Хотя, безусловно, испытывала облегчение по поводу того, кто явился к ним в столь поздний час.
-- Я только хотел узнать, как себя чувствует та юная леди. Ей полегчало?
Гро сразу вспомнила, как они вместе с Син перетаскивали сестру из машины в номер, и как им пришлось наврать хозяину-администратору, что у них была большая вечеринка по поводу Дня Рождения подруги, а теперь им приходится, возвращаясь с пирушки домой, испытывать на себе все последствия «чрезмерного употребления алкоголя», в виде полностью «отключившейся» подруги.
-- О, всё в порядке, - выдавила из себя Гро. – Это так мило с вашей стороны, - она попыталась улыбнуться. – Да, Бетси гораздо лучше. Спасибо, что разрешили положить её вместе с нами, знаете, мало ли что может случиться с невменяемым человеком…
Син за стеной улыбнулась, а Минни возмущённо скрестила руки на груди. Взгляд её на младшую сестру обещал последней, что и по этому «параметру» той придётся в скором времени отчитаться.
-- О, ну тогда я тоже спокоен, - довольно проворковал мистер Квинси. – Знаете, мы должны оберегать, по мере возможности, молодое поколение. А все эти вечеринки с «крутым» запоем и бешеными танцами… Понимаете, столько свежей энергии расходуется зря. Но всё же, - добавил он с понимающей улыбкой, - И мы когда-то были молоды, и не признать пользу хорошей «попойки» не можем. - Квинси хитро подмигнул. – Всё-таки и леди должны расслабляться, не правда ли?
Гро нервно рассмеялась. Она не до конца поняла смысл сказанного стариком, но просто была рада тому, что это не полицейский.
-- Вы абсолютно правы, - воодушевлённо подтвердила его слова Грослин и добавила: - Ещё раз огромное вам спасибо, что разрешили заночевать у вас, вы нас очень-очень выручили. Благодаря вам, завтра утром мы спокойно доберёмся до дома.
-- Что вы говорите? – возмутился мужчина. – Для меня это – дело чести! Мне ли не знать, как в это время суток опасно ночевать на открытой дороге. – Квинси чуть помолчал, а потом тихонько уточнил: - Вы точно собираетесь отправиться завтра на рассвете? Может быть, останетесь позавтракать со стариком и его бедной женой? Ко мне как раз приедет помочь мой старший сын – Кевин. Между прочим, очень «ладный» молодой человек, - Квинси снова хитро подмигнул и заулыбался.
Представив себе «ладного» молодого человека, лет эдак за пятьдесят, Гро чуть не прыснула со смеху, однако была польщена предложением, и потому, не желая обижать старика, ответила:
-- Знаете, это было бы просто восхитительно, но боюсь, мой собственный супруг вряд ли оценит, если я не вернусь домой до полудня. К тому же, сами понимаете, надо ещё развести девочек по домам…
-- Понимаю-понимаю, - быстро закивал Квинси. – Супружеские обязанности порой бывают так обременительны, - и в третий раз старик подмигнул, очевидно, очерчивая некий сексуальный подтекст вокруг своих «шуток». Грослин это начинало раздражать. И с чего это он такой заботливый?
Что же касалось Син и Минни, то они просто не знали, как разделить собственные эмоции – смех в них неуместно перемешивался с подозрительностью.
-- Так что, вам точно больше ничего не нужно? – вдруг вежливо и совершенно серьёзно уточнил Квинси, очевидно считая, что пришло время заканчивать разговор.
-- Да, у нас всё есть, ещё раз огромное вам спасибо за всё. – Как можно более милым голосом произнесла Гро, втайне испытывая удовольствие от того, что старик наконец-то собрался убраться восвояси.
-- Тогда мне не остаётся ничего другого, как пожелать вам всем Спокойной ночи, юные леди. – Квинси элегантно поклонился, и сделал жест рукой в сторону холла.
