ГЛАВА 1
Людмила задумчиво зависла над учебником. Поди разбери, чего ученый муж хотел донести на ночь глядя в своем талмуде. Мысль светила науки оказалась так глубока, что выудить ее на поверхность Людочке все не удавалось. Наверно, профессору было невдомек, что большая часть человечества не так щедро наделена природой излишними извилинами мозга, которые автор учебника от скуки уж и не знает, как задействовать, а растерявшиеся перед вступлением во взрослую жизнь абитуриенты – тем паче.
Людочка старалась, осваивала и вникала. Еще бы, для нее это единственный шанс. Шанс покинуть осточертевшую унылую провинцию. Да что там провинцию – откровенный колхоз. Застрявшую в неподвижном состоянии деревню, упрямо не желающую каких-либо изменений последние лет пятьдесят. Сделавшую лишь небольшое исключение для интернета и пустившую на размытые дороги автомобиль. Остальными благами цивилизации деревня решила пренебречь, гордясь своей никому другому не интересной самобытностью и единственно положительным моментом – экологически чистой средой обитания.
Порядочной гордости добавили нагрянувшие внезапно археологи. Они-то и заявили всем семидесяти трем жителям, что те живут на уникальной земле, по которой несколько миллионов лет назад обязательно пробегал довольно почитаемый в научной среде буйвол. Его останки археологи и собирались достать, воодушевленно делясь с жителями своими планами. Жители внимали и рисовали в восторженном воображении яркие картинки длинной вереницы туристов, мечтающих лицезреть кости древнего ископаемого и торопящихся занять места в отстроенной добрыми инвесторами комфортабельной гостинице.
– Вот прямо чую – везенье в деревню поперло, – в предвкушении причмокивала губами соседка тетя Валя. – Только и будем успевать корыта подставлять. Заживем на полную катушку и метро сюда проведем. На нем и в райцентр будем ездить, и в поликлинику, и в собес. А еще лучше – скажем им, пусть сами к нам едут. Мы же станем достопримечательностью страны. Что ж это – мы, важные такие, еще и в очередях будем стоять? Пускай на государственном уровне решают, когда нам их принимать. Дармоедов бесполезных этих.
Но затем археологи, даже не предупредив, растворились в воздухе. Жителям оставалось лишь гадать о причинах сворачивания программы: то ли прижимистые инвесторы поджабили денежные средства, то ли буйвол оказался моложе на несколько миллионов лет и совершенно не тупиковой ветвью в процессе эволюции. Как бы то ни было, но деревня вскоре зажила привычной монотонной жизнью, изредка с досадой горюя об утраченных перспективах.
Людочка не горевала. Ей перспективы деревни были, если можно так сказать, абсолютно безразличны. Хоть совой по ели, хоть елью по сосне. Деревня, она и есть деревня. И этих самых перспектив в деревне Людочка совершенно не наблюдала, сколько бы ископаемых чудес местность не скрывала.
Людмила абсолютно не зря считалась в пределах нескольких километров самой образованной. Она терпеливо грызла гранит науки и поглощала школьную программу. И все только для того, чтобы покинуть однажды мрачную среду. Поступить учиться в ВУЗ, заселиться в общежитие. Там оглядеться внимательно по сторонам, быстро схватить в трудовые руки самого подготовленного судьбой именно для нее, Людочки, суженого и счастливо проживать с ним на совместной жилплощади. Естественно, в городе.
План был совершенно не уникален, но весьма устраивал выпускницу. Тем более сейчас, после запущенной мэрией города программы социальной поддержки одаренной молодежи села, по которой прошедшие собеседование поступали в университет на выбранную специальность абсолютно бесплатно. Так что, имея в арсенале отличные результаты ЕГЭ, и как следствие золотую медаль, Людочка была уверена, что место в университете – точно ее. К тому же среди остальных выпускников деревни она была единственной, кто сосредоточенно изучал методички для абитуриентов, а не трясся в шальном угаре на сельской дискотеке и не высиживал на лавке по вечерам в веселой, но неблагополучной компании.
