Но Торола с ловкостью и смекалкой уклонился от меча Бердии и совершил решающий контратакующий удар. Внезапно, после краткого затишья, меч юноши блеснул в его левой руке, как искра, вылетевшая из огня, и нашёл свою цель – он сбил с ног Бердию! Зелёными сполохами блеснула радость во взоре Торолы – впервые за долгое время он сумел обойти защиту Бердии и превзошёл своего достойного соперника. Первенство в этой схватке досталось Тороле. Его умение считывать настроение соперника, предвидеть его движения и адаптироваться к ситуации принесли ему верх над мощной силой Бердии.
Бердия упал на одно колено, признавая поражение...
Зрители взорвались рукоплесканиями и восторженными возгласами признания. Все вокруг отдавали дань потрясающему поединку, который запомнится надолго и вряд ли когда-либо будет забыт. Этот невероятный бой стал символом находчивости, решимости и мастерства юного воина, который не побоялся бросить вызов даже такому знаменитому противнику, как Бердия.
* * *
В тот день Торола проявлял удвоенную храбрость и ловкость в парикаобе, зная, что чудесные синие глаза всюду неотрывно следят за ним. Сколько же песен с тех пор посвятил Жаворонок этим глазам!.. Он сразу же увлёкся Цисией, с первого мгновения, и не отходил от неё весь день, как приворожённый. Это она вдохновила его на подвиги, которые казались недостижимыми.
Влюблённые не расцепляли рук до сумерек. Переглянувшись, они покинули площадь, обещая остаться вместе, пока говорит праздник. К тому времени на небе уже начали собираться первые звёзды, и тонкий лунный серп светил им на пути...
О неразлучной, ни на миг не расстающейся парочке знало отныне четыре окрестных села. И имена их всегда звучали вместе, словно две соловьиных трели.
* * *
Весенний вечер окутывал горы дымкой, словно шаль из мягкого шёлка. В этот день Муцо снова было оживлено народными играми и музыкой. Закончился пост, и в конце Пасхальной недели загорелся весёлый праздник Квирицховлоба . На сельской площади, у башни, выстроенной из снега, четыре села состязались между собою в игрищах. Собравшийся народ глазел на представления ряженых в потешных масках...
Возле джвари стояли четыре лиственных хижины, убранных тонким цветущим мхом, в честь Квириа, правителя суши, имеющего шатёр, ведающего и небесной водой, и огнём. Вокруг них горстка местных жителей усердно распевала гимны, благодаря божество за спасение от стихий.
Внутри этих укрытий загадочный полумрак создавал особую атмосферу уединения и тайны. В одном из шатров скрывались от любопытной толпы двое - молодой Тариэл из Шатили, прозванный Жаворонком за свои песни, и прекрасная Цисия. Они познакомились лишь пару месяцев назад, но между ними уже вспыхнуло чувство, чистое, как горный родник.
- Цисия, - проговорил Тариэл, и голос его звучал мягко, как шелест листвы над ними, - как ночное небо не может обойтись без звёзд, так я не представляю своей жизни без тебя.
Юноша взял в руки своё пандури и принялся тихо перебирать струны. И в сердце его играли теперь такие же струны, и в музыке его слышались любовь и страсть, которые он испытывал к Цисии, и каждая нота полна была восторга...
- Тариэл… - отвечала ему Цисия, - словно птица запела в лесной глуши. – И я не могу жить без тебя, как цветы не могут жить без солнца.
Они посмотрели друг на друга, взгляды их встретились, и в этой минуте было столько нежности, что сам воздух вокруг казался напоённым сладким ароматом ранней весны... Тариэл осторожно коснулся губ Цисии... Этот поцелуй был как мягкий ветер, приносящий освежающую прохладу после жаркого дня.
- Давай дадим друг другу слово, Цисия, - шёпотом произнес Тариэл, - что каждый год будем встречаться здесь, в нашем шатре...
