– Ты считаешь, что я уже не в состоянии определить опасность травм? – перебил ее Глеб.
– Отвези. Камиллу. В больницу.
Вот упрямая-то!
– В качестве кого я ее привезу в больницу? – прошипел Гвоздинский. – Ехал, увидел, как кто-то где-то сидит, и приволок в медпункт? Тем более… не в моих интересах тебе напоминать, но все же: не забыла ли ты, что мы поступили с ней не совсем «корректно», не сообщив инспектору и родителям? Психолога, так уж и быть, опустим.
Он даже почувствовал, как воздух вокруг Виктории уплотнился. Она и дышала, очевидно, через раз.
– Знаешь, Глеб, – сообщила все же сухо. – У меня иногда складывается такое впечатление, что ты хочешь разрушить мою жизнь. – Она помолчала с минуту. – Хорошо. Отвези ее дяде Мише, пусть он ее осмотрит.
– Я давно его не видел, – вяло взбрыкнул Глеб.
– Вот и посмотришь, – припечатала Виктория.
– Мы завтра встретимся? – быстро спросил Гвоздинский.
Вместо ответа Виктория привычно сбросила вызов.
– Знаешь, Камилла, – хмуро произнес мужчина. – У нас с Викторией сложилось мнение, что ты хочешь разрушить нам жизнь.
Девушка шмыгнула носом и засопела.
– Куда мы едем? – спросила через несколько минут, когда уселась на пассажирское сиденье, а Глеб завел автомобиль.
– К дяде Мише, – ответил скупо Гвоздинский.
– Кто это?
– Увидишь… Тебе понравится.
– В прошлый раз мне не слишком понравилось, – буркнула девушка.
Глеб остановил автомобиль возле продуктового магазина. Молча вышел и вскоре вернулся с лотком яиц. Камилла изумленно разглядывала его.
– Тебя сейчас только жратва заботит? – спросила ядовито.
Гвоздинский пропустил ее слова мимо ушей. Проехал еще несколько минут, свернул во двор, остановил машину и, не предлагая следовать за ним, ушел. Исчез в подъезде дома и появился позже… с шахматами. Камилла потерла переносицу.
– Ты все нужное собрал? – спросила, не надеясь на ответ. – Горшок с фикусом там, нарды? Что мы только шахматы и яйца в больницу тащим?
– Это не шахматы, а ритуал, – произнес тихо Глеб, поворачивая руль. – И поверь, насколько я дядю Мишу знаю… а знаю я его почти столько же, сколько и себя самого… он пластырь все равно с тебя сдерет, а края рассечения соединит яичной пленкой.
– Я не поеду к шаману, который раны «выкатывает» яйцом, – непреклонно заявила девушка.
– К шаману? – скривился Глеб. – Да дядя Миша за неделю столько наблюдает рассечений, сколько ты и за всю свою жизнь не увидишь. Он в этом деле во-о-о-т такую собаку съел.
– Мне по, что там слопал дядя Миша, – сердито отвернулась Камилла. – Сейчас не каменный век яйцами лечить.
– У каждого уважающего себя специалиста есть маленькие секретики, – усмехнулся Гвоздинский. – У дяди Миши – это яйца.
Они подъехали к зданию, на пороге которого их уже поджидал лысый дядька. Само строение не слишком напомнило Камилле больницу. Скорее, что-то устаревше-советское. Частично разрушающееся и выживающее, очевидно, только благодаря усилиям закрепленного за ним коллектива. То ли небольшой дворец культуры, то ли музыкальная школа.
– Куда ты меня притащил? – возмутилась Камилла.
Гвоздинский, не ответив, вышел из машины. Девушка с неохотой последовала за ним. Увидев Глеба, встречающий засветился счастьем и с несвойственными возрасту прытью и силой сдавил того в крепких объятиях. Камилла насуплено установилась рядом.
– Глеб, хороняка! Сто лет тебя не видел! – Мужчина отстранился и придирчиво оглядел его. Затем снова обнял и похлопал по плечу. – Вырос-то как!
– Да уж, – хмыкнул в ответ Глеб.
– Мне Викуся позвонила и все объяснила, – шепотом сказал дядя Миша и перевел насмешливый взгляд на Камиллу: – Ну что, боец, не все территории пока нам подконтрольны?
Девушка настороженно пожала плечами.
