Валерия тяжело вздыхает, прикрывает глаза и присаживается на край кресла, подняв свои внимательные глаза на меня. Мы не чувствовали никогда симпатии друг другу, даже подругами не были, да нам и не дали бы дружить. Но, как бы там ни было, она мне помогает, осторожно и не вызывая подозрений, а я не наглею – много никогда не прошу.
– Достанешь мне тест на… Беременность? – мой голос превратился в шепот, когда я волнительно выдохнула. Лера меняется в лице – у меня получилось её удивить, причем очень неприятно.
– Ты роешь себе яму, Вика, – предупреждающе говорит девушка, недоверчиво меня осмотрев.
– Я хочу знать точно, – настаиваю я, решительно настроившись узнать о своём положении. Появилось слишком много сомнений, которые не дают мне спокойно дышать и действовать без плана.
– Если кто-то узнает – мы встретимся на аборте, – чеканит девушка, и не выдержав, потирает переносицу.
– Если кто-то узнает, – соглашаюсь я, – и, если я беременна, – договариваю я, всё-таки предполагая, что моё странное состояние последние недели вызвал гормональный сбой на почве стресса.
– Я не стану рисковать. Меня проверяют с ног до головы, когда захожу и когда выхожу. Заменить могу только таблетки. Так что если хочешь избавиться от плода, пока не поздно – решай сейчас и я принесу пилюли, – Лера говорит о плановом выкидыше с полной отстраненностью и холодом, словно мы обсуждаем аллергическую сыпь.
– Избавиться? – переспрашиваю я, скорее у самой себя.
Во мне всё ежится, когда я представляю, что это может произойти. Меня бросает в пот, а тело становится тяжелым, из-за чего я пересаживаюсь в кресло, нервно схватившись за подлокотники.
– Дотянешь до трех месяцев – аборт делать будет нельзя. Выносишь, родишь, а он всё равно умрет – убьют. Лучше сейчас, чем, когда услышишь плачь своего ребенка, – её тон меняется, становится звенящим и натянутым.
Мой подбородок дрожит.
– А если я не беременна, эти таблетки… – я превращаюсь в ту пугливую и растерянную девушку, которая когда-то оказалась в этом месте. Не могу собраться, не могу решиться и тем более… Господи, как на это пойти, если есть вероятность, что я могу быть беременной? Невозможно.
– Может быть побочка, но не так страшно, – пожимает плечами доктор. – Решайся. Потом нужен будет весомый повод, чтобы я ходила к тебе. У тебя усиленная охрана.
– Принеси, – киваю я, а сама пытаюсь совладеть с собой. – Как сможешь, принеси…
– Так будет лучше, ты это и сама понимаешь. Мирон с катушек слетит, если узнает, и тогда полетят головы, – напоминает мне Лера, а я поднимаю на неё глаза полные слез. – Соберись, Вика. Пока ты была малолеткой – тебе всё спускали с рук, но ты уже выросла. Теперь ты должна нести ответственность за свои поступки, – она поднимается и застегивает сумку, смотрит на наручные часы. – Приду вечером, занесу лекарство. Это будут витамины для организма.
Я стираю слезы, которые все-таки побежали по щекам и снова киваю, словно разом забыла, как говорить. Валерия уходит тихо, а я не могу собрать себя в кучу. Только успокаиваюсь, а затем думаю о Тимуре и снова рыдаю, захлебываясь в проклятых слезах. Проклятье!
***
Не поддаваясь на уловку Марата, который разрешил мне чувствовать себя вольно в доме – я не вышла за пределы комнаты. Самобичевание не позволило мне вылезти из постели, я даже не решилась сменить пижаму. Дремота накатывала каждые несколько часов, что заметно сократило время и буквально выдернуло меня уже вечером.
Я проснулась от пристального взгляда, резко сев. Жалкий болезненный стон вырвался непроизвольно, и я хватаюсь за ребра. Я замечаю, как Марат дергается, но быстро берет себя в руки, напряженно откинувшись на спинку кресла.