-- Если всё же я вам понадоблюсь – вы всегда знаете, где меня найти.
Мужчина медленно развернулся, намереваясь покинуть девушек.
-- И вам также Спокойной ночи, - вежливо ответила Гро, и с облегчением захлопнула за ним дверь.
***
Квинси спускался по лестнице, про себя обдумывая всё, что успел заметить за то короткое время, что общался с сёстрами. «Её не одобрит супруг – Ха, как же! - думал он,- Кольца-то на пальчике не было – конечно, всегда можно обдурить полуслепого старика. Только вижу я всё гораздо лучше, чем они!».
Уолтер Квинси, разумеется, видел в новостях сюжет о трёх опасных преступницах, сбежавших чуть ли не с тюремного поезда, и был в курсе того, кого он у себя «приютил». Однако также хорошо, как он успел разглядеть лица девушек в маленьком плазменном телевизоре на стене холла, успел он и разобрать объявление (мелкими буквами) бегущей строки о том, какую сумму вознаграждения предлагает полиция штата за любую достоверную информацию об их местонахождении. Пятьдесят две тысячи долларов – солидный капитал. Уолтер как раз собирался обновить свою старую ферму на юге, да и ремонт его скромному мотельчику тоже пришёлся бы весьма кстати.
Денег вечно не хватало, так что всё время приходилось выбирать: либо ферма, либо дело. А у Квинси не так много лет в запасе, чтобы ждать ещё более удобного случая. Что же касается сочувствия или жалости по отношению к девушкам… Уолтер был стар и прекрасно знал, что времена изменились, и притом довольно лихо. Преступники были всегда, а преступность была различна на лица. Вспомнить хотя бы тех же «Бонни и Клайда». Кто знает, может об этой троице тоже когда-нибудь потом снимут кино. Тем более что, как он понял, настоящей убийцей была та маленькая брюнеточка в синем, а остальные две – неловкие соучастницы, страдающие, по-видимому, «за идею» чокнутой сестрицы.
Так или иначе, но по счетам приходится платить всем – рано или поздно, поэтому лучше не поддаваться эмоциям, а сделать правильный расчёт на будущее: они ему – никто, и он им, соответственно, ничего особо не должен. Так что… Пора заняться делом.
С этими мыслями, Квинси подошёл к регистрационной стойке и открыл последнюю страницу учётной книги. Там, в самом нижнем левом углу, корявым старческим почерком был нацарапан телефонный номер, который старик успел записать «с экрана». Под ним была всего одна строчка, представлявшая собой звание и фамилию того, кто мог бы ему, Квинси, помочь разрешить все стародавние финансовые проблемы. Подпись гласила: «Офицер Доналд Ромирез, старший детектив».
Опыты
Когда Мануэль предложил ей выпить чашку ароматного травяного чая, она быстро согласилась. Возможно, она думала, что в ней яд, и ей, таким образом, не придётся испытать адские муки на костре. Но, увы, яда там не было. Мануэль добавил в чай сильнодействующую смесь из рома и гашиша, нейтрализовав запах первого несложным химическим составом.
Пленница практически сразу потеряла сознание. Таким образом, в распоряжении инквизитора было целых шесть часов, чтобы провести первейший, однако весьма подробный осмотр её тела, и в особенности, кожных покровов. На них, кстати, он даже успел испытать кое-какие реактивы. Так, например, Мануэль выяснил, что эта кожа остаётся совершенно равнодушной к серной и соляной кислотам, а порезы, нанесённые ланцетом, тут же затягиваются, или, скорее, «расплавляются», учитывая строение данного эпителия. Однако при этом совершенно обычное, казалось бы, средство, призванное «отпугивать» нечистую силу – ветка рябины, оказывает на тело прямо противоположный эффект. Под воздействием рябины на коже мгновенно вскрывались все те порезы и ссадины, что священник наносил несколькими минутами ранее. Но ещё более поразительным было то, что тут же обнаруживались вообще все те раны, которые были нанесены подопытной когда-либо! Столь потрясающих эффектов Мануэль не видел никогда прежде в своей жизни, а потому в первые минуты даже позволял себе восхищённо повизгивать.
