Торена прошиб холодный пот.
— Только не снова, — дрожаще произнес он и обернулся.
Уронив плед под ноги, Мелис стояла на каменной дорожке и, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, что-то бормотала себе под нос. Ее голубые глаза обесцветились, взгляд стал пустым, отрешенным. И чем дольше она говорила, тем сильнее ее тонкие губы растягивались в жуткой ухмылке.
— Мелис, — в голосе Торена проскользнул липкий испуг. Он сжал ее ладошки и прижал к своей груди. — Мелис, милая, прости. Я не хотел. Приди в себя, прошу. Мышонок, ты слышишь?
— …ru immitamm de Entorar, — тихонько шептала она, ничего не замечая вокруг.
— Мелис, пожалуйста! — Торен притянул сестру к себе и обнял. — Бога ради, прекрати!
Это помогло. Шепот утих, и Мелис перестала раскачиваться. Торен ощутил ее маленькие ладошки у себя на спине.
— Прости, — тихо всхлипнула Мелис, уткнувшись лицом ему в грудь. — Я снова доставляю проблемы?
— Ничего ты не доставляешь, — вздохнув с облегчением, произнес Торен и крепче обнял Мелис, словно боясь даже на мгновение выпустить ее из рук контроля. — Тебе абсолютно не за что извиняться, Мышонок.
— Ради меня ты снова сорвался с работы, не так ли? — она не спрашивала, а констатировала факт. — Почему я стою посреди двора в пижаме и тапочках в ноябрьский день я даже спрашивать не буду.
— Ах да, — спохватился Торен, выпустив сестру из объятий, поднял плед и накинул на ее хрупкие плечи.
— С каждым днем все хуже, да? — невесело улыбнулась Мелис, укутавшись в плед по самый подбородок.
— Ну, тут ты права, — развел руками Торен и кивнул на соседний участок, — их туям уже вряд ли что-то поможет, — пошутил он и одним бесцеремонным движением укрыл пледом голову застывшей Мелис.
Она вздрогнула от неожиданности и, ругнувшись себе под нос, резким взмахом сорвала кашемир с головы.
— Да при чем здесь туи, Торен?! — опалив брата гневным взглядом, Мелис резко распахнула плед и принялась нервно складывать норовящую выскользнуть из рук ткань. — Думаешь, я не знаю? Не понимаю, что происходит? Думаешь, не вижу, как ты надрываешься в попытках найти способ остановить эту… это, — она осеклась, настороженно огляделась по сторонам, прислушиваясь к звукам за соседской оградой, и только после этого позволила себе тихо продолжить. — Ты тратишь деньги на охранную систему и камеры по всему дому, тратишь свое время на поиски лучших врачей в городе и за пределами. Да ты всех ворожей и травниц этого города по именам знаешь! Еще не хватало, чтобы ты попал в неприятности из-за меня!
— Брось, Мелис, что за глупости ты себе напридумывала, — усмехнулся Торен, ощутив неприятный спазм в горле. Ему пришлось прокашляться прежде, чем продолжить. — Камеры нам нужны для нашей же безопасности, и вообще есть у каждого второго в нашем микрорайоне. Как, кстати, и хороший частный врач. А бабки эти… они сами ко мне постоянно цепляются. Я же не виноват, что после дежурств мое лицо выглядит хуже, чем задница наркомана!
Но Мелис, казалось, его совершенно не слышала.
— Ты берешь сверхурочные, чтобы заработать как можно больше, — продолжала говорить она, совершенно не замечая, как с каждым словом лицо брата все больше темнеет, — но сразу же срываешься оттуда, стоит моей левой пятке чихнуть. Ты из кожи вон лезешь, чтобы вернуть меня в прежнее состояние. Вот только это не в твоих силах, и мы оба это прекрасно…
— И что ты предлагаешь, Мелис? — перебил Торен и, скрестив руки на груди, угрюмо уставился на сестру.
Она смутилась, но взгляд не отвела.
— Мы ведь уже обсуждали, — ее голос дрогнул. — Тот пансионат, помнишь? «Ставрос», кажется. Там прекрасные врачи и даже бесплатное размещение за счет…
— Опытов? — зло сплюнул Торен.
