«Гляди, это твоя училка, питомец!» - сказала первая. Её голос буквально сочился издевкой и детским садизмом, а каждое слово было пропитано ядом, придавая ей вид почти что карикатурного злодея: «У неё довольно паршивый видок».
«Я даже слышала на прошлой неделе, как у неё урчал желудок. Поговаривают, что она перешла на веганскую диету», - добавила вторая.
Даже для детского ума зайчонка не осталась незамеченной ирония использования именно этого слова в качестве подкола от двух травоядных. Но это вовсе не означало, что зайка была хоть на йоту менее ошарашена сказанным… как и тем фактом, что эти издевки продолжили преследовать её даже в переходном классе.
«Заткнитесь», - прошипела зайчиха; она сорвалась настолько внезапно и настолько агрессивно, что две лани тут же застыли под напором нахлынувших на них инстинктов. Но после небольшой паузы они снова ухмыльнулись, не впечатленные ответом.
«Пошли, Камми. Питомец расстроился, что её возлюбленная больше не сможет наложить на неё свои лапки», - сказала первая, показывая жестом своей подруге следовать за собой.
«Не то, чтобы она вообще собиралась это сделать», - было последнее, что услышала от них Милли, пора звук пары цокающих копыт удалялся от неё в сторону ближайшей группы студентов.
Милли глубоко вздохнула и осознала, что её всю трясет, а кулаки плотно сжаты. Она зло прищурилась на двух оленят, которые теперь весело болтали с остальными детьми. Но несмотря на то, как она хотела преподать этим двум урок, Милли понимала, что должна вести себя достойно. Ради Лэнгли.
Бурча себе под нос, она вернулась к наблюдению за двумя учителями. Пока класс начал собираться вокруг, учительницы обменялись еще парой слов, и более маленькая лиса, попрощавшись со второй, покинула их, оставив свою серебристую коллегу разбираться наедине с толпой детишек, бросив на прощание Милли заговорщическую улыбку.
Оставшаяся лиса сделала шаг навстречу.
«Доброе утро, дети. Возможно, у вас е-».
Как только она начала свою речь, один, особенно громкий, саксофон издал свой характерный утробный звук, заглушив голос учительницы. Тридцать пар глаз удивленных учеников вытаращились на источник звука где-то вдалеке, пока тренер позволила ему умолкнуть, дождавшись когда звук инструмента стихнет и станет неразличимым на фоне чириканья птиц и завываний ветра.
«Давайте попробуем еще раз», - продолжила она, когда все смешки прекратились: «На прошлой неделе мы все узнали, что хорошая физическая форма важна для репродукции. Кто-нибудь помнит повему именно?». Три маленьких ручки метнулись вверх, и лиса указала на ближайшую к ней, которая принадлежала пухленькому хомячку, протиравший второй рукой свои очки о футболку: «Да, Лиам?».
«Хорошее физическое здоровье позволяет иметь более здоровое потомство. Родитель с плохим здоровьем не только хуже сможет заботиться о ребенке, но и будет более высок риск неонтан… неотна… риск заболеть и заразить ребенка!»
“Good physical health allows for more expedient care. A parent in poor health is not just worse at child care, they are also more suspeblt… suscel… likely to get sick and infect the baby!”
Лиса скрестила руки и кивнула: «Все так. Но мы здесь не собираемся особо перебарщивать с нагрузками, как наши друзья из соревновательного класса. Они больше пекутся о победе и призовых местах, я же больше заинтересована в вашем здоровье и счастье. Так, а еще я вижу, что у нас тут пара новых лиц, так что всем новоприбывшим - добро пожаловать на дородовое физическое воспитание. Меня зовут Мисс Томпсон, и я ваш учитель-слэш-тренер. Кто-нибудь любит музыку?».
Тридцать тоненьких голосков радостно завопили в унисон, а более легкие на подъем (Милли не была в их числе) даже начали возбужденно подпрыгивать на месте.
«Сегодня мы займемся легкими танцевальными упражнениями. Разработайте свои мускулы, свою гибкость и баланс тела. Но сначала… разминка! Вы все знаете правила!»
Милли не знала о правилах, но, как оказалось в итоге, это ничем не отличалось от разминочной рутины в её обычном классе по физ-ре: пара потягиваний, пара подпрыгиваний и пара кругов по полю. Беря в расчет это и музыку, если закрыть глаза, она могла даже представить, что все еще находится в своей прошлой программе… это позволяло почувствовать свое положение немного менее безнадежным.
Когда с разминкой было покончено, все дети собрались вокруг Мисс Томпсон, которая дала им двухминутную передышку, объясняя в этот момент, чем именно они будут сейчас заниматься. Все сводилось к простому ‘танцевать’; музыка была достаточно неравномерной и энергичной, чтобы задать такт почти любому танцу для любого участника, от которого требовалось лишь обладать чувством ритма. Мисс Томпсон начала с простого – базовое движение, на повторение которого она выделила классу несколько минут. Затем, постепенно она начала демонстрировать все более сложные приемы. Поворот тут и там, шассе для пущей убедительности, и все в простой и щадящей манере, которая позволяла безболезненно набить шишки на собственном опыте.