– Ну ничего, – приободрил ее собеседник. – Лучше на один раз меньше пропустить, чем на один раз больше попасть… – Он рассмеялся сам своей же шутке и добавил: – Ну пойдем. Чего на пороге стоять? В нашем деле главное – своевременная помощь.
Дядька провел их по коридору в кабинет. Закрыл плотно дверь. По-доброму посмотрел на Глеба, на шахматы и снова на Камиллу.
– Ну, боец, – обратился он к девушке. – Проходим в смотровую и оголяемся до пояса.
– Не буду я до пояса, – заартачилась та.
– Проходим в смотровую и оголяемся до пояса, – спокойным тоном повторил дядя Миша. – А ты – расставляй, – кинул через плечо Глебу.
Гвоздинский с азартом развернул шахматную доску и принялся споро расставлять на ней фигуры. Когда Камилла после тщательного осмотра и неторопливого одевания вышла из смежного помещения, дядя Миша с Глебом уже сосредоточено зависли над желто-коричневыми клетками. Сидели в полном, отрешенно-торжественном молчании, переставляя фигуры со скоростью «одна в несколько минут».
– Э… – напомнила о своем присутствии Камилла.
– Посиди… – задумчиво отозвался Гвоздинский, не поднимая глаз.
Девушка с размаху плюхнулась на кушетку у стены. Подперла рукою подбородок и с минуту разглядывала застывше-скучную картину. Игроки почти не шевелились и гипнотизировали внимательно одним им интересное расположение фигур. Камилла лениво осмотрелась вокруг. В кабинете ничего достойного ее внимания тоже не оказалось.
– Как она? – пробурчал маловразумительно Гвоздинский через время.
Снова замерло укутывающее мозг молчание. Веки девушки стали тяжелеть.
– Состояние удовлетворительное, через день еще результаты анализов посмотрим, – отозвался дядя Миша через «вечность». – Как Викуся? – спросил спустя еще такую же «вечность».
– Нормально, – через шесть с половиной минут ответил Глеб.
Минуты Камилла мысленно сама и отсчитала. Чтобы хоть чем-нибудь себя занять.
– Как Сергей Ильич?
Та ну блин! Что это за беспредметный диалог?
– Нормально, – медленно ответил собеседник.
– Долго еще? – не вытерпела Камилла.
Ответом послужила тишина. Девушка театрально подняла руки к потолку.
– Партия, как и бой, может закончиться в любую секунду, – неразборчиво пробухтел дядя Миша.
Что за мудрые изречения во врачебном кабинете? Этот «недосэнсей» совсем уж не в себе? Какой бой? Что он постоянно ртом своим несет?
– Ты яйца купил? – спросил дядя Миша, когда Камилла стала плавно входить в летаргию.
Гвоздинский вытянул руку с яйцом.
Ну хоть какая-то смена сюжета…
Дядя Миша, не отрывая взгляда от доски, разбил яйцо и влил одним махом содержимое в рот. Ну бродячий цирк на зеленой лужайке! И прежде, чем Камилла успела моргнуть, сорвал со скорлупы прозрачную пленку, подскочил к девушке, содрал пластырь и торжественно прилепил на его место липкую дрянь.
– Эй, вы чего! – ошарашено уставилась на него девушка.
– Всегда помни о подбородке, – нравоучительно заметил дядя Миша. – Если о нем не позаботишься ты, о нем позаботится твой соперник, – и с невозмутимым видом уселся обратно. – У тебя перед глазами должен светящимися буквами лозунг стоять «Ноги и подбородок». – Он обозначил рукою в пространстве воображаемый самим собою транспарант. – Ты можешь маму родную забыть, а о подбородке и ногах должна постоянно и неукоснительно помнить.
Да это не цирк, это сумасшедший дом!
– И я сейчас говорю не про «бежать», а про… Глеб?
– Смещение, – с энтузиазмом закончил фразу Гвоздинский.
– Вы с головой не дружите? – уточнила девушка у игроков.
И снова в ответ – застывшее молчание.
– Пленку менять каждые восемь часов, – пробормотал дядя Миша Глебу.
Тот в ответ медленно кивнул.
– Шахматы развивают логическое мышление, – напутствовал Камиллу дядя Миша, когда нудная игра наконец-то закончилась, и он вышел их провожать на крыльцо. – Как в бою не должно быть пустых ударов, так и в партии не может быть пустых ходов. Запомни! – торжественно поднял он указательный палец. – Пустые удары утомляют сильнее точных попаданий.