Присмотревшись к его костюму, меня прошибает озноб. Ещё утром серый костюм, который сшит идеально по его меркам, теперь заляпан пятнами крови. Торшер, излучающий приглушенный свет слева от мужчины, ожесточает его лицо с острыми скулами и тенями под глазами, делая из него монстра в облике человека.
– Ты весь в крови, – констатирую я очевидное, и заставляю себя подавить свой страх, брезгливо осмотрев его одежду. Напоминаю себе, что должна быть сильной рядом с ним и очень наблюдательной. Даже сейчас Марат напоминает мне хищника, который готовится к нападению.
Мужчина медленно опускает голову, разглядывая свою одежду, словно только сейчас увидел пятна крови. Марат поднимается плавно и двигается к шкафу почти бесшумно в гнетущей тишине. Открывает шкаф, выбрав себе чистую рубашку и брюки.
Раздевается. Ни о каком смущении и речи не идет, ему и вовсе плевать на подобное. Я перевожу взгляд в окно, в котором разглядываю кроваво-красный закат. Ужасающее совпадение.
– Помоги мне, Пташка, – хрипло обращается ко мне Марат.
Беспрекословно поднимаюсь и подхожу к главе Клана без надлежащего волнения и страха. Марат стоит с расстёгнутой черной рубашкой, которую я не спеша принимаюсь застегивать. Замечаю за собой изменения – ненависть и безумная осторожность подавляют страх.
Он смотрит пристально, но совершенно непроницаемо. Чувства Марата никто и никогда не замечал, но я много читала о подобном синдроме. У такого поведения, а точнее отсутствие любых эмоций и сочувствия – точно есть какой-то диагноз.
Марат никогда не кричит, иногда вообще кажется, что и не слушает никого, впадая в прострацию. Но, когда заостряешь внимание или задаешь вопрос – ответ точно и метко. Он ни к кому не испытывает жалость, страх или любовь, Марат на это оказался неспособен.
Сначала это казалось таким притягательным, загадочным и таинственным, а затем меня каждый раз захлестывала паника, когда я не могу залезть в его голову или элементарно увидеть эмоции в глазах. Это сводило с ума, пока я не поняла одного – меня он не тронет.
За исключением одного, того самого судного дня, когда я умудрилась неосторожно сбежать и угодить в ловушку через тринадцать часов. Тогда я поняла, что внутри Марата всё-таки есть эмоции, но они сведены к животным инстинктам: жажда крови, хладнокровие, охота, лидерство и выживание. Он озверел, когда понял, что побег полностью моя инициатива и я не стану отступать от своего желания.
Он искал меня тринадцать часов и оставил ровно тринадцать шрамов, заклеймив. Тогда он заверил меня, что, если у меня выйдет сбежать – я буду его вспоминать каждый час. Марат оказался не прав, и как только я обрела своеобразную защиту в столице на территории другого Клана, забыла об этом, как страшный сон.
А когда я встретила Тимура… Я поняла, что эти шрамы – всего лишь прошлое, совершенно никак не решающее моё будущее. Тимур сказал, что я красивая и мне нечего стыдиться, особенно рядом с ним. Он вытеснил все сомнения из моей головы, когда я ловила его жаждущий и восхищенный взгляд.
– О чём ты думаешь? – спрашивает Марат, скользнув пальцами по моей руке, зацепившись на локте. Я не поднимаю взгляд, застегивая верхние пуговицы, отчетливо ощущая на щеках приятный жар от воспоминаний.
– Как ты собираешься меня наказывать, – напряженно говорю я.
Враньё действительно стало частью моей жизни, а когда я понимаю, как именно нужно врать для определенного человека – манипулировать становится проще. Марат не устоял, смягчив хватку, поглаживая моё предплечье.
– Ты сама себя наказываешь своим страхом и затворничеством: не переодеваешься, не выходишь из комнаты, отказываешься от еды… – пальцами второй руки он заправляет мои волосы за ухо, коснувшись подбородка. – К тому же бежать тебе тоже некуда и такой возможности я тебе точно больше не предоставлю.
