Она знала, что эти люди ищут не столько справедливости, сколько выгоды. Её интересовали справедливость и месть — месть за то, что её отец, династия и его правление были свергнуты. Она закусила губу, пытаясь подавить ненависть, которая поднималась в ней, когда её взгляд встретился с глазами одного из заговорщиков — того самого, кто когда-то был другом её отца, но теперь смотрел так же холодно, как зимний ветер.
— У нас есть условие, царевна, — сказал один из тех, кто превратил процветающую страну в руины, Ашагат, советник Проповедника. — За женщиной мы не пойдём, а твой брат мёртв.
— Жив!
— Всё равно, что мёртв! Нам нужен царь, а не царица. Ритуал демей-ашши — это затруднение исправит.
Хамсин попятилась. Ильяс подхватил её под локоть. Чего было больше в его жесте — поддержки или контроля, она не могла определить. Дети ашши. Древность ещё более протухшая, чем пард. И ещё более безумная.
— Это древняя, прекрасная традиция нашей земли, царевна, — сказал профессор Астгази, который всего два месяца назад преподавал историю в университете. На Хамсин он не смотрел.
— Древняя и прекрасная? — голос Хамсин дрогнул. — Вы шутите? Вы издеваетесь?
— Демей-ашши, одетая как мальчик — культурная практика, распространённая в Древнем Айдахаране в семьях, где нет сыновей. Одну из дочерей временно одевают мальчиком и считают таковой. Демей-ашши позволяла девочкам некоторое время иметь больше свободы, получать доступ к образованию в семье — избегать социальной стигмы, связанной с отсутствием сыновей, — произнёс профессор, всё так же глядя под ноги.
— Я дочь своего отца! Я горда тем, что родилась женщиной!
— Нашла чем гордиться, — хмыкнул кто-то из этих новых фанатиков — завоевателей.
— Вы действительно думаете, что я соглашусь на это? — спросила она, её голос дрожал от ярости и страха. — Вы хотите, чтобы я стала равной мужчинам, лишившись права на брак и детей? Это не просто жертва — это убийство моей сущности!
— Это единственный способ вернуть трон, Хамсин, — вмешался Ильяс, его голос был более мягким, но полным решимости. — Ты должна стать сильнее, чем когда-либо. Это не просто ритуал — это шанс восстановить династию.
Она резко отвернулась, её глаза наполнились слезами, но она не собиралась показывать слабость. В этот момент она вспомнила о Тайре, своём брате, который лежал в коме, и о матери, умершей много лет назад.
— Твоя мачеха, Ашара, родит тебе наследника. Если это будет девочка, мы найдём ей хорошего мужа. Твой брат, Тайр, получит лучшее лечение.
— Я не могу согласиться на это, — произнесла Хамсин, её голос стал твёрдым, как сталь. — Я не стану жертвой ваших амбиций. Вы ведь хотите, конечно, чтобы всё было по древним канонам? Чтобы мне отрезали груди и половые губы? Чтобы я никогда не...
Она не выдержала и заплакала. Может быть в этой накидке из конского волоса есть своя польза? В мире, где женщинам приходится скрывать лицо от мужчин, им так же приходится из-за мужчин часто плакать. И лучше, если они об этом не узнают.
— Тогда ты не поймёшь, что значит быть настоящей правительницей, — ответил бородатый заговорщик, его губы изогнулись в презрительной улыбке. — Ты лишь царевна в изгнании, и это твоё время уходит. Мы не оставим тебе выбора.
Хамсин почувствовала, как вокруг неё сжимается кольцо отчаяния. Она знала, что время против неё, но она также знала, что не может сдаться. В её груди разгорелся огонь, и она закусила губу, чтобы сдержать слёзы.
— Я не поддамся вашим угрозам! — произнесла она, её голос стал яснее и громче, пробиваясь сквозь тьму зала. — Если вы думаете, что сможете запугать меня, вы ошибаетесь. Я буду бороться за своё право на трон, как и за свою свободу.
