Волосы путались в их рукавах, выдирая их. Они только оттаскивали меня от дверей, закрывая своими натренированными телами проход, отдаляя еще больше от дверей.
Остановилась, не зная, что делать дальше. Стеклянными глазами уставилась на них. Вокруг меня собрались эрны и слуги, даже рабы стояли позади своих хозяев, наблюдая за мной, забросив свою работу. Растерянно посмотрела на них невидящим взглядом. Никогда не чувствовала себя настолько разбитой, потерянной. Оттолкнула от себя мешавших мне слуг, возвращаясь обратно. Стала искать нужную мне кованую дверь. Я чувствовала чей-то прожигающий спину взгляд и сладкий аромат, что стоял плотной дымкой в этом месте, отравляя своим запахом.
Длинные белые коридоры, заставленные золотыми скульптурами, мелькали перед глазами, сменяясь уютными залами, где среди одного из них нашла нужные мне широкие ступени, освещенными маленькими горящими красными свечами в ажурных металлических шарах. Тени от них падали на светлые мраморные стены, разными цветочными узорами. Они и привели меня именно к той двери, какую я искала. Глубокий вдох. Огромная резная золотая дверь.
Страх не увидеть брата не давал мыслить трезво, затмевал все на своем пути. Правила, традиции. Всё начисто снесло этим неуправляемым чувством. Эмоции разрушали меня, заставляя совершать ошибку за ошибкой. Толкнула тяжелые двери и застыла в дверях, с вырвавшейся просьбой из моих уст:
– Позволь увидеть брата…
Я не задумывалась над тем, что он может быть не один, или над законами этого города. Я просто ворвалась туда обессилевшим испуганным зверем. В поисках защиты и помощи. Перед ним на коленях стояла его жена в бархатном синем платье, ее волосы были изысканно подняты вверх, закрепленные ярко-голубым камнем, таким же искрящимся, как и ее глаза. Глаза влюбленной женщины. Тонкую изящную шею украшала тяжелая витиеватая золотая цепь, уходящая в глубокий вырез ее пышной груди. Неприятное чувство закралось в груди жгучей ревностью к законной жене, затмевая нахлынувшее отчаяние.
– Я разрешал тебе входить? – спокойно спросил мэрн, сидя в своем золотом кресле перед ней, в своей темно-красной шелковой рубашке.
Они вдвоем бросали на меня свой раздраженный взгляд. Лютая злость поднималась внутри меня, отравляющая здесь всё вокруг своим ядом, вытесняя всё сильнее и сильнее липкую тревогу и правильность своих решений, принятых здесь, в этой спальне.
Он расслабленно сидел, откинувшись на спинку кресла, опустив свой подбородок на нанизанные золотыми перстнями пальцы, упираясь локтем в подлокотник своего кресла. Мэрн внимательно и выжидающе смотрел на меня.
– Я…
– Прежде чем говорить, склонись передо мной, – твердо и холодно произнес он, поднимаясь со своего места.
Я послушно склонила голову, все внутри заледенело от его высокомерного тона.
Неторопливой плавной поступью мужчина подошел ко мне, осторожно поднимая рукой мое лицо, заставляя смотреть ему прямо в глаза.
– Не забывайся, Амара, – серьезно сказал мне, поглаживая кончиком большого пальца мои губы. – Я правитель, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше для тебя. Если хочешь увидеть меня, жди дозволения. Если хочешь спросить, жди дозволения. Не заставляй меня наказывать тебя. Тебе это может не понравиться, – жестко ответил мне.
Его глаза ровно на миг вспыхнули золотом и снова вернули свой привычный медово-ореховый цвет.
– Ты теперь не девчонка с дыры, ты моя женщина. Веди себя соответствующе.
Каждое его слово резало своими острыми гранями по моему сердцу. Я заставила себя проглотить его слова. Все происходящее здесь меня удручало, засасывало в свою вязкую жижу.
– Ты обещал меня отпустить, – вздернув подбородок, выпалила я, не соблюдая никакие законы.