— Исследований! Они имеют дело с разными случаями. И предлагали нам помощь.
— Нашла, кого вспомнить, — процедил сквозь зубы Торен, отмахнувшись. — Эти останки профессорской мудрости никогда ни с чем подобным не сталкивались, поэтому они совершенно не в состоянии нам помочь…
— Мне.
— Что? — Торен недоуменно уставился на помрачневшую Мелис.
Она задумчиво коснулась шарфа на шее, а затем, будто что-то вспомнив, криво ухмыльнулась и, сжав мохеровую ткань в кулаке, подняла взгляд.
— Они не в состоянии помочь мне, Торен. Но в состоянии облегчить жизнь тебе. Я уйду на полное обеспечение пансионата, а ты перестанешь дергаться из-за моего состояния. Ты наконец-то сможешь сосредоточиться на работе, о которой мечтал! Ты заслужил это, как никто другой. Так что брось, наконец, эти бесполезные попытки и займись уже своей жизнью. Пускай хоть у кого-то в нашей семье, — Мелис отвернулась и обняла свои дрогнувшие плечи, — она не закончится.
Конец фразы робко дрогнул, а затем и вовсе поспешил раствориться в зловещем шелесте опавшей листвы.
Мелис закусила губу и съежилась.
— Так чем, говоришь, мне следует заняться? — Торен улыбнулся так искренне и дружелюбно, что она испуганно вздрогнула.
Быстро развернув плед и укутавшись в него по самый подбородок, она отступила в сторону и попятилась.
— Ты знаешь, о чем я, — глухо пробурчала Мелис, не переставая пятиться в попытке сократить дистанцию. Что, впрочем, совершенно не сработало, поскольку Торен решительно двигался на нее. — И мы оба прекрасно знаем, что я права.
— Тогда почему ты отходишь? — еще шире улыбнулся он, ускорив шаг.
— Просто хочу прогуляться, — ляпнула первое, что пришло в голову Мелис и, наплевав на гордость и достоинство, развернулась к дому. — Прекрасная осенняя пора, погода хорошая, тихая, а ты меня чертовский пугаешь, — пробормотала она и быстро, насколько позволял тугой кокон пледа, засеменила ко входу в дом.
Но далеко уйти ей не удалось: Торен, в два широких шага настигнув беглянку, носком ботинка наступил на влачащийся край пледа, пригвоздив сестру к дорожке. От неожиданности Мелис качнулась назад — и тут же угодила в приготовленные силки-объятия.
— Итак? — протянул Торен, грозно нависнув над озадаченной сестрой. — Кто-то что-то там говорил о проблемах.
— Тебе показалось, — буркнула Мелис, предприняв еще одну неудачную попытку обрести свободу, от которой ее отделяли плед, брат и инстинкт самосохранения. — Ладно, Торен, достаточно. — Она отстранилась и развернулась к нему лицом. — Я все поняла.
— У нас впереди долгая жизнь, Мелис, — медленно, разделяя слова ударениями и паузами, произнес Торен. — У нас обоих. Я позабочусь об этом, — он крепко сжал ее плечи, отчего плед съехал вниз, обнажив тонкие ключицы, между которыми зловеще розовело зарубцевавшееся напоминание о страшной автокатастрофе.
Проследив за взглядом брата, Мелис охнула, отстранилась и, подтянув плед, отвернулась.
— Прости, я не хотел, — виновато прохрипел Торен и неуклюже потоптался на месте. — Мне и правда не стоило…
— Ты все еще видишь их?
— Что? — Торен вздрогнул и застыл.
— Я вот вижу, — голос Мелис стал глухим, безжизненным. Отстраненным. И чужим. — Почти каждую ночь, — ее худая ручка скользнула по краю пледа на плече. — И не только их, — Мелис сжала ткань. Торен с трудом сглотнул подступивший ком и вдруг ощутил, как дрожат его ладони. Он попытался подойти, но враз онемевшие ноги отказались повиноваться. — Ты знаешь, Торен, я будто все еще там. Стою и вижу… их. И ее… — Мелис прерывисто вдохнула. — Торен, я хочу, — она резко развернулась к нему, — давно хотела сказать, что…
Она посмотрела ему в лицо и застыла. Ее яркие, небесные глаза помутнели, а скулы заострились.