Так и подмывает спросить, уверен ли он в этом? Потому что я точно уверенна, что побежала бы прямиком к Тимуру, вымаливая у его ног прощение и просила бы помощь. Да, у него нет возможности воевать с такими людьми, но укрыть или отослать в другую страну без шума в его силах. Жаль только, что теперь даже это оказалось невозможно.
– Значит, вернемся в наш город? – осторожно спрашиваю я, подняв глаза.
– Меня привлекают перспективы в столице, – Марат осматривает свою рубашку, которая совершенно непривычно смотрится поверх брюк. Он кажется приземленным, каким-то домашним и совершенно простым мужчиной, если бы не грязные вещи в углу, испачканные кровью.
– Ты решил остаться? – мой голос напряженно звенит.
– Я ещё думаю, – отмахивается Марат.
– Думаешь, стоит ли убивать своих людей для слияния Клана в пользу Малины? – напряженно уточняю я, из-за чего мужчина сужает глаза.
– Фадеев был с тобой предельно откровенен, – он презрительно скривил губы. – Сколько ты ему обязана была платить?
– Последний раз я передала ему сто двадцать тысяч, – не скрывая, говорю я. – Егор любил повышать плату, но взамен обещал… Безопасность.
Губы Марата подрагивают в снисходительной ухмылке.
– Всё такая же наивная, как дитя, – он подступил ближе, проводя пальцами по моей щеке, заставляя мой желудок сжаться от его прикосновений. – И как же ты находила эти деньги, Пташка? Как ты смогла продержаться так долго?
– Я работала, – напряженно отвечаю я, но Марат крепко перехватывает мой подбородок, напоминая, что не любит вранье, – и шантажировала подстилку босса. Это оказалось выгоднее и менее затратно, – договариваю я под пристальным взглядом мужчины.
Марат замирает, пытливо смотря мне в глаза, а затем неверующее хмыкает, улыбнувшись.
– Я всегда видел в тебе большой потенциал к провокациям и обманам, – мужчина притягивает моё лицо за подбородок и запечатывает на моих губах холодный поцелуй. Я, едва опомнившись, сцепляю зубы, но он уже отходит от меня и становится перед зеркалом, заправляя рубашку под брюки. – Тебе тоже стоит переодеться. Ужин через тридцать минут в главном зале.
Поджимаю губы, невольно разглядывая Марата пристальным взглядом, отмечая малейшие изменения в нем, произошедшие за несколько лет. Мужчина оборачивается, также осмотрев меня – внимательно и несколько провокационно.
– Неужели ты соскучилась по мне, Пташка? – он застегивает манжеты, а я впервые вижу в его взгляде заинтересованный блеск. Я помню, что единственные, присущая ему эмоции были только ярость или похоть, а в остальном он был словно под сильнейшими транквилизаторами.
– А ты соскучился по мне? – говорю резко, без всяких намёков и подтекстов, но стараюсь не замечать в нём знакомую мне искру.
– Будь ты сговорчивее, мы бы уже несколько раз согрели постель, – подмечает Марат, окинув взглядом не заправленную кровать, из которой я только выбралась. – Видимо, у тебя совершенно другие взгляды на мои желания, не так ли?
Тяжело выдыхаю, не желая продолжать эту щекотливую тему.
– Но ты же не будешь требовать… – я осекаюсь, когда замечаю его острый взгляд.
– Не делай из меня беспринципного монстра, – он качает головой, очередной раз сровняв меня грозным взглядом. – Не задерживайся на ужин. Мы должны обсудить нашу помолвку.
Я встрепенулась, вероятно, побледнев. Только не сейчас…
– Стой! – сорвалась с места, схватив его за запястье, когда Марат уже намеревался выйти из комнаты. – Какая, к черту, помолвка? – я срываюсь, эмоционально повысив голос. Мужчина тяжелым взглядом смотрит на то, как я его цепко держу, а затем поднимает свои глаза на меня, в которых приближается буря.
– Отпусти, – требует мужчина, но я напротив – сжимаю пальцы крепче.
– Никакой помолвки не будет, – поумерив свой пыл, я стараюсь ответить спокойно и уверено.
– Будет, – кратко переубеждает меня Марат, а второй рукой отрывает мои цепкие пальцы от его запястья. – Мне нужна жена… И наследник. Будет лучше для всех, если мне не придется тебя ни к чему принуждать.
