При виде жрецов в черно-белых одеяниях, расшитых золотыми нитями, с золотыми браслетами на ногах в знак принадлежности к Древним и того, что они рабы их, хотел задушить их голыми руками от той лживости, какой затуманивают головы нищим и нуждающимся. Старался избегать их, чтобы не оказаться на черной площади среди забытых живых трупов.
Сжал пальцами переносицу, жмурясь. Устал. Вспышка злости смешалась с переживаниями за сестру. Не мог думать ни о чем, даже забыл о гадине Лате, что заставила меня пережить всё это. С ней разберусь потом. Посмотрел на стянутые кожей глазные яблоки ведьмы. Говорили, что один из эрнов сжег ее глаза за то, что она достала одну тайну из его темной души, увидев его истинное лицо, и осмелилась о ней сказать вслух. Во тьме оживают наши темные стороны, которые мы так отчаянно прячем при свете луны. Ведьма скиталась по диким землям, духи кормили ее своими тайнами о каждом, кто обращался к ней, расплачиваясь золотом или своими душами…
Она была слугой самих Древних. Ее боялись. Прислушивались. Никто не знал ее возраста и появления на этих землях. Она могла видеть многое… но после того, как отняли зрение, шаманку покинули верные духи песков. Затерялась на окраине поселения, с отбросами, такими же, как она, с искалеченными душами и телами, оскверненными мыслями и желаниями.
Здесь она могла быть ближе к зверям и свободе, что теперь ей были подвластны не в полной мере. Только безграничная тьма окружала ее, как внутри, так и снаружи. Оглушающий лающий смех вырвал из мыслей. Ведьма рассмеялась так громко, что было слышно, как с дощатой крыши сорвались в небо птицы.
– Не прожигай во мне дыры, синеглазый, – повернулась ко мне. – Выживет твоя чернявая… Я могу многого не видеть, – показывает узловатым пальцем в стянутую темно-коричневой кожей пустую глазницу, – но я не перестаю их слышать, – старуха снова залилась сумасшедшим смехом. – Никто не отберет это у меня. Ни-ког-да! – продолжала выкрикивать она, заливаясь безумным смехом, скрываясь за холщовой грязной тканью.
Повернулся к сестре. Учащенное дыхание и всхлипы. Заставляю себя не думать о том, что ей пришлось пережить. Я не видел, что там происходило, но помню то утро, когда нашел ее. Не мог даже и представить того, что увижу такое когда-нибудь. Перед глазами стояло то утро…
Когда я очнулся под припекающим лицо солнцем, пытался вырваться из песочного плена. Песчаная пустошь уже заливалась ярким солнцем, выжигая все живое на обреченной на смерть земле. Долго не мог понять, что произошло. Сердце зашлось в бешеном ритме, вспоминая эту ночь…
Открытая пасть черного гиганта. Стройная фигура под ним в темном платье. Золотая вышивка по бокам глубоких разрезов, что открывала стройные ноги, отливала в темноте своим блеском, взлетая вверх от легкого порыва ветра. Искусанные припухшие губы. Глаза как мокрый изумруд. Колышущиеся черные волосы от дыхания трэпта, что замер над ней в броске… Резкий шаг вперед, к зверю…
– Амара, – произнес беззвучно.
Вскочил, нервно оглядываясь по сторонам. Никого. Ища глазами в пустыне сестру, я быстро шёл, не замечая текущего по лицу пота, солнца, обжигающего мою спину и времени, что искал ее. Глаза щипало от соленого пота. Стянул с себя порванный синий камзол, отбрасывая в сторону, обмотал рваной рубашкой голову, спасаясь от жесткого пекла. Поблагодарил мысленно за щедрость эрнов, что не жалели на форму качественные ткани – кожа трэптов, из которых делали брюки, камзолы, платья, отличалась прочностью и легкостью в любую погоду, будь это пекло или пронизывающий холод в ночной пустыне. Кожаные сапоги забились песком, утяжеляя шаг. Верхняя нить на них оборвалась при схватке с трэптом. Даже не пытался перевязать верхнюю часть сапог одной рукой. Оставил как есть. Кожаные коричневые браслеты грубого плетения натерли мне запястья до крови. Растирая руку от назойливой боли, медленно подбирался к обрыву песчаной горы. Снизу доносился шум.