— Мелис? — едва слышно произнес Торен пересохшими губами.
Сестра встряхнула головой, растерянно огляделась по сторонам и удивленно уставилась на Торена, будто только что его увидела. А затем вдруг захохотала, всплеснула ладонями и рванула к нему.
— Наконец-то вернулся!
Торен инстинктивно распахнул объятия, но Мелис остановилась, шутливо надулась и несильно толкнула его.
— Болван! Торени, ты снова опоздал! — и, отбросив мешающий плед, она с радостным смехом рванула прочь. — Догоняй!
— Мелис, стой! — только и успел крикнуть Торен, но она его уже не слышала.
Он кинулся следом, но резко затормозил, едва не наступив на декоративную статуэтку на дорожке. Торен нахмурился: как раз в том месте, куда упал плед, лежала фигурка ангелочка, которую, очевидно, выронила Мелис. Несуразное и даже немного странное на вид, это керамическое чудо необузданной фантазии с золотистыми крылышками являло собой идеальный образец того, чего детям дарить категорически не стоит во избежание душевных травм и детских обид. Но сестре статуэтка была бесконечно дорога. Подаренная мамой как приз за ловкую игру всей семьей в колечки на Весенней ярмарке, фигурка стала дорогим воспоминанием о счастливых минутах, проведенных с любящими родителями и любимым братом. Поэтому ничего удивительного, что после трагедии Мелис практически не расставалась с ангелочком. Совершенно ничего необычного.
Кроме одной крохотной детали, которую Торен прежде не замечал: пережившая страшную автомобильною аварию, статуэтка выглядела идеально новой!
— Да вы издеваетесь.
Не теряя ни секунды, он вынул из кармана кожаной куртки небольшую бутыль с освященной водой и, открутив пробку, брызнул на игрушку. Капли, попав на ангелочка, зашипели и обратились в пар, а в нос Торену ударил хорошо знакомый серный запах.
— Так вот ты где, — сцепив зубы, тихо прорычал Торен и, быстро обернув ладонь матерчатой тканью с защитными глифами, подхватил ангелочка.
— Торени, ты будешь меня искать?
Вздрогнув, он вспомнил о том, что сейчас было куда важнее: его плохо одетая и совершенно этого не осознающая сестра, играющая в прятки с ним и суровой ноябрьской погодой. Торопливо сунув фигурку в карман, Торен подскочил, огляделся и шагнул. Остановился. Нет, так не получится. Уже проходили. Если последовать правилам игры, он лишь потеряет время в попытках догнать юркую Мелис. А времени у неодетой, но полностью поглощенной игрой сестры было немного.
Торен подошел к брошенному пледу и присел.
— Мелис такая быстрая и ловкая! Мне ее никогда не догнать, — нарочито громко произнес он, комкая плед в дрожащих руках. Спокойно, не выходить из роли. — Такая жалость. Я купил потрясающий вкусный горячий шоколад для своей сестренки, а теперь придется пить его одному.
За углом беседки тихонько зашуршало.
— Такой вкусный горячий шоколад. И достанется только мне.
— Но так нечестно! — воскликнула Мелис и, совершенно позабыв об игре, выскочила из своего укрытия. — Почему только тебе? — она шмыгнула носом и надулась. — Я тоже хочу!
— Ну так беги скорее в дом. Я оставил его в своей сумке, — спокойно произнес Торен и, стараясь не делать резких движений, поднялся. — Сделаешь и для меня, Мышонок?
Мелис просияла.
— Я сделаю лучший шоколад, ты просто обалдеешь! За такой и умереть можно! — и она побежала к дому.
Торен посмотрел ей вслед и невесело улыбнулся.
— Не сегодня, — в его голосе скользнули тоска и усталость. — У нас с тобой впереди долгая жизнь. Я ведь обещал, помнишь?
Сжав фигурку проклятого ангелочка в кармане, Торен тоже поспешил к дому.
— И я сдержу обещание во что бы то ни стало.