«Совсем кукуха набекрень», – подумала девушка, а вслух сказала:
– До свидания.
В машине они с Глебом немного помолчали.
– Твой дядя Миша не в себе? – не выдержала все же Камилла.
– Ну… – задумался Гвоздинский. – Он своеобразно видит мир. Но специалист отличный.
– Специалист по чем? – вскинулась девушка. – По яйцам, шахматам и подбородкам? Кто он вообще такой?
– Детский спортивный врач, – безразлично проговорил Глеб. – Закреплен за СДЮСШОР.
– Чего закреплен? – насторожилась Камилла.
– За Специализированной детско-юношеской спортивной школой олимпийского резерва по… – дальше было что-то сумбурно.
– По чем? – не упустила из внимания неразборчивое собеседница.
– По боксу, – повел бровями Гвоздинский, еле сдерживая смех.
– Ты издеваешься? – разозлилась Камилла.
– Почему это? – обиделся Глеб. – Тебе нет восемнадцати – ты находишься в пределах дяди Мишиной сферы влияния. И поверь, лучше него устранять последствия ударов не может никто… Посмотри на мое лицо. Ты хоть один шрам от рассечения на нем видишь?
– А… – протянула девушка. – Теперь понятно, почему у тебя не все в порядке с головой.
– Обывательское мнение, – пожал плечами Гвоздинский. – Бокс – это не уличная драка. В нем главное не сила, а ловкость, изворотливость, быстрый ум, хорошая реакция, дисциплина и волевые качества.
– Ну-ну, – усмехнулась Камилла. – Боксерское мнение… вернее, самовнушение.
– Может быть, – кивнул Глеб. – Но без бокса я не стал бы тем, кем я есть.
– Погоди, – навострилась девушка. – Полицейская этого Мишу знает. Она что – тоже?
– Ага, – развеселился Гвоздинский. – Прикинь, как я каждую пятницу рискую. Она не только «тоже», а еще и участвует в спортивном проекте для детей, оказавшихся, как Виктория любит выражаться, в неблагоприятных жизненных обстоятельствах. Проще говоря, пытается через спорт вернуть неблагонадежных на путь исправления.
– С помощью занятий боксом? – недоверчиво посмотрела на него Камилла.
– Ну… направление энергии в мирное русло. Дисциплина, занятость.
– Ладно, – вздохнула девушка. – Мне по. Куда ты меня везешь?
Гвоздинский с энтузиазмом затянул песню об отчем доме. Камилла сощурилась, но промолчала.
– Я не понял, – проворчал он через время, настраивая навигатор. – Где твой чертов пятнадцатый дом?
– Там, – равнодушно махнула в сторону Камилла.
Глеб с недовольством проследил за ее рукой:
– Где там? В лесу, что ли?
– Да, там тоже люди живут, – фыркнула девушка.
– Но Строителей-то здесь, – не успокаивался Гвоздинский.
– Это улица, а то – поселок, – пожала плечами спутница. – Недавно переименовали.
– Ну поселок так поселок, – ответил Глеб и направился в указанном направлении.
С напряженным недопониманием он разглядывал боковым зрением постройки, потом сжал губы до выступивших желваков.
– Туда, – снова ожила Камилла.
Гвоздинский остановил автомобиль перед воротами и развернулся к ней.
– Тебе тут сдают собачью конуру?
Девушка зло передернула плечами.
– Здесь кто вообще живет? Персидский шехзаде? – спросил у нее настойчиво Глеб.
– Почему шехзаде? – вздохнула Камилла. – Мой папа.
– Та-а-ак… – Гвоздинский осмотрел возвышающийся над машиной дворец, вырвал из блокнота лист и написал на нем ручкой цифры.
– Что это? – уставилась на него собеседница.
– Папе передашь, – сощурился Глеб. – Счет за устранение царапины на машине. Пусть присоединяется, а то как-то слишком некисло живет.
– Можно подумать, что ты уже успел заехать в автосервис, – скривилась в ответ Камилла.
– Я звонил, – соврал Глеб, настойчиво протягивая ей лист.
– А ниже что корявенько нацарапано? – развернула бумагу девушка.
– Половина цены за хот-дог. Я же думал, что бродяжку угощаю, а не наследницу шехзаде.
