Я с интересом ждала итога.
Наконец, Тонан открыл глаза, сложил руки на столе, и вынес приговор:
- А они все по правилам. В первом – молодой, не цветший. Во втором – листья, собранные в пору цветения, на утреннюю росу, а в третьем – то же, что и во втором, но ночного сбора.
Я молча забрала все три мешочка с тысячелистником, аккуратно уложила обратно в сумку, а затем развернула и придвинула к нему небольшой пакетик с тонко истолченным порошком:
- Что здесь?
Парень, азартно сверкнув на меня глазами-вишнями, притянул лист к себе.
К исходу получаса я уже с уверенностью могла сказать: Тонан не мог сдать травологию только потому, что не хотел ее сдавать. Он с легкостью определял, где травы годные, а где пересушенные, что входило в подсунутый мною смешанный сбор и из чего состоял тот самый порошок. До тех пор, пока травы да сборы имели хоть малейшее касательство к руническому искусству, ни один недобросовестный травник не смог бы подсунуть ему дурной товар. Парень точно знал, чего хочет и как это должно выглядеть.
Но как только дело доходило до вопросов о том, где и что растет, какие травы любят тень, а каким нужна влажность, какое растение с каким соседствуют в природе, да по каким приметам их искать следует – рунник скучнел, терял интерес, и лицо его делалось страдальческим и несчастным. Да даже если растение просто не было связано с рунами – и то уже плавал.
Я немного погоняла его по самым неудобным вопросам, мстя за свой недавний испуг, и твердо уверилась – хотел бы Тонан сдать зачет, непременно сдал бы.
Я мысленно хмыкнула – что ж, Тонан Фарр, хочешь выучить кучу ненужной тебе информации, выучишь! И чарующе улыбнулась сидящему передо мной парню:
- Добро пожаловать в мир трав!
А вечером на Школу обрушилась гроза. Светлое до того небо заволокло обложными тучами, воздух похолодал, и где-то далеко, за лесом, за рекой, над морем заворочался в хмурой вышине гром.
Нольвенн, поглядывавшая в окно еще до появления первых признаков непогоды, нервно покружила по комнате, и даже неизлечимая ее хромота, кажется, отступила. Подруга любила грозу. Вот и нынче не усидела в комнате, под защитой каменных стен – вздохнула, бросила на меня виноватый взгляд, да и удрала неизвестно куда. В непогоду, на ночь глядя. Бедовая. И она еще клянется, что ведьмовства ей не досталось!
А гроза приближалась. Шла на Школу от леса, чернеющего громадой до горизонта, и молнии, ослепительно белые, рогатые, впивались, кажется, в самую землю. Мир на краткий миг становился светлым-светлым, а небо – сиреневым, а потом все гасло, и тогда на землю обрушивался гром. Как будто небо раскололось, разбилось, рухнуло. Раскат стихал, и мир оставался ослепленный, оглохший. Беспомощно замерший. Дождь хлестал упругими струями. Белые известняковые стены, вымощенный булыжниками двор, скамейки и колодец. Молнии, падающие с неба, становились все ветвистее, и гром следовал за ними все скорее. Все вокруг становилось то сиренево-белым, то темным и непроглядным. А следом рушился гром, как будто яростный великан бил гигантское било. И ветер. Хлесткий, порывистый. Он стелил плети дождя над землей, срывал листья с яблони над колодцем. И стихал. И тогда небесная вода снова падала отвесно.
Здесь, на открытой галерее, куда я выбралась посмотреть на грозу, было безопасно, и ветер не задувал сюда дождь – разве что, я сама высунусь, перегнусь через высокие перила, потянусь ладонями к бушующей непогоде. Мне и хотелось – умыться дождевой водой, что может быть для девичьей красоты полезнее – да не решилась. Очень уж жуть меня разбирала. Бежала по спине, подымала дыбом волоски на руках. Покрывала гусиной кожей.
- Это от холода! – сказала я себе, и сама себя не услышала.
