не забыть из этого сентиментального бреда. Помоги нам, светлый господи, снять все с одного дубля!».
– Давайте начинать,– Ливси деловито закивал головой.– Раньше начнем – раньше закончим.
– Кто бы против, только не я, – вторила я своему партнеру.
– Ну, с богом, ребята,– вступил в трио наш «гений».
Миленько! Все спустили пары и были настроены на самый благодушный лад.
Мы с партнером заняли свои места. Я чуть распахнула пеньюар, скрестив ноги на короткой кушетке, Ливси опустился передо мной на одно колено и взял мои руки в свои.
– Приготовились! Мотор! Сцена восемь, дубль тринадцать. Начали. Камера.
– О, Эстель, вы все, что есть у меня в этой жизни,– начал с придыханием Ливси.– Я отвергнут всеми из–за моей любви к вам. Но мне не нужен никто в этом мире. Только вы, моя звезда, моя любовь, моя судьба. Мне хорошо только рядом с вами. В ваших объятиях я хочу провести всю свою оставшуюся жизнь.
Я чуть– чуть приподняла голову, неотрывно смотря в приподнятую камеру. Передо мною встала Хельга, ее добрые глаза, ее мягкие руки и такая надежная грудь. Я вздохнула с тоской, представила себе наши долгие прогулки по берегу моря, наши посиделки за чашкой ароматного чая с вишневым вареньем, долгие душевные разговоры. Хорошо–то как!
– Эдвард,– тихо, с тоской по моим видениям, проговорила я.– Я хочу вас полюбить, хочу, но….
Я замолчала. Новые картинки поплыли по волнам моей памяти: перед моим мысленным взором встал тот день, который разделил мою жизнь на «до» и «после». Непроизвольно вздохнув, я высвободила свои руки из захвата, и запустила пальцы в роскошные волосы моего партнера. Оттянула их назад, его голова запрокинулась. Я опять подняла свое лицо к высокой камере, мои глаза увлажнились, руки перебирали богатство Ливси, я закрыла глаза на несколько мгновений, глубоко вздохнула и, наклонившись к герою, запечатлела легкий и невесомый поцелуй у него на виске.
– Я не могу вас обречь на одиночество. Вы прекрасный и самоотверженный человек. Но, ради всего святого, помиритесь со своими родными, оставьте меня, забудьте. Так будет лучше для нас обоих.
Я отпустила пепельное сокровище Ливси и принялась раскачиваться из стороны в сторону, поднося руки к вискам. Мой партнер, наконец, продемонстрировал свой коронный жест с потряхиванием головы. Один раз, другой. Его волосы устроили какую–то вакханалию. Он схватил меня за плечи, с силой встряхнул, не забывая дергать своей гривой.
– Нет, дорогая. Мне никто, кроме вас не нужен.
А, вот оно! Есть! Я почувствовала ее! И уже спокойно и безмятежно подняв голову к камере, я позволила одинокой слезе скатиться из моих глаз.
– Снято,– закричал Стефан.– Ну, вот, давно бы так. Габи – ты необыкновенная актриса. Умница, детка!
– А я, а я, Стефан?– засуетился Ливси.
– А ты, мой дорогой голубой друг, уверен, получишь за эту роль высшую награду. Все видели?– развернулся Стефан к съемочной группе.– Здесь и сейчас родился шедевр.
Все дружно зааплодировали.
***
Пятнадцать минут первого. Уже переодевшись, я сидела в своем любимом кресле и ждала Стефана, чтобы поехать домой. Меня смаривала дремота, но я держалась, мужественно подавляя зевки.
«Где он там ходит?– раздраженно думала я.– Право слово, надо было вызвать такси и ехать самой, уже спала бы в своей мягкой постельке. Надо будет съездить в свою квартиру, давно там не была. В миссис Торси я, конечно, уверена, но все равно, наведаться не помешает. После окончания съемок, нужно будет договориться со Стефаном и снова переселиться к себе».
Начиная с нашего второго фильма, у нас образовалась такая привычка – съезжаться на время съемок. Наш первый фильм получил Золотого грифона весьма неожиданно для нас, и именно тогда, когда я на волне своих первых чувств стала оставаться ночевать у Стефана. Он посчитал это знаком судьбы, и когда снимал свой второй фильм, постарался воссоздать все детали и обстоятельства счастливой для него работы.
После каждой грандиозной премьеры я уезжала к себе в квартиру, жила там в свое удовольствие и своей жизнью, и даже наши сексуальные встречи со Стефаном замирали где–то на полувздохе. А потом он находил новый сценарий, собирал команду, мы начинали снимать новый фильм, и я снова, неожиданно для себя, переселялась к нему.
А, когда пару раз, после громких ссор, я уезжала к себе домой, то всегда среди ночи приезжал Стефан. Он устраивал страшный скандал и дебош с выламыванием дверей и полицейской сиреной, оба раза полуголую и сопротивляющуюся меня тащили к себе в пентхауз, читали долгую и нудную лекцию о разбитом сердце, и мне приходилось уступать и оставаться жить у него.