– Какой ты мелочный! – возмутилась Камилла. – Тебе мой хот-дог и так вышел в полцены.
– Ладно, – согласился Гвоздинский, забрал лист и вычеркнул нижнюю цифру. – Я должен был попытаться, вдруг ты об этом забыла.
Он упорно возвращал клочок обратно. Камилла нехотя взяла.
– Передашь папе, что я жду деньги… или как вы там сейчас выражаетесь, «кэш»? В общем, жду от папы кэш в любое время, когда ему будет удобно.
– Ты же не понимаешь сленг, – сцепила губы Камилла.
– Слово «деньги» я понимаю на всех языках.
– Родители в Париже, – печально предоставила последний аргумент девушка.
Глеб сплюнул и выхватил блокнотный лист:
– Вот почему у папы такой нехилый дом. Он знает, в какой момент нужно свалить из страны. – Гвоздинский насторожился: – А из взрослых дома кто?
Камилла бросила на него беглый взгляд.
– Я же не спрашиваю, почему ты, живя в таком доме, на Красном Камне машины вскрываешь, – настаивал Глеб.
Девушка протяжно вздохнула:
– Вот и не спрашивай.
– Так кто из взрослых в доме есть? – повторил вопрос Глеб.
– Повар, помощница по хозяйству и ответственный за приусадебный участок. Ну и гувернер, но он только два раза в неделю приходит.
Гвоздинский зло порвал бумагу на куски.
– Ну хоть гувернеру удалось облапошить твоего папу. Будем считать, что результатом своей работы он за всех и отомстил.
На следующий день Гвоздинский заходил в рабочий кабинет с предельной неохотой.
Жаба спозаранку, в девять десять поутру, в своем личном кресле Глебом обнаружено не было. А вот уродливо-разлапистый «трон» самого начальства оказался в наглую придвинутым к его не менее личному столу. Глеб сжал губы и хмуро сдвинул брови.
Еще более раздражающей выглядела Клякса, пригласившая в «келью» Глеба все тех же здоровенных ребят, и воплощающая с их помощью вожделенную перестановку.
– Доброе утро.
От голоса Гвоздинского могла иссохнуть в водопроводном кране вода и птички за окном замолчать на долгие годы, но Клякса на свою беду не иссохла и даже не умолкла.
– А, ты уже здесь? – прощебетала она. – Жаль, что я не успела все закончить до твоего прихода. Хотела не беспокоить лишний раз и такой тебе сюрприз на временное новоселье устроить. Чтобы ты, как в телепрограмме про ремонт: как вошел, как изумился бы всем изменениям…
Глеб мрачно и беззвучно открыл и закрыл свой рот. Он и вошел, и изумился – чего уж тут скрывать.
– А где Андрей Борисович? – спросил, подыскивая следующие слова.
– Задерживается, скоро будет.
Медленный взгляд Гвоздинского побрел по определенным точкам кабинета и упрямо замер на белоснежном подоконнике. На подоконнике и… небольших каштанчиках в кадке аккурат посреди него. Глеб даже голову склонил, разглядывая неожиданного жителя кабинета.
– Что это? – указал пальцем на горшок.
– Растение, – сообщила Клякса.
– Небольшое… – констатировал Глеб, с опаской приближаясь к подоконнику. – И оно – не каштан.
Палец замер на почтительном расстоянии от «флоры», как и его владелец – выжидающе.
– Не каштан, – подтвердила Елена осторожно. – Мухоловка… Точнее сказать, Венерина мухоловка… Это если по-научному.
– Ага, – склонил голову на другой бок Глеб. – Я так понимаю, трапезничать данный каштан предпочитает мухами.
Метельская судорожно кивнула, уже жалея о своей неудавшейся выходке. Помогающие «мальчики» отставили в сторону журнальный стол и встали за спиной у Глеба.
– Оно что – серьезно мух жрет? – с неподдельным интересом уточнил один из них.
– А ты в курсе, что природа создала и миролюбивые виды растений и позвоночных? – мельком бросил на Метельскую взгляд Гвоздинский.
Елена неопределенно пожала плечами.
– То есть ты предполагаешь, что в свободное от работы время я буду рыскать по подоконникам в поисках мошек и блошек для цветка? – пробормотал Глеб, продолжая скептично рассматривать растение, но его внимательно-хитрый взгляд то и дело уже прицельно стрелял и по углам окна.
