В целом, они поддерживали между собой весьма хорошие отношения: он не трогал её, она не интересовалась тем, почему такой сильный и красивый мужчина как Фергус выбрал столь уединённый и монотонный образ жизни лесничего.
Однако главным достоинством лесника, без сомнения, было наличие в его хозяйстве двух отличных, породистых лошадей, на одной из которых он ездил сам – осматривая угодья герцога, а вторую держал «про запас», на тот случай, если конь самого герцога неудачно подвернёт ногу во время охоты (что нередко и происходило с важной персоной, любившей загонять своих длинноногих любимцев до полусмерти). На эту-то «запасную» кобылу и рассчитывала девушка – оставалось только придумать предлог, позволявший ей получить лошадь без особых подозрений со стороны лесничего. Главным для неё сейчас было добраться до Озорио – крохотного городка, от которого до Рима было «рукой подать». До него было три дня пути, после чего можно дать отдохнуть лошади лесничего в местном трактире, а там – продолжить путь и вернуть животное Фергусу в целости и сохранности с кем-нибудь из их слуг.
С этими мыслями Альберта поднялась на ноги в полной решимости тут же продолжить путь, однако громкое урчание в животе и внезапно закружившаяся голова остановили её. Нужно было утолить жажду и хоть немного поспать – иначе ей не пройти и половины дороги до леса Фергуса. Девушка осмотрелась и, не увидев вокруг ни души, вошла в сарай. Надеясь, что хозяевам лачуги не придёт в голову заглянуть сюда в ближайшие пару часов, Альберта забилась в самый дальний угол сарая - туда, где было темнее всего. Накрывшись валявшейся рядом ветошью, девушка произнесла свою молитву и закрыла глаза, после чего мгновенно уснула.
***
Когда Альберта проснулась, на деревню уже опустился вечер. На тёмно-синем бархате неба зажглись первые звёзды, похожие на маленькие сверкающие бриллианты. Длинные перистые облака облегали небо то тут, то там, подобно мягкой меховой накидке, небрежно наброшенной на плечи некоей загадочной красавицы.
Девушка осторожно поднялась со своего места, предусмотрительно вытянув перед собой левую руку – если в сарае кто-то и был, он рисковал остаться здесь навечно, коли затаился в глубине тени с недобрыми намерениями. Вглядываясь в кромешную тьму соломенной крыши, изредка освещаемой серебряными нитями света молодого месяца – Альберта одновременно напрягала все свои человеческие (и не только) органы чувств – ей было очень важно знать, что именно находится в темноте. Превратившись в один сплошной сверхчувствительный комок нервов, девушка стояла посреди пыльного грязного сарая, стараясь всеми силами ощутить возможную опасность. Однако, сколько она ни концентрировалась – ей так и не удалось ничего ощутить. И это удивило ведунью, учитывая, что отец Мануэль со своим помощником наверняка должны были уже пуститься во весь опор на её поиски.
Простояв ещё какое-то время в темноте, Альберта, наконец, решилась выйти на воздух – так или иначе, но нужно было двигаться дальше. Даже если удача сейчас временно на её стороне, не стоит пренебрегать элементарной осмотрительностью – в любой момент могли подоспеть наёмники Мануэля, а сил, чтобы применить все имеющиеся у неё способности, могло не хватить.
Вновь ощутив противное чувство пустоты в желудке, девушка быстро осмотрела имевшиеся в сарае полки – пищи не было никакой. Тогда Альберта решила не тянуть более время, а двинуться в путь. Возможно, ей повезет перекусить в доме у Фергуса.
Выйдя наружу, девушка первым делом поела немного снега, чтобы утолить жажду. После этого, она побежала мелкой трусцой вверх по дороге, а затем свернула прямиком на поле, рассчитывая пересечь его как можно быстрее и выйти к ночному лесу. Холодный снег обжигал голые ступни девушки, а потому, пробежав некоторое расстояние, она остановилась. Отодрав часть подола, ведунья обмотала им ноги наподобие коротких чулок, в результате чего её некогда длинная юбка стала короче вдвое, обнажая нежную кожу белых как молоко коленей. «Лучше выставить на свет немного наготы, чем подхватить воспаление лёгких», - рассудила про себя Альберта. Наскоро заплетя из своих длинных волос крепкую косу, девушка обмотала ею собственное горло, восполнив, таким образом, отсутствие тёплой шали. Заткнув свободный конец косы за ворот платья, жрица вновь двинулась по полю мелкой рысцой, словно спешащее куда-то в ночь по своим делам животное.