Молния и гром ударили почти разом. Гроза стояла над самой школой. Я поежилась, и ушла под надежное прикрытие коридора, а потом и вовсе – в нашу с Нольвенн комнату, в которой подружка, бессовестное ведьмино семя, оставила меня одну.
Ненастье лютовало всю ночь, и пусть я старалась не слушать, укрывшись теплым одеялом от всепроникающих холода и сырости, укрыв голову подушкой, но все равно слышала грохот грома и, кажется, даже сквозь сон и закрытые веки видела блеск молний из-под запертых ставень. И лишь перед рассветом все, наконец, затихло.
А утром, выйдя во двор по дороге на занятия, я увидела не только умытый, причесанный ливнем мир.
Я увидела и другое. Тонкий зеленый росток, пробившийся меж камней, которыми вымощен был двор. Каменная брусчатка, укрепленная заклинанием, раньше никогда не уступала рвущимся к солнцу побегам, а тут, надо же, подалась. И плющ за одну ночь разом здорово вымахал.
Я покачала головой, и пошла дальше, то тут, то там подмечая мелкие признаки, знающему взору говорящие многое.
Лес еще не наступал, нет. Но вполне отчетливо поторапливал. Предупреждал о том, что силы, скреплявшие договор, все слабее, и скоро, скоро Лес может хозяйски войти в кольцо школьных стен. А пока шлет своих предвестников.
Боги, хоть бы уже скорее нашли того, кто убил метсавайму.
Сил уже нет ждать, на кого в следующий раз падет жребий. Кому придется платить за чужое преступление и своей кровью скреплять истончающиеся печати, что скрепляют Договор…
Одно радует – Кайден уехал. Кого бы не выбрал Лес, это будет не он!
Сегодня в школе только и шептались о последствиях грозы, все отмечали мелкие изменения в привычной обстановке, и я готова была поклясться, что в какой-то момент видела, как мелькнул за окном зеленый колпак корригана. Кажется, Брейден начинал терять терпение и жалким людишкам намекали, что надо бы и поторопиться с расследованием, а то того и гляди расследовать уже будет некому.
Но привычный распорядок дня, занятия и новые знания, ледяное спокойствие учителей дарили некое успокоение и веру в то, что все образуется. А вечером, я отправилась в лес с ответным визитом. Прабабка подробно объяснила где и как собирать непенф, и в уже сгустившихся сумерках я выскользнула из комнаты, накинув на плечи плащ с капюшоном – небо хмурилось и поплакивало время от времени мелким дождиком.
- А куда это мы? – вынырнувший из-за угла Тонан заставил меня подпрыгнуть и схватиться за сердце. Да он меня до приступа доведет!
- Ты что, следишь за мной? – проворчала я, поправив на руке пустую корзинку и обходя его справа.
Парень круто развернулся и зашагал рядом.
- А если и так? – глаза-вишни лукаво сверкнули.
Я только головой покачала, несколько смущенно, если признать, и продолжила путь.
- Так куда? – Рунник не отставал, хотя вопрос был совершенно праздный. Даже первокурсник мог ответить, куда на ночь глядя с корзинкой может собираться целительница – уж точно не по грибы да по ягоды!
- Травка редкая сегодня зацветает, - призналась я. – Иду собирать.
- Я с тобой, - тут же решил Тонан и, поразмыслив, добавил не слишком вопросительно: - Можно?
- А если нельзя? – поддразнила я. Против компании я в общем-то не возражала.
- Откажешь страждущему получить зачет школяру в толике практики?!
Сколько скорби было в этом голосе. Я невольно улыбнулась и благосклонно кивнула – так уж и быть.
Так что из школы мы вышли вместе. Мелькнула мысль – что подумает случайный знакомый, увидевший нас в окно? Мелькнула и пропала. А и пусть думают. Я девушка свободная, могу ночами гулять с кем мне вздумается!
Лес встретил нас пением сверчков и комариным писком. Светлячки, висящие у каждого над плечом, разгоняли темноту лишь на пару шагов. Можно было бы сияние, конечно, и усилить, но ночь в Брейдене – это не просто темнота. Мало ли кого можно привлечь своим присутствием. Ночью с сумерками в каждом фейри просыпается страшный зуд творить шалости, так что задурить-заиграть могут так, что только с рассветом опомнишься на другом конце леса и будешь еще неделю до школы добираться. И такое у нас бывало.