В такие минуты Стефан ничего не хотел слушать. На мои аргументы он только упрямо кивал головой и тянул одну песню:
– Га–а–аби, любовь моя, зачем тебе ездочиться взад–вперед? Здесь же удобнее Мы вместе уходим, вместе приходим, вместе обсуждаем. Я уже так привык. Если хочешь, ты – мой талисман. Солнышко мое, что тебе подарить? Я готов на все. Брильянты? Меха? Не хочешь сменить машину?
– Стеф, ты дурак,– отвечала ему я.– У меня у самой этих денег…. Я сама куплю себе и бриллианты, и машину.
– Птичка моя, как мне с тобой повезло! Любая вертихвостка на твоем месте уже давно раздела бы меня до нитки. Ну, Габи, ты же меня знаешь. Я суеверен, да! Все великие такие. Как только мы с тобой начали жить, я получил свой первый Золотой грифон. Скажу честно, я тогда не очень обратил на это внимание. Когда же, во время второго фильма мы съехались – помнишь?– и я снова получил грифон, я все понял. Ты – моя удача, и я тебя никому не отдам.
Мне приходилось только грустно улыбаться в такие минуты:
– Ты нравишься мне, Стеф, своей честностью. Хорошо хоть не говоришь, что любишь меня без памяти.
– А я люблю тебя, Габи. Я никогда не встречал таких женщин, как ты. В тебе есть шик, детка, стержень. Ты шикарная женщина, уж я–то в этом толк знаю. Когда на всех этих торжественных приемах и церемониях ты стоишь вместе со мной, я спокоен, и ты меня еще никогда не подводила. Ты всегда знаешь, что сказать, как себя вести, ты придаешь мне вес и статус.
Потом следовало признание в любви, потом мы занимались сексом, и на этой ноте наши объяснения с ним всегда заканчивались. Я просто принимала все это как вынужденную меру.
Потом я привыкла жить именно так, мне лень было что–то менять, и даже, когда Стефан стал ходить по подружкам, я все равно сидела в его роскошном пентхаузе, считая его своим домом, и занималась своими делами.
После всех своих загулов Стефан Голден приползал ко мне с горой разных подарков, униженно извинялся, получал пару раз по роже, если сильно доставал, и счастливый шел с одеялом в свой кабинет.
***
Где же ходит его гениальность? Я зевнула, сил моих ждать больше не было, поэтому схватив сумку, я стала натягивать шубу. Завязав пояс, машинально опустила руки в карманы. Какой–то смятый конверт. Вытащила его. Как ко мне это попало?
Конверт был без подписи и запечатан. Это мне? Или какая–то ошибка? Решительно разорвав конверт, я вытащила вложенный в него листок, спешно пробежала его глазами, потом еще раз.
Не поняла! Где–то внутри меня разорвалась струна, в висках застучало, ноги подкосились. Я беспомощно опустилась на грязный пол. Письмо гласило:
« Элла! Я знаю, кто вы и откуда. Нам нужно поговорить. Это в ваших интересах. В 19–00 в « Монмаранси», завтра».
ГЛАВА 4
После моего перехода в данную реальность, я попала к Хельге. Она Хранительница Порталов, также как и Ваймер в моем мире. Но если старый егерь ничего не рассказывал мне о своей работе, наверное, в силу моего возраста, да и за ненадобностью (кто ж знал, что герцогине Элле ванн Рей понадобиться в спешке убегать из своего мира, чтобы сохранить себе жизнь), то Хельга посвятила меня во многие тайны.
В нашей Вселенной существуют множество параллельных миров. Они развиваются независимо друг от друга, но везде есть, так называемые, Точки Соприкосновения. На этих точках устроены порталы перемещения, а следят за ними Хранители Времени и Пространства.
Все миры разные. Все эти книжки про магию, вампиров, оборотней, эльфов и демонов – это не вымысел писателей с больным воображением, а всего лишь просочившаяся в массы действительность.
Помню, как мне было дико, когда я вошла в портал в лесу у Ваймера, а вышла из него на берег чудесного синего моря. Никогда, до этой минуты, я не видела столько воды. Наше герцогство было расположено в горной лесистой местности. С водой у нас всегда была напряженка: пару невзрачных лесных озер и хиленькая речушка, больше похожая на большой ручей – вот и все наше водное богатство, а тут – синий–синий простор до самого горизонта.
В наших беседах Хельга мне поведала, что древние мифы этого мира возникли не на пустом месте. Та Богиня Любви, выходящая из пены морской, о которой создано столько легенд, была обычной девушкой, перемещенной порталом, впрочем, как и Повелитель Богов, метающий молнии, и Повелитель Морей, появляющийся в глубинах вод. Ну, не дотянул мужик до берега, сил просто не хватило, поэтому и появился из своего мира с трезубцем и посреди океана.
На том берегу синего–синего моря Хельга меня и нашла. Я сидела на песке, опустив ноги в воду, и бездумно смотрела вдаль.
Увидев, будто ниоткуда появившуюся блондинку в странных облегающих штанах и совсем уже бесстыдной майке, вырисовывающей все изгибы ее тела, я сначала растерялась. Женщина заговорила на каком–то незнакомом мне языке с множеством спотыкающихся звуков.
– Что, простите?– вежливо переспросила ее я.
– А, ты из Валии……?– тут же на моем родном языке, произнесла она.– Как водичка?
– Теплая. Только почему–то неприятная на вкус. Я хотела пить….
– Это, море, детка. Здесь всегда вода соленая.