У класса были некоторые трудности с исполнением, но большинство детей весело проводило время. Некоторые даже позволяли себе небольшие частички импровизации, дабы сделать свой танец более индивидуальным, что учительница была лишь рада приветствовать.
Но среди всей хаотичной нелепости тридцати детей, представляющих себя мега танцорами, была одна, которая сияла ярче всех. Двадцать девять детей танцевали, но одна была самим танцем. Да, несовершенным, да, с ошибками, обоснованными отсутствием практики и границами самого упражнения, но то с какой грацией и с каким чувством она двигалась, не осталось незамеченным со стороны натренированного взгляда учительницы.
Что-то щелкнуло в голове Милли.
Оно ведь всегда было рядом с ней, любовь к музыке, жгучее желание быть её частью. Вместе со своей подругой Эммой она пыталась создавать музыку и потерпела неудачу. С помощью рисования она пыталась выразить свои чувства, опять же, находясь под влиянием музыки. Она всегда сопровождала Милли в её тщетных попытках найти себя, но испробованные методы самовыражения через музыку не подходили зайчонку. Милли была не в состоянии перенести на бумагу всю гамму течения мелодии, ведь след карандаша навсегда оставался на бумаге, в то время как музыка отличалась непостоянством звучания.
Но посредством танца она наконец смогла передать всю переменчивость потока мелодии, которая проходила через её тело. Она больше не должна была работать с ней на пару, она больше не должна была создавать её – теперь она могла слиться с ней воедино. Так много всего она перепробовала за свою жизнь. Многие из этих занятий казались ей интересными, даже захватывающими. Но танец - отдушина, которая каким-то образом ускользала от неё все это время – не шел с ними ни в какое сравнение.
Даже после того как стихла музыка, движения продолжились, продиктованные ритмом постукивания одной ноги по полу. Постукивание продолжилось даже тогда, когда её движения стали замедляться.
И только когда она почувствовала, как две когтистые лапы опустились к ней на плечи, нежно возвращая зайчонка в реальный мир, Милли полностью остановилась. Её сердце сильно колотилось в груди, а её тело ломило от напряжения, она хватала ртом воздух и при этом чувствовала себя самым счастливым зайцем на свете.
Опустившись на колени перед ней, мускулистая серая лиса широко улыбалась напротив Милли. Вокруг них собрались все остальные дети со смесью зависти и изумления на лицах.
Лисица признательно присвистнула. «Да у тебя это врожденное, девчуль!» - выдала она свой вердикт, хлопая зайчонка по плечу: - «Ну все, успокойся и дыши ровней. А то, не ровен час, еще затанцуешь себя до смерти, а я бы хотела избежать таких эксцессов на своем уроке».
Милли едва её слышала. Её буквально распирало от удовольствия. Она наконец нашла это – то одно зернышко, которое она сможет взрастить и из которого появятся ростки её надежды. Оно всегда было рядом, сопровождало её в моменты пробуждения вместе с солнечными лучами, а она каждый раз не обращала это внимание.
«Вы думаете… вы думаете у меня талант?» - спросила она тихим голосом, будто пугаясь своих собственных слов.
«Нет», - ответила Мисс Томпсон с мрачной окончательностью в голосе.
Уши зайки поникли в расстройстве. Но прямо перед её глазами возникли оскаленные зубы лисы, которые превратились в широкую, озорную ухмылку.
«…но я думаю мы сможем это исправить».
_______________________________________________________
Урок за уроком, становилось все более очевидно, что представление Милли на уроке по ДФВ не было просто удачной случайностью. Её стройное и элегантное тело идеально подходило для размеренных, плавных танцевальных движений, а её чувство ритма и любовь к музыке делали все остальное.
Мисс Томпсон не была танцором, она была атлетом. Она понимала, что не сможет предоставить Милли специализированное обучение, в котором та отчаянно нуждалась. К счастью, Фолдский Институт не страдал от недостатка специалистов, и Милли была рекомендована как раз одному из них, Мистеру Сентону.
Слухи о успехе Милли, не без помощи учтивой Томпсон, достигли ушей Лэнгли, и прошение на имя Госпожи Кармихель было отправлено к ней на рассмотрение. Теперь оставалось лишь ждать… и согнуть пальцы на удачу.
Милли также не теряла времени зря, постоянно занимаясь практикой. Она практиковалась в перерывах между занятиями, когда остальные дети задорно носились по коридорам, она практиковалась по ночам, когда остальные дети крепко спали в своих постелях. Если её увлечение искусством было продиктовано скорее кратким запалом вдохновения, то танцевальные занятия буквально завладели её сознанием, угрожая заменить собой все остальные аспекты жизни зайчонка. И ей было плевать. Она и так уже потеряла всех своих друзей и не утруждала себя поиском новых. Да и к тому же новые одноклассники предпочитали учиться рядом с этой замкнутой в себе, одержимой своими танцами девочкой, чем с враждебной и обиженной на весь мир стервой, какой она предстала перед ними в первый день знакомства. Оценки по другим предметам закономерно страдали, но Милли уже и так мало обращала на них внимание, особенно теперь, когда она наконец-то нашла своё призвание.