Я нашёл их по жуткому стону и душераздирающему вою. Песок вокруг двух фигур расползался темными трещинами, уходящими вглубь. Они расходились от их тел, словно черные артерии, пожирая ровную гладь, вбирая в себя струящийся вниз песок. Обугленные и разодранные части тел трэптов были разбросаны вокруг пары, по-другому не мог назвать то, что открылось перед глазами...
Стоя на высоком бархане, взгляд задержался на песке, что окрасился в темный цвет под телом сестры, на незнакомых эрнов в черных кожаных камзолах, что окружили зверя и сестру. Воины сидели на конях, кто-то просто стоял в стороне с кинжалами и мечами. Но все они были далеко от трэпта.
Только одна фигура отделилась от остальных. Высокий мужчина уверенной походкой наступал на разъяренного хищника. Его кожа отливала бронзой, несмотря на палящее солнце над головой, он был оголен до пояса темных брюк. Лишь кожаные черные ленты, в которых прятались острые изогнутые кинжалы, оплетали его мощную грудь и широкую спину, словно змеи. Спина была испещрена уродливыми старыми шрамами. Длинные волосы цвета сажи, убраны в низкий хвост. Его тело словно выточено из коричневого камня. От напряжения он покрывался потом, что струился по отточенному в боях тренированному телу крупными каплями. Он сам был похож на необузданного дикого зверя.
Жесткие черты лица. Подведенные углем черные глаза. Безумная улыбка, застывшая на его загорелом лице. Мой взгляд уловил черно-золотую татуировку в виде трэпта. Изображенный зверь на его теле вырывался из-под черных кожаных брюк эрна, оплетая правый бок черным чешуйчатым туловищем, на конце чешуек были золотые узоры, что ослепляли на солнце своим блеском, будто это настоящий металл. Гибкое туловище трэпта переходило на плечо открытой пастью с такими же уродливыми шипами на морде, что и на всем теле зверя.
Эрн вытянул свою руку вперед к морде зверя. Он долго смотрел в глаза трэпту. Тот словно понимал его, прислушивался к нему, приближаясь к руке воина.
Но эрны не могут ментально управлять трэптами… Только правитель-мэрн…
У Верховного был свой зверь темно-красного цвета, он отличался от других своими огромными размерами и шипами-иглами с прожилками золота на их концах. При солнечном свете он отливал багровой движущейся рекой среди сыпучих песков. Верховный призвал его ещё когда только достиг восемнадцатилетия. Трэпт откликнулся на его зов. Именно в тот день все поняли, кто из братьев сядет на трон. Ведь зверь и эрн были едины во всем. Мысли, души и их тела. Они чувствовали друг друга.
Мы чтили традиции Древних. Слияние со зверем считалось высшей силой, что подвластна единицам. Мэрн Витар – единственный из эрнов, кто унаследовал от Древних эту возможность.
Черный трэпт резко взлетел вверх, взревев, мотая головой. Ярко-кровавое пламя вырвалось в сторону черноволосого эрна. ПЛАМЯ. Ни у одного трэпта не было древнего огня, их лишили этой силы. Сами Древние отняли этот дар у хищников, даруя его своим детям песков – эрнам. Зверь не подпускал к себе, изрыгая огонь на всех, кто подходил ближе.
Оцепенел от увиденного. Сильнее сжал рукой тяжелый меч, прижимая его к своей сломанной руке, что беспомощно свисала, раздражая меня. Трэпт склонял свою изуродованную морду к Амаре, пытаясь ее расшевелить, когда она затихала и больше не двигалась. Толкая своей обезображенной мордой ее обессиленное тело, стараясь не зацепить своими шипами, пока она снова не разрывалась от боли, заполняя своими стонами бескрайнюю гладь с выпирающими, словно жуткие нарывы, красными скалами.