Меня накрывало удушающим разочарованием в себе и в своей слабости. Задыхалась от всего здесь: от этих стен и приторных запахов, от духоты этого величественного камня. И от его хозяина. Бросила тревожный взгляд на Витара. Он не может разлучить меня с братом. Мне нужен был глоток горячего воздуха моей свободы, диких песков, привычного порядка. Я мучилась здесь. Медленно угасала.
– Позволь поговорить с братом, он всё, что у меня осталось от семьи!
Меня не волновало, как я выгляжу в его глазах. Я и была девушкой с дыры. На гордость свою тоже плевать, как и на всех эрнов в этой золотой каменной клетке. Он всматривался в мое лицо, а я не отводила глаз, сильнее сжимая кулаки до впившихся в свои ладони ногтей. Я понимала, своим поведением я прокладывала дорогу на черную площадь, но иначе не могла. Страх и разлука с привычным домом и братом подталкивала меня на необдуманные поступки.
– Прошу… – прошептала ему, умоляя, но он прервал меня.
– Иди в свои покои, – резкий и холодный тон.
Я упрекающе взглянула на него. Мои плечи резко опустились от навалившегося разочарования в этом мужчине. Поклонилась ему, разворачиваясь к дверям, заметив ослепительную улыбку на прекрасном лице той женщины, что по-прежнему стояла на коленях на глянцевом полу, только уже с высоко поднятой головой.
Ее улыбка была плотоядной, хищной. Передернуло от нее. В дверях меня уже ожидал высокий худощавый парень. Он сопровождал меня до самой моей спальни. Я не проронила ни слова. Не обратила внимания на его странный вид для здешних мест. Не запомнила его имя, сказанное мне. Не взглянула на лежащее роскошное платье очередного белого оттенка, на теперь уже моей кровати.
Подошла к высокому окну, всматриваясь в поющие барханы, глядя на диких трэптов, оставляющих узоры своими мощными туловищами на гладком песке. Мне больше не хотелось ничего делать, не имело смысла кричать, разбивать что-то, это все было пустой тратой времени. Я понимала это, как и то, что отсюда не выбраться: или лишусь головы и не увижу брата, или увижу, и все равно лишусь головы. Мне нужно привыкнуть к той мысли, что мы не увидимся, что каждый из нас будет жить своей жизнью. По отдельности. Друг без друга.
Сама мысль не видеть его, не иметь возможность поговорить оглушала. Разъедала меня.
Сильнее сжала рукой выступающую деталь на стене. Перевела взгляд на виднеющиеся крыши своих домов, что различались только по грязным темным пятнам вдалеке. Слезы застилали глаза. Знойный воздух врывался в мои легкие через огромное окно, обволакивая и обжигая их. Не знаю, сколько я так простояла, но тревожные мысли так и не покинули меня. Не прижились. Не улеглись на дно моей души спокойной водой. Из меня словно высосали все силы.
Вернулась к широкой кровати, аккуратно отодвинула бархатное платье на другой конец кровати, залезая под тонкое золотистое покрывало. Попыталась уснуть. Тревожные сны мучили меня всю ночь. Я просыпалась от слез и собственного всхлипа с мокрыми дорожками на лице. Тревожно вглядывалась в темноту спальни и снова засыпала. Проснулась от мягкого прикосновения к волосам и знакомого запаха свежей прохлады.
– Ты плакала во сне, – мягко прозвучал его голос за спиной, продолжая перебирать мои волосы на простыни.
Я не хотела оборачиваться к нему. Как и говорить с ним. Не сейчас. Горячие слезы снова лизнули лицо. – Я знаю, что ты не спишь, Амара…
Я не ответила ему. Нет желания и сил.
– Я дам тебе увидеться с братом сразу после дня подношений, – снова мягко произнес он, заставляя разлиться теплу в моей душе.
Я знала. Верила. Повернулась к нему. Его глаза, как две блестящие на солнце золотые монеты мерцали в темноте. Он нежно улыбнулся, вытирая ладонью мои слезы с лица.
– Ты сама заставляешь меня так с тобой обращаться, – продолжал говорить он, внимательно всматриваясь в мои глаза.