Мардан насмешливо взглянул на неё.
— И как же ты собираешься это сделать? Слезами? Воспоминаниями о прекрасном прошлом? Наши люди нуждаются в сильном лидере. Ты думаешь, они будут следовать за царевной, которая не готова пожертвовать всем ради короны?
Кровь стыла в жилах Хамсин, но она не могла позволить страху овладеть ею. — Вы все хотите власти, но не понимаете, что истинная сила заключается в умении вести за собой, а не в манипуляциях и предательствах. Я выберу свой путь, даже если он серый и тернистый.
Ильяс, стоящий рядом, тихо прошептал:
— Тише, тише, царевна. Иначе твой брат не доживёт до утра.
— Не смей угрожать моему брату! — пронзительно воскликнула Хамсин, её страх моментально сменился яростью. Он был единственным, кто оставался ей близким, даже в этом мире предателей. Она шагнула вперёд, разрывая невидимую преграду, которую они пытались установить между ней и её правом на власть. — Если вы хотите править страной, то должны знать, что я не позволю вам использовать мой страх в ваших играх.
Мардан усмехнулся, его глазки блестели на фоне потемневшего зала.
— Убеждение — это не оружие, царевна. Мы живём в мире, где слова не имеют силы. Война на пороге, и здесь необходимо не только мужество, но и жертва. Ты должна понять это. Если ты откажешься от своей сущности ради короны, ты потеряешь обоих — и трон, и себя.
— Я не буду жертвой, как хотите вы, — добавила Хамсин, её голос задрожал от решимости. — Я буду править, как женщина, с достоинством и силой. Если вам нужна царица, пусть это будет та, кто верит в себя, а не бесплодные жертвы.
Казалось, тишина зала нависла над ними, как плотное облачко, готовое разразиться грозой. Хамсин понимала, что её слова могли не изменить ничего, но она не могла позволить себе сломаться.
Мардан, не в силах скрыть насмешку на лице, шагнул ближе.
— Ты заблуждаешься, царевна. Достоинство и сила — это лишь маски, которые не спасут тебя, когда придёт время выбирать между тем, что правильно, и тем, что необходимо для выживания. Ты должна быть готова пожертвовать желаниями ради настоящей власти.
Хамсин подняла подбородок, её глаза сверкали.
— Я готова бороться за своих людей. Их надежды, их мечты — вот что важно. Не стану приносить их в жертву ради временных благ. Я буду вести их в бой, а не прятаться в тени, как ты.
Мардан, почувствовав, что его слова теряют силу, затих, поглощённый собственными мыслями. Хамсин воспользовалась моментом, заглянув ему в глаза.
— Ты, возможно, думаешь, что страх — это то, что держит людей вместе, но в действительности это только легкая цепь, которую я могу разорвать. Настоящая сила — в единстве и вере. И я это докажу.
Тишина, казавшаяся вечностью, наконец, была прервана звуками шагов, когда из тени зала выдвинулся охранник, склонив голову. Хамсин ощутила, как её сердце заколотилось. С каждой секундой она понимала: это только начало её борьбы, и на этот раз она не позволила бы никому остановить её.
— Пусть идёт, — кивнул Ашагат. — Пусть радуется, что груди ещё при ней, и смотрит, как эти сумасшедшие, которых я считал воинами Неба, рушат всё дальше. Пусть смотрит, как умирают женщины, дети и старики. Пусть посмотрит, через полгода, как нас травят в войну. Проповедник хочет начать меру, царевна! Священную войну против неверных из других стран.
Хамсин истерически рассмеялась.
— Войну? Зачем? Мы триста лет не воевали... Все уже и забыли.
— Вспомним. Не веришь мне? Ладно. Следующий безумный закон, который примут: демей-ашши станут обязательными для тех семей, где нет мальчиков. Сохранив своё тело неприкосновенным, царевна, ты обречёшь многих других девушек на эту участь.