Люблю мегаполисы. Огромные, шумные, ежесекундно изливающие на бесцельно бредущих обитателей густые потоки манящего ядовито света, они словно созданы для тех, кто прячется во мраке грязных низменных чувств и живет за счет задушенных показной моралью эмоций.
Таких, как я.
Невкусно пообщавшись с экстрасенсом-недоучкой, желавшим проклясть своего брата — о, Багровый, всегда одно и то же! — я привычно брела по темным, насквозь пропитанным подтухшей надеждой, улицам и переулкам. Тело взывающего, в котором я неуютно расположилась, двигалось медленно, неуклюже и постоянно норовило завалиться в какой-нибудь подвал. Похоже, из этой оболочки я выжала все, что могла.
Итак, меня снова против моей воли выдернули из Хейма призывом. Да не просто призывом, а настоящим меморием, пускай и криво слепленным. А криво, потому что мое наречение, вписанное в меморий, — неверное. Точнее — неполное. Потому как истинное имя известно лишь мне да моей Покровительнице, меня им нарекшей. И лишь владеющий полным наречением способен призвать обитателя Хейма без последствий для своей жизни. Но все именные мемории находятся под строгим контролем церберов и просто так попасть в руки смертных не могут. Уж точно не волей случая. А вот чьей конкретной волей и для какого именно случая — решаем только мы, предвечные. Что бы там людишки себе ни воображали. Так что смертным стоило бы иной раз задуматься своей не отягченной умом головушкой, каким таким непостижимым образом им в руки попадает меморий с призывом опасной моровой инферии и не стоит ли за этим хорошо продуманный план самой инферии.
Так нет же, совершенно не думают! Им ведь нужно поскорее удовлетворить свое разбухшее от вседозволенности эго, какие уж тут размышления о последствиях! Вот и дергают, натоптыши безголовые, в Шеол по поводу и без мою раздраженную сущь. А потом мучаются от кошмаров да травм, нанесенных психике.
Злая я, не отрицаю. Да и как не злиться, если я к этому проклятому меморию не имею абсолютно никакого отношения! Как бы сильно мне ни хотелось заявить обратное. Да, высокоранговые демоны именно так и попадают в Шеол, подкидывая ничего не подозревающим смертным собственноручно составленные мемории. Мы же, инферии, такими привилегиями, к огромному нашему сожалению, похвастаться не можем. Но это не значит, что нам этого не хочется. Уж я-то точно приложу все усилия, чтобы добиться горячо желаемого статуса высокорангового демона, и уж тогда смогу распоряжаться всеми своими призывами, как заблагорассудится.
Ну а пока что все эти дрянные мемории доставляют мне массу хлопот, не говоря уж о том, что унижают мое инфернальное достоинство. Узнать бы чьих когтей это дело, ух, я бы его!..
Может, Анафия? У этой пронырливой инферии, помнится, глаза аж почернели от злости, когда она узнала, что моя Покровительница не кто иная, как великая Велиала дер Шакс. Или, может быть, Румия? Та, чья ослепительная улыбка вечно голодного суккуба при каждой нашей встрече заставляет меня держать спину подальше, дабы туда случайно не воткнулись острейшие когти?
А может это дело рук?.. Да нет же, ей это совершенно ни к чему! Вот уж кто действительно далек от чувства зависти, так это Мирейна мори Вердель! Сильная, привлекательная, самоуверенная и дерзкая, она одним лишь словом способна поставить на место любого зарвавшегося предвечного, будь то низкоранговый бес либо Приближенный к самому Багровому демон. Совершенно неудивительно, что ее заприметила и призвала в подопечные сама Велиала. Куда удивительнее, что в подопечные к Велиале попала и я, совсем еще неопытная инферия с довольно скромными силами и совершенно неприемлемой для предвечного непереносимостью человеческого эфира. Если не сказать точнее — меня от их эфира просто выворачивает.
Снова вспомнив о своей «маленькой», но здорово портящей все мое существование особенности, я тихонько зарычала: это ж как меня так угораздило вообще?! Испытывать рвотные позывы от того, что для любого предвечного является источником не просто пищи, но еще и удовольствия. Это уже не просто ироничная насмешка Хейма, меня породившего, а прямо-таки издевательский плевок! И как теперь от этого утереться, я не имела ни малейшего представления.