– Ворвавшись в мои покои, ты оскорбила мою супругу, Амара. А она из высокородных и имела полное право высечь тебя. Впредь будь внимательней и осторожней. Я не смогу всегда быть рядом и оберегать от наших законов и ненавидящих тебя людей. А их будет больше, чем ты думаешь, – твердо произнес он, предупреждая. – Я нарушил одну древнюю традицию ради тебя, – ненадолго замолчал, снова вытягивая мои волосы своими руками, пропуская их через свои пальцы. – Наложницей может быть только эрна, а пустые годятся…
– Не продолжай, – остановила его. – Я согласна, Витар, только прошу, не разлучай меня с братом!
Он наклонился ко мне и бережно поцеловал в губы. Затем пристально посмотрел мне в глаза.
– Обещаю. Пока сама следуешь своим обещаниям. И помни, Амара, сотру в пыль, если солжешь. И всех, кто дорог тебе, – серьезно сказал мне, опуская горячую ладонь к моей шее.
Вздрогнула, от его слов. Я помнила эти слова.
– Ты мне уже говорил это. Во сне.
Он посмотрел на меня невидящем взглядом:
– Что именно ты там видела? – осторожно спросил у меня.
Я залилась краской, отворачиваясь от него:
– Тебя и себя. И эти слова, произнесенные тобой. – О брате решила смолчать. Кровать под его весом мягко прогнулась, а сильные руки подвинули меня ближе к себе.
– Тебе нужно поспать, – в его голосе слышались довольные нотки. Согревшись в его объятиях, тело расслабилось, а я, успокоившись, провалилась в сон.
Сухая смуглая рука жрицы плавно наносила гибкие линии на мои запястья, холодной мягкой кистью, оставляя на коже золотые узоры, что вплетались в единые символы мертвого языка, заключая их в блестящие браслеты из ажурного переплетения линий, уверенно переходя к моим лодыжкам, чтобы и там создать новый рисунок. В каменной лапе могучего зверя в кружевной бронзовой клетке, яркое пламя свечи не находило себе места, металось по своей клетке, словно разгневанный зверь. Шипело. Лопалось. Взметнулось вверх, искрясь.
Посмотрела наверх, нервно кусая свои губы, съедая всю помаду на них. Тревожные мысли продолжали терзать мою душу, не отпускали, изводили минута за минутой, что растекались шипящей лавой в этом месте, поглощая все вокруг. Сделала глубокий вздох. Руки сжались в кулаки, а с век сорвалась золотая пудра на скулы и оголенную грудь, оседая драгоценной мерцающей пылью.
Перевела взгляд за окно. Беспокойные птицы срывались со своих мест, разрывая тревожное небо своими трескучими криками. Тяжелые облака медленно стягивались в огромное темное пятно, разливаясь бордовыми полосами.
Умелые руки продолжали отвлекать от тягостных мыслей, облачая мое тело в хрустящую белоснежную ткань, струящуюся по изгибам моего тела пышными волнами. Нанесенный на кожу яркий древесный аромат переплетался с очередным эфирным маслом горьких цитрусов, что принесла в своей склянке жрица. Пленительные масляные капли впитывались в кожу. Соединялись, сплетаясь в завораживающий аромат. Острый. Дерзкий. Благородный.
Разъяренный ветер ворвался в окно буйным зверем, впиваясь острыми песчинками в мое тело, подхватывая волосы вверх, пытаясь сорвать с меня платье. Золотые браслеты, усыпанные разноцветными камнями, царапали кожу на моих запястьях. Они стали казаться мне прочными рабскими кандалами.
Каждый раздраженный порыв ветра, как сильная рука мужчины, пытавшегося меня остановить, содрать эту тряпку, смазать жидкое золото на моем лице своей пылью, принесенной с далеких песчаных вершин. Словно наказывал. Презирал. В жуткий страх погружал мое тело.
Обхватила себя руками, отойдя от окна. Ледяная рука жрицы цепко схватила за подбородок, повернула к себе, окинув меня подозрительным взглядом. Глубокие морщины на ее лице затронули уголки ее глаз и высокого лба. Задумчиво всматривается в мое лицо.