С рук мужчины сорвалось ЧЕРНОЕ пламя в ответ на пламя зверя. В голове сразу всплыли разговоры, что ходили об этом воине. Эрн с проклятым черным пламенем, тот, что проклят самими Древними, тот, что попортил многих эрн, так и не разделив ни с одной из них свою древнюю силу. Теперь он медленно сгорает от своей силы, что бушует в его теле. Пламя пожирает его живьем изнутри, так же, как и трэпты, что не нашли свою пару, сходили с ума, от безумия нападали на города, скрываясь в глубине песков и сгорая заживо.
Проклятый брат мэрна – Иштар.
Иштар – так звали безумца. Смерть была его лучшей подругой и опытной любовницей, с ней делил он постель, в ожидании прощального поцелуя, и только она, знала все его тайны, только ей доверял он. Он не боялся смотреть в адские глазницы своей подруги, насмехался над ней, соблазняя ее в каждом бою своими смертельными ранами, но снова выживал назло ей, вновь откровенно издеваясь над ней.
Он знал – скоро она станцует на его костях безумный танец и развеет его прах над пустыней. А сейчас он дает ей играть с ним в ее игры, ласкать своими черными щупальцами его кожу, выворачивая душу до черных точек перед глазами, до густой крови во рту от темной силы, сжигающей его внутренности, поедая его мясо, будто изголодавшиеся черви по плоти.
Иштару было плевать на власть, если бы он нашел эрну, что приняла его силу и понесла, правителем стал бы он, а не его высокомерный братец, что отсиживался на границах земель, питая пески своей силой. Тэрн был богат. Все женщины и эрны мечтали попасть к нему в постель, ублажать его вечерами в его огромном, как храм, дворце на границе диких земель. У него было все. Почти все. Он сражался в боях, как бешеный трэпт. Терять ему было больше нечего. За его спиной говорили о его пороках и проклятиях. Шептались. Презирали его.
Иштар не подчинялся Верховному, родному брату. Он шел в бой тогда, когда хотел, когда просто без него не справлялись. Мэрн закрывал глаза на своего брата-ублюдка, так называли его за глаза. Он был позором в семье. Иштар мог порвать голыми руками трэпта, выжигая своим черным пламенем толстую чешую зверя. Пламя проклятых.
Иштар – брат мэрна и один из главнокомандующих своего отряда эрнов.
Эрн смог подойти к сестре ближе, вытесняя зверя назад, выпуская столп черного пламя в его морду. Иштар склонился над ее телом. Сестра замолчала. Зверь, словно безумный, замотал мордой, взлетая вверх, изрыгая красное пламя на широкоплечего оголенного по пояс мужчину. Кони встали на дыбы, скидывая своих наездников.
Мужчина, впитывал его пламя, выпуская свое, намного мощнее.
От напряжения и потраченных сил эрн опустился на одно колено, продолжая впитывать сжигающее пламя зверя.
Словно почувствовав мой взгляд на себе, повернулся. Сумасшедшие черные глаза, будто взглянул в лицо своей смерти. Не той, что приходит в глубокой старости или без мучительной боли, а той, что возбуждалась от мук, содрогалась в удовольствии от криков, той, что пускала слюни, выдирая твои кости, обгрызая мясо, причмокивая…
От него исходила такая сила, что подгибались колени. Он отвернулся. Трэпт резким ударом хвоста откинул тэрна назад.
Крупный зверь стал обвивать кольцом своего тела хрупкую фигуру сестры, что билась в жуткой агонии, выгибаясь в истошном крике, цепляясь за его кожу, обжигая ладони…
С каждым ее криком, зверь с жутким ревом извергал красное пламя высоко в небо.
Я замирал, когда она прекращала кричать. Что я чувствовал тогда...
Я прирос к проклятому песку.
Проклял всех за то, что там происходило. Раздирающий истошный женский крик заставлял застывать кровь в моих жилах. Не мог сделать и шага, словно твердую почву выбили из-под ног, вскинул голову к небу, отчаянно завыл от беспомощности, что раздирала раскаленным копьем мою грудную клетку, медленно осел в песок. Словно кусок за куском отдирали от меня живьем с каждым ее мучительным стоном.