- Не то, чтобы я возражал, - произнес Тонан почти шепотом, не нарушая шуршащую лесную тишину, а гармонично в нее вписываясь, - но почему ты не возразила? Мне казалось, травники над своими редкими делянками как над сокровищами трясутся, абы кому не покажут, не подпустят.
- А в этом случае смысла нет, - отмахнулась я. – Непенф не просто трава, а трава волшебная. Где сегодня растет, там завтра ее уже не будет, некоторые страждущие годами за ней гоняются, а мне повезло – фейри знакомая подсказала. Так что приди ты туда завтра хоть с оравой друзей и лопатами – не найдешь ничего.
- Ясно… - протянул рунник и на мгновение в его голосе мне почудилось разочарование. – А далеко она вообще?
- Да нет, не очень, - охотно отозвалась я. – Пройдем мимо Большого Дуба, потом через ручей Снов и… ой!
Выйдя на знакомую прогалину, я резко остановилась, будто наткнулась на стену. Знакомое, не единожды исхоженное, ничем в общем-то не примечательное место изменилось неузнаваемо. Куда ни глянь – чахловатое разнотравье, мох на полуистлевшем стволе дерева, вытоптанный кружок земли – все скрылось под белоснежным ковром ландышей. Склоненные колокольчики покачивались на неощущаемом ветру, блестящие упругие листья бодро торчали вверх, разбавляя белую цветочную пену.
Ландыши? В это время? Да и откуда вообще?
- Я смотрю, ты здесь давно не проходила, - хмыкнул за спиной рунник, но не стал заставлять меня задаваться вопросами и тут же пояснил. – Это место, где убили метсавайму. Дань памяти. Кажется, это были ее любимые цветы.
У меня от словосочетания «место, где убили» по спине пробежал неприятный холодок. Волей-неволей воображение нарисовало в голове картину – юная фейри, беззаботно порхающая в одной ей известном танце, а за ее спиной злобно оскаленная рожа с занесенным охотничьим ножом. Глупое воображение, право-слово, ну какой идиот пойдет с ножом на фейри?
Значит здесь? Здесь все началось?
Я стояла неподвижно, сама не знаю почему завороженная видом. Простые белые цветы, которые охапками из леса таскали девушки весной и по всей школе лился тонкий аромат, который не перепутаешь ни с каким другим.
- Они здесь не так давно, - Тонана мой ступор совершенно не озадачил, он продолжил стоять за моей спиной. Близко, почти на грани прикосновения. – Фейри сначала дождались, пока присланные школой люди прочешут здесь каждую травинку-пылинку. Школяры-то тоже то и дело бегали сюда сами, в надежде разглядеть то, чего не разглядели наставники да следопыты, - в голосе парня звучала ощутимая ирония. – Но разом прекратили, когда в одну ночь цветы выросли. Топтать их смельчаки вряд ли найдутся.
Я кивком поблагодарила его за разъяснения и присела на корточки, кончиками пальцев коснувшись хрупких колокольчиков. Что-то где-то в глубине души тоскливо, скорбно заныло от этого прикосновения. Даже жалкая восьмеринка лесной крови отзывалась на зов – приглашение почтить память.
Брейден помнит. Брейден знает. Брейден чтит – звенело в ушах. Чужакам-нарушителям – смерть. Плата за жизнь – смерть. Хранители Договора проследят за его исполнением до того самого момента, как чаши весов вновь не выровняются. Брейден помнит. Бреден знает. Брейден чтит…
- Шела? – голос рунника выдернул меня из странного медитативного состояния. Я рывком поднялась и боязливо прижала к груди руку, только что ласкавшую ландыши.
- Извини, задумалась, - я виновато улыбнулась. – И откуда только ты все знаешь?
- А я от природы любознательный, - Тонан ответил мне задорной улыбкой. – Удивительно, что ты не знаешь. В школе-то сейчас и разговоров только про это все, сама слышала на отработке. Ученики сами носом землю роют, лишь бы следующей жертвой не стать.