В лесу ориентироваться было гораздо трудней, чем на просторном белоснежном поле. Отсутствие света Альберта могла компенсировать своим умением видеть в темноте – это было несложно. Однако босые нежные ноги, хоть и были надёжно обмотаны, но, тем не менее, отчётливо ощущали каждую веточку и корень, встречавшиеся им на пути. Вскоре ткань полностью изорвалась, и Альберта почувствовала, что оставляет за собой кровавый след. «Нельзя давать охотникам повод заглянуть в лисью нору, - думала девушка. – Придётся рискнуть, но другого выхода у меня нет – надо как можно быстрее добраться до избы лесничего».
Закидав красные подтёки свежим снегом, Альберта остановилась и уселась прямо на холодную землю, поджав под себя саднящие ноги. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, жрица расслабилась и попыталась остановить все мысли, имевшиеся на тот момент в её голове. Успокоив собственное дыхание и почувствовав в сознании приятную пустоту, Альберта стала ждать. Спустя пару мгновений она ощутила, как её тело и разум посылают в глубокую чащу леса тихие, но настойчивые сигналы призыва. Она словно превратилась в дрожащее зеркало водной глади – недвижимое, но наполненное мириадами внутренних потоков, мчащихся с дикой скоростью под поверхностью воды.
Постепенно чувство холода начало притупляться, как и боль в ступнях. Спустя короткое время, Альберта добилась того, чего хотела – она полностью отрешилась от своего тела, и теперь её сознание стало абсолютно свободным - как следствие, способным получить ответ на свой вопрос. Альберта смотрела впереди себя невидимым взором, пытаясь поймать тончайшие отсветы возможного ответного видения. Наконец, она узрела: словно вплывшая в поток реки рыба, засиял внутри неё крохотный, но яркий огонёк, означавший домик лесничего, спасительный маяк, возникший в темноте её ментального поля. Вскоре она ощутила ответный импульс, исходящий от старенькой избушки, и это значило, что она двигается в верно выбранном направлении.
Узнав то, что было необходимо, Альберта начала обратный процесс – времени было не так уж и много, а возвращение в земное тело являлось процессом долгим и не слишком приятным. К тому же, это забирало немало сил. Когда все мыслительные потоки вновь были стянуты в единую точку, собраны под тонкую ментальную кромку сознания – Альберта начала постепенно утолщать её силой собственной воли, воздвигая таким образом внутренний барьер, отделявший её физическое тело от духовного. Она поняла, что процесс завершился сразу же, как только в голове её промелькнула первая скользкая мысль, а под ногами вновь колючими иголками дал знать о себе снег.
Открыв глаза, девушка вновь увидела окружающую её ночную тьму. Луна слабо светила сквозь тёмное кружево длинных, иссиня-чёрных веток, отбрасывая густую тень на белую поверхность снежного покрова земли, тем самым создавая ещё больший мрак. И хотя лес был небольшим - ночью любая, даже самая безобидная роща, становится пугающей и непроходимой. Деревья всегда показывают заблудшему путнику свою другую – тёмную сторону, как только солнце закатывается за зелёную линию горизонта. Это заставляет человека уважать природу и одновременно указывает на его собственное, совсем незначительное место в круговороте естественной, истинной жизни.
Вдруг, в пятнадцати шагах от девушки раздался громкий треск – казалось, ветки ломаются от сильнейшего порыва ветра, неведомым образом проникшего в эту часть леса. Следом за этим последовал тихий хруст снега - кто-то явно приближался к Альберте, и этот кто-то, судя по широкому промежутку между шагами, был большим и тяжёлым. Девушка вихрем вскочила на ноги, не зная, в какую сторону лучше бежать, чтобы противник не смог сразу её настигнуть. Силы слабели с каждым часом – к сожалению, все существа, имеющие физическую оболочку, должны подкрепляться, а молодая женщина тем более.