Отец говорил, что долг перед подданными — тот самый крючок, на который легко поймать истинного правителя. Хамсин почти слышала, как с грохотом закрывается за ней дверца клетки.
— Помнит ли моя царевна госпожу Арруар Касру? — спросил Ильяс, сжимая ее локоть.
— Конечно, — она помнила министра здравоохранения, монументальную женщину-хирурга с удивительными руками, короткими, по-мужски стриженными волосами и доброй улыбкой.
— Ее расстреляли за отказ надеть пард. Профессор Астергази был там, да, профессор? У вас ведь хорошая память, что она сказала перед смертью?
Хамсин посмотрела на профессора Астергази в упор. Человек, чьи лекции она слушала затаив дыхание, который говорил, что историю надо знать, чтобы не повторять ошибок предков, наконец взглянул на нее.
— Она сказала: "Я врач, и смерти не боюсь. Смерть — всего лишь мгновение. Я скорее готова умереть, чем жить в презоре, насильно скрытая пардом."
— Хватит, — сказала Хамсин. — Хватит. Я все это знаю. Я все это знаю, я все это видела, я часть этого! Хватит. Вы победили…
Она засмеялась сама над собой.
— Профессор Астергази, вы знаете, я ведь ходила на ваши лекции… Думала в следующем году поступать на исторический факультет. Что же, профессор… Зачтете мне участие в ритуале как курсовую?
Он нашел в себе смелость улыбнуться.
— Даже как дипломную, если пожелаете… Моя царевна, вы не из тех людей, кто изучает историю. Вы из тех, кто ее творит.
Она горько усмехнулась.
— Можно ли считать это взяткой? Ладно, господа. Пошутили — их хватит. Теперь мои условия: я хочу знать все и обо всем.
— Когда вы станете царевичем… будете считаться мужчиной…
— Я хочу знать все и обо всем сейчас. Я вам нужна не меньше, чем вы мне. Что это за оружие у Проповедника? Что за купол над городом? Что происходит в стране?
Хамсин расстегнула и сняла пард, тряхнула коротко обрезанными, выше плеч, волосами. У нее не было времени ухаживать за ними в последнее время, и она не без сожаления рассталась с косами до пояса. Ашара плакала над ними, обрезанными тупым ножом. Сняла перчатки и села за стол. С удовольствием увидела, как у бывших последователей Проповедника, дважды предателей, вытянулись лица.
— Рассказывайте все, и по порядку.
Ильяс кивнул, будто раздумывая, с чего начать.
— Проповедник — это не просто религиозный лидер. Это человек, который обещает спасение, и многие верят ему, несмотря на его методы. Купол над городом — это его изобретение; он призван защищать от врагов, но на деле служит тюрьмой для ума и духа народа. Он довольно долго жил на севере, в небольшой общине "чистых верой".
Старец с длинной бородой, выйдя вперед, начал рассказывать о том, как Проповедник, когда-то обычный пастух, был частью общины, которая отказывалась принимать любые изменения. Они верили, что истинная вера и традиции должны оставаться неизменными, как камни, на которых была построена их жизнь. Каждый день они собирались в маленькой церкви, где молились и восхваляли старые обычаи, отвергая всё новое.
Но однажды, когда Проповедник пас своих овец на зелёном склоне холма, он заметил, как небо потемнело, и в нём появился яркий диск, ослепительно сверкающий. Словно с небес спустился свет, который окутал его, и в тот момент он ощутил, как великие знания и мудрость проникают в его душу. Это было откровение, которое изменило его жизнь.
Свет, исходивший от диска, открывал ему тайны мироздания, о том, что мир на краю гибели из-за подрыва устоев и неугодных Небу изменений.