- Да у меня голова другим забита, - отмахнулась я.
- Чем это? – В его голосе сквозило нескрываемое любопытство.
- Делами! – Я гордо задрала нос. Ну не сердечными же переживаниями делиться с приятным парнем. – Уроки готовлю для некоторых отстающих рунников.
Тонан вскинул руки в жесте «сдаюсь» и мы продолжили путь.
Вот только за шутливым разговором мысль о поляне меня не отпустила. Никогда до сих пор мне не удавалось испытать такое острое чувство родства с лесом. До сих пор толика лесной крови оставалась лишь не самым приглядным моментом биографии, о котором не стоит кричать на всех углах, да периодически выгодным наследством в виде помогающей прабабки. И я никогда не слышала о Хранителях Договора. Логично, конечно, что раз Договор есть, то кто-то следит за его исполнением, но кто они? И не могут ли они помочь отыскать убийцу?
- Тонан, а ты слышал о Хранителях Договора? – А почему бы и не спросить у этакой всезнайки?
Но рунник посмотрел на меня удивленно.
- О ком? Это что за звери?
- Ну… директор разве не с ними ходил в лес насчет убийства беседы вести?
- Не-а. – Он подал мне руку, помогая перебраться через поваленное дерево, перегородившее путь. Ладонь оказалась не уже, чем у Кайдена, но не такая мозолистая, и, отчего-то, не такая надежная… - Он с метсаваймом говорил и с лесными Старшими. А ни про каких Хранителей я ничего не знаю.
Сделав в уме пометку для нового разговора с гулящей родственницей, я свою ладонь из его руки выпутала и поудобнее перехватила корзинку.
Сбор травы много времени не занял. Да и лишняя пара рук, откровенно говоря, пригодилась. Собирать непенф надо было быстро, пока волшебная травка не «опомнилась» и не исчезла, втянувшись в землю, будто ее и не было. Тонан мои указания исполнял в точности, но от рунника халатности я и не ждала – их работа невнимательности не прощает.
А вот обратный путь у нас вышел долгим. Прямые хоженые тропы вдруг сделались извилистыми, а иногда и вовсе замыкались в круги. Мимо Большого Дуба мы прошли три раза, прежде, чем фейри наигрались и выпустили нас на свободу. И тогда мы с Тонаном обменялись одинаково обеспокоенными взглядами – пошалить лесовики и раньше любили, но никогда не морочили ученикам головы так долго, когда всерьез начинаешь задаваться вопросом, а удастся ли выбраться из замкнутого круга. А прощальное хихиканье в ветвях звучало совсем недобро.
Я думала, что Тонан покинет меня почти сразу за школьными воротами, но он настоял на том, чтобы проводить до самой комнаты, прикрывшись таинственным «мало ли что!», и отнекаться мне не позволил, отказавшись до того момента возвращать корзину с травой. И я шла по коридору рядом с ним, высоким, привлекательным, веселым, и думала – хороший же парень! Замечательный же! Не чета всяким хмурым лучникам с кучей душевных травм и неуравновешенностью. Ну, плечи не такие широкие, так ведь не в плечах же счастье?
За такими размышлениями я и не заметила, как мы весь путь до комнаты преодолели. Очнулась только когда улыбающийся рунник с шутливым поклоном протянул мне корзинку.
- Спасибо за науку, наставница! Век не забуду доброты твоей неземной!
Я сама невольно расплылась в улыбке, вот ведь дурень. Тонан распрямился, глаза-вишни задорно сверкнули, а в следующее мгновение он качнулся вперед. Это не было стремительное, резкое движение, которое мне не удалось бы предотвратить. Нет. Да и я с самых ворот предполагала, что что-то такое случиться может, и все равно сердце стукнуло громче, подпрыгнуло, в какой-то момент я даже думала вскинуть руки, остановить… но в руках была корзинка, а в душе стойкое желание кое-что для себя понять.
Он поцеловал меня даже не в губы, в уголок – быстро и легко. Отстранился, ухмыльнулся.