— Только не снова, — дрожаще произнес он и обернулся.
Уронив плед под ноги, Мелис стояла на каменной дорожке и, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, что-то бормотала себе под нос. Ее голубые глаза обесцветились, взгляд стал пустым, отрешенным. И чем дольше она говорила, тем сильнее ее тонкие губы растягивались в жуткой ухмылке.
— Мелис, — в голосе Торена проскользнул липкий испуг. Он сжал ее ладошки и прижал к своей груди. — Мелис, милая, прости. Я не хотел. Приди в себя, прошу. Мышонок, ты слышишь?
— …ru immitamm de Entorar, — тихонько шептала она, ничего не замечая вокруг.
— Мелис, пожалуйста! — Торен притянул сестру к себе и обнял. — Бога ради, прекрати!
Это помогло. Шепот утих, и Мелис перестала раскачиваться. Торен ощутил ее маленькие ладошки у себя на спине.
— Прости, — тихо всхлипнула Мелис, уткнувшись лицом ему в грудь. — Я снова доставляю проблемы?
— Ничего ты не доставляешь, — вздохнув с облегчением, произнес Торен и крепче обнял Мелис, словно боясь даже на мгновение выпустить ее из рук контроля. — Тебе абсолютно не за что извиняться, Мышонок.
— Ради меня ты снова сорвался с работы, не так ли? — она не спрашивала, а констатировала факт. — Почему я стою посреди двора в пижаме и тапочках в ноябрьский день я даже спрашивать не буду.
— Ах да, — спохватился Торен, выпустив сестру из объятий, поднял плед и накинул на ее хрупкие плечи.
— С каждым днем все хуже, да? — невесело улыбнулась Мелис, укутавшись в плед по самый подбородок.
— Ну, тут ты права, — развел руками Торен и кивнул на соседний участок, — их туям уже вряд ли что-то поможет, — пошутил он и одним бесцеремонным движением укрыл пледом голову застывшей Мелис.
Она вздрогнула от неожиданности и, ругнувшись себе под нос, резким взмахом сорвала кашемир с головы.
— Да при чем здесь туи, Торен?! — опалив брата гневным взглядом, Мелис резко распахнула плед и принялась нервно складывать норовящую выскользнуть из рук ткань. — Думаешь, я не знаю? Не понимаю, что происходит? Думаешь, не вижу, как ты надрываешься в попытках найти способ остановить эту… это, — она осеклась, настороженно огляделась по сторонам, прислушиваясь к звукам за соседской оградой, и только после этого позволила себе тихо продолжить. — Ты тратишь деньги на охранную систему и камеры по всему дому, тратишь свое время на поиски лучших врачей в городе и за пределами. Да ты всех ворожей и травниц этого города по именам знаешь! Еще не хватало, чтобы ты попал в неприятности из-за меня!
— Брось, Мелис, что за глупости ты себе напридумывала, — усмехнулся Торен, ощутив неприятный спазм в горле. Ему пришлось прокашляться прежде, чем продолжить. — Камеры нам нужны для нашей же безопасности, и вообще есть у каждого второго в нашем микрорайоне. Как, кстати, и хороший частный врач. А бабки эти… они сами ко мне постоянно цепляются. Я же не виноват, что после дежурств мое лицо выглядит хуже, чем задница наркомана!
Но Мелис, казалось, его совершенно не слышала.
— Ты берешь сверхурочные, чтобы заработать как можно больше, — продолжала говорить она, совершенно не замечая, как с каждым словом лицо брата все больше темнеет, — но сразу же срываешься оттуда, стоит моей левой пятке чихнуть. Ты из кожи вон лезешь, чтобы вернуть меня в прежнее состояние. Вот только это не в твоих силах, и мы оба это прекрасно…
— И что ты предлагаешь, Мелис? — перебил Торен и, скрестив руки на груди, угрюмо уставился на сестру.
Она смутилась, но взгляд не отвела.
— Мы ведь уже обсуждали, — ее голос дрогнул. — Тот пансионат, помнишь? «Ставрос», кажется. Там прекрасные врачи и даже бесплатное размещение за счет…
— Опытов? — зло сплюнул Торен.