Внезапно тяжёлый, зычный, словно церковный колокол, звериный рык прорезал шуршащую тишину леса. Если до этого в воздухе и были какие-то звуки, присущие ночной жизни, то они вмиг стихли. Альберта не верила своему счастью – её просьба была услышана! «Да возблагодарит тебя Свет, о, великий Хозяин леса!», - мысленно произнесла девушка. Ветки впереди неё расступились, и, «разламывая» под лапами хрустящие, переливающиеся в отблесках лунного света снежинки, из чащи вышел медведь. Он был огромным – если бы встал на задние лапы, то в холке достигал бы роста поставленных друг на друга пяти рослых мужчин! И сам внешний вид его был не как у обычных медведей – шкура имела серебристый оттенок, её цвет был ближе к чёрному, нежели к рыжевато-бурому, как у других представителей вида. И в то же время – на боках ясно различались рыжие подпалины вперемешку с седой шерстью. «Воротник» шкуры медведя был таким же снежно-белым, как снег на открытых полях в начале января, а когти на грузных лапах поблёскивали словно стальные.
Взглянув на морду животного, Альберта обомлела – глаза, смотрящие прямо на неё, были человеческими! Морда имела вытянутую, сильно деформированную челюсть, из которой торчали длинные, неестественно острые клыки. Казалось, их заточили специально для того, чтобы живьём сдирать кожу с незадачливых путников, заблудившихся здесь в ночи.
Откуда в столь маленьком лесу такое крупное животное – ответить было трудно. Однако, даже если допустить, что это вовсе не животное, а бог-оборотень, хранитель леса – оставалось только догадываться, как он отнесётся к тому, что его вызвали насильно – против воли вызволив из Царства Вечных Краёв, куда после смерти, по представлению Альберты и ей подобных, уходили все люди.
Склонившись перед зверем, девушка медленно опустилась на колени и почтительно вытянула перед собой на снегу руки, чтобы показать: она – безоружна, и не может причинить ему вреда. Огромное животное фыркнуло, выпустив из пасти клубы зловонного пара, после чего опустило мощную шею и принялось обнюхивать голые по локоть руки ведуньи. Когда зубы медведя оказались в нескольких сантиметрах от её лица, Альберта еле сдержала крик страха – её часть натуры, близкая к человеческой, внутренне вопила от охватившего её животного ужаса перед гораздо более сильным видом. Обнюхав исцарапанные ветками руки, медведь слегка коснулся её кожи своим горячим влажным носом. Альберта тут же почувствовала, как свежие длинные царапины нестерпимо зудят, покрываясь целебной коркой, обещающей скорое исцеление.
Затем медведь замер в дюйме от шеи девушки, и чуть зарычал – Альберта буквально телом ощутила утробное урчание, плавно подкатывающее к пасти зверя. Высунув широкий, в два раза шире, чем у коровы, шершавый красновато-бурый язык, животное лизнуло волосы молодой женщины, попутно зацепив их торчащим клыком. Альберта поняла, что если даже попытаться сейчас перейти в иное состояние – она просто не успеет, ибо будет молниеносно растерзана зубами и когтями страшного зверя. В лучшем же случае, она лишится головы, и это будет милостивая смерть.
Подцепив волосы своеобразным «крюком» из языка и клыков, медведь медленно потянул за них – Альберта поначалу решила, что он хочет задушить её таким образом, однако вскоре поняла, что зверь желает лишь обнажить её шею, чтобы увидеть – не скрывается ли в волосах какое-либо оружие. Жрица тихонько склонила голову набок – помогая зверю освободить себя от пут тяжёлой густой косы. Мысленно, она молила его о пощаде. Наконец, когда зверь увидел, что ничего, кроме шеи и «пустых» волос у Альберты не имеется – он позволил себе отступить. Ещё раз взглянув на Альберту, медведь издал презрительное фырканье, как будто понял, какого рода существо находится перед ним. Ведунья же не смела не только поднять глаза, но и просто пошевелиться или вздохнуть – молчаливо ожидая, когда чудесный зверь вынесет ей свой приговор.
Краем глаза она увидела, как к ней протягивается когтистая лапа зверя-великана - девушка мысленно попрощалась с отцом и всем своим кланом. Но вместо того, чтобы одним ударом размозжить девушке голову, медведь тихонько коснулся её, «разрешая» посмотреть на него. Однако и силы «лёгкого касания» хватило для того, чтобы Альберта сильно покачнулась, чуть не упав навзничь перед своим «судьёй». Медленно подняв взгляд, Альберта не увидела в глазах животного ненависти, но и одобрения в них тоже не было. Всё, что она могла прочесть – это презрение и снисхождение к своей породе, и одолжение, высказанное молчаливо в ответ на её искреннюю просьбу.