Ее блёклые глаза гневно сверкнули, а сухие тонкие губы плотно сжались. В этих глазах отразилось темно-синее небо, где застыли голодные стервятники, нависая над золотыми крышами этого города черными прогнутыми линиями. Жрица недовольно отдернула руку от моего лица, кивнув самой себе, стала собирать свои склянки с пола в свою тряпичную черную сумку, а затем просто вышла из спальни.
Тонкие золотые нити легли на мою голову тяжелой вуалью, слегка подрагивая от каждого движения тела. Ударялись друг о друга. Звенели. Ярко переливались от свечи, мерцая золотыми вспышками. За окном продолжал шелестеть песок, срываясь с песчаных барханов багровыми волнами от мощного ветра, отливая кровавыми реками от заходящего солнца. Сердце гулко отстукивало тревогу в груди.
Служанки бегали взад-вперед, суетились, не замечая происходящего за окном, не прислушивались к обеспокоенным пескам и непрекращающемуся зову беспощадной пустыни. Шепот ветров набирал свою силу, вибрации песков пробирались под каменные полы этого дворца, из самих недр земли, сотрясая их.
Царица стихий бушевала, раздраженно сдирала свои декорации ветром, заметала высокие стены песком, обращая на земли свой гнев. Ее сила сметала города, грабила земли, раскалывая своей мощью толстые стены. Она отбирала, рушила и стирала с земли все, что ей не по нраву, своим гнетом изящной руки.
Эрны продолжали твердить одно и тоже, час за часом, перебирая очередные побрякушки на металлических подносах.
Пустая станет наложницей мэрна.
Злобно перешептывались, усмехались, думали, что я не слышу то, что срывалось с их ядовитых языков, и не вижу их завистливые и брезгливые взгляды на меня. Сам мэрн нарушил традиции и соединил священный день подношений с обрядом наложницы.
Вскинула брови, отвернувшись к окну, не сказав им ни слова. Они все говорили и говорили, раздраженно отдергивая мои руки от моего лица и непослушного платья, затягивая очередную золотую нить на моей талии. Я их больше не слушала, утопая в себе, в своих чувствах, ощущая неправильность всего происходящего здесь, всем своим телом.
Мои глаза цеплялись за едва видимые полуразрушенные ветхие врата и невысокие дома Старого города, смазанные расстоянием и песчаной бурей, что виднелись из моего окна. Колючий ветер продолжал врываться в окно, расстилаясь мягким покрывалом на светлом полу перед моими ногами.
Чей-то неразборчивый шепот ворвался в мои мысли. Давящая сила врезалась в тело, подчиняя себе, пробираясь под самую кожу. Схватилась за голову от резкой нарастающей боли, сильнее сжала ладонями свои виски. Мучительный стон вырвался из груди. Казалось, что кто-то пробрался в мою голову. Не могла противиться этой силе.
Звуки, доносящиеся с улиц, стали громче. Пугали своим скрипом. Треском. Хрустом. Разъяренным скрежетом. Словно что-то страшное подбиралось ко мне ближе. Рассерженной песчаной лапой ветер стал срывать большие бутоны цветов с мраморных колонн, заметать песком молочные камни выложенных дорог, опрокидывая и разбивая пустые вазы о них, пронося их осколки через все улицы. Выжженные солнцем деревья склонялись к золотому песку от его безжалостного напора. Пыль на дороге извивалась ползучими змеями, бесшумно вползая в мои окна, закручиваясь яркими спиралями под моими ногами. – Уйдите, – шепнула я говорливым служанкам, зашипев от очередной вспышки боли. Никто не услышал меня.
– Вон отсюда! – не выдержав боли, крикнула я, поворачиваясь к ним. Они затихли, испуганно посмотрев на меня, переглянувшись, вышли одна за другой, закрыв тяжелую дверь. Пылкий ветер продолжал заполнять собой спальню песком, небрежно разбрасывая его на глянец полов, застилая кровать песчаным покрывалом.