И Цисия, смотря ему прямо в глаза, подтвердила его слова, и обещание это прозвучало как священный обет, который никто и никогда не сможет нарушить. Сердца их бились в унисон, дыхание смешивалось, и в их мире, наполненном музыкой и любовью, не было уже места для чего-то другого...
* * *
А затем наступили чёрные дни. Тем же летом исчез вдруг отец Тариэла, - отправившись на Андакские пастбища в поисках пропавшей овцы из стада, принадлежавшего великому Гуданскому джвари, он не вернулся. Больше не было от него никаких известий, будто бы вместе с той овцой сгинул навек Датвия Чинчараули с лица земли...
На вершине утёса воссели вороны высоких гор . И затянувшаяся непогода, словно скорбь небес, ниспослала дожди, что смывали отцовские следы... Тариэл, сын исчезнувшего, испытывал на себе всю тяжесть неопределённости.
Омрачилось над селом солнце,
Возгорелись пламенем горы.
Тень незримая пронесётся
По долине вестником горя.
Изольются в плаче любовь и вера.
Помрачнел очаг под крылом невзгоды,
Пошатнулась башня из плиток серых,
Что на извести ты возводил на годы…
Где теперь ты, Датвия? - Плуг покрыт льдом твой,
Родники твои стужа сковала в камень.
Посреди земли одинок дом твой,
Но продлится память твоя веками!
Ты не умер - в сердцах наших упокоен,
Среди нас теперь будешь жить незримо,
Пока горы не рушатся, и доколе
Бегут воды в реке, что струится мимо.
Тариэл был отчаянно несчастен. Когда отец пропал, он ощутил, будто часть его самого была вырвана изнутри. Он искренне любил отца и чувствовал сильную внутреннюю связь с ним. Перед глазами то и дело вставали картины прошлой жизни – вот отец учит его, мальчишку, управляться с мечом и щитом. Тариэл помнил, как отец терпеливо наставлял его, объясняя тонкости работы с оружием, делясь мудростью, накопленной за многие годы...
А вот отец ведёт за собой по пашне двух быков, впряжённых в борону, с корнем выкорчёвывая из земли злостные сорняки - колючий ланцетник и дикую ежевику, и катает их с братом Вепхо по полю на дэдопарцхиса ... Тариэл не мог забыть ту радость и удовлетворение, которые он чувствовал, работая рядом с отцом. Их совместный труд создавал особую связь между ними. Каждый момент, проведённый вместе, становился драгоценным воспоминанием. Он хотел сохранить в своей памяти все уроки и наставления, которые получил от него… Каждая деталь, и запахи земли, и звуки ветра – всё напоминало Тариэлу о том, как сильно он скучает по отцу.
Мысль о том, что какой-нибудь враг сейчас, в сию минуту убивает, пытает или оскорбляет его отца, мучила его день и ночь. Сыновний долг, верность и честь были для Тариэла превыше всего. Он считал своей обязанностью разыскать отца любой ценой, - и, дав обет не стричь волос и не брить бороды, пока его не найдёт, ради успеха этих поисков он пожертвовал всем - счастьем, семьёй, домом, покоем, - и три года отсутствовал в Шатили, не предупредив родных, не подавая о себе вестей... Он старался преодолеть свою печаль и находил источник силы в своих воспоминаниях, чтобы идти вперёд и сохранить то, что было дорого его сердцу.
Но, отправляясь странствовать, Тариэл и предполагать не мог, что это станет началом самой тяжёлой полосы в его жизни. Он был уверен, что сможет найти отца довольно быстро, и они вместе вернутся домой уже через несколько месяцев... Поиски же затянулись на годы, и Тариэл погрузился в них целиком, забывая о матери, брате, сестре, доме, - даже нежный облик Цисии постепенно стирался в его снах...