– Люд, ну что ты эти книжки туда-сюда листаешь? – ворчала мамка. – Уже, смотри, прям посинела вся. Без ужаса не глянешь на тебя. Вышла бы во двор – увидела хотя бы что там и куда. Воздуха бы глотнула. А то чай сидишь – не пойми чегой.
– И чего мне на той улице разглядывать? – отвечала Люда. – Гусей и кур?
– Вот еще тебя в таком зрелом возрасте учить, куда и как смотреть, – была недовольна мамка. – На кур точно глазеть не надобно, они и сами под ноги лезут. А вот на сына тети Гали можно посмотреть. Он, в отличие от кур, каждый день тут груши околачивать не будет. Ему и в райцентре живется хорошо. И ожидать, пока ты начитаешься, он тоже не станет. Его в любой момент от нас кто-нибудь да уведет.
– Я не читаю, а изучаю, – возражала Люда.
– Ишь ты, грамотная какая стала, понабиралась слов, – злилась мамка. – Против матери применяешь заумные словечки, споришь. Так и останешься с книжкою жить.
Конечно, Людочка была бы совершенно не против освоить азы какой-нибудь красивой профессии. Правда, слишком благозвучные мероприятия она изначально не брала во внимание. Да, быть певицей или, на худой конец, балериной выпускнице очень бы хотелось. Но для таких артистичных дел Людочка, к сожалению, была крупновата. Даже, чего уж там скрывать, вполне себе обладала пышущим здоровьем. Мамка не зря работала помощницей у семьи председателя. Помимо достойной зарплаты, семья обеспечивалась за полцены густым молоком и сметаной – и не лишь бы какими, а от председательской коровы, содержавшейся, как ни крути, на отборной диете. Да и сама Людочкина семья, в свободное от работы и учебы время, старательно трудилась на собственном внушительном участке земли, чтобы потом с удовольствием вкушать экологически чистые продукты. В их деревне дородная структура тела совсем не осуждалась соседями. Даже весьма и весьма уважалась. Конечно, местные пацаны периодически смотрели в телевизор, умиляясь стройным ножкам всяких певиц и прочих фотомоделей, но женились потом на таких, как Людочка. Потому что за массивными фигурами сельского пейзажа прочих букашек им разглядеть возможности не представлялось. Ну и в придачу к внушительной фактуре тела к Людмиле полагался такой же зычный голос. Что, опять же, в деревне, до установления вышек сотовой связи, было довольно-таки весомым плюсом.
Поэтому Людочка абсолютно не комплексовала, но будущую профессию подбирала, учитывая исходные данные.
Учителем быть слишком моротно. Доктором – слишком кроваво. Председателем – место занято. А других профессий, кроме слесаря и плотника, Людочка особо не знала. Конечно, кроме бухгалтера. Вот этой профессии Людочка и отдала предпочтение, с ней намеревалась связать судьбу хотя бы до декрета. Потом, глядишь, второй декрет, за ним, пожалуй, третий. А там, вполне возможно, человечество сообразит и новые профессии.
Тем более и папка советовал именно эту трудовую сферу. Говорил, нужно быть ближе к деньгам, а там, авось, к рукам что-то и прилипнет. А слушать родителей Людмила привыкла с младенческих лет. Поэтому следующим утром и собиралась выехать в большой незнакомый город, чтобы получать необходимые в жизни знания и прилагающегося, по ее мнению, к этим знаниям – мужа.
ГЛАВА 2
На шумном вокзале посреди громкоголосой толпы Людочке стало вдруг страшно. Город, будто громадный улей, гудит. Отовсюду раскаленным железом в голову вбиваются звуки, все скоростными картинками мельтешит. Почему-то вспоминаются слезы мамки, когда та Людочку провожала, грусть и сомнения в ее глазах.
Прижимая к груди сумку со съестными запасами, девушка засеменила к выходу из вокзала. Боже, это ж сколько людей размещается в городе! Все бегут и спешат, громко кричат, того и гляди – собьют с ног.