Перед глазами на золотой горке из песка стали извиваться тела трэптов.
Остановилась, не зная, что делать дальше. Стеклянными глазами уставилась на них. Вокруг меня собрались эрны и слуги, даже рабы стояли позади своих хозяев, наблюдая за мной, забросив свою работу. Растерянно посмотрела на них невидящим взглядом. Никогда не чувствовала себя настолько разбитой, потерянной. Оттолкнула от себя мешавших мне слуг, возвращаясь обратно. Стала искать нужную мне кованую дверь. Я чувствовала чей-то прожигающий спину взгляд и сладкий аромат, что стоял плотной дымкой в этом месте, отравляя своим запахом.
Длинные белые коридоры, заставленные золотыми скульптурами, мелькали перед глазами, сменяясь уютными залами, где среди одного из них нашла нужные мне широкие ступени, освещенными маленькими горящими красными свечами в ажурных металлических шарах. Тени от них падали на светлые мраморные стены, разными цветочными узорами. Они и привели меня именно к той двери, какую я искала. Глубокий вдох. Огромная резная золотая дверь.
Страх не увидеть брата не давал мыслить трезво, затмевал все на своем пути. Правила, традиции. Всё начисто снесло этим неуправляемым чувством. Эмоции разрушали меня, заставляя совершать ошибку за ошибкой. Толкнула тяжелые двери и застыла в дверях, с вырвавшейся просьбой из моих уст:
– Позволь увидеть брата…
ГЛАВА 9
Я не задумывалась над тем, что он может быть не один, или над законами этого города. Я просто ворвалась туда обессилевшим испуганным зверем. В поисках защиты и помощи. Перед ним на коленях стояла его жена в бархатном синем платье, ее волосы были изысканно подняты вверх, закрепленные ярко-голубым камнем, таким же искрящимся, как и ее глаза. Глаза влюбленной женщины. Тонкую изящную шею украшала тяжелая витиеватая золотая цепь, уходящая в глубокий вырез ее пышной груди. Неприятное чувство закралось в груди жгучей ревностью к законной жене, затмевая нахлынувшее отчаяние.
– Я разрешал тебе входить? – спокойно спросил мэрн, сидя в своем золотом кресле перед ней, в своей темно-красной шелковой рубашке.
Они вдвоем бросали на меня свой раздраженный взгляд. Лютая злость поднималась внутри меня, отравляющая здесь всё вокруг своим ядом, вытесняя всё сильнее и сильнее липкую тревогу и правильность своих решений, принятых здесь, в этой спальне.
Он расслабленно сидел, откинувшись на спинку кресла, опустив свой подбородок на нанизанные золотыми перстнями пальцы, упираясь локтем в подлокотник своего кресла. Мэрн внимательно и выжидающе смотрел на меня.
– Я…
– Прежде чем говорить, склонись передо мной, – твердо и холодно произнес он, поднимаясь со своего места.
Я послушно склонила голову, все внутри заледенело от его высокомерного тона.
Неторопливой плавной поступью мужчина подошел ко мне, осторожно поднимая рукой мое лицо, заставляя смотреть ему прямо в глаза.
– Не забывайся, Амара, – серьезно сказал мне, поглаживая кончиком большого пальца мои губы. – Я правитель, и чем раньше ты это поймешь, тем лучше для тебя. Если хочешь увидеть меня, жди дозволения. Если хочешь спросить, жди дозволения. Не заставляй меня наказывать тебя. Тебе это может не понравиться, – жестко ответил мне.
Его глаза ровно на миг вспыхнули золотом и снова вернули свой привычный медово-ореховый цвет.
– Ты теперь не девчонка с дыры, ты моя женщина. Веди себя соответствующе.
Каждое его слово резало своими острыми гранями по моему сердцу. Я заставила себя проглотить его слова. Все происходящее здесь меня удручало, засасывало в свою вязкую жижу.
– Ты обещал меня отпустить, – вздернув подбородок, выпалила я, не соблюдая никакие законы.