Три года молчало оставленное дома над очагом пандури, три года искал Тариэл отца, оставив всех своих близких и друзей, и делал всё возможное, чтобы его найти. Он был готов идти и дальше, преодолевая все трудности, которые выпадут ему на пути. Он не захотел беспокоить родных и расстраивать их напрасными ожиданиями во время длительных поисков, - поэтому и не предупредил о своих планах, дабы не обременять их лишними хлопотами и переживаниями. К тому же Тариэл был упрям и настаивал на продолжении поисков, не желая сдаваться, - даже когда почти понимал, что шансов найти отца нет. Три года прошло, а он всё безуспешно обходил хевсурские и кистинские селенья, расспрашивая о судьбе отца...
Осознав наконец, что отец потерян безвозвратно, Тариэл утратил смысл жизни и не мог понять, что же происходит. Ему казалось, что он заблудился в этом огромном мире, он не знал, куда ему двигаться дальше. Он искал отца повсюду, надеясь, что найдёт его живым и невредимым. Но время шло, а следов отца так и не обнаружилось. Эта неясность и беспомощность медленно переросли в глубокую тоску и отчаяние. Воспоминания о совместных моментах с отцом стали мучительными. Он сам не хотел сломаться, прощаясь с надеждой; вдобавок стыдился вернуться домой с пустыми руками после столь долгого отсутствия, и потому решил не сообщать заранее о своём возвращении, - а потом и попросту исчез, погрузившись в свои поиски...
Мать, сестра и младший брат Тариэла были глубоко расстроены его долгим отсутствием без вести. Они переживали за его жизнь и безопасность, погружённые в неведение о его судьбе. Три года - срок очень долгий, за это время могло случиться всякое. Они боялись, что Тариэл мог тоже погибнуть, навеки пропасть без следа, тосковали по сыну и брату, терзались болью от разлуки с ним. Исчезновение Тариэла стало для его родных тяжелейшим ударом, а возможная смерть его оказалась бы для них невыносимой утратой. Их мучила неизвестность - куда, следом за отцом, пропал и сам Тариэл? Почему он так долго не даёт о себе знать? Что могло с ним случиться?! - Эти вопросы томили их сердца день и ночь. Они то надеялись на счастливую весть о его возвращении, то отчаивались, погружаясь в глубокую скорбь...
Переживая за пропавшего, семья Тариэла всё больше отдалялась от соседей, - без единого укора со стороны односельчан, они сами вели себя так, будто бы на них легла опала. Чувствуя себя виноватыми в том, что не удержали Тариэла рядом, они смотрели на его исчезновение как на наказание свыше за их собственную оплошность. Вдобавок прежде, живя в родительском доме в Шатили, Тариэл помогал семье по хозяйству, а без него им становилось всё труднее прокормиться. Долгое его отсутствие грозило обездолить семью материально...
Но однажды измученный и обессилевший Тариэл всё же вернулся к ночи в родное село. Внезапное его возвращение явилось для его семьи и всех знакомых потрясением и неожиданностью. В любом случае, несмотря на все возможные обстоятельства и обиды, оно несло им огромное утешение, облегчение и исцеление многих душевных ран. Их любовь к сыну и брату и верность ему была крепче любых размолвок. Они были очень счастливы, принимая его живым и невредимым после трёх лет разлуки. Сердца их переполнялись радостью...»
Глава 16. НЕЖДАННЫЕ ОТКРЫТИЯ И ПОШАТНУВШИЙСЯ МИР
«Встреча с родными краями после длительных странствий оказалась несколько неожиданной… Солнце уже садилось за вершины, когда на горизонте появилась фигура путника. Тихий ветер шелестел, словно приветствуя его возвращение, и разносил запахи горных цветов по долине, обрамлённой неприступными высокими хребтами. Медленно, словно тень, покрытая пылью дорог, молодой пховец возвращался в своё село. Три года он бродил, скитался по горным тропам, по далёким землям, искал своего отца, пропавшего без вести, оставив семью в смятении и страхе. Но все его усилия были напрасны - вернулся он с пустыми руками, лишь с горем в сердце.
Пронизанные косыми лучами заката, скользившими на лужайку, сидели рядышком на расстеленном по траве холсте, вполголоса переговариваясь и напевая тихую песню под звон пандури, - четыре красотки из Муцо: Манана, Маквала, Эндзела и Пиримзэ... Как и зачем оказались они здесь в поздний час?