Когда Проповедник вернулся к своей общине, он с горящими глазами начал делиться своими новыми знаниями, рассказывая о том, что он должны нести свет знаний и чистой веры дальше, не считаясь ни с чем. Вместо того чтобы принять его учение, многие отвернулись от него, укоряя за жестокость Но он не сдавался, продолжая своё дело, и вскоре нашёл сторонников среди тех, кто также жаждал нового понимания.
К нему еще несколько раз приходили со звезд. Они назвали себя Звездными Учителями и дали ему великую силу и оружие. Вот так.
Астергази, обдумывая каждое слово, добавил:
— В стране царит хаос. Слухи о восстании множатся. Люди, как никогда, требуют перемен, и их гнев направлен на сильнейших в обществе — тех, кто поддерживает нынешнюю власть.
Хамсин, наконец, осознала, что не просто наблюдает за происходящим, но может стать его частью. Сняв остатки сковывшего ее одеяния, она почувствовала, как внутри разгорается драконий огонь.
Странным взглядом Ашара смотрела на Ильяса. Лица и волосы она не закрыла, и впервые Хамсин заметила в волосах мачехи, заплетённых в тонкие косички по обычаю её родины, нити седины.
— Мой муж, — сказала она, не сводя взгляда с кольца Ильяса, — мой муж, да будет довольно им небо, умирая, поручил мне своих детей. И что же? Я должна смотреть, как мою девочку калечат?
— Ашара... — начала Хамсин. Ашара остановила её царственным жестом.
— Молчи! Я твоя мачеха, я твоя царица!
— Ты не должна этого делать, Хамсин! — воскликнула Шара, её голос срывался на крик. — Ты — наша надежда! Как ты можешь принести себя в жертву из-за планов этих прохиндеев? Они даже не знают, сколько ты значишь для страны!
Она обернулась к Ильясу.
— Ты! Признавался! Чего ты испугался? Засухи испугался? Морозов испугался? Драконья кровь нужна?
По-айдахарски Ашара всегда говорила ровно и чисто, с изысканным столичным акцентом. Но сейчас прорвался у неё резкий шамарский говор.
Ильяс улыбнулся, поднял руки, будто сдаваясь.
— Это легенды, прекрасная госпожа, просто легенды, что без дракона на престоле Айдахаран рухнет, случится засуха, потоп и землетрясение. Дракон на престоле, способный на полный оборот — лишь символ. Хотите, профессор Астергази прочтет вам лекцию-другую о сакрализации власти?
Хамсин, казалось, не замечала его слов. Она сжимала в руках древний амулет, который носил отец, и, глядя в окно, словно искала ответ в далеких горах, где когда-то летали драконы.
— Меня учили, что царь должен служить своему народу, — произнесла она тихо. — Не народ ради царя, а царь ради народа. Если мои жертвы могут сохранить мир, я должна это сделать!
Ашара сделала шаг вперед, держась за живот, глаза её наполнились слезами.
— Но ты не должна приносить себя в жертву, Хамсин! Я не смогу пережить, если ты, если с тобой сделают такое!
Царевна обернулась, и в её голосе зазвучали нотки отчаяния.
— Я не могу иначе, Ашара. Мы должны остановить Проповедника, прежде чем он уничтожит всё, что мы любим. Это единственный способ…
Ашара бросилась к ней, обняла крепко, как будто могла защитить её от самой судьбы.
— Пожалуйста, Хамсин, — прошептала она сквозь слезы. — Давай договоримся о двух вещах во время ритуала. Попросим, чтобы нам позволили не разлучаться, и чтобы Тайр был в той же комнате. Мы должны оставаться вместе, даже в эти ужасные часы. И, пожалуйста, позаботься о том, чтобы Ильяс был со мной. Он должен быть там, когда это произойдет.
Хамсин стиснула зубы, почувствовав, как внутри неё борются желание защищать и необходимость жертвовать собой.
— Я сделаю всё, что в моих силах, — наконец произнесла она, глядя в глаза своей мачехе. — Но ты должна помнить, что это не просто моя жертва. Это жертва, которая спасет нашу страну.