Мое сердце пропускало удары, я не мог думать, что она умирает. Лицо горело от слез. Сильно зажмурил глаза. Перед глазами стояла все такая же маленькая девчонка на одиноком песчаном холме. Под скрюченным стволом миндального дерева она всматривалась в глубь тьмы, смахивая злые слезы с лица хрупкой ладонью. Вздернутый подбородок, прищуренный взгляд изумрудных глаз, горящих в ночи. Ехидная ухмылка застыла на ее мокром смуглом лице. Черные локоны жестко хлестали по щекам от сильного ветра, пытаясь сорвать ухмылку с ее лица. Она была так похожа на мать…
Сестра сорвалась в безудержном танце, сметая все на своем пути, поднимая золотую пыль к искрящимся звездам. Она пылала в бескрайней пустыне, оголяя свою душу пескам и тварям, что наблюдали за ней в тени песчаных холмов.
Я был рядом, даже когда ты думала, что одна со своей болью и гневом. Я был рядом тогда, и каждые последующие ночи потом… охраняя тебя.
И ничего это не изменит.
– Ты часть моего сердца, Амара. И никто не отнимет тебя у меня, – проговорил себе вслух. – Без тебя нет жизни для меня, ты моя жизнь, – прокручивая наши детские образы в своей голове. Улыбнулся, но слезы не прекращали оставлять грязные разводы, смешиваясь с пылью на лице.
Медленно поднялся, опираясь на меч. Ноги погрузились в раскаленный песок, затягивая в песчаные воронки, я почти бежал, падая с песчаной горы. Замедлялся, чтобы восстановить сбившееся дыхание и волны песка, что струились за мной. Треск от сжатия рукояти меча. Сжатые челюсти до скрежета зубов. Меня выворачивало от ее криков. Быстрыми, тяжелыми шагами, погружаясь ногами в песок, приближался к эрну и его воинам.
Жгучее отчаяние текло по венам, отравляя кровь. Что-то яростное вырывалось наружу, не обращая внимания на воинов, что пытались окружить зверя, на главнокомандующего, что отвлекал его на себя своим пламенем. Все чего-то ждали или просто не могли с ним справиться. Там МОЯ сестра. Уверенно шагнул к зверю.
– Стой, – жесткий голос ударил в спину, заставив обернуться.
Столкнулся с холодными, серыми как сталь глазами. Моего роста мужчина в белой форме, судя по золотой нашивке на груди – пасть трэпта в огне – такие нашивали главнокомандующим. Другим, что ниже рангом – серебряной нитью, как у меня.
Он вымученно оглядел меня с ног до головы. Я опустил голову в знак приветствия и уважения. Таков обычай и отточенная временем привычка.
– Ты ее брат, – не спрашивал, утверждал.
Кивнул головой.
Его длинные белые волосы были убраны в высокий хвост. От него исходила неизвестная мне сила, не с этих земель, а с тех, что могла обжечь лютым холодом… вместо привычного пламени.
Хотелось подобраться при виде этого эрна. Он был знаком мне, но не мог вспомнить, где его видел…
– Шансов у нее мало, – спокойно ответил он, и повернулся в сторону трэпта, что продолжал изрыгать огонь. Его жар доносился и до нас. Я сжал кулак. Он подошел ко мне ближе. Тяжелая рука опустилась мне на плечо, сильно сжимая его.
– Он сделает всё, что сможет, но лишние жертвы нам не нужны, – цепкий взгляд прямо в глаза. – Если он не справится, то больше никто не сможет ей помочь, – кивнул в сторону Иштара.
Я скинул его руку.
– Там! Моя! СЕСТРА!!! – угрожающе ответил ему.
Он дернулся, заставив себя выпрямиться, на долю секунды промелькнуло удивление в его глазах, не знаю, что он увидел на моем лице, но потом снова появилось полное безразличие на бледном лице и усталый взгляд. Я развернулся и направился прямо на трэпта.
Движения с Иштаром были синхронны, быстрые, резкие, он отгонял животное своим пламенем, я наносил неглубокие раны зверю, рассекая мечом жесткую чешую. Хищник выпускал на нас столп красного огня, пламя словно проходило сквозь меня, не обжигало, а будто только предостерегало, отпугивало.