Наконец, Тонан открыл глаза, сложил руки на столе, и вынес приговор:
- А они все по правилам. В первом – молодой, не цветший. Во втором – листья, собранные в пору цветения, на утреннюю росу, а в третьем – то же, что и во втором, но ночного сбора.
Я молча забрала все три мешочка с тысячелистником, аккуратно уложила обратно в сумку, а затем развернула и придвинула к нему небольшой пакетик с тонко истолченным порошком:
- Что здесь?
Парень, азартно сверкнув на меня глазами-вишнями, притянул лист к себе.
К исходу получаса я уже с уверенностью могла сказать: Тонан не мог сдать травологию только потому, что не хотел ее сдавать. Он с легкостью определял, где травы годные, а где пересушенные, что входило в подсунутый мною смешанный сбор и из чего состоял тот самый порошок. До тех пор, пока травы да сборы имели хоть малейшее касательство к руническому искусству, ни один недобросовестный травник не смог бы подсунуть ему дурной товар. Парень точно знал, чего хочет и как это должно выглядеть.
Но как только дело доходило до вопросов о том, где и что растет, какие травы любят тень, а каким нужна влажность, какое растение с каким соседствуют в природе, да по каким приметам их искать следует – рунник скучнел, терял интерес, и лицо его делалось страдальческим и несчастным. Да даже если растение просто не было связано с рунами – и то уже плавал.
Я немного погоняла его по самым неудобным вопросам, мстя за свой недавний испуг, и твердо уверилась – хотел бы Тонан сдать зачет, непременно сдал бы.
Я мысленно хмыкнула – что ж, Тонан Фарр, хочешь выучить кучу ненужной тебе информации, выучишь! И чарующе улыбнулась сидящему передо мной парню:
- Добро пожаловать в мир трав!
А вечером на Школу обрушилась гроза. Светлое до того небо заволокло обложными тучами, воздух похолодал, и где-то далеко, за лесом, за рекой, над морем заворочался в хмурой вышине гром.
Нольвенн, поглядывавшая в окно еще до появления первых признаков непогоды, нервно покружила по комнате, и даже неизлечимая ее хромота, кажется, отступила. Подруга любила грозу. Вот и нынче не усидела в комнате, под защитой каменных стен – вздохнула, бросила на меня виноватый взгляд, да и удрала неизвестно куда. В непогоду, на ночь глядя. Бедовая. И она еще клянется, что ведьмовства ей не досталось!
А гроза приближалась. Шла на Школу от леса, чернеющего громадой до горизонта, и молнии, ослепительно белые, рогатые, впивались, кажется, в самую землю. Мир на краткий миг становился светлым-светлым, а небо – сиреневым, а потом все гасло, и тогда на землю обрушивался гром. Как будто небо раскололось, разбилось, рухнуло. Раскат стихал, и мир оставался ослепленный, оглохший. Беспомощно замерший. Дождь хлестал упругими струями. Белые известняковые стены, вымощенный булыжниками двор, скамейки и колодец. Молнии, падающие с неба, становились все ветвистее, и гром следовал за ними все скорее. Все вокруг становилось то сиренево-белым, то темным и непроглядным. А следом рушился гром, как будто яростный великан бил гигантское било. И ветер. Хлесткий, порывистый. Он стелил плети дождя над землей, срывал листья с яблони над колодцем. И стихал. И тогда небесная вода снова падала отвесно.
Здесь, на открытой галерее, куда я выбралась посмотреть на грозу, было безопасно, и ветер не задувал сюда дождь – разве что, я сама высунусь, перегнусь через высокие перила, потянусь ладонями к бушующей непогоде. Мне и хотелось – умыться дождевой водой, что может быть для девичьей красоты полезнее – да не решилась. Очень уж жуть меня разбирала. Бежала по спине, подымала дыбом волоски на руках. Покрывала гусиной кожей.
- Это от холода! – сказала я себе, и сама себя не услышала.
Молния и гром ударили почти разом. Гроза стояла над самой школой. Я поежилась, и ушла под надежное прикрытие коридора, а потом и вовсе – в нашу с Нольвенн комнату, в которой подружка, бессовестное ведьмино семя, оставила меня одну.