Так или иначе, но отведённого ему в тот раз времени вполне хватило, чтобы обстоятельно законспектировать все свои наблюдения, и тут же, на месте, зарисовать кое-какие из опытов. Теперь предстояло показать все записи Совету, после чего он надеялся получить право «на дальнейшее изучение образца», иными словами, добиться разрешения на полноценное вскрытие живого тела.
В тот день Мануэль верил, что он близок к своей цели как никогда: осталось перешагнуть последний – самый маленький порожек, и он сможет с абсолютной точностью установить источник этого «чёрного чуда». Его ждало грандиозное открытие, к которому он годами полз через унижения и непроходимое непонимание и невежество окружавших его собратьев. Но всё-таки он прорвался даже через обвинения в «ереси», и более того, сумел убедить самого Папу в необходимости эту самую «ересь» проверить! Если она подтвердится, выгода будет очевидна для всех: государство по-прежнему будет пребывать в «правильном» религиозном настроении, подпитанном страхом перед величием и могуществом богопреклонённых епископов.
А епископы получат именно то, чего и хотели – иллюзию сверхчеловеческой власти. Почему иллюзию? Да потому что то, что скрывается за ней, а именно, саму власть и возможность преодолевать законы божественного бытия – Диего Мануэль намеревался оставить себе и только себе, как наиболее достойному из всех возможных претендентов рода человеческого.
После инцидента с Альбертой, священник пообещал, что примет в отношении неё крайние меры ровно через три дня. Следовательно, документы на одобрение Совету следует подать сегодня же вечером. Решив про себя, что медлить дальше действительно не имеет никакого смысла, и лучше разрешить сей вопрос тотчас же, Мануэль вернулся в свои покои на верхних этажах усадьбы и приказал слуге подготовить верхнюю одежду для выхода. После того, как тёплая шерстяная сутана была вычищена, а обувь высушена (за пару часов до допроса священник ходил к соседу по делам), Мануэль решил зайти в свой кабинет, чтобы забрать тетрадь с записями о проведённых исследованиях. Её нужно было приложить в качестве научного доказательства к уже заранее написанной просьбе о разрешении продолжения серии опытов.
Заперев дверь изнутри, Мануэль подошёл к просторному деревянному комоду из тёмного дерева, в котором было несколько больших ящиков для бумаг, и пара маленьких для хранения разной канцелярской мелочи. Вынув из-за пояса привычную связку ключей, он подобрал тот, что подходил к верхнему ящику: в нём лежало основное прошение и небольшой листок с набросками «представительной» речи, которую ему предстояло произнести перед епископами прежде, чем он получит право подать свою просьбу.
Слегка поворошив свитки, он без труда нашёл то, что ему было нужно, и положил небольшой по объёму свиток в просторную сумку из телячьей кожи, которая всегда сопровождала его по пути в местную церковь или большой монастырь Святого Себастьяна, находившийся в нескольких километрах от города Вьоно-Петра. Вместе с тем, он располагался в ближайшем соседстве с деревней Болуа-Сен-Трез, где и проживал Мануэль. Сейчас задачей инквизитора было как можно скорее добраться до врат монастыря – возможно, братья ещё не удалились на вечернюю молитву, и ему удастся застать писаря епископа Корнетти, человека, который являлся личным куратором данного дела Мануэля. Корнетти был единственным, кто мог передать его прошение Совету не позднее завтрашнего утра, а потому к писарю нужно было успеть до закрытия врат.