Ашара кивнула, но в её сердце всё ещё оставалось беспокойство. Она знала, что в этот момент они обе стали частью чего-то большего, чем просто их личные страхи.
Царевна Хамсин сидела в тени древних дубов, их ветви распускались над ней, как заботливые руки. Она прижимала колени к груди, прислушиваясь к звукам, доносящимся из соседнего зала. Мягкий свет вечернего солнца пробивался сквозь листву, но её мысли были далеки от спокойствия природы.
В доме за городом, принадлежавшем кому-то из последователей-предателей Проповедника, раздавались голоса.
— У нас есть условие, царевна, — сказал один из тех, кто превратил процветающую страну в руины, Ашагат, советник Проповедника. — За женщиной мы не пойдём, а твой брат мёртв.
— Жив!
— Всё равно, что мёртв! Нам нужен царь, а не царица. Ритуал демей-ашши — это затруднение исправит.
Хамсин попятилась. Ильяс подхватил её под локоть. Чего было больше в его жесте — поддержки или контроля, она не могла определить. Дети ашши. Древность ещё более протухшая, чем пард. И ещё более безумная.
— Это древняя, прекрасная традиция нашей земли, царевна, — сказал профессор Астгази, который всего два месяца назад преподавал историю в университете. На Хамсин он не смотрел.
— Древняя и прекрасная? — голос Хамсин дрогнул. — Вы шутите? Вы издеваетесь?
— Демей-ашши, одетая как мальчик — культурная практика, распространённая в Древнем Айдахаране в семьях, где нет сыновей. Одну из дочерей временно одевают мальчиком и считают таковой. Демей-ашши позволяла девочкам некоторое время иметь больше свободы, получать доступ к образованию в семье — избегать социальной стигмы, связанной с отсутствием сыновей, — произнёс профессор, всё так же глядя под ноги.
— Я дочь своего отца! Я горда тем, что родилась женщиной!
— Нашла чем гордиться, — хмыкнул кто-то из этих новых фанатиков — завоевателей.
— Вы действительно думаете, что я соглашусь на это? — спросила она, её голос дрожал от ярости и страха. — Вы хотите, чтобы я стала равной мужчинам, лишившись права на брак и детей? Это не просто жертва — это убийство моей сущности!
— Это единственный способ вернуть трон, Хамсин, — вмешался Ильяс, его голос был более мягким, но полным решимости. — Ты должна стать сильнее, чем когда-либо. Это не просто ритуал — это шанс восстановить династию.
Она резко отвернулась, её глаза наполнились слезами, но она не собиралась показывать слабость. В этот момент она вспомнила о Тайре, своём брате, который лежал в коме, и о матери, умершей много лет назад.
— Твоя мачеха, Ашара, родит тебе наследника. Если это будет девочка, мы найдём ей хорошего мужа. Твой брат, Тайр, получит лучшее лечение.
— Я не могу согласиться на это, — произнесла Хамсин, её голос стал твёрдым, как сталь. — Я не стану жертвой ваших амбиций. Вы ведь хотите, конечно, чтобы всё было по древним канонам? Чтобы мне отрезали груди и половые губы? Чтобы я никогда не...
Она не выдержала и заплакала. Может быть в этой накидке из конского волоса есть своя польза? В мире, где женщинам приходится скрывать лицо от мужчин, им так же приходится из-за мужчин часто плакать. И лучше, если они об этом не узнают.
— Тогда ты не поймёшь, что значит быть настоящей правительницей, — ответил бородатый заговорщик, его губы изогнулись в презрительной улыбке. — Ты лишь царевна в изгнании, и это твоё время уходит. Мы не оставим тебе выбора.
Хамсин почувствовала, как вокруг неё сжимается кольцо отчаяния. Она знала, что время против неё, но она также знала, что не может сдаться. В её груди разгорелся огонь, и она закусила губу, чтобы сдержать слёзы.