Сжал пальцами переносицу, жмурясь. Устал. Вспышка злости смешалась с переживаниями за сестру. Не мог думать ни о чем, даже забыл о гадине Лате, что заставила меня пережить всё это. С ней разберусь потом. Посмотрел на стянутые кожей глазные яблоки ведьмы. Говорили, что один из эрнов сжег ее глаза за то, что она достала одну тайну из его темной души, увидев его истинное лицо, и осмелилась о ней сказать вслух. Во тьме оживают наши темные стороны, которые мы так отчаянно прячем при свете луны. Ведьма скиталась по диким землям, духи кормили ее своими тайнами о каждом, кто обращался к ней, расплачиваясь золотом или своими душами…
Она была слугой самих Древних. Ее боялись. Прислушивались. Никто не знал ее возраста и появления на этих землях. Она могла видеть многое… но после того, как отняли зрение, шаманку покинули верные духи песков. Затерялась на окраине поселения, с отбросами, такими же, как она, с искалеченными душами и телами, оскверненными мыслями и желаниями.
Здесь она могла быть ближе к зверям и свободе, что теперь ей были подвластны не в полной мере. Только безграничная тьма окружала ее, как внутри, так и снаружи. Оглушающий лающий смех вырвал из мыслей. Ведьма рассмеялась так громко, что было слышно, как с дощатой крыши сорвались в небо птицы.
– Не прожигай во мне дыры, синеглазый, – повернулась ко мне. – Выживет твоя чернявая… Я могу многого не видеть, – показывает узловатым пальцем в стянутую темно-коричневой кожей пустую глазницу, – но я не перестаю их слышать, – старуха снова залилась сумасшедшим смехом. – Никто не отберет это у меня. Ни-ког-да! – продолжала выкрикивать она, заливаясь безумным смехом, скрываясь за холщовой грязной тканью.
Повернулся к сестре. Учащенное дыхание и всхлипы. Заставляю себя не думать о том, что ей пришлось пережить. Я не видел, что там происходило, но помню то утро, когда нашел ее. Не мог даже и представить того, что увижу такое когда-нибудь. Перед глазами стояло то утро…
ГЛАВА 3.1
Когда я очнулся под припекающим лицо солнцем, пытался вырваться из песочного плена. Песчаная пустошь уже заливалась ярким солнцем, выжигая все живое на обреченной на смерть земле. Долго не мог понять, что произошло. Сердце зашлось в бешеном ритме, вспоминая эту ночь…
Открытая пасть черного гиганта. Стройная фигура под ним в темном платье. Золотая вышивка по бокам глубоких разрезов, что открывала стройные ноги, отливала в темноте своим блеском, взлетая вверх от легкого порыва ветра. Искусанные припухшие губы. Глаза как мокрый изумруд. Колышущиеся черные волосы от дыхания трэпта, что замер над ней в броске… Резкий шаг вперед, к зверю…
– Амара, – произнес беззвучно.
Вскочил, нервно оглядываясь по сторонам. Никого. Ища глазами в пустыне сестру, я быстро шёл, не замечая текущего по лицу пота, солнца, обжигающего мою спину и времени, что искал ее. Глаза щипало от соленого пота. Стянул с себя порванный синий камзол, отбрасывая в сторону, обмотал рваной рубашкой голову, спасаясь от жесткого пекла. Поблагодарил мысленно за щедрость эрнов, что не жалели на форму качественные ткани – кожа трэптов, из которых делали брюки, камзолы, платья, отличалась прочностью и легкостью в любую погоду, будь это пекло или пронизывающий холод в ночной пустыне. Кожаные сапоги забились песком, утяжеляя шаг. Верхняя нить на них оборвалась при схватке с трэптом. Даже не пытался перевязать верхнюю часть сапог одной рукой. Оставил как есть. Кожаные коричневые браслеты грубого плетения натерли мне запястья до крови. Растирая руку от назойливой боли, медленно подбирался к обрыву песчаной горы. Снизу доносился шум.