Диего Хорхе подошёл к небольшой скромной иконе Мадонны с младенцем на руках, работы художника местной церкви. Глаза святой были широко распахнуты, и, казалось, смотрели на мужчину с явным презрением. Диего постарался выкинуть из головы навязчивую мысль, и попытался помолиться. Однако что-то постоянно беспокоило его и не давало сосредоточиться. Он взглянул на свою левую ладонь, на которой по-прежнему алело красное пятно от креста. Что же ему мешало? Он вновь поднял глаза на лик святой, и только тут с ужасом для себя понял, что невольно ожидает, когда прядь тёмных волос вот-вот выбьется из-под белого платка женщины – и здесь Альберта напоминала о себе!
Но это было невозможно – Мануэль знал, что Божья Матерь на картине ничуть не напоминает ведьму, томящуюся в его собственной темнице, а потому его видение – не более чем признак воспалённого волнением воображения. Пора было покончить со всем этим. Священник отодвинул картину, за ней обнаружилась маленькая ниша в стене, закрытая тяжёлой дубовой панелью с врезанным отверстием для ключа. Выудив из связки тот, что подходил, Мануэль с лёгкостью отпер миниатюрную дверцу, и с трясущимися от волнения пальцами бережно вытащил большую прямоугольную папку, обтянутую красной кожей. В этой папке, без преувеличения, была вся жизнь Диего Хорхе – все его исследования касательно необъяснимого, тёмного и загадочного мира колдунов и одержимых бесами людей. Пролистав некоторые бумаги, священник вытащил те, что касались недавних опытов над Альбертой. После того, как тайник был надёжно заперт, а оставшиеся бумаги завёрнуты в синий шёлковый платок и отправлены в сумку, Диего позволил себе немного расслабиться и спустился на первый этаж. Отдав слуге последние приказания касательно хозяйства, мужчина вышел из дома и, отвязав приготовленную для него рыжую лошадь по кличке Нона, легко взлетел в седло и незамедлительно отправился в путь.
Позади него высился красивый высокий дом, два этажа которого представляли собой образец аккуратности и бережливости – никаких вычурных украшений или излишней укреплённости стен. Стандартный дом городского священника, занимающегося на досуге теологией и ведущего скромный, размеренный образ жизни. Уютный, чистый и наполненный духом веры и милосердия. Но глубоко внизу, в скрытых от людских глаз просторах каменного подземелья, стоял невыносимый крик тишины, страх и безумие предсмертных минут тех узников, что побывали здесь когда-то и на себе испытали знаменитое «разумное милосердие» его хозяина.
Копыта Ноны звонко ударяли о снег новёхонькими подковами. Казалось, что когда металл касался земли, то она звенела подобно бьющемуся хрусталю. Сначала мимо всадника пролетали дома побогаче, сложенные из кирпича, и чуть скромнее, из добротных брёвен, но вскоре он выехал на окраину и здесь его взору предстали ветхие, разваливающиеся на глазах лачуги – места обитания тех жителей деревни, кто был настолько беден, что не мог позволить себе хоть сколько-нибудь приличный дом.
Миновав и их, Мануэль выехал на просёлочную дорогу, которая к тому времени была уже целиком запорошена снегом, а потому представляла собой лишь огромную белую ленту, уходящую в центр горизонта. По обеим же сторонам от неё расстилались обширные поля, такие же снежные и холодные как это лютое время года. Пришпоривая лошадь, священник заметил неподалёку от дороги лису, безуспешно пытающуюся схватить ловко шнырявшую под снегом мышь. Ей пришлось «мышковать» четыре или пять раз, прежде чем она поняла, что эта затея для неё нынче – не выигрышная. Остановившись на мгновение, чтобы перевести дух, лисица потянула воздух носом и мгновение спустя увидела человека, проезжающего мимо на большой красивой лошади. Когда Мануэль поравнялся с животным, ему показалось, будто рыжая охотница слегка кивнула ему, а потом приподняла левую лапу в знак приветствия. Поражённый мужчина хотел было остановиться – поближе рассмотреть зверя, но странное животное не стало его дожидаться, а изящно махнуло пушистым хвостом и быстро засеменило по направлению к югу от места охоты.