Ненастье лютовало всю ночь, и пусть я старалась не слушать, укрывшись теплым одеялом от всепроникающих холода и сырости, укрыв голову подушкой, но все равно слышала грохот грома и, кажется, даже сквозь сон и закрытые веки видела блеск молний из-под запертых ставень. И лишь перед рассветом все, наконец, затихло.
А утром, выйдя во двор по дороге на занятия, я увидела не только умытый, причесанный ливнем мир.
Я увидела и другое. Тонкий зеленый росток, пробившийся меж камней, которыми вымощен был двор. Каменная брусчатка, укрепленная заклинанием, раньше никогда не уступала рвущимся к солнцу побегам, а тут, надо же, подалась. И плющ за одну ночь разом здорово вымахал.
Я покачала головой, и пошла дальше, то тут, то там подмечая мелкие признаки, знающему взору говорящие многое.
Лес еще не наступал, нет. Но вполне отчетливо поторапливал. Предупреждал о том, что силы, скреплявшие договор, все слабее, и скоро, скоро Лес может хозяйски войти в кольцо школьных стен. А пока шлет своих предвестников.
Боги, хоть бы уже скорее нашли того, кто убил метсавайму.
Сил уже нет ждать, на кого в следующий раз падет жребий. Кому придется платить за чужое преступление и своей кровью скреплять истончающиеся печати, что скрепляют Договор…
Одно радует – Кайден уехал. Кого бы не выбрал Лес, это будет не он!
Сегодня в школе только и шептались о последствиях грозы, все отмечали мелкие изменения в привычной обстановке, и я готова была поклясться, что в какой-то момент видела, как мелькнул за окном зеленый колпак корригана. Кажется, Брейден начинал терять терпение и жалким людишкам намекали, что надо бы и поторопиться с расследованием, а то того и гляди расследовать уже будет некому.
Но привычный распорядок дня, занятия и новые знания, ледяное спокойствие учителей дарили некое успокоение и веру в то, что все образуется. А вечером, я отправилась в лес с ответным визитом. Прабабка подробно объяснила где и как собирать непенф, и в уже сгустившихся сумерках я выскользнула из комнаты, накинув на плечи плащ с капюшоном – небо хмурилось и поплакивало время от времени мелким дождиком.
- А куда это мы? – вынырнувший из-за угла Тонан заставил меня подпрыгнуть и схватиться за сердце. Да он меня до приступа доведет!
- Ты что, следишь за мной? – проворчала я, поправив на руке пустую корзинку и обходя его справа.
Парень круто развернулся и зашагал рядом.
- А если и так? – глаза-вишни лукаво сверкнули.
Я только головой покачала, несколько смущенно, если признать, и продолжила путь.
- Так куда? – Рунник не отставал, хотя вопрос был совершенно праздный. Даже первокурсник мог ответить, куда на ночь глядя с корзинкой может собираться целительница – уж точно не по грибы да по ягоды!
- Травка редкая сегодня зацветает, - призналась я. – Иду собирать.
- Я с тобой, - тут же решил Тонан и, поразмыслив, добавил не слишком вопросительно: - Можно?
- А если нельзя? – поддразнила я. Против компании я в общем-то не возражала.
- Откажешь страждущему получить зачет школяру в толике практики?!
Сколько скорби было в этом голосе. Я невольно улыбнулась и благосклонно кивнула – так уж и быть.
Так что из школы мы вышли вместе. Мелькнула мысль – что подумает случайный знакомый, увидевший нас в окно? Мелькнула и пропала. А и пусть думают. Я девушка свободная, могу ночами гулять с кем мне вздумается!
Лес встретил нас пением сверчков и комариным писком. Светлячки, висящие у каждого над плечом, разгоняли темноту лишь на пару шагов. Можно было бы сияние, конечно, и усилить, но ночь в Брейдене – это не просто темнота. Мало ли кого можно привлечь своим присутствием. Ночью с сумерками в каждом фейри просыпается страшный зуд творить шалости, так что задурить-заиграть могут так, что только с рассветом опомнишься на другом конце леса и будешь еще неделю до школы добираться. И такое у нас бывало.