Зверь наклонился на один бок и недовольно зарычал, давая ей понять, что она может сесть на него. Неловко ухватившись за шкуру, Альберта стала цепляться за шерсть, и то и дело слышала, как медведь недовольно ворчит, готовый вот-вот скинуть свою случайную наездницу. Когда молодая жрица устроилась на мощном загривке животного, то громко взвизгнула – зверь не стал церемониться и рванул что было силы сразу же, как только почувствовал, что она готова к дальнейшему путешествию.
Грандиознейшими прыжками, зверь за пару минут преодолел расстояние, которое пешком можно было пройти разве что за ночь. Ветви крепких дубов и свисающие щупальца густой паутины то и дело касались лица Альберты, однако никакой боли или дискомфорта ей не причиняли. Она даже не могла толком сказать, движутся ли они – казалось, зверь летит над поверхностью земли, с такой огромной скоростью они бежали.
Путешествие окончилось весьма неожиданно – медведь резко остановился и скинул Альберту со своей спины так, словно она была надоедливой, досаждавшей ему птицей-чистильщиком, выклёвывающей у него из шкуры мелких паразитов. Жрица даже пискнуть не успела, как оказалась в глубоком сугробе, головой в снегу. Когда же она высвободилась из холодных и мокрых «объятий», вокруг уже никого не было. Зверь исчез абсолютно бесшумно, как будто был порождением той самой тишины, из которой обычно рождаются жуткие легенды о лесных призраках-людоедах, в облике страшных зверей подстерегающих своих жертв тёмной ночью.
Не успев даже поблагодарить очевидного Хозяина здешних угодий, Альберта мысленно сделала то же самое по отношению к своему непосредственному покровителю – Всевышнему Свету. Кое-как поднявшись, женщина огляделась. К её удивлению и радости, прямо перед ней стояла та самая избушка Фергуса, к которой она так стремилась попасть. Оставалось всего лишь пройти пару шагов и выйти на опушку, огибая толстый ствол какого-то старого дерева, с незапамятных времён стоявшего на этом месте и не имевшего определённой породы. В нём было немного от дуба, и немного от сосны, а пара веток подозрительно напоминали кленовые, хотя сам Фергус считал их больше похожими на липу – лучше определить не удавалось, ибо ветки эти никогда не обрастали листьями и не цвели. Совсем. Как и всё дерево.
Однако главным достоинством лесника, без сомнения, было наличие в его хозяйстве двух отличных, породистых лошадей, на одной из которых он ездил сам – осматривая угодья герцога, а вторую держал «про запас», на тот случай, если конь самого герцога неудачно подвернёт ногу во время охоты (что нередко и происходило с важной персоной, любившей загонять своих длинноногих любимцев до полусмерти). На эту-то «запасную» кобылу и рассчитывала девушка – оставалось только придумать предлог, позволявший ей получить лошадь без особых подозрений со стороны лесничего. Главным для неё сейчас было добраться до Озорио – крохотного городка, от которого до Рима было «рукой подать». До него было три дня пути, после чего можно дать отдохнуть лошади лесничего в местном трактире, а там – продолжить путь и вернуть животное Фергусу в целости и сохранности с кем-нибудь из их слуг.
С этими мыслями Альберта поднялась на ноги в полной решимости тут же продолжить путь, однако громкое урчание в животе и внезапно закружившаяся голова остановили её. Нужно было утолить жажду и хоть немного поспать – иначе ей не пройти и половины дороги до леса Фергуса. Девушка осмотрелась и, не увидев вокруг ни души, вошла в сарай. Надеясь, что хозяевам лачуги не придёт в голову заглянуть сюда в ближайшие пару часов, Альберта забилась в самый дальний угол сарая - туда, где было темнее всего. Накрывшись валявшейся рядом ветошью, девушка произнесла свою молитву и закрыла глаза, после чего мгновенно уснула.
***
Когда Альберта проснулась, на деревню уже опустился вечер. На тёмно-синем бархате неба зажглись первые звёзды, похожие на маленькие сверкающие бриллианты. Длинные перистые облака облегали небо то тут, то там, подобно мягкой меховой накидке, небрежно наброшенной на плечи некоей загадочной красавицы.