– Отвези. Камиллу. В больницу.
Вот упрямая-то!
– В качестве кого я ее привезу в больницу? – прошипел Гвоздинский. – Ехал, увидел, как кто-то где-то сидит, и приволок в медпункт? Тем более… не в моих интересах тебе напоминать, но все же: не забыла ли ты, что мы поступили с ней не совсем «корректно», не сообщив инспектору и родителям? Психолога, так уж и быть, опустим.
Он даже почувствовал, как воздух вокруг Виктории уплотнился. Она и дышала, очевидно, через раз.
– Знаешь, Глеб, – сообщила все же сухо. – У меня иногда складывается такое впечатление, что ты хочешь разрушить мою жизнь. – Она помолчала с минуту. – Хорошо. Отвези ее дяде Мише, пусть он ее осмотрит.
– Я давно его не видел, – вяло взбрыкнул Глеб.
– Вот и посмотришь, – припечатала Виктория.
– Мы завтра встретимся? – быстро спросил Гвоздинский.
Вместо ответа Виктория привычно сбросила вызов.
– Знаешь, Камилла, – хмуро произнес мужчина. – У нас с Викторией сложилось мнение, что ты хочешь разрушить нам жизнь.
Девушка шмыгнула носом и засопела.
– Куда мы едем? – спросила через несколько минут, когда уселась на пассажирское сиденье, а Глеб завел автомобиль.
– К дяде Мише, – ответил скупо Гвоздинский.
– Кто это?
– Увидишь… Тебе понравится.
– В прошлый раз мне не слишком понравилось, – буркнула девушка.
Глеб остановил автомобиль возле продуктового магазина. Молча вышел и вскоре вернулся с лотком яиц. Камилла изумленно разглядывала его.
– Тебя сейчас только жратва заботит? – спросила ядовито.
Гвоздинский пропустил ее слова мимо ушей. Проехал еще несколько минут, свернул во двор, остановил машину и, не предлагая следовать за ним, ушел. Исчез в подъезде дома и появился позже… с шахматами. Камилла потерла переносицу.
– Ты все нужное собрал? – спросила, не надеясь на ответ. – Горшок с фикусом там, нарды? Что мы только шахматы и яйца в больницу тащим?
– Это не шахматы, а ритуал, – произнес тихо Глеб, поворачивая руль. – И поверь, насколько я дядю Мишу знаю… а знаю я его почти столько же, сколько и себя самого… он пластырь все равно с тебя сдерет, а края рассечения соединит яичной пленкой.
ГЛАВА 5
– Я не поеду к шаману, который раны «выкатывает» яйцом, – непреклонно заявила девушка.
– К шаману? – скривился Глеб. – Да дядя Миша за неделю столько наблюдает рассечений, сколько ты и за всю свою жизнь не увидишь. Он в этом деле во-о-о-т такую собаку съел.
– Мне по, что там слопал дядя Миша, – сердито отвернулась Камилла. – Сейчас не каменный век яйцами лечить.
– У каждого уважающего себя специалиста есть маленькие секретики, – усмехнулся Гвоздинский. – У дяди Миши – это яйца.
Они подъехали к зданию, на пороге которого их уже поджидал лысый дядька. Само строение не слишком напомнило Камилле больницу. Скорее, что-то устаревше-советское. Частично разрушающееся и выживающее, очевидно, только благодаря усилиям закрепленного за ним коллектива. То ли небольшой дворец культуры, то ли музыкальная школа.
– Куда ты меня притащил? – возмутилась Камилла.
Гвоздинский, не ответив, вышел из машины. Девушка с неохотой последовала за ним. Увидев Глеба, встречающий засветился счастьем и с несвойственными возрасту прытью и силой сдавил того в крепких объятиях. Камилла насуплено установилась рядом.
– Глеб, хороняка! Сто лет тебя не видел! – Мужчина отстранился и придирчиво оглядел его. Затем снова обнял и похлопал по плечу. – Вырос-то как!
– Да уж, – хмыкнул в ответ Глеб.
– Мне Викуся позвонила и все объяснила, – шепотом сказал дядя Миша и перевел насмешливый взгляд на Камиллу: – Ну что, боец, не все территории пока нам подконтрольны?
Девушка настороженно пожала плечами.