Я нашёл их по жуткому стону и душераздирающему вою. Песок вокруг двух фигур расползался темными трещинами, уходящими вглубь. Они расходились от их тел, словно черные артерии, пожирая ровную гладь, вбирая в себя струящийся вниз песок. Обугленные и разодранные части тел трэптов были разбросаны вокруг пары, по-другому не мог назвать то, что открылось перед глазами...
Стоя на высоком бархане, взгляд задержался на песке, что окрасился в темный цвет под телом сестры, на незнакомых эрнов в черных кожаных камзолах, что окружили зверя и сестру. Воины сидели на конях, кто-то просто стоял в стороне с кинжалами и мечами. Но все они были далеко от трэпта.
Только одна фигура отделилась от остальных. Высокий мужчина уверенной походкой наступал на разъяренного хищника. Его кожа отливала бронзой, несмотря на палящее солнце над головой, он был оголен до пояса темных брюк. Лишь кожаные черные ленты, в которых прятались острые изогнутые кинжалы, оплетали его мощную грудь и широкую спину, словно змеи. Спина была испещрена уродливыми старыми шрамами. Длинные волосы цвета сажи, убраны в низкий хвост. Его тело словно выточено из коричневого камня. От напряжения он покрывался потом, что струился по отточенному в боях тренированному телу крупными каплями. Он сам был похож на необузданного дикого зверя.
Жесткие черты лица. Подведенные углем черные глаза. Безумная улыбка, застывшая на его загорелом лице. Мой взгляд уловил черно-золотую татуировку в виде трэпта. Изображенный зверь на его теле вырывался из-под черных кожаных брюк эрна, оплетая правый бок черным чешуйчатым туловищем, на конце чешуек были золотые узоры, что ослепляли на солнце своим блеском, будто это настоящий металл. Гибкое туловище трэпта переходило на плечо открытой пастью с такими же уродливыми шипами на морде, что и на всем теле зверя.
Эрн вытянул свою руку вперед к морде зверя. Он долго смотрел в глаза трэпту. Тот словно понимал его, прислушивался к нему, приближаясь к руке воина.
Но эрны не могут ментально управлять трэптами… Только правитель-мэрн…
У Верховного был свой зверь темно-красного цвета, он отличался от других своими огромными размерами и шипами-иглами с прожилками золота на их концах. При солнечном свете он отливал багровой движущейся рекой среди сыпучих песков. Верховный призвал его ещё когда только достиг восемнадцатилетия. Трэпт откликнулся на его зов. Именно в тот день все поняли, кто из братьев сядет на трон. Ведь зверь и эрн были едины во всем. Мысли, души и их тела. Они чувствовали друг друга.
Мы чтили традиции Древних. Слияние со зверем считалось высшей силой, что подвластна единицам. Мэрн Витар – единственный из эрнов, кто унаследовал от Древних эту возможность.
Черный трэпт резко взлетел вверх, взревев, мотая головой. Ярко-кровавое пламя вырвалось в сторону черноволосого эрна. ПЛАМЯ. Ни у одного трэпта не было древнего огня, их лишили этой силы. Сами Древние отняли этот дар у хищников, даруя его своим детям песков – эрнам. Зверь не подпускал к себе, изрыгая огонь на всех, кто подходил ближе.
Оцепенел от увиденного. Сильнее сжал рукой тяжелый меч, прижимая его к своей сломанной руке, что беспомощно свисала, раздражая меня. Трэпт склонял свою изуродованную морду к Амаре, пытаясь ее расшевелить, когда она затихала и больше не двигалась. Толкая своей обезображенной мордой ее обессиленное тело, стараясь не зацепить своими шипами, пока она снова не разрывалась от боли, заполняя своими стонами бескрайнюю гладь с выпирающими, словно жуткие нарывы, красными скалами.
С рук мужчины сорвалось ЧЕРНОЕ пламя в ответ на пламя зверя. В голове сразу всплыли разговоры, что ходили об этом воине. Эрн с проклятым черным пламенем, тот, что проклят самими Древними, тот, что попортил многих эрн, так и не разделив ни с одной из них свою древнюю силу. Теперь он медленно сгорает от своей силы, что бушует в его теле. Пламя пожирает его живьем изнутри, так же, как и трэпты, что не нашли свою пару, сходили с ума, от безумия нападали на города, скрываясь в глубине песков и сгорая заживо.