Девушка осторожно поднялась со своего места, предусмотрительно вытянув перед собой левую руку – если в сарае кто-то и был, он рисковал остаться здесь навечно, коли затаился в глубине тени с недобрыми намерениями. Вглядываясь в кромешную тьму соломенной крыши, изредка освещаемой серебряными нитями света молодого месяца – Альберта одновременно напрягала все свои человеческие (и не только) органы чувств – ей было очень важно знать, что именно находится в темноте. Превратившись в один сплошной сверхчувствительный комок нервов, девушка стояла посреди пыльного грязного сарая, стараясь всеми силами ощутить возможную опасность. Однако, сколько она ни концентрировалась – ей так и не удалось ничего ощутить. И это удивило ведунью, учитывая, что отец Мануэль со своим помощником наверняка должны были уже пуститься во весь опор на её поиски.
Простояв ещё какое-то время в темноте, Альберта, наконец, решилась выйти на воздух – так или иначе, но нужно было двигаться дальше. Даже если удача сейчас временно на её стороне, не стоит пренебрегать элементарной осмотрительностью – в любой момент могли подоспеть наёмники Мануэля, а сил, чтобы применить все имеющиеся у неё способности, могло не хватить.
Вновь ощутив противное чувство пустоты в желудке, девушка быстро осмотрела имевшиеся в сарае полки – пищи не было никакой. Тогда Альберта решила не тянуть более время, а двинуться в путь. Возможно, ей повезет перекусить в доме у Фергуса.
Выйдя наружу, девушка первым делом поела немного снега, чтобы утолить жажду. После этого, она побежала мелкой трусцой вверх по дороге, а затем свернула прямиком на поле, рассчитывая пересечь его как можно быстрее и выйти к ночному лесу. Холодный снег обжигал голые ступни девушки, а потому, пробежав некоторое расстояние, она остановилась. Отодрав часть подола, ведунья обмотала им ноги наподобие коротких чулок, в результате чего её некогда длинная юбка стала короче вдвое, обнажая нежную кожу белых как молоко коленей. «Лучше выставить на свет немного наготы, чем подхватить воспаление лёгких», - рассудила про себя Альберта. Наскоро заплетя из своих длинных волос крепкую косу, девушка обмотала ею собственное горло, восполнив, таким образом, отсутствие тёплой шали. Заткнув свободный конец косы за ворот платья, жрица вновь двинулась по полю мелкой рысцой, словно спешащее куда-то в ночь по своим делам животное.
В лесу ориентироваться было гораздо трудней, чем на просторном белоснежном поле. Отсутствие света Альберта могла компенсировать своим умением видеть в темноте – это было несложно. Однако босые нежные ноги, хоть и были надёжно обмотаны, но, тем не менее, отчётливо ощущали каждую веточку и корень, встречавшиеся им на пути. Вскоре ткань полностью изорвалась, и Альберта почувствовала, что оставляет за собой кровавый след. «Нельзя давать охотникам повод заглянуть в лисью нору, - думала девушка. – Придётся рискнуть, но другого выхода у меня нет – надо как можно быстрее добраться до избы лесничего».
Закидав красные подтёки свежим снегом, Альберта остановилась и уселась прямо на холодную землю, поджав под себя саднящие ноги. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, жрица расслабилась и попыталась остановить все мысли, имевшиеся на тот момент в её голове. Успокоив собственное дыхание и почувствовав в сознании приятную пустоту, Альберта стала ждать. Спустя пару мгновений она ощутила, как её тело и разум посылают в глубокую чащу леса тихие, но настойчивые сигналы призыва. Она словно превратилась в дрожащее зеркало водной глади – недвижимое, но наполненное мириадами внутренних потоков, мчащихся с дикой скоростью под поверхностью воды.
Постепенно чувство холода начало притупляться, как и боль в ступнях. Спустя короткое время, Альберта добилась того, чего хотела – она полностью отрешилась от своего тела, и теперь её сознание стало абсолютно свободным - как следствие, способным получить ответ на свой вопрос. Альберта смотрела впереди себя невидимым взором, пытаясь поймать тончайшие отсветы возможного ответного видения. Наконец, она узрела: словно вплывшая в поток реки рыба, засиял внутри неё крохотный, но яркий огонёк, означавший домик лесничего, спасительный маяк, возникший в темноте её ментального поля. Вскоре она ощутила ответный импульс, исходящий от старенькой избушки, и это значило, что она двигается в верно выбранном направлении.