– Ну ничего, – приободрил ее собеседник. – Лучше на один раз меньше пропустить, чем на один раз больше попасть… – Он рассмеялся сам своей же шутке и добавил: – Ну пойдем. Чего на пороге стоять? В нашем деле главное – своевременная помощь.
Дядька провел их по коридору в кабинет. Закрыл плотно дверь. По-доброму посмотрел на Глеба, на шахматы и снова на Камиллу.
– Ну, боец, – обратился он к девушке. – Проходим в смотровую и оголяемся до пояса.
– Не буду я до пояса, – заартачилась та.
– Проходим в смотровую и оголяемся до пояса, – спокойным тоном повторил дядя Миша. – А ты – расставляй, – кинул через плечо Глебу.
Гвоздинский с азартом развернул шахматную доску и принялся споро расставлять на ней фигуры. Когда Камилла после тщательного осмотра и неторопливого одевания вышла из смежного помещения, дядя Миша с Глебом уже сосредоточено зависли над желто-коричневыми клетками. Сидели в полном, отрешенно-торжественном молчании, переставляя фигуры со скоростью «одна в несколько минут».
– Э… – напомнила о своем присутствии Камилла.
– Посиди… – задумчиво отозвался Гвоздинский, не поднимая глаз.
Девушка с размаху плюхнулась на кушетку у стены. Подперла рукою подбородок и с минуту разглядывала застывше-скучную картину. Игроки почти не шевелились и гипнотизировали внимательно одним им интересное расположение фигур. Камилла лениво осмотрелась вокруг. В кабинете ничего достойного ее внимания тоже не оказалось.
– Как она? – пробурчал маловразумительно Гвоздинский через время.
Снова замерло укутывающее мозг молчание. Веки девушки стали тяжелеть.
– Состояние удовлетворительное, через день еще результаты анализов посмотрим, – отозвался дядя Миша через «вечность». – Как Викуся? – спросил спустя еще такую же «вечность».
– Нормально, – через шесть с половиной минут ответил Глеб.
Минуты Камилла мысленно сама и отсчитала. Чтобы хоть чем-нибудь себя занять.
– Как Сергей Ильич?
Та ну блин! Что это за беспредметный диалог?
– Нормально, – медленно ответил собеседник.
– Долго еще? – не вытерпела Камилла.
Ответом послужила тишина. Девушка театрально подняла руки к потолку.
– Партия, как и бой, может закончиться в любую секунду, – неразборчиво пробухтел дядя Миша.
Что за мудрые изречения во врачебном кабинете? Этот «недосэнсей» совсем уж не в себе? Какой бой? Что он постоянно ртом своим несет?
– Ты яйца купил? – спросил дядя Миша, когда Камилла стала плавно входить в летаргию.
Гвоздинский вытянул руку с яйцом.
Ну хоть какая-то смена сюжета…
Дядя Миша, не отрывая взгляда от доски, разбил яйцо и влил одним махом содержимое в рот. Ну бродячий цирк на зеленой лужайке! И прежде, чем Камилла успела моргнуть, сорвал со скорлупы прозрачную пленку, подскочил к девушке, содрал пластырь и торжественно прилепил на его место липкую дрянь.
– Эй, вы чего! – ошарашено уставилась на него девушка.
– Всегда помни о подбородке, – нравоучительно заметил дядя Миша. – Если о нем не позаботишься ты, о нем позаботится твой соперник, – и с невозмутимым видом уселся обратно. – У тебя перед глазами должен светящимися буквами лозунг стоять «Ноги и подбородок». – Он обозначил рукою в пространстве воображаемый самим собою транспарант. – Ты можешь маму родную забыть, а о подбородке и ногах должна постоянно и неукоснительно помнить.
Да это не цирк, это сумасшедший дом!
– И я сейчас говорю не про «бежать», а про… Глеб?
– Смещение, – с энтузиазмом закончил фразу Гвоздинский.
– Вы с головой не дружите? – уточнила девушка у игроков.
И снова в ответ – застывшее молчание.
– Пленку менять каждые восемь часов, – пробормотал дядя Миша Глебу.
Тот в ответ медленно кивнул.
– Шахматы развивают логическое мышление, – напутствовал Камиллу дядя Миша, когда нудная игра наконец-то закончилась, и он вышел их провожать на крыльцо. – Как в бою не должно быть пустых ударов, так и в партии не может быть пустых ходов. Запомни! – торжественно поднял он указательный палец. – Пустые удары утомляют сильнее точных попаданий.