Меня накрывало удушающим разочарованием в себе и в своей слабости. Задыхалась от всего здесь: от этих стен и приторных запахов, от духоты этого величественного камня. И от его хозяина. Бросила тревожный взгляд на Витара. Он не может разлучить меня с братом. Мне нужен был глоток горячего воздуха моей свободы, диких песков, привычного порядка. Я мучилась здесь. Медленно угасала.
– Позволь поговорить с братом, он всё, что у меня осталось от семьи!
Меня не волновало, как я выгляжу в его глазах. Я и была девушкой с дыры. На гордость свою тоже плевать, как и на всех эрнов в этой золотой каменной клетке. Он всматривался в мое лицо, а я не отводила глаз, сильнее сжимая кулаки до впившихся в свои ладони ногтей. Я понимала, своим поведением я прокладывала дорогу на черную площадь, но иначе не могла. Страх и разлука с привычным домом и братом подталкивала меня на необдуманные поступки.
– Прошу… – прошептала ему, умоляя, но он прервал меня.
– Иди в свои покои, – резкий и холодный тон.
Я упрекающе взглянула на него. Мои плечи резко опустились от навалившегося разочарования в этом мужчине. Поклонилась ему, разворачиваясь к дверям, заметив ослепительную улыбку на прекрасном лице той женщины, что по-прежнему стояла на коленях на глянцевом полу, только уже с высоко поднятой головой.
Ее улыбка была плотоядной, хищной. Передернуло от нее. В дверях меня уже ожидал высокий худощавый парень. Он сопровождал меня до самой моей спальни. Я не проронила ни слова. Не обратила внимания на его странный вид для здешних мест. Не запомнила его имя, сказанное мне. Не взглянула на лежащее роскошное платье очередного белого оттенка, на теперь уже моей кровати.
Подошла к высокому окну, всматриваясь в поющие барханы, глядя на диких трэптов, оставляющих узоры своими мощными туловищами на гладком песке. Мне больше не хотелось ничего делать, не имело смысла кричать, разбивать что-то, это все было пустой тратой времени. Я понимала это, как и то, что отсюда не выбраться: или лишусь головы и не увижу брата, или увижу, и все равно лишусь головы. Мне нужно привыкнуть к той мысли, что мы не увидимся, что каждый из нас будет жить своей жизнью. По отдельности. Друг без друга.
Сама мысль не видеть его, не иметь возможность поговорить оглушала. Разъедала меня.
Сильнее сжала рукой выступающую деталь на стене. Перевела взгляд на виднеющиеся крыши своих домов, что различались только по грязным темным пятнам вдалеке. Слезы застилали глаза. Знойный воздух врывался в мои легкие через огромное окно, обволакивая и обжигая их. Не знаю, сколько я так простояла, но тревожные мысли так и не покинули меня. Не прижились. Не улеглись на дно моей души спокойной водой. Из меня словно высосали все силы.
Вернулась к широкой кровати, аккуратно отодвинула бархатное платье на другой конец кровати, залезая под тонкое золотистое покрывало. Попыталась уснуть. Тревожные сны мучили меня всю ночь. Я просыпалась от слез и собственного всхлипа с мокрыми дорожками на лице. Тревожно вглядывалась в темноту спальни и снова засыпала. Проснулась от мягкого прикосновения к волосам и знакомого запаха свежей прохлады.
– Ты плакала во сне, – мягко прозвучал его голос за спиной, продолжая перебирать мои волосы на простыни.
Я не хотела оборачиваться к нему. Как и говорить с ним. Не сейчас. Горячие слезы снова лизнули лицо. – Я знаю, что ты не спишь, Амара…
Я не ответила ему. Нет желания и сил.
– Я дам тебе увидеться с братом сразу после дня подношений, – снова мягко произнес он, заставляя разлиться теплу в моей душе.
Я знала. Верила. Повернулась к нему. Его глаза, как две блестящие на солнце золотые монеты мерцали в темноте. Он нежно улыбнулся, вытирая ладонью мои слезы с лица.
– Ты сама заставляешь меня так с тобой обращаться, – продолжал говорить он, внимательно всматриваясь в мои глаза.