Она становилась чересчур одержима в своей целеустремленности, но главное, что Милли была вновь счастлива, ведь она заново смогла обрести цель, и зайчиха была чертовски нацелена в этот раз на успех. И теперь, на пару с чувством определенности, после очередного долгого дня, наполненного скучными переходными уроками, она зашла в бальный зал в своих атласных балетках и облегающем костюме из спандекса, направляясь к отдаленному звуку из радио, играющего классическую музыку.
Комната была громадной, охватывающей большую часть левого крыла Института, наполненная деревянными местами для зрителей и старыми картинами значимых персон прошлого, которые располагались на шумоизолированных стенах. Если, слоняясь по широким коридорам Института, Милли всегда чувствовала себя просто маленькой, то теперь она ощущала и вовсе микроскопической. Просто озираясь вокруг, она могла представить колоссальный масштаб и размах собраний, которые здесь когда-то проводились…
Но её трепет мог подождать.
Она отправилась вслед за музыкой к дальнему углу бального зала, где уже находилась сидящая сгорбленная фигура, которая нетерпеливо топала ногой по полу. Дернув носом в ответ на появление нового запаха, он поднялся на ноги, чтобы встретить гостью.
«Ты должно быть Милли».
Мистер Сетон оказался белоснежным горностаем, стройным и изящным существом, который, в данный момент, обладал крайне суровым выражением, застывшим на его резких чертах морды. По сравнению с большинством остальных учителей он был низким, очень низким, по правде говоря, но его рост с лихвой компенсировало чувство собственного достоинства и авторитета, с которым он держался и которые требовали к себе безоговорочного уважения.
«Мелинда, для тебя – Мисс Томпсон, сказала, что тебе требуется пара уроков по танцам,» - его голос был на удивление мягким и тихим, но вместе с тем нес в себе скрытую сухость и равнодушие. Это был голос того, кому не надо было говорить громко, чтобы быть услышанным.
Зайка посмотрела на него, вытянувшись в струнку, и кротко кивнула.
«Хорошо», - сразу продолжил горностай, как-будто готовил свою речь заранее или же просто не обращая внимания на полученный ответ: «Но я сразу дам тебе знать, что делаю это в качестве одолжения Мелинде, Стефани и тебе. Мне за это не доплачивают, и если я почувствую, что трачу свое время в пустую, то на этом все и закончится. Я доступно объясняю, Милли?»
«Да, Мистер Сетон».
«Хорошо», - вновь повторил учитель быстрее, чем ожидалось: «Подойди вперед и покажи, что умеешь».
Зайка глубоко вдохнула, закрыла глаза, сделал шаг вперед и-
«Неправильно».
Резкий голос горностая был сродни пощечины; он тут же заставил её замереть на месте.
«Поза слишком зажатая. Ты слишком напряжена. Расслабься и повтори. Раз, два, три…»
Вновь зайчонок сделала шаг вперед. За этим последовало одобрительное хмыканье, а её движения стали плавнее, чем до этого. В этот раз она даже дошла до первого вращения перед тем, как это самое слово вновь сотрясло все её тело.
«Неправильно! Ты слишком перебарщиваешь. Тебе необходимо лучше контролировать равновесие тела, а не просто швырять его словно мешок с картошкой. Смотри».
В мгновенье ока горностай перевоплотился в нечто… нечто совсем другое. Его движения были выверенными и отточенными, почти что пугающими, ведь ни одно смертное существо не могло двигаться настолько идеально! Он исполнил всего лишь простой пируэт, ничего особенного, ничего такого, что Милли не видела до этого. Но тогда почему это выглядело настолько бесподобно?
Еще до того, как ребенок успел среагировать, горностай уже оказался всего в нескольких сантиметрах от неё, полностью неподвижный и выжидающе смотрящий на зайчонка: «Попробуй снова. Все как я тебе показал. Продолжай пробовать, пока у тебя не получится сделать правильно».
«Д-да, Мистер Сетон».
Горностай наблюдал за очередными попытками в пируэт снова, и снова, и снова. Каждый раз он находил ошибку в её движениях. Каждый раз он указывал на то, как её исправить.
Но с каждым разом ему становилось все сложнее и сложнее найти очередную ошибку, которая нуждалась в исправлении.
И, наконец, когда солнце давно уже покинуло горизонт, а она закончила по собственным ощущениям миллионный разворот на месте, Милли вновь взглянула на своего инструктора, ожидая очередной порции неизбежной критики. Мистер Сетон скрестил руки на груди, нахмурил брови, хмыкнул… и вздохнул, принимая свое поражение: «Похоже Милинда и впрямь что-то смогла разглядеть. То же время завтра?»
_______________________________________________________
Шли недели, и вместе с ними к ребенку начало медленно приходить изнеможение. Но она не сдавалась; каждый день её тренировки становились чуточку менее изнурительными, и дело было вовсе не в том, что её учитель стал менее придирчив.