— Исследований! Они имеют дело с разными случаями. И предлагали нам помощь.
— Нашла, кого вспомнить, — процедил сквозь зубы Торен, отмахнувшись. — Эти останки профессорской мудрости никогда ни с чем подобным не сталкивались, поэтому они совершенно не в состоянии нам помочь…
— Мне.
— Что? — Торен недоуменно уставился на помрачневшую Мелис.
Она задумчиво коснулась шарфа на шее, а затем, будто что-то вспомнив, криво ухмыльнулась и, сжав мохеровую ткань в кулаке, подняла взгляд.
— Они не в состоянии помочь мне, Торен. Но в состоянии облегчить жизнь тебе. Я уйду на полное обеспечение пансионата, а ты перестанешь дергаться из-за моего состояния. Ты наконец-то сможешь сосредоточиться на работе, о которой мечтал! Ты заслужил это, как никто другой. Так что брось, наконец, эти бесполезные попытки и займись уже своей жизнью. Пускай хоть у кого-то в нашей семье, — Мелис отвернулась и обняла свои дрогнувшие плечи, — она не закончится.
Конец фразы робко дрогнул, а затем и вовсе поспешил раствориться в зловещем шелесте опавшей листвы.
Мелис закусила губу и съежилась.
— Так чем, говоришь, мне следует заняться? — Торен улыбнулся так искренне и дружелюбно, что она испуганно вздрогнула.
Быстро развернув плед и укутавшись в него по самый подбородок, она отступила в сторону и попятилась.
— Ты знаешь, о чем я, — глухо пробурчала Мелис, не переставая пятиться в попытке сократить дистанцию. Что, впрочем, совершенно не сработало, поскольку Торен решительно двигался на нее. — И мы оба прекрасно знаем, что я права.
— Тогда почему ты отходишь? — еще шире улыбнулся он, ускорив шаг.
— Просто хочу прогуляться, — ляпнула первое, что пришло в голову Мелис и, наплевав на гордость и достоинство, развернулась к дому. — Прекрасная осенняя пора, погода хорошая, тихая, а ты меня чертовский пугаешь, — пробормотала она и быстро, насколько позволял тугой кокон пледа, засеменила ко входу в дом.
Но далеко уйти ей не удалось: Торен, в два широких шага настигнув беглянку, носком ботинка наступил на влачащийся край пледа, пригвоздив сестру к дорожке. От неожиданности Мелис качнулась назад — и тут же угодила в приготовленные силки-объятия.
— Итак? — протянул Торен, грозно нависнув над озадаченной сестрой. — Кто-то что-то там говорил о проблемах.
— Тебе показалось, — буркнула Мелис, предприняв еще одну неудачную попытку обрести свободу, от которой ее отделяли плед, брат и инстинкт самосохранения. — Ладно, Торен, достаточно. — Она отстранилась и развернулась к нему лицом. — Я все поняла.
— У нас впереди долгая жизнь, Мелис, — медленно, разделяя слова ударениями и паузами, произнес Торен. — У нас обоих. Я позабочусь об этом, — он крепко сжал ее плечи, отчего плед съехал вниз, обнажив тонкие ключицы, между которыми зловеще розовело зарубцевавшееся напоминание о страшной автокатастрофе.
Проследив за взглядом брата, Мелис охнула, отстранилась и, подтянув плед, отвернулась.
— Прости, я не хотел, — виновато прохрипел Торен и неуклюже потоптался на месте. — Мне и правда не стоило…
— Ты все еще видишь их?
— Что? — Торен вздрогнул и застыл.
— Я вот вижу, — голос Мелис стал глухим, безжизненным. Отстраненным. И чужим. — Почти каждую ночь, — ее худая ручка скользнула по краю пледа на плече. — И не только их, — Мелис сжала ткань. Торен с трудом сглотнул подступивший ком и вдруг ощутил, как дрожат его ладони. Он попытался подойти, но враз онемевшие ноги отказались повиноваться. — Ты знаешь, Торен, я будто все еще там. Стою и вижу… их. И ее… — Мелис прерывисто вдохнула. — Торен, я хочу, — она резко развернулась к нему, — давно хотела сказать, что…
Она посмотрела ему в лицо и застыла. Ее яркие, небесные глаза помутнели, а скулы заострились.