- Не то, чтобы я возражал, - произнес Тонан почти шепотом, не нарушая шуршащую лесную тишину, а гармонично в нее вписываясь, - но почему ты не возразила? Мне казалось, травники над своими редкими делянками как над сокровищами трясутся, абы кому не покажут, не подпустят.
- А в этом случае смысла нет, - отмахнулась я. – Непенф не просто трава, а трава волшебная. Где сегодня растет, там завтра ее уже не будет, некоторые страждущие годами за ней гоняются, а мне повезло – фейри знакомая подсказала. Так что приди ты туда завтра хоть с оравой друзей и лопатами – не найдешь ничего.
- Ясно… - протянул рунник и на мгновение в его голосе мне почудилось разочарование. – А далеко она вообще?
- Да нет, не очень, - охотно отозвалась я. – Пройдем мимо Большого Дуба, потом через ручей Снов и… ой!
Выйдя на знакомую прогалину, я резко остановилась, будто наткнулась на стену. Знакомое, не единожды исхоженное, ничем в общем-то не примечательное место изменилось неузнаваемо. Куда ни глянь – чахловатое разнотравье, мох на полуистлевшем стволе дерева, вытоптанный кружок земли – все скрылось под белоснежным ковром ландышей. Склоненные колокольчики покачивались на неощущаемом ветру, блестящие упругие листья бодро торчали вверх, разбавляя белую цветочную пену.
Ландыши? В это время? Да и откуда вообще?
- Я смотрю, ты здесь давно не проходила, - хмыкнул за спиной рунник, но не стал заставлять меня задаваться вопросами и тут же пояснил. – Это место, где убили метсавайму. Дань памяти. Кажется, это были ее любимые цветы.
У меня от словосочетания «место, где убили» по спине пробежал неприятный холодок. Волей-неволей воображение нарисовало в голове картину – юная фейри, беззаботно порхающая в одной ей известном танце, а за ее спиной злобно оскаленная рожа с занесенным охотничьим ножом. Глупое воображение, право-слово, ну какой идиот пойдет с ножом на фейри?
Значит здесь? Здесь все началось?
Я стояла неподвижно, сама не знаю почему завороженная видом. Простые белые цветы, которые охапками из леса таскали девушки весной и по всей школе лился тонкий аромат, который не перепутаешь ни с каким другим.
- Они здесь не так давно, - Тонана мой ступор совершенно не озадачил, он продолжил стоять за моей спиной. Близко, почти на грани прикосновения. – Фейри сначала дождались, пока присланные школой люди прочешут здесь каждую травинку-пылинку. Школяры-то тоже то и дело бегали сюда сами, в надежде разглядеть то, чего не разглядели наставники да следопыты, - в голосе парня звучала ощутимая ирония. – Но разом прекратили, когда в одну ночь цветы выросли. Топтать их смельчаки вряд ли найдутся.
Я кивком поблагодарила его за разъяснения и присела на корточки, кончиками пальцев коснувшись хрупких колокольчиков. Что-то где-то в глубине души тоскливо, скорбно заныло от этого прикосновения. Даже жалкая восьмеринка лесной крови отзывалась на зов – приглашение почтить память.
Брейден помнит. Брейден знает. Брейден чтит – звенело в ушах. Чужакам-нарушителям – смерть. Плата за жизнь – смерть. Хранители Договора проследят за его исполнением до того самого момента, как чаши весов вновь не выровняются. Брейден помнит. Бреден знает. Брейден чтит…
- Шела? – голос рунника выдернул меня из странного медитативного состояния. Я рывком поднялась и боязливо прижала к груди руку, только что ласкавшую ландыши.
- Извини, задумалась, - я виновато улыбнулась. – И откуда только ты все знаешь?
- А я от природы любознательный, - Тонан ответил мне задорной улыбкой. – Удивительно, что ты не знаешь. В школе-то сейчас и разговоров только про это все, сама слышала на отработке. Ученики сами носом землю роют, лишь бы следующей жертвой не стать.