Я тяжело сглатываю и не выдерживаю его пронизывающий взгляд.
– Я не стану женой убийцы и никогда не допущу, чтобы у моих детей был такой отец, – несмотря на своё положение, я стараюсь быть упрямой.
– Станешь, Пташка, – он захватывает мой подбородок пальцами и жестко его сжимает, приподнимая. Марат заставляет смотреть ему в глаза. – Ты же не хочешь, чтобы дорогой тебе человек пострадал?
– Ты уже уничтожил всех, кто мне был дорог! – рычу я в ответ.
– Верно. Но это было тогда, а сейчас? – он насмешливо сощуривается, увидев мою растерянность. Не понимаю его скрытого намёка, или… Не хочу понимать.
– О ком ты говоришь?
– А о ком ты думаешь?
– Ты клялся, что никогда не навредишь моей матери! – негодую я, ведь для Марата родители – это святое. Он даже своих цепных псов никогда не посылал в мой дом, как и никогда не угрожал мне жизнью моей матери. Это его табу.
– Я не нарушаю клятв. Тебе ли это не знать?
– Тогда можешь не сомневаться, что у меня больше нет никаких…
– Громов Тимур Давидович, – я вздрогнула, как от удара хлыста. Губы задрожали, а я прикрываю глаза от бессилия. Почему так быстро? Как он обо всем узнал? Как понял? – Пока ты будешь послушной девочкой – он будет жить. Для тебя это хороший стимул, не так ли?
– Он мой босс, – я пытаюсь опровергнуть его догадки, но вижу, что эти усилия бессмысленны.
– Твой босс жив только потому, что это мой рычаг давления на тебя, – он говорит прямо, совершенно не скрывая своих мотивов. – Вижу по твоей реакции, что ты готова на всё… – совершенно точно Марат считывает мои эмоции страха и ужаса в долгой тишине, пока я проклинаю себя, что подпустила Тимура к себе слишком близко.
Нет, мне не жалко себя – я бы спокойно прожила без секса и мужского внимания еще несколько лет или искала случайную близость на одну ночь… Но я глупо поверила в чудо, что моя жизнь может быть нормальной, что я сама могу быть рядом с таким мужчиной, как Тимур. Теперь этот замечательный мужчина может пострадать из-за меня.
– Давай ещё раз, Пташка. Ты согласна сегодня обсудить помолвку и назначить дату?
Несмотря ни на что, я стараясь взять себя в руки и забыть о спокойной жизни, к которой я так легко и быстро приспособилась.
– Да, – я сдаюсь тихо, ощущая, как на мои плечи падает бетонная плита.
Марат уходит, а я с разрывающимся в груди сердцем смотрю на свою тумбу, на которой стоят таблетки. Отчетливо понимаю только одно… Я не могу. Я не могу этого сделать – убить ребенка и совсем не важно, что я всё ещё сомневаюсь в своей беременности. Моя рука не поднимется. Я – не убийца.
Мне нужно сбежать.
***
Глава 16. Сделка с криминалом
***
Тимур:
Дамир сидит напряженно, отбивает сумасшедший ритм пальцами по рулю и неотрывно смотрит вперед. Я не могу найти себе места, еложу по сидению и постоянно оглядываюсь. Мой желудок выворачивает наизнанку от острого волнения – не каждый день у меня назначена встреча с главой криминального Клана, от решения которого зависит жизнь моей женщины.
– Перестань нервничать. Если он сам назначил встречу, значит заинтересован в нашем предложении, – Дамир неодобрительно на меня смотрит, когда я фыркаю.
– Он – меня не волнует, – напряженно выдыхаю. – С каждой минутой мне кажется, что я больше никогда не увижу Вику.
– Увидишь, – убеждает меня мой друг, совершенно беспочвенно.
– Это ты увидишь Ольгу, которая сидит в твоём доме с кучей охраны! – огрызаюсь я, прикрывая глаза от осознания своей беспомощности. – Извини, нервы ни к черту, – выдохнул я злость, замечая растерянность Дамира.