Узнав то, что было необходимо, Альберта начала обратный процесс – времени было не так уж и много, а возвращение в земное тело являлось процессом долгим и не слишком приятным. К тому же, это забирало немало сил. Когда все мыслительные потоки вновь были стянуты в единую точку, собраны под тонкую ментальную кромку сознания – Альберта начала постепенно утолщать её силой собственной воли, воздвигая таким образом внутренний барьер, отделявший её физическое тело от духовного. Она поняла, что процесс завершился сразу же, как только в голове её промелькнула первая скользкая мысль, а под ногами вновь колючими иголками дал знать о себе снег.
Открыв глаза, девушка вновь увидела окружающую её ночную тьму. Луна слабо светила сквозь тёмное кружево длинных, иссиня-чёрных веток, отбрасывая густую тень на белую поверхность снежного покрова земли, тем самым создавая ещё больший мрак. И хотя лес был небольшим - ночью любая, даже самая безобидная роща, становится пугающей и непроходимой. Деревья всегда показывают заблудшему путнику свою другую – тёмную сторону, как только солнце закатывается за зелёную линию горизонта. Это заставляет человека уважать природу и одновременно указывает на его собственное, совсем незначительное место в круговороте естественной, истинной жизни.
Вдруг, в пятнадцати шагах от девушки раздался громкий треск – казалось, ветки ломаются от сильнейшего порыва ветра, неведомым образом проникшего в эту часть леса. Следом за этим последовал тихий хруст снега - кто-то явно приближался к Альберте, и этот кто-то, судя по широкому промежутку между шагами, был большим и тяжёлым. Девушка вихрем вскочила на ноги, не зная, в какую сторону лучше бежать, чтобы противник не смог сразу её настигнуть. Силы слабели с каждым часом – к сожалению, все существа, имеющие физическую оболочку, должны подкрепляться, а молодая женщина тем более.
Внезапно тяжёлый, зычный, словно церковный колокол, звериный рык прорезал шуршащую тишину леса. Если до этого в воздухе и были какие-то звуки, присущие ночной жизни, то они вмиг стихли. Альберта не верила своему счастью – её просьба была услышана! «Да возблагодарит тебя Свет, о, великий Хозяин леса!», - мысленно произнесла девушка. Ветки впереди неё расступились, и, «разламывая» под лапами хрустящие, переливающиеся в отблесках лунного света снежинки, из чащи вышел медведь. Он был огромным – если бы встал на задние лапы, то в холке достигал бы роста поставленных друг на друга пяти рослых мужчин! И сам внешний вид его был не как у обычных медведей – шкура имела серебристый оттенок, её цвет был ближе к чёрному, нежели к рыжевато-бурому, как у других представителей вида. И в то же время – на боках ясно различались рыжие подпалины вперемешку с седой шерстью. «Воротник» шкуры медведя был таким же снежно-белым, как снег на открытых полях в начале января, а когти на грузных лапах поблёскивали словно стальные.
Взглянув на морду животного, Альберта обомлела – глаза, смотрящие прямо на неё, были человеческими! Морда имела вытянутую, сильно деформированную челюсть, из которой торчали длинные, неестественно острые клыки. Казалось, их заточили специально для того, чтобы живьём сдирать кожу с незадачливых путников, заблудившихся здесь в ночи.
Откуда в столь маленьком лесу такое крупное животное – ответить было трудно. Однако, даже если допустить, что это вовсе не животное, а бог-оборотень, хранитель леса – оставалось только догадываться, как он отнесётся к тому, что его вызвали насильно – против воли вызволив из Царства Вечных Краёв, куда после смерти, по представлению Альберты и ей подобных, уходили все люди.
Склонившись перед зверем, девушка медленно опустилась на колени и почтительно вытянула перед собой на снегу руки, чтобы показать: она – безоружна, и не может причинить ему вреда. Огромное животное фыркнуло, выпустив из пасти клубы зловонного пара, после чего опустило мощную шею и принялось обнюхивать голые по локоть руки ведуньи. Когда зубы медведя оказались в нескольких сантиметрах от её лица, Альберта еле сдержала крик страха – её часть натуры, близкая к человеческой, внутренне вопила от охватившего её животного ужаса перед гораздо более сильным видом. Обнюхав исцарапанные ветками руки, медведь слегка коснулся её кожи своим горячим влажным носом. Альберта тут же почувствовала, как свежие длинные царапины нестерпимо зудят, покрываясь целебной коркой, обещающей скорое исцеление.