— Мелис? — едва слышно произнес Торен пересохшими губами.
Сестра встряхнула головой, растерянно огляделась по сторонам и удивленно уставилась на Торена, будто только что его увидела. А затем вдруг захохотала, всплеснула ладонями и рванула к нему.
— Наконец-то вернулся!
Торен инстинктивно распахнул объятия, но Мелис остановилась, шутливо надулась и несильно толкнула его.
— Болван! Торени, ты снова опоздал! — и, отбросив мешающий плед, она с радостным смехом рванула прочь. — Догоняй!
— Мелис, стой! — только и успел крикнуть Торен, но она его уже не слышала.
Он кинулся следом, но резко затормозил, едва не наступив на декоративную статуэтку на дорожке. Торен нахмурился: как раз в том месте, куда упал плед, лежала фигурка ангелочка, которую, очевидно, выронила Мелис. Несуразное и даже немного странное на вид, это керамическое чудо необузданной фантазии с золотистыми крылышками являло собой идеальный образец того, чего детям дарить категорически не стоит во избежание душевных травм и детских обид. Но сестре статуэтка была бесконечно дорога. Подаренная мамой как приз за ловкую игру всей семьей в колечки на Весенней ярмарке, фигурка стала дорогим воспоминанием о счастливых минутах, проведенных с любящими родителями и любимым братом. Поэтому ничего удивительного, что после трагедии Мелис практически не расставалась с ангелочком. Совершенно ничего необычного.
Кроме одной крохотной детали, которую Торен прежде не замечал: пережившая страшную автомобильною аварию, статуэтка выглядела идеально новой!
— Да вы издеваетесь.
Не теряя ни секунды, он вынул из кармана кожаной куртки небольшую бутыль с освященной водой и, открутив пробку, брызнул на игрушку. Капли, попав на ангелочка, зашипели и обратились в пар, а в нос Торену ударил хорошо знакомый серный запах.
— Так вот ты где, — сцепив зубы, тихо прорычал Торен и, быстро обернув ладонь матерчатой тканью с защитными глифами, подхватил ангелочка.
— Торени, ты будешь меня искать?
Вздрогнув, он вспомнил о том, что сейчас было куда важнее: его плохо одетая и совершенно этого не осознающая сестра, играющая в прятки с ним и суровой ноябрьской погодой. Торопливо сунув фигурку в карман, Торен подскочил, огляделся и шагнул. Остановился. Нет, так не получится. Уже проходили. Если последовать правилам игры, он лишь потеряет время в попытках догнать юркую Мелис. А времени у неодетой, но полностью поглощенной игрой сестры было немного.
Торен подошел к брошенному пледу и присел.
— Мелис такая быстрая и ловкая! Мне ее никогда не догнать, — нарочито громко произнес он, комкая плед в дрожащих руках. Спокойно, не выходить из роли. — Такая жалость. Я купил потрясающий вкусный горячий шоколад для своей сестренки, а теперь придется пить его одному.
За углом беседки тихонько зашуршало.
— Такой вкусный горячий шоколад. И достанется только мне.
— Но так нечестно! — воскликнула Мелис и, совершенно позабыв об игре, выскочила из своего укрытия. — Почему только тебе? — она шмыгнула носом и надулась. — Я тоже хочу!
— Ну так беги скорее в дом. Я оставил его в своей сумке, — спокойно произнес Торен и, стараясь не делать резких движений, поднялся. — Сделаешь и для меня, Мышонок?
Мелис просияла.
— Я сделаю лучший шоколад, ты просто обалдеешь! За такой и умереть можно! — и она побежала к дому.
Торен посмотрел ей вслед и невесело улыбнулся.
— Не сегодня, — в его голосе скользнули тоска и усталость. — У нас с тобой впереди долгая жизнь. Я ведь обещал, помнишь?
Сжав фигурку проклятого ангелочка в кармане, Торен тоже поспешил к дому.
— И я сдержу обещание во что бы то ни стало.