– Извините, вы не можете мне подсказать, как доехать до Университета имени Нобеля? – обратилась она к рядом стоящей женщине.
Та смерила Людочку недовольным взглядом.
– Разуй глаза и посмотри, где остановка троллейбуса, – неожиданно зло процедила она сквозь зубы. – Еще по сторонам не огляделась, а с вопросами пристаешь. Не даешь спокойно на вокзале постоять. Я, может, только здесь и могу от жизни отдохнуть. Может, мне и дома вопросов хватает. Но тебе же все равно, тебе же ехать надо. И наглая ж какая – посмотри. Видите ли, она прибыла – радуйтесь все. Будто до тебя сюда не приезжали. Прете сюда, как мухи на мед, не изучив географию, а вам еще в вашем ориентировании помогай. Чтобы вы после этого в благодарность мужей из семей уводили. Вот скажи мне: че ехать за тридевять земель торговать своими рожами, будто у вас в селе мужики закончились?
От такого заявления Люда обалдела. Даже на всякий случай поморгала. Вот тебе и здравствуйте-привет. Вот тебе и городское гостеприимство. Прямо обухом по темечку – такое радушие. Даже на глаза у Люды навернулись слезы от обиды. Да, чего уж скрывать и таить: она весьма и весьма рассчитывает обустроить в городе личную жизнь. Скажем – очень даже сильно.
Для этого и прибыла-то в город.
Но и уважение к чужой семье взращено в ней родителями сызмальства. Даже в страшном сне Людмила не может представить, что уводит чужого мужа из чужой же семьи и представляет его затем, одолжив наглые глаза у Сирка, многочисленной своей родне. Да мамка с папкой под землю от стыда провалятся от подобных изменений мировоззрения дочери.
Ей очень сильно захотелось рассказать злющей тетке про семейные ценности, но, фыркнув, та перешла в другое место. Видимо, чтобы там теперь «поотдыхать».
– Иди сюда, иди, иди. Не бойся, не кусаюсь, – поманила Людочку пальцем хрупкая женщина, стоящая невдалеке с грудным ребеночком наперевес.
Людочка несмело приблизилась. Возле женщины отирался мальчишка лет восьми.
– Вот там остановка троллейбуса, – показала она Людочке в сторону. – Только не знаю, какой именно номер тебе нужен. Я же и сама не местная тут. Ты пойди, разузнай хорошенько, а я твои вещи посторожу. Да ты не бойся, никуда твоя сумка не денется. Мне поезд ждать еще час, все равно без дела стою. Да и с детками, ты сама же понимаешь, далеко я не уйду. Посмотри в глаза мне – они не врут. Я сама, знаешь, сколько настрадалась? Ох! Да по моим страданиям можно книгу написать. Я обманывать отродясь не научилась. И рада бы, а не могу. От того и мучаюсь каждый божий день.
Людочка засомневалась. Не так и тяжела сумка. Она ехала-то всего-навсего на день, только чтобы пройти собеседование в ВУЗе. С собой взяла лишь пирожки, заботливо приготовленные накануне мамкой. Ну и еще небольшую аптечку по ее же, мамкиному, совету – вдруг Людочка в городе ножку подвернет или животом внезапно захворает. Кофточку, конечно, потеплей взяла – лето, ну а вдруг похолодает? И еще – несколько методичек прихватила – все-таки в университет едет, не лишь бы куда.
А в довесок дружная родня не преминула случаем выдать абитуриентке список вещей, которые хотелось бы закупить в городе, и прилагающиеся к списку деньги. И Люда не представляла, как сейчас на глазах у всего городского вокзала будет доставать купюры, бережно спрятанные мамкой в шерстяные носки. Да и что подумает женщина при виде этой картины? Что Людочка, простота деревенская, ей не доверяет? Достает пугливо-жлобски припрятанные денежные средства и бежит с ними, оглядываясь по сторонам? Курам на смех! В городе люди складывают купюры в красивые кошельки или вообще носят банковские карты. А тут носки! Встречай, губерния, я твой новый житель. Тем более женщина первая из местного люда разговаривала с Людой так приветливо. К тому же, она с детьми. И еще много разных причин было ей довериться: большие уставшие глаза, располагающая улыбка, хрупкая худоба.