Затем медведь замер в дюйме от шеи девушки, и чуть зарычал – Альберта буквально телом ощутила утробное урчание, плавно подкатывающее к пасти зверя. Высунув широкий, в два раза шире, чем у коровы, шершавый красновато-бурый язык, животное лизнуло волосы молодой женщины, попутно зацепив их торчащим клыком. Альберта поняла, что если даже попытаться сейчас перейти в иное состояние – она просто не успеет, ибо будет молниеносно растерзана зубами и когтями страшного зверя. В лучшем же случае, она лишится головы, и это будет милостивая смерть.
Подцепив волосы своеобразным «крюком» из языка и клыков, медведь медленно потянул за них – Альберта поначалу решила, что он хочет задушить её таким образом, однако вскоре поняла, что зверь желает лишь обнажить её шею, чтобы увидеть – не скрывается ли в волосах какое-либо оружие. Жрица тихонько склонила голову набок – помогая зверю освободить себя от пут тяжёлой густой косы. Мысленно, она молила его о пощаде. Наконец, когда зверь увидел, что ничего, кроме шеи и «пустых» волос у Альберты не имеется – он позволил себе отступить. Ещё раз взглянув на Альберту, медведь издал презрительное фырканье, как будто понял, какого рода существо находится перед ним. Ведунья же не смела не только поднять глаза, но и просто пошевелиться или вздохнуть – молчаливо ожидая, когда чудесный зверь вынесет ей свой приговор.
Краем глаза она увидела, как к ней протягивается когтистая лапа зверя-великана - девушка мысленно попрощалась с отцом и всем своим кланом. Но вместо того, чтобы одним ударом размозжить девушке голову, медведь тихонько коснулся её, «разрешая» посмотреть на него. Однако и силы «лёгкого касания» хватило для того, чтобы Альберта сильно покачнулась, чуть не упав навзничь перед своим «судьёй». Медленно подняв взгляд, Альберта не увидела в глазах животного ненависти, но и одобрения в них тоже не было. Всё, что она могла прочесть – это презрение и снисхождение к своей породе, и одолжение, высказанное молчаливо в ответ на её искреннюю просьбу.
Зверь наклонился на один бок и недовольно зарычал, давая ей понять, что она может сесть на него. Неловко ухватившись за шкуру, Альберта стала цепляться за шерсть, и то и дело слышала, как медведь недовольно ворчит, готовый вот-вот скинуть свою случайную наездницу. Когда молодая жрица устроилась на мощном загривке животного, то громко взвизгнула – зверь не стал церемониться и рванул что было силы сразу же, как только почувствовал, что она готова к дальнейшему путешествию.
Грандиознейшими прыжками, зверь за пару минут преодолел расстояние, которое пешком можно было пройти разве что за ночь. Ветви крепких дубов и свисающие щупальца густой паутины то и дело касались лица Альберты, однако никакой боли или дискомфорта ей не причиняли. Она даже не могла толком сказать, движутся ли они – казалось, зверь летит над поверхностью земли, с такой огромной скоростью они бежали.
Путешествие окончилось весьма неожиданно – медведь резко остановился и скинул Альберту со своей спины так, словно она была надоедливой, досаждавшей ему птицей-чистильщиком, выклёвывающей у него из шкуры мелких паразитов. Жрица даже пискнуть не успела, как оказалась в глубоком сугробе, головой в снегу. Когда же она высвободилась из холодных и мокрых «объятий», вокруг уже никого не было. Зверь исчез абсолютно бесшумно, как будто был порождением той самой тишины, из которой обычно рождаются жуткие легенды о лесных призраках-людоедах, в облике страшных зверей подстерегающих своих жертв тёмной ночью.
Не успев даже поблагодарить очевидного Хозяина здешних угодий, Альберта мысленно сделала то же самое по отношению к своему непосредственному покровителю – Всевышнему Свету. Кое-как поднявшись, женщина огляделась. К её удивлению и радости, прямо перед ней стояла та самая избушка Фергуса, к которой она так стремилась попасть. Оставалось всего лишь пройти пару шагов и выйти на опушку, огибая толстый ствол какого-то старого дерева, с незапамятных времён стоявшего на этом месте и не имевшего определённой породы. В нём было немного от дуба, и немного от сосны, а пара веток подозрительно напоминали кленовые, хотя сам Фергус считал их больше похожими на липу – лучше определить не удавалось, ибо ветки эти никогда не обрастали листьями и не цвели. Совсем. Как и всё дерево.