«Совсем кукуха набекрень», – подумала девушка, а вслух сказала:
– До свидания.
В машине они с Глебом немного помолчали.
– Твой дядя Миша не в себе? – не выдержала все же Камилла.
– Ну… – задумался Гвоздинский. – Он своеобразно видит мир. Но специалист отличный.
– Специалист по чем? – вскинулась девушка. – По яйцам, шахматам и подбородкам? Кто он вообще такой?
– Детский спортивный врач, – безразлично проговорил Глеб. – Закреплен за СДЮСШОР.
– Чего закреплен? – насторожилась Камилла.
– За Специализированной детско-юношеской спортивной школой олимпийского резерва по… – дальше было что-то сумбурно.
– По чем? – не упустила из внимания неразборчивое собеседница.
– По боксу, – повел бровями Гвоздинский, еле сдерживая смех.
– Ты издеваешься? – разозлилась Камилла.
– Почему это? – обиделся Глеб. – Тебе нет восемнадцати – ты находишься в пределах дяди Мишиной сферы влияния. И поверь, лучше него устранять последствия ударов не может никто… Посмотри на мое лицо. Ты хоть один шрам от рассечения на нем видишь?
– А… – протянула девушка. – Теперь понятно, почему у тебя не все в порядке с головой.
– Обывательское мнение, – пожал плечами Гвоздинский. – Бокс – это не уличная драка. В нем главное не сила, а ловкость, изворотливость, быстрый ум, хорошая реакция, дисциплина и волевые качества.
– Ну-ну, – усмехнулась Камилла. – Боксерское мнение… вернее, самовнушение.
– Может быть, – кивнул Глеб. – Но без бокса я не стал бы тем, кем я есть.
– Погоди, – навострилась девушка. – Полицейская этого Мишу знает. Она что – тоже?
– Ага, – развеселился Гвоздинский. – Прикинь, как я каждую пятницу рискую. Она не только «тоже», а еще и участвует в спортивном проекте для детей, оказавшихся, как Виктория любит выражаться, в неблагоприятных жизненных обстоятельствах. Проще говоря, пытается через спорт вернуть неблагонадежных на путь исправления.
– С помощью занятий боксом? – недоверчиво посмотрела на него Камилла.
– Ну… направление энергии в мирное русло. Дисциплина, занятость.
– Ладно, – вздохнула девушка. – Мне по. Куда ты меня везешь?
Гвоздинский с энтузиазмом затянул песню об отчем доме. Камилла сощурилась, но промолчала.
– Я не понял, – проворчал он через время, настраивая навигатор. – Где твой чертов пятнадцатый дом?
– Там, – равнодушно махнула в сторону Камилла.
Глеб с недовольством проследил за ее рукой:
– Где там? В лесу, что ли?
– Да, там тоже люди живут, – фыркнула девушка.
– Но Строителей-то здесь, – не успокаивался Гвоздинский.
– Это улица, а то – поселок, – пожала плечами спутница. – Недавно переименовали.
– Ну поселок так поселок, – ответил Глеб и направился в указанном направлении.
С напряженным недопониманием он разглядывал боковым зрением постройки, потом сжал губы до выступивших желваков.
– Туда, – снова ожила Камилла.
Гвоздинский остановил автомобиль перед воротами и развернулся к ней.
– Тебе тут сдают собачью конуру?
Девушка зло передернула плечами.
– Здесь кто вообще живет? Персидский шехзаде? – спросил у нее настойчиво Глеб.
– Почему шехзаде? – вздохнула Камилла. – Мой папа.
– Та-а-ак… – Гвоздинский осмотрел возвышающийся над машиной дворец, вырвал из блокнота лист и написал на нем ручкой цифры.
– Что это? – уставилась на него собеседница.
– Папе передашь, – сощурился Глеб. – Счет за устранение царапины на машине. Пусть присоединяется, а то как-то слишком некисло живет.
– Можно подумать, что ты уже успел заехать в автосервис, – скривилась в ответ Камилла.
– Я звонил, – соврал Глеб, настойчиво протягивая ей лист.
– А ниже что корявенько нацарапано? – развернула бумагу девушка.
– Половина цены за хот-дог. Я же думал, что бродяжку угощаю, а не наследницу шехзаде.