Проклятый брат мэрна – Иштар.
ГЛАВА 3.2
Иштар – так звали безумца. Смерть была его лучшей подругой и опытной любовницей, с ней делил он постель, в ожидании прощального поцелуя, и только она, знала все его тайны, только ей доверял он. Он не боялся смотреть в адские глазницы своей подруги, насмехался над ней, соблазняя ее в каждом бою своими смертельными ранами, но снова выживал назло ей, вновь откровенно издеваясь над ней.
Он знал – скоро она станцует на его костях безумный танец и развеет его прах над пустыней. А сейчас он дает ей играть с ним в ее игры, ласкать своими черными щупальцами его кожу, выворачивая душу до черных точек перед глазами, до густой крови во рту от темной силы, сжигающей его внутренности, поедая его мясо, будто изголодавшиеся черви по плоти.
Иштару было плевать на власть, если бы он нашел эрну, что приняла его силу и понесла, правителем стал бы он, а не его высокомерный братец, что отсиживался на границах земель, питая пески своей силой. Тэрн был богат. Все женщины и эрны мечтали попасть к нему в постель, ублажать его вечерами в его огромном, как храм, дворце на границе диких земель. У него было все. Почти все. Он сражался в боях, как бешеный трэпт. Терять ему было больше нечего. За его спиной говорили о его пороках и проклятиях. Шептались. Презирали его.
Иштар не подчинялся Верховному, родному брату. Он шел в бой тогда, когда хотел, когда просто без него не справлялись. Мэрн закрывал глаза на своего брата-ублюдка, так называли его за глаза. Он был позором в семье. Иштар мог порвать голыми руками трэпта, выжигая своим черным пламенем толстую чешую зверя. Пламя проклятых.
Иштар – брат мэрна и один из главнокомандующих своего отряда эрнов.
Эрн смог подойти к сестре ближе, вытесняя зверя назад, выпуская столп черного пламя в его морду. Иштар склонился над ее телом. Сестра замолчала. Зверь, словно безумный, замотал мордой, взлетая вверх, изрыгая красное пламя на широкоплечего оголенного по пояс мужчину. Кони встали на дыбы, скидывая своих наездников.
Мужчина, впитывал его пламя, выпуская свое, намного мощнее.
От напряжения и потраченных сил эрн опустился на одно колено, продолжая впитывать сжигающее пламя зверя.
Словно почувствовав мой взгляд на себе, повернулся. Сумасшедшие черные глаза, будто взглянул в лицо своей смерти. Не той, что приходит в глубокой старости или без мучительной боли, а той, что возбуждалась от мук, содрогалась в удовольствии от криков, той, что пускала слюни, выдирая твои кости, обгрызая мясо, причмокивая…
От него исходила такая сила, что подгибались колени. Он отвернулся. Трэпт резким ударом хвоста откинул тэрна назад.
Крупный зверь стал обвивать кольцом своего тела хрупкую фигуру сестры, что билась в жуткой агонии, выгибаясь в истошном крике, цепляясь за его кожу, обжигая ладони…
С каждым ее криком, зверь с жутким ревом извергал красное пламя высоко в небо.
Я замирал, когда она прекращала кричать. Что я чувствовал тогда...
Я прирос к проклятому песку.
Проклял всех за то, что там происходило. Раздирающий истошный женский крик заставлял застывать кровь в моих жилах. Не мог сделать и шага, словно твердую почву выбили из-под ног, вскинул голову к небу, отчаянно завыл от беспомощности, что раздирала раскаленным копьем мою грудную клетку, медленно осел в песок. Словно кусок за куском отдирали от меня живьем с каждым ее мучительным стоном.