-- Я только хотел узнать, как себя чувствует та юная леди. Ей полегчало?
Гро сразу вспомнила, как они вместе с Син перетаскивали сестру из машины в номер, и как им пришлось наврать хозяину-администратору, что у них была большая вечеринка по поводу Дня Рождения подруги, а теперь им приходится, возвращаясь с пирушки домой, испытывать на себе все последствия «чрезмерного употребления алкоголя», в виде полностью «отключившейся» подруги.
-- О, всё в порядке, - выдавила из себя Гро. – Это так мило с вашей стороны, - она попыталась улыбнуться. – Да, Бетси гораздо лучше. Спасибо, что разрешили положить её вместе с нами, знаете, мало ли что может случиться с невменяемым человеком…
Син за стеной улыбнулась, а Минни возмущённо скрестила руки на груди. Взгляд её на младшую сестру обещал последней, что и по этому «параметру» той придётся в скором времени отчитаться.
-- О, ну тогда я тоже спокоен, - довольно проворковал мистер Квинси. – Знаете, мы должны оберегать, по мере возможности, молодое поколение. А все эти вечеринки с «крутым» запоем и бешеными танцами… Понимаете, столько свежей энергии расходуется зря. Но всё же, - добавил он с понимающей улыбкой, - И мы когда-то были молоды, и не признать пользу хорошей «попойки» не можем. - Квинси хитро подмигнул. – Всё-таки и леди должны расслабляться, не правда ли?
Гро нервно рассмеялась. Она не до конца поняла смысл сказанного стариком, но просто была рада тому, что это не полицейский.
-- Вы абсолютно правы, - воодушевлённо подтвердила его слова Грослин и добавила: - Ещё раз огромное вам спасибо, что разрешили заночевать у вас, вы нас очень-очень выручили. Благодаря вам, завтра утром мы спокойно доберёмся до дома.
-- Что вы говорите? – возмутился мужчина. – Для меня это – дело чести! Мне ли не знать, как в это время суток опасно ночевать на открытой дороге. – Квинси чуть помолчал, а потом тихонько уточнил: - Вы точно собираетесь отправиться завтра на рассвете? Может быть, останетесь позавтракать со стариком и его бедной женой? Ко мне как раз приедет помочь мой старший сын – Кевин. Между прочим, очень «ладный» молодой человек, - Квинси снова хитро подмигнул и заулыбался.
Представив себе «ладного» молодого человека, лет эдак за пятьдесят, Гро чуть не прыснула со смеху, однако была польщена предложением, и потому, не желая обижать старика, ответила:
-- Знаете, это было бы просто восхитительно, но боюсь, мой собственный супруг вряд ли оценит, если я не вернусь домой до полудня. К тому же, сами понимаете, надо ещё развести девочек по домам…
-- Понимаю-понимаю, - быстро закивал Квинси. – Супружеские обязанности порой бывают так обременительны, - и в третий раз старик подмигнул, очевидно, очерчивая некий сексуальный подтекст вокруг своих «шуток». Грослин это начинало раздражать. И с чего это он такой заботливый?
Что же касалось Син и Минни, то они просто не знали, как разделить собственные эмоции – смех в них неуместно перемешивался с подозрительностью.
-- Так что, вам точно больше ничего не нужно? – вдруг вежливо и совершенно серьёзно уточнил Квинси, очевидно считая, что пришло время заканчивать разговор.
-- Да, у нас всё есть, ещё раз огромное вам спасибо за всё. – Как можно более милым голосом произнесла Гро, втайне испытывая удовольствие от того, что старик наконец-то собрался убраться восвояси.
-- Тогда мне не остаётся ничего другого, как пожелать вам всем Спокойной ночи, юные леди. – Квинси элегантно поклонился, и сделал жест рукой в сторону холла.
-- Если всё же я вам понадоблюсь – вы всегда знаете, где меня найти.