Из Муцо?!..
Торолу бросило в жар, в глазах у него потемнело... Не подавая виду, он шутливо поприветствовал девиц:
- С миром ли пришли, добилни ?
Те загадочно переглянулись, удивлённо засмеявшись; послышался нестройный перебор струн, и сёстры пропели ему хором:
- Перед грозой темнеют небеса,
А жаворонок к солнцу вознесётся!
И мгновенно разом все они скрылись из виду, будто бы их тут и не было, - Торола и глазом моргнуть не успел...
Он вдыхал запахи родной земли, ощущая тепло и искренность, которые здесь всегда царили. Когда он поднялся на холм и издали увидел Шатили, сердце его забилось сильнее. Село виднелось впереди, грозно и живописно раскинувшееся на отвесной скале. Расположенные многочисленными террасами над левым берегом Аргуни, крепкие сооружения из тёмных гладких сланцевых плит лепились к склону и, плотно сливаясь друг с другом, напоминали ласточкины гнёзда.
По всему селу в этот час можно было увидеть жителей, занятых повседневными делами. Взгляд Торолы упал на девочку-подростка в сатаури , что работала у маленького окна, закопчённого смолистой сажей, неуклюже пытаясь справиться с огромным кда ... Деревянный бечи наносил равномерные удары по сукну, уплотняя полоску уже вытканной материи.
Мужчины в другом жилище затачивали косы, готовясь к предстоящему сенокосу. На одной из террас старушка мирно доила корову... Мягкие лучи заходящего солнца придавали всему зрелищу тёмно-алый оттенок. Вдалеке, по крутым проходам и коридорам узких улиц, протяжно блеяли овечьи стада, возвращавшиеся с пастбища. Темнота уже начинала окутывать окрестности... На Шатили нисходили горные сумерки, и чёрные покровы южного неба медленно простирались над хаосом пховских строений.
Торола перешёл реку по тонкому мостику, который покорно гнулся под его шагами, и вошёл в селение. Внезапно его появление вызвало неистовую реакцию шатильских собак – свирепых косматых зверей, которые с грозным видом набросились на него с плоских крыш домов. Повсюду в темноте загорелись зловещими красными огнями их глаза, и лохматые, с медведей величиной, белые тени ринулись со всех сторон к Тороле, ставя лапы ему на грудь и хрипло рыча.
Огромные местные псы были известны своей жестокостью и могли стать опасностью для любого человека. На шее у каждой из них был надет тяжёлый широкий ошейник, украшенный массивными шипами, - чтобы не давать волкам возможности перегрызть собачье горло. Стая, вне себя от ярости, лаяла на всё село, излучая злобу, действия их были непредсказуемыми, они просто жаждали раздробить его зубами на куски.
Торола чувствовал, что ему нужно быть бдительным, пока он находится рядом с собаками. Он осторожно приблизился, стараясь не раздразнить их. Он смотрел на них с уверенностью, зная, что, если он сохранит хладнокровие, собаки не посягнут на него, но, ощутив запах страха, они станут ещё более агрессивными. И, конечно же, горец не забывал о надёжной палке, которая в подобных случаях всегда должна быть у путника под рукой.
Торола понимал, что справиться с такими соперниками не так-то просто, но не собирался позволить им преградить ему путь. С присущими ему отвагой и сообразительностью он поторопился извлечь свою дашну из ножен и готовился к схватке.
Звери сужали кольцо вокруг него, подходили всё ближе, выражая своё враждебное отношение к прохожему и готовность к нападению... Но Торола не остался в оборонительной позиции. Он приблизился к собакам и начал двигаться по кругу, избегая бросать им вызов напрямую. При каждом движении молодой пховец искусно размахивал дашной, нанося точные и крепкие удары по пастям и телам животных. Несколько выпадов - и вот визг, стон и хрип слились в мрачной симфонии скомканных звуков...