— Я не поддамся вашим угрозам! — произнесла она, её голос стал яснее и громче, пробиваясь сквозь тьму зала. — Если вы думаете, что сможете запугать меня, вы ошибаетесь. Я буду бороться за своё право на трон, как и за свою свободу.
Мардан насмешливо взглянул на неё.
— И как же ты собираешься это сделать? Слезами? Воспоминаниями о прекрасном прошлом? Наши люди нуждаются в сильном лидере. Ты думаешь, они будут следовать за царевной, которая не готова пожертвовать всем ради короны?
Кровь стыла в жилах Хамсин, но она не могла позволить страху овладеть ею. — Вы все хотите власти, но не понимаете, что истинная сила заключается в умении вести за собой, а не в манипуляциях и предательствах. Я выберу свой путь, даже если он серый и тернистый.
Ильяс, стоящий рядом, тихо прошептал:
— Тише, тише, царевна. Иначе твой брат не доживёт до утра.
— Не смей угрожать моему брату! — пронзительно воскликнула Хамсин, её страх моментально сменился яростью. Он был единственным, кто оставался ей близким, даже в этом мире предателей. Она шагнула вперёд, разрывая невидимую преграду, которую они пытались установить между ней и её правом на власть. — Если вы хотите править страной, то должны знать, что я не позволю вам использовать мой страх в ваших играх.
Мардан усмехнулся, его глазки блестели на фоне потемневшего зала.
— Убеждение — это не оружие, царевна. Мы живём в мире, где слова не имеют силы. Война на пороге, и здесь необходимо не только мужество, но и жертва. Ты должна понять это. Если ты откажешься от своей сущности ради короны, ты потеряешь обоих — и трон, и себя.
— Я не буду жертвой, как хотите вы, — добавила Хамсин, её голос задрожал от решимости. — Я буду править, как женщина, с достоинством и силой. Если вам нужна царица, пусть это будет та, кто верит в себя, а не бесплодные жертвы.
Казалось, тишина зала нависла над ними, как плотное облачко, готовое разразиться грозой. Хамсин понимала, что её слова могли не изменить ничего, но она не могла позволить себе сломаться.
Мардан, не в силах скрыть насмешку на лице, шагнул ближе.
— Ты заблуждаешься, царевна. Достоинство и сила — это лишь маски, которые не спасут тебя, когда придёт время выбирать между тем, что правильно, и тем, что необходимо для выживания. Ты должна быть готова пожертвовать желаниями ради настоящей власти.
Хамсин подняла подбородок, её глаза сверкали.
— Я готова бороться за своих людей. Их надежды, их мечты — вот что важно. Не стану приносить их в жертву ради временных благ. Я буду вести их в бой, а не прятаться в тени, как ты.
Мардан, почувствовав, что его слова теряют силу, затих, поглощённый собственными мыслями. Хамсин воспользовалась моментом, заглянув ему в глаза.
— Ты, возможно, думаешь, что страх — это то, что держит людей вместе, но в действительности это только легкая цепь, которую я могу разорвать. Настоящая сила — в единстве и вере. И я это докажу.
Тишина, казавшаяся вечностью, наконец, была прервана звуками шагов, когда из тени зала выдвинулся охранник, склонив голову. Хамсин ощутила, как её сердце заколотилось. С каждой секундой она понимала: это только начало её борьбы, и на этот раз она не позволила бы никому остановить её.
— Пусть идёт, — кивнул Ашагат. — Пусть радуется, что груди ещё при ней, и смотрит, как эти сумасшедшие, которых я считал воинами Неба, рушат всё дальше. Пусть смотрит, как умирают женщины, дети и старики. Пусть посмотрит, через полгода, как нас травят в войну. Проповедник хочет начать меру, царевна! Священную войну против неверных из других стран.
Хамсин истерически рассмеялась.
— Войну? Зачем? Мы триста лет не воевали... Все уже и забыли.