Недолго поколебавшись, Людочка поставила около ног нежданной помощницы сумку, вручила каждому ребятенку по пирожку и бодренько понеслась к остановке разузнавать про необходимое ей транспортное средство. Спросив у хмурых прохожих у остановки, в какой же троллейбус ей сесть, Людмила поспешила вернуться за вещами.
Не разглядев в толпе знакомый силуэт, она растерянно побрела по площадке. Искала женщину с честными глазами и детьми. Ситуация оказалась настолько ожидаема, что Людочка не хотела ее даже признавать. Сложно ведь представить, что кто-то сейчас, после объявления в стране полной гласности, поведется на такой простой развод. Людочка и сама смотрела много фильмов. И трогательные книги про такие ситуации читала. И от души жалела наивных героинь. А тут сама же повелась. Слезы повисли на ресницах и тягучими струйками потянулись по щекам. Город казался враждебным и колючим. Невыносимо захотелось сбежать от него навсегда.
Походив еще некоторое время среди толпы, и обреченно вздохнув напоследок, Людочка двинулась к остановке. Там она уже не обращала никакого внимания на грубые оклики людей. «Куда прешь, корова!», «А я и занимала!» проносятся мимо ее ушей фоновыми раздражителями слуха. Ни одного улыбающегося лица, ни одного мелодичного голоса. Из людей жгучим потоком льется злость. Такая крепкая и густая, что, кажется, ее можно резать ножом. Людочка и сама не заметила, как села в троллейбус, доехала в раздраженной толпе до нужной остановки и оказалась перед зданием университета.
Собеседования ждать еще час. Людочка внимательно разглядывала стены горчичного цвета. Что ж, в произошедшем есть и свой плюс. Можно теперь не волноваться, как пройдет конкурсный отбор. Даже если бы девушку сейчас спросили, так ли решительно она, как прежде, готова стать частью шумного мегаполиса, Людочка не дала бы однозначного ответа. Будь что будет. Не сдаст – значит, вернется в тихую уютную деревню, где буквально каждый колосок ей знаком и приветливо машет при встрече.
Последней каплей терпения Людочки стала громадная черная машина. Подобные в их деревне, независимо от марки, называют уважительным словом «Джип». Автомобиль агрессивно вынырнул из-за угла и безжалостно окатил Людмилу такой же черной жижей из лужи. Людочка подпрыгнула на месте, но так неловко, что запуталась в собственных ногах, и на глазах у всего престижного университета весьма позорно плюхнулась на землю. В растерянности Людмила и не знала, каким же образом сообщить враждебному миру о своей обиде: заплакать или зарыдать, заохать или застонать. Или просто наброситься в гневе на высокого брюнета, в спешке покидающего водительское место громадины и подбегающего к Людочке.
– Ты ушиблась? – он растерянно всмотрелся в ее лицо. – Где болит?
Люда в ответ лишь обиженно втянула носом воздух.
– Ты чего молчишь? Язык, что ли, прикусила?
Нет, он еще и хамит! Несся на отвратительной громадине, не замечая вокруг живых людей, а теперь еще и кричит.
– Как это вы еще заметили, что снесли своим локомотивом кого-то, – шипит Людмила. – Могли бы молча переступить.
Парень удивленно отстранился, вскидывая бровь.
– То есть я еще и виноват? Тебе на тротуаре места мало, ты решила на дороге постоять. А я тут, мерзавец, почему-то ехал и не потрудился предположить, что тебя вдруг что-то осенило или захотелось облака посчитать. Нет, а ведь довольно логично: дорога есть, почему бы прямо на ней и не расположиться. Подумаешь, автомобили едут. Мы же тут стоим… Или ты ценный научный сотрудник, на которого внезапно снизошло вдохновение прямо на проезжей части? Ты научный сотрудник, спрашиваю?