Мужчина медленно развернулся, намереваясь покинуть девушек.
-- И вам также Спокойной ночи, - вежливо ответила Гро, и с облегчением захлопнула за ним дверь.
***
Квинси спускался по лестнице, про себя обдумывая всё, что успел заметить за то короткое время, что общался с сёстрами. «Её не одобрит супруг – Ха, как же! - думал он,- Кольца-то на пальчике не было – конечно, всегда можно обдурить полуслепого старика. Только вижу я всё гораздо лучше, чем они!».
Уолтер Квинси, разумеется, видел в новостях сюжет о трёх опасных преступницах, сбежавших чуть ли не с тюремного поезда, и был в курсе того, кого он у себя «приютил». Однако также хорошо, как он успел разглядеть лица девушек в маленьком плазменном телевизоре на стене холла, успел он и разобрать объявление (мелкими буквами) бегущей строки о том, какую сумму вознаграждения предлагает полиция штата за любую достоверную информацию об их местонахождении. Пятьдесят две тысячи долларов – солидный капитал. Уолтер как раз собирался обновить свою старую ферму на юге, да и ремонт его скромному мотельчику тоже пришёлся бы весьма кстати.
Денег вечно не хватало, так что всё время приходилось выбирать: либо ферма, либо дело. А у Квинси не так много лет в запасе, чтобы ждать ещё более удобного случая. Что же касается сочувствия или жалости по отношению к девушкам… Уолтер был стар и прекрасно знал, что времена изменились, и притом довольно лихо. Преступники были всегда, а преступность была различна на лица. Вспомнить хотя бы тех же «Бонни и Клайда». Кто знает, может об этой троице тоже когда-нибудь потом снимут кино. Тем более что, как он понял, настоящей убийцей была та маленькая брюнеточка в синем, а остальные две – неловкие соучастницы, страдающие, по-видимому, «за идею» чокнутой сестрицы.
Так или иначе, но по счетам приходится платить всем – рано или поздно, поэтому лучше не поддаваться эмоциям, а сделать правильный расчёт на будущее: они ему – никто, и он им, соответственно, ничего особо не должен. Так что… Пора заняться делом.
С этими мыслями, Квинси подошёл к регистрационной стойке и открыл последнюю страницу учётной книги. Там, в самом нижнем левом углу, корявым старческим почерком был нацарапан телефонный номер, который старик успел записать «с экрана». Под ним была всего одна строчка, представлявшая собой звание и фамилию того, кто мог бы ему, Квинси, помочь разрешить все стародавние финансовые проблемы. Подпись гласила: «Офицер Доналд Ромирез, старший детектив».
Глава 8
Опыты
Когда Мануэль предложил ей выпить чашку ароматного травяного чая, она быстро согласилась. Возможно, она думала, что в ней яд, и ей, таким образом, не придётся испытать адские муки на костре. Но, увы, яда там не было. Мануэль добавил в чай сильнодействующую смесь из рома и гашиша, нейтрализовав запах первого несложным химическим составом.
Пленница практически сразу потеряла сознание. Таким образом, в распоряжении инквизитора было целых шесть часов, чтобы провести первейший, однако весьма подробный осмотр её тела, и в особенности, кожных покровов. На них, кстати, он даже успел испытать кое-какие реактивы. Так, например, Мануэль выяснил, что эта кожа остаётся совершенно равнодушной к серной и соляной кислотам, а порезы, нанесённые ланцетом, тут же затягиваются, или, скорее, «расплавляются», учитывая строение данного эпителия. Однако при этом совершенно обычное, казалось бы, средство, призванное «отпугивать» нечистую силу – ветка рябины, оказывает на тело прямо противоположный эффект. Под воздействием рябины на коже мгновенно вскрывались все те порезы и ссадины, что священник наносил несколькими минутами ранее. Но ещё более поразительным было то, что тут же обнаруживались вообще все те раны, которые были нанесены подопытной когда-либо! Столь потрясающих эффектов Мануэль не видел никогда прежде в своей жизни, а потому в первые минуты даже позволял себе восхищённо повизгивать.