Мое сердце пропускало удары, я не мог думать, что она умирает. Лицо горело от слез. Сильно зажмурил глаза. Перед глазами стояла все такая же маленькая девчонка на одиноком песчаном холме. Под скрюченным стволом миндального дерева она всматривалась в глубь тьмы, смахивая злые слезы с лица хрупкой ладонью. Вздернутый подбородок, прищуренный взгляд изумрудных глаз, горящих в ночи. Ехидная ухмылка застыла на ее мокром смуглом лице. Черные локоны жестко хлестали по щекам от сильного ветра, пытаясь сорвать ухмылку с ее лица. Она была так похожа на мать…
Сестра сорвалась в безудержном танце, сметая все на своем пути, поднимая золотую пыль к искрящимся звездам. Она пылала в бескрайней пустыне, оголяя свою душу пескам и тварям, что наблюдали за ней в тени песчаных холмов.
Я был рядом, даже когда ты думала, что одна со своей болью и гневом. Я был рядом тогда, и каждые последующие ночи потом… охраняя тебя.
И ничего это не изменит.
– Ты часть моего сердца, Амара. И никто не отнимет тебя у меня, – проговорил себе вслух. – Без тебя нет жизни для меня, ты моя жизнь, – прокручивая наши детские образы в своей голове. Улыбнулся, но слезы не прекращали оставлять грязные разводы, смешиваясь с пылью на лице.
Медленно поднялся, опираясь на меч. Ноги погрузились в раскаленный песок, затягивая в песчаные воронки, я почти бежал, падая с песчаной горы. Замедлялся, чтобы восстановить сбившееся дыхание и волны песка, что струились за мной. Треск от сжатия рукояти меча. Сжатые челюсти до скрежета зубов. Меня выворачивало от ее криков. Быстрыми, тяжелыми шагами, погружаясь ногами в песок, приближался к эрну и его воинам.
Жгучее отчаяние текло по венам, отравляя кровь. Что-то яростное вырывалось наружу, не обращая внимания на воинов, что пытались окружить зверя, на главнокомандующего, что отвлекал его на себя своим пламенем. Все чего-то ждали или просто не могли с ним справиться. Там МОЯ сестра. Уверенно шагнул к зверю.
– Стой, – жесткий голос ударил в спину, заставив обернуться.
Столкнулся с холодными, серыми как сталь глазами. Моего роста мужчина в белой форме, судя по золотой нашивке на груди – пасть трэпта в огне – такие нашивали главнокомандующим. Другим, что ниже рангом – серебряной нитью, как у меня.
Он вымученно оглядел меня с ног до головы. Я опустил голову в знак приветствия и уважения. Таков обычай и отточенная временем привычка.
– Ты ее брат, – не спрашивал, утверждал.
Кивнул головой.
Его длинные белые волосы были убраны в высокий хвост. От него исходила неизвестная мне сила, не с этих земель, а с тех, что могла обжечь лютым холодом… вместо привычного пламени.
Хотелось подобраться при виде этого эрна. Он был знаком мне, но не мог вспомнить, где его видел…
– Шансов у нее мало, – спокойно ответил он, и повернулся в сторону трэпта, что продолжал изрыгать огонь. Его жар доносился и до нас. Я сжал кулак. Он подошел ко мне ближе. Тяжелая рука опустилась мне на плечо, сильно сжимая его.
– Он сделает всё, что сможет, но лишние жертвы нам не нужны, – цепкий взгляд прямо в глаза. – Если он не справится, то больше никто не сможет ей помочь, – кивнул в сторону Иштара.
Я скинул его руку.
– Там! Моя! СЕСТРА!!! – угрожающе ответил ему.
Он дернулся, заставив себя выпрямиться, на долю секунды промелькнуло удивление в его глазах, не знаю, что он увидел на моем лице, но потом снова появилось полное безразличие на бледном лице и усталый взгляд. Я развернулся и направился прямо на трэпта.
ГЛАВА 3.3
Движения с Иштаром были синхронны, быстрые, резкие, он отгонял животное своим пламенем, я наносил неглубокие раны зверю, рассекая мечом жесткую чешую. Хищник выпускал на нас столп красного огня, пламя словно проходило сквозь меня, не обжигало, а будто только предостерегало, отпугивало.