— Вспомним. Не веришь мне? Ладно. Следующий безумный закон, который примут: демей-ашши станут обязательными для тех семей, где нет мальчиков. Сохранив своё тело неприкосновенным, царевна, ты обречёшь многих других девушек на эту участь.
Отец говорил, что долг перед подданными — тот самый крючок, на который легко поймать истинного правителя. Хамсин почти слышала, как с грохотом закрывается за ней дверца клетки.
— Помнит ли моя царевна госпожу Арруар Касру? — спросил Ильяс, сжимая ее локоть.
— Конечно, — она помнила министра здравоохранения, монументальную женщину-хирурга с удивительными руками, короткими, по-мужски стриженными волосами и доброй улыбкой.
— Ее расстреляли за отказ надеть пард. Профессор Астергази был там, да, профессор? У вас ведь хорошая память, что она сказала перед смертью?
Хамсин посмотрела на профессора Астергази в упор. Человек, чьи лекции она слушала затаив дыхание, который говорил, что историю надо знать, чтобы не повторять ошибок предков, наконец взглянул на нее.
— Она сказала: "Я врач, и смерти не боюсь. Смерть — всего лишь мгновение. Я скорее готова умереть, чем жить в презоре, насильно скрытая пардом."
— Хватит, — сказала Хамсин. — Хватит. Я все это знаю. Я все это знаю, я все это видела, я часть этого! Хватит. Вы победили…
Она засмеялась сама над собой.
— Профессор Астергази, вы знаете, я ведь ходила на ваши лекции… Думала в следующем году поступать на исторический факультет. Что же, профессор… Зачтете мне участие в ритуале как курсовую?
Он нашел в себе смелость улыбнуться.
— Даже как дипломную, если пожелаете… Моя царевна, вы не из тех людей, кто изучает историю. Вы из тех, кто ее творит.
Она горько усмехнулась.
— Можно ли считать это взяткой? Ладно, господа. Пошутили — их хватит. Теперь мои условия: я хочу знать все и обо всем.
— Когда вы станете царевичем… будете считаться мужчиной…
— Я хочу знать все и обо всем сейчас. Я вам нужна не меньше, чем вы мне. Что это за оружие у Проповедника? Что за купол над городом? Что происходит в стране?
Хамсин расстегнула и сняла пард, тряхнула коротко обрезанными, выше плеч, волосами. У нее не было времени ухаживать за ними в последнее время, и она не без сожаления рассталась с косами до пояса. Ашара плакала над ними, обрезанными тупым ножом. Сняла перчатки и села за стол. С удовольствием увидела, как у бывших последователей Проповедника, дважды предателей, вытянулись лица.
— Рассказывайте все, и по порядку.
Ильяс кивнул, будто раздумывая, с чего начать.
— Проповедник — это не просто религиозный лидер. Это человек, который обещает спасение, и многие верят ему, несмотря на его методы. Купол над городом — это его изобретение; он призван защищать от врагов, но на деле служит тюрьмой для ума и духа народа. Он довольно долго жил на севере, в небольшой общине "чистых верой".
Старец с длинной бородой, выйдя вперед, начал рассказывать о том, как Проповедник, когда-то обычный пастух, был частью общины, которая отказывалась принимать любые изменения. Они верили, что истинная вера и традиции должны оставаться неизменными, как камни, на которых была построена их жизнь. Каждый день они собирались в маленькой церкви, где молились и восхваляли старые обычаи, отвергая всё новое.
Но однажды, когда Проповедник пас своих овец на зелёном склоне холма, он заметил, как небо потемнело, и в нём появился яркий диск, ослепительно сверкающий. Словно с небес спустился свет, который окутал его, и в тот момент он ощутил, как великие знания и мудрость проникают в его душу. Это было откровение, которое изменило его жизнь.
Свет, исходивший от диска, открывал ему тайны мироздания, о том, что мир на краю