– Ворвавшись в мои покои, ты оскорбила мою супругу, Амара. А она из высокородных и имела полное право высечь тебя. Впредь будь внимательней и осторожней. Я не смогу всегда быть рядом и оберегать от наших законов и ненавидящих тебя людей. А их будет больше, чем ты думаешь, – твердо произнес он, предупреждая. – Я нарушил одну древнюю традицию ради тебя, – ненадолго замолчал, снова вытягивая мои волосы своими руками, пропуская их через свои пальцы. – Наложницей может быть только эрна, а пустые годятся…
– Не продолжай, – остановила его. – Я согласна, Витар, только прошу, не разлучай меня с братом!
Он наклонился ко мне и бережно поцеловал в губы. Затем пристально посмотрел мне в глаза.
– Обещаю. Пока сама следуешь своим обещаниям. И помни, Амара, сотру в пыль, если солжешь. И всех, кто дорог тебе, – серьезно сказал мне, опуская горячую ладонь к моей шее.
Вздрогнула, от его слов. Я помнила эти слова.
– Ты мне уже говорил это. Во сне.
Он посмотрел на меня невидящем взглядом:
– Что именно ты там видела? – осторожно спросил у меня.
Я залилась краской, отворачиваясь от него:
– Тебя и себя. И эти слова, произнесенные тобой. – О брате решила смолчать. Кровать под его весом мягко прогнулась, а сильные руки подвинули меня ближе к себе.
– Тебе нужно поспать, – в его голосе слышались довольные нотки. Согревшись в его объятиях, тело расслабилось, а я, успокоившись, провалилась в сон.
ГЛАВА 10
Сухая смуглая рука жрицы плавно наносила гибкие линии на мои запястья, холодной мягкой кистью, оставляя на коже золотые узоры, что вплетались в единые символы мертвого языка, заключая их в блестящие браслеты из ажурного переплетения линий, уверенно переходя к моим лодыжкам, чтобы и там создать новый рисунок. В каменной лапе могучего зверя в кружевной бронзовой клетке, яркое пламя свечи не находило себе места, металось по своей клетке, словно разгневанный зверь. Шипело. Лопалось. Взметнулось вверх, искрясь.
Посмотрела наверх, нервно кусая свои губы, съедая всю помаду на них. Тревожные мысли продолжали терзать мою душу, не отпускали, изводили минута за минутой, что растекались шипящей лавой в этом месте, поглощая все вокруг. Сделала глубокий вздох. Руки сжались в кулаки, а с век сорвалась золотая пудра на скулы и оголенную грудь, оседая драгоценной мерцающей пылью.
Перевела взгляд за окно. Беспокойные птицы срывались со своих мест, разрывая тревожное небо своими трескучими криками. Тяжелые облака медленно стягивались в огромное темное пятно, разливаясь бордовыми полосами.
Умелые руки продолжали отвлекать от тягостных мыслей, облачая мое тело в хрустящую белоснежную ткань, струящуюся по изгибам моего тела пышными волнами. Нанесенный на кожу яркий древесный аромат переплетался с очередным эфирным маслом горьких цитрусов, что принесла в своей склянке жрица. Пленительные масляные капли впитывались в кожу. Соединялись, сплетаясь в завораживающий аромат. Острый. Дерзкий. Благородный.
Разъяренный ветер ворвался в окно буйным зверем, впиваясь острыми песчинками в мое тело, подхватывая волосы вверх, пытаясь сорвать с меня платье. Золотые браслеты, усыпанные разноцветными камнями, царапали кожу на моих запястьях. Они стали казаться мне прочными рабскими кандалами.
Каждый раздраженный порыв ветра, как сильная рука мужчины, пытавшегося меня остановить, содрать эту тряпку, смазать жидкое золото на моем лице своей пылью, принесенной с далеких песчаных вершин. Словно наказывал. Презирал. В жуткий страх погружал мое тело.
Обхватила себя руками, отойдя от окна. Ледяная рука жрицы цепко схватила за подбородок, повернула к себе, окинув меня подозрительным взглядом. Глубокие морщины на ее лице затронули уголки ее глаз и высокого лба. Задумчиво всматривается в мое лицо.