- Да у меня голова другим забита, - отмахнулась я.
- Чем это? – В его голосе сквозило нескрываемое любопытство.
- Делами! – Я гордо задрала нос. Ну не сердечными же переживаниями делиться с приятным парнем. – Уроки готовлю для некоторых отстающих рунников.
Тонан вскинул руки в жесте «сдаюсь» и мы продолжили путь.
Вот только за шутливым разговором мысль о поляне меня не отпустила. Никогда до сих пор мне не удавалось испытать такое острое чувство родства с лесом. До сих пор толика лесной крови оставалась лишь не самым приглядным моментом биографии, о котором не стоит кричать на всех углах, да периодически выгодным наследством в виде помогающей прабабки. И я никогда не слышала о Хранителях Договора. Логично, конечно, что раз Договор есть, то кто-то следит за его исполнением, но кто они? И не могут ли они помочь отыскать убийцу?
- Тонан, а ты слышал о Хранителях Договора? – А почему бы и не спросить у этакой всезнайки?
Но рунник посмотрел на меня удивленно.
- О ком? Это что за звери?
- Ну… директор разве не с ними ходил в лес насчет убийства беседы вести?
- Не-а. – Он подал мне руку, помогая перебраться через поваленное дерево, перегородившее путь. Ладонь оказалась не уже, чем у Кайдена, но не такая мозолистая, и, отчего-то, не такая надежная… - Он с метсаваймом говорил и с лесными Старшими. А ни про каких Хранителей я ничего не знаю.
Сделав в уме пометку для нового разговора с гулящей родственницей, я свою ладонь из его руки выпутала и поудобнее перехватила корзинку.
Сбор травы много времени не занял. Да и лишняя пара рук, откровенно говоря, пригодилась. Собирать непенф надо было быстро, пока волшебная травка не «опомнилась» и не исчезла, втянувшись в землю, будто ее и не было. Тонан мои указания исполнял в точности, но от рунника халатности я и не ждала – их работа невнимательности не прощает.
А вот обратный путь у нас вышел долгим. Прямые хоженые тропы вдруг сделались извилистыми, а иногда и вовсе замыкались в круги. Мимо Большого Дуба мы прошли три раза, прежде, чем фейри наигрались и выпустили нас на свободу. И тогда мы с Тонаном обменялись одинаково обеспокоенными взглядами – пошалить лесовики и раньше любили, но никогда не морочили ученикам головы так долго, когда всерьез начинаешь задаваться вопросом, а удастся ли выбраться из замкнутого круга. А прощальное хихиканье в ветвях звучало совсем недобро.
Я думала, что Тонан покинет меня почти сразу за школьными воротами, но он настоял на том, чтобы проводить до самой комнаты, прикрывшись таинственным «мало ли что!», и отнекаться мне не позволил, отказавшись до того момента возвращать корзину с травой. И я шла по коридору рядом с ним, высоким, привлекательным, веселым, и думала – хороший же парень! Замечательный же! Не чета всяким хмурым лучникам с кучей душевных травм и неуравновешенностью. Ну, плечи не такие широкие, так ведь не в плечах же счастье?
За такими размышлениями я и не заметила, как мы весь путь до комнаты преодолели. Очнулась только когда улыбающийся рунник с шутливым поклоном протянул мне корзинку.
- Спасибо за науку, наставница! Век не забуду доброты твоей неземной!
Я сама невольно расплылась в улыбке, вот ведь дурень. Тонан распрямился, глаза-вишни задорно сверкнули, а в следующее мгновение он качнулся вперед. Это не было стремительное, резкое движение, которое мне не удалось бы предотвратить. Нет. Да и я с самых ворот предполагала, что что-то такое случиться может, и все равно сердце стукнуло громче, подпрыгнуло, в какой-то момент я даже думала вскинуть руки, остановить… но в руках была корзинка, а в душе стойкое желание кое-что для себя понять.
Он поцеловал меня даже не в губы, в уголок – быстро и легко. Отстранился, ухмыльнулся.