Так или иначе, но отведённого ему в тот раз времени вполне хватило, чтобы обстоятельно законспектировать все свои наблюдения, и тут же, на месте, зарисовать кое-какие из опытов. Теперь предстояло показать все записи Совету, после чего он надеялся получить право «на дальнейшее изучение образца», иными словами, добиться разрешения на полноценное вскрытие живого тела.
В тот день Мануэль верил, что он близок к своей цели как никогда: осталось перешагнуть последний – самый маленький порожек, и он сможет с абсолютной точностью установить источник этого «чёрного чуда». Его ждало грандиозное открытие, к которому он годами полз через унижения и непроходимое непонимание и невежество окружавших его собратьев. Но всё-таки он прорвался даже через обвинения в «ереси», и более того, сумел убедить самого Папу в необходимости эту самую «ересь» проверить! Если она подтвердится, выгода будет очевидна для всех: государство по-прежнему будет пребывать в «правильном» религиозном настроении, подпитанном страхом перед величием и могуществом богопреклонённых епископов.
А епископы получат именно то, чего и хотели – иллюзию сверхчеловеческой власти. Почему иллюзию? Да потому что то, что скрывается за ней, а именно, саму власть и возможность преодолевать законы божественного бытия – Диего Мануэль намеревался оставить себе и только себе, как наиболее достойному из всех возможных претендентов рода человеческого.
После инцидента с Альбертой, священник пообещал, что примет в отношении неё крайние меры ровно через три дня. Следовательно, документы на одобрение Совету следует подать сегодня же вечером. Решив про себя, что медлить дальше действительно не имеет никакого смысла, и лучше разрешить сей вопрос тотчас же, Мануэль вернулся в свои покои на верхних этажах усадьбы и приказал слуге подготовить верхнюю одежду для выхода. После того, как тёплая шерстяная сутана была вычищена, а обувь высушена (за пару часов до допроса священник ходил к соседу по делам), Мануэль решил зайти в свой кабинет, чтобы забрать тетрадь с записями о проведённых исследованиях. Её нужно было приложить в качестве научного доказательства к уже заранее написанной просьбе о разрешении продолжения серии опытов.
Заперев дверь изнутри, Мануэль подошёл к просторному деревянному комоду из тёмного дерева, в котором было несколько больших ящиков для бумаг, и пара маленьких для хранения разной канцелярской мелочи. Вынув из-за пояса привычную связку ключей, он подобрал тот, что подходил к верхнему ящику: в нём лежало основное прошение и небольшой листок с набросками «представительной» речи, которую ему предстояло произнести перед епископами прежде, чем он получит право подать свою просьбу.
Слегка поворошив свитки, он без труда нашёл то, что ему было нужно, и положил небольшой по объёму свиток в просторную сумку из телячьей кожи, которая всегда сопровождала его по пути в местную церковь или большой монастырь Святого Себастьяна, находившийся в нескольких километрах от города Вьоно-Петра. Вместе с тем, он располагался в ближайшем соседстве с деревней Болуа-Сен-Трез, где и проживал Мануэль. Сейчас задачей инквизитора было как можно скорее добраться до врат монастыря – возможно, братья ещё не удалились на вечернюю молитву, и ему удастся застать писаря епископа Корнетти, человека, который являлся личным куратором данного дела Мануэля. Корнетти был единственным, кто мог передать его прошение Совету не позднее завтрашнего утра, а потому к писарю нужно было успеть до закрытия врат.