Ее блёклые глаза гневно сверкнули, а сухие тонкие губы плотно сжались. В этих глазах отразилось темно-синее небо, где застыли голодные стервятники, нависая над золотыми крышами этого города черными прогнутыми линиями. Жрица недовольно отдернула руку от моего лица, кивнув самой себе, стала собирать свои склянки с пола в свою тряпичную черную сумку, а затем просто вышла из спальни.
Тонкие золотые нити легли на мою голову тяжелой вуалью, слегка подрагивая от каждого движения тела. Ударялись друг о друга. Звенели. Ярко переливались от свечи, мерцая золотыми вспышками. За окном продолжал шелестеть песок, срываясь с песчаных барханов багровыми волнами от мощного ветра, отливая кровавыми реками от заходящего солнца. Сердце гулко отстукивало тревогу в груди.
Служанки бегали взад-вперед, суетились, не замечая происходящего за окном, не прислушивались к обеспокоенным пескам и непрекращающемуся зову беспощадной пустыни. Шепот ветров набирал свою силу, вибрации песков пробирались под каменные полы этого дворца, из самих недр земли, сотрясая их.
Царица стихий бушевала, раздраженно сдирала свои декорации ветром, заметала высокие стены песком, обращая на земли свой гнев. Ее сила сметала города, грабила земли, раскалывая своей мощью толстые стены. Она отбирала, рушила и стирала с земли все, что ей не по нраву, своим гнетом изящной руки.
Эрны продолжали твердить одно и тоже, час за часом, перебирая очередные побрякушки на металлических подносах.
Пустая станет наложницей мэрна.
Злобно перешептывались, усмехались, думали, что я не слышу то, что срывалось с их ядовитых языков, и не вижу их завистливые и брезгливые взгляды на меня. Сам мэрн нарушил традиции и соединил священный день подношений с обрядом наложницы.
Вскинула брови, отвернувшись к окну, не сказав им ни слова. Они все говорили и говорили, раздраженно отдергивая мои руки от моего лица и непослушного платья, затягивая очередную золотую нить на моей талии. Я их больше не слушала, утопая в себе, в своих чувствах, ощущая неправильность всего происходящего здесь, всем своим телом.
Мои глаза цеплялись за едва видимые полуразрушенные ветхие врата и невысокие дома Старого города, смазанные расстоянием и песчаной бурей, что виднелись из моего окна. Колючий ветер продолжал врываться в окно, расстилаясь мягким покрывалом на светлом полу перед моими ногами.
Чей-то неразборчивый шепот ворвался в мои мысли. Давящая сила врезалась в тело, подчиняя себе, пробираясь под самую кожу. Схватилась за голову от резкой нарастающей боли, сильнее сжала ладонями свои виски. Мучительный стон вырвался из груди. Казалось, что кто-то пробрался в мою голову. Не могла противиться этой силе.
Звуки, доносящиеся с улиц, стали громче. Пугали своим скрипом. Треском. Хрустом. Разъяренным скрежетом. Словно что-то страшное подбиралось ко мне ближе. Рассерженной песчаной лапой ветер стал срывать большие бутоны цветов с мраморных колонн, заметать песком молочные камни выложенных дорог, опрокидывая и разбивая пустые вазы о них, пронося их осколки через все улицы. Выжженные солнцем деревья склонялись к золотому песку от его безжалостного напора. Пыль на дороге извивалась ползучими змеями, бесшумно вползая в мои окна, закручиваясь яркими спиралями под моими ногами. – Уйдите, – шепнула я говорливым служанкам, зашипев от очередной вспышки боли. Никто не услышал меня.
– Вон отсюда! – не выдержав боли, крикнула я, поворачиваясь к ним. Они затихли, испуганно посмотрев на меня, переглянувшись, вышли одна за другой, закрыв тяжелую дверь. Пылкий ветер продолжал заполнять собой спальню песком, небрежно разбрасывая его на глянец полов, застилая кровать песчаным покрывалом.
Перед глазами на золотой горке из песка стали извиваться тела трэптов.