– Какой ты мелочный! – возмутилась Камилла. – Тебе мой хот-дог и так вышел в полцены.
– Ладно, – согласился Гвоздинский, забрал лист и вычеркнул нижнюю цифру. – Я должен был попытаться, вдруг ты об этом забыла.
Он упорно возвращал клочок обратно. Камилла нехотя взяла.
– Передашь папе, что я жду деньги… или как вы там сейчас выражаетесь, «кэш»? В общем, жду от папы кэш в любое время, когда ему будет удобно.
– Ты же не понимаешь сленг, – сцепила губы Камилла.
– Слово «деньги» я понимаю на всех языках.
– Родители в Париже, – печально предоставила последний аргумент девушка.
Глеб сплюнул и выхватил блокнотный лист:
– Вот почему у папы такой нехилый дом. Он знает, в какой момент нужно свалить из страны. – Гвоздинский насторожился: – А из взрослых дома кто?
Камилла бросила на него беглый взгляд.
– Я же не спрашиваю, почему ты, живя в таком доме, на Красном Камне машины вскрываешь, – настаивал Глеб.
Девушка протяжно вздохнула:
– Вот и не спрашивай.
– Так кто из взрослых в доме есть? – повторил вопрос Глеб.
– Повар, помощница по хозяйству и ответственный за приусадебный участок. Ну и гувернер, но он только два раза в неделю приходит.
Гвоздинский зло порвал бумагу на куски.
– Ну хоть гувернеру удалось облапошить твоего папу. Будем считать, что результатом своей работы он за всех и отомстил.
На следующий день Гвоздинский заходил в рабочий кабинет с предельной неохотой.
Жаба спозаранку, в девять десять поутру, в своем личном кресле Глебом обнаружено не было. А вот уродливо-разлапистый «трон» самого начальства оказался в наглую придвинутым к его не менее личному столу. Глеб сжал губы и хмуро сдвинул брови.
Еще более раздражающей выглядела Клякса, пригласившая в «келью» Глеба все тех же здоровенных ребят, и воплощающая с их помощью вожделенную перестановку.
– Доброе утро.
От голоса Гвоздинского могла иссохнуть в водопроводном кране вода и птички за окном замолчать на долгие годы, но Клякса на свою беду не иссохла и даже не умолкла.
– А, ты уже здесь? – прощебетала она. – Жаль, что я не успела все закончить до твоего прихода. Хотела не беспокоить лишний раз и такой тебе сюрприз на временное новоселье устроить. Чтобы ты, как в телепрограмме про ремонт: как вошел, как изумился бы всем изменениям…
Глеб мрачно и беззвучно открыл и закрыл свой рот. Он и вошел, и изумился – чего уж тут скрывать.
– А где Андрей Борисович? – спросил, подыскивая следующие слова.
– Задерживается, скоро будет.
Медленный взгляд Гвоздинского побрел по определенным точкам кабинета и упрямо замер на белоснежном подоконнике. На подоконнике и… небольших каштанчиках в кадке аккурат посреди него. Глеб даже голову склонил, разглядывая неожиданного жителя кабинета.
– Что это? – указал пальцем на горшок.
– Растение, – сообщила Клякса.
– Небольшое… – констатировал Глеб, с опаской приближаясь к подоконнику. – И оно – не каштан.
Палец замер на почтительном расстоянии от «флоры», как и его владелец – выжидающе.
– Не каштан, – подтвердила Елена осторожно. – Мухоловка… Точнее сказать, Венерина мухоловка… Это если по-научному.
– Ага, – склонил голову на другой бок Глеб. – Я так понимаю, трапезничать данный каштан предпочитает мухами.
Метельская судорожно кивнула, уже жалея о своей неудавшейся выходке. Помогающие «мальчики» отставили в сторону журнальный стол и встали за спиной у Глеба.
– Оно что – серьезно мух жрет? – с неподдельным интересом уточнил один из них.
– А ты в курсе, что природа создала и миролюбивые виды растений и позвоночных? – мельком бросил на Метельскую взгляд Гвоздинский.
Елена неопределенно пожала плечами.
– То есть ты предполагаешь, что в свободное от работы время я буду рыскать по подоконникам в поисках мошек и блошек для цветка? – пробормотал Глеб, продолжая скептично рассматривать растение, но его внимательно-хитрый взгляд то и дело уже прицельно стрелял и по углам окна.