Диего Хорхе подошёл к небольшой скромной иконе Мадонны с младенцем на руках, работы художника местной церкви. Глаза святой были широко распахнуты, и, казалось, смотрели на мужчину с явным презрением. Диего постарался выкинуть из головы навязчивую мысль, и попытался помолиться. Однако что-то постоянно беспокоило его и не давало сосредоточиться. Он взглянул на свою левую ладонь, на которой по-прежнему алело красное пятно от креста. Что же ему мешало? Он вновь поднял глаза на лик святой, и только тут с ужасом для себя понял, что невольно ожидает, когда прядь тёмных волос вот-вот выбьется из-под белого платка женщины – и здесь Альберта напоминала о себе!
Но это было невозможно – Мануэль знал, что Божья Матерь на картине ничуть не напоминает ведьму, томящуюся в его собственной темнице, а потому его видение – не более чем признак воспалённого волнением воображения. Пора было покончить со всем этим. Священник отодвинул картину, за ней обнаружилась маленькая ниша в стене, закрытая тяжёлой дубовой панелью с врезанным отверстием для ключа. Выудив из связки тот, что подходил, Мануэль с лёгкостью отпер миниатюрную дверцу, и с трясущимися от волнения пальцами бережно вытащил большую прямоугольную папку, обтянутую красной кожей. В этой папке, без преувеличения, была вся жизнь Диего Хорхе – все его исследования касательно необъяснимого, тёмного и загадочного мира колдунов и одержимых бесами людей. Пролистав некоторые бумаги, священник вытащил те, что касались недавних опытов над Альбертой. После того, как тайник был надёжно заперт, а оставшиеся бумаги завёрнуты в синий шёлковый платок и отправлены в сумку, Диего позволил себе немного расслабиться и спустился на первый этаж. Отдав слуге последние приказания касательно хозяйства, мужчина вышел из дома и, отвязав приготовленную для него рыжую лошадь по кличке Нона, легко взлетел в седло и незамедлительно отправился в путь.
Позади него высился красивый высокий дом, два этажа которого представляли собой образец аккуратности и бережливости – никаких вычурных украшений или излишней укреплённости стен. Стандартный дом городского священника, занимающегося на досуге теологией и ведущего скромный, размеренный образ жизни. Уютный, чистый и наполненный духом веры и милосердия. Но глубоко внизу, в скрытых от людских глаз просторах каменного подземелья, стоял невыносимый крик тишины, страх и безумие предсмертных минут тех узников, что побывали здесь когда-то и на себе испытали знаменитое «разумное милосердие» его хозяина.
Копыта Ноны звонко ударяли о снег новёхонькими подковами. Казалось, что когда металл касался земли, то она звенела подобно бьющемуся хрусталю. Сначала мимо всадника пролетали дома побогаче, сложенные из кирпича, и чуть скромнее, из добротных брёвен, но вскоре он выехал на окраину и здесь его взору предстали ветхие, разваливающиеся на глазах лачуги – места обитания тех жителей деревни, кто был настолько беден, что не мог позволить себе хоть сколько-нибудь приличный дом.
Миновав и их, Мануэль выехал на просёлочную дорогу, которая к тому времени была уже целиком запорошена снегом, а потому представляла собой лишь огромную белую ленту, уходящую в центр горизонта. По обеим же сторонам от неё расстилались обширные поля, такие же снежные и холодные как это лютое время года. Пришпоривая лошадь, священник заметил неподалёку от дороги лису, безуспешно пытающуюся схватить ловко шнырявшую под снегом мышь. Ей пришлось «мышковать» четыре или пять раз, прежде чем она поняла, что эта затея для неё нынче – не выигрышная. Остановившись на мгновение, чтобы перевести дух, лисица потянула воздух носом и мгновение спустя увидела человека, проезжающего мимо на большой красивой лошади. Когда Мануэль поравнялся с животным, ему показалось, будто рыжая охотница слегка кивнула ему, а потом приподняла левую лапу в знак приветствия. Поражённый мужчина хотел было остановиться – поближе рассмотреть зверя, но странное животное не стало его дожидаться, а изящно махнуло пушистым хвостом и быстро засеменило по направлению к югу от места охоты.