Глава 2
Люблю мегаполисы. Огромные, шумные, ежесекундно изливающие на бесцельно бредущих обитателей густые потоки манящего ядовито света, они словно созданы для тех, кто прячется во мраке грязных низменных чувств и живет за счет задушенных показной моралью эмоций.
Таких, как я.
Невкусно пообщавшись с экстрасенсом-недоучкой, желавшим проклясть своего брата — о, Багровый, всегда одно и то же! — я привычно брела по темным, насквозь пропитанным подтухшей надеждой, улицам и переулкам. Тело взывающего, в котором я неуютно расположилась, двигалось медленно, неуклюже и постоянно норовило завалиться в какой-нибудь подвал. Похоже, из этой оболочки я выжала все, что могла.
Итак, меня снова против моей воли выдернули из Хейма призывом. Да не просто призывом, а настоящим меморием, пускай и криво слепленным. А криво, потому что мое наречение, вписанное в меморий, — неверное. Точнее — неполное. Потому как истинное имя известно лишь мне да моей Покровительнице, меня им нарекшей. И лишь владеющий полным наречением способен призвать обитателя Хейма без последствий для своей жизни. Но все именные мемории находятся под строгим контролем церберов и просто так попасть в руки смертных не могут. Уж точно не волей случая. А вот чьей конкретной волей и для какого именно случая — решаем только мы, предвечные. Что бы там людишки себе ни воображали. Так что смертным стоило бы иной раз задуматься своей не отягченной умом головушкой, каким таким непостижимым образом им в руки попадает меморий с призывом опасной моровой инферии и не стоит ли за этим хорошо продуманный план самой инферии.
Так нет же, совершенно не думают! Им ведь нужно поскорее удовлетворить свое разбухшее от вседозволенности эго, какие уж тут размышления о последствиях! Вот и дергают, натоптыши безголовые, в Шеол по поводу и без мою раздраженную сущь. А потом мучаются от кошмаров да травм, нанесенных психике.
Злая я, не отрицаю. Да и как не злиться, если я к этому проклятому меморию не имею абсолютно никакого отношения! Как бы сильно мне ни хотелось заявить обратное. Да, высокоранговые демоны именно так и попадают в Шеол, подкидывая ничего не подозревающим смертным собственноручно составленные мемории. Мы же, инферии, такими привилегиями, к огромному нашему сожалению, похвастаться не можем. Но это не значит, что нам этого не хочется. Уж я-то точно приложу все усилия, чтобы добиться горячо желаемого статуса высокорангового демона, и уж тогда смогу распоряжаться всеми своими призывами, как заблагорассудится.
Ну а пока что все эти дрянные мемории доставляют мне массу хлопот, не говоря уж о том, что унижают мое инфернальное достоинство. Узнать бы чьих когтей это дело, ух, я бы его!..
Может, Анафия? У этой пронырливой инферии, помнится, глаза аж почернели от злости, когда она узнала, что моя Покровительница не кто иная, как великая Велиала дер Шакс. Или, может быть, Румия? Та, чья ослепительная улыбка вечно голодного суккуба при каждой нашей встрече заставляет меня держать спину подальше, дабы туда случайно не воткнулись острейшие когти?
А может это дело рук?.. Да нет же, ей это совершенно ни к чему! Вот уж кто действительно далек от чувства зависти, так это Мирейна мори Вердель! Сильная, привлекательная, самоуверенная и дерзкая, она одним лишь словом способна поставить на место любого зарвавшегося предвечного, будь то низкоранговый бес либо Приближенный к самому Багровому демон. Совершенно неудивительно, что ее заприметила и призвала в подопечные сама Велиала. Куда удивительнее, что в подопечные к Велиале попала и я, совсем еще неопытная инферия с довольно скромными силами и совершенно неприемлемой для предвечного непереносимостью человеческого эфира. Если не сказать точнее — меня от их эфира просто выворачивает.
Снова вспомнив о своей «маленькой», но здорово портящей все мое существование особенности, я тихонько зарычала: это ж как меня так угораздило вообще?! Испытывать рвотные позывы от того, что для любого предвечного является источником не просто пищи, но еще и удовольствия. Это уже не просто ироничная насмешка Хейма, меня породившего, а прямо-таки издевательский плевок! И как теперь от этого утереться, я не имела ни малейшего представления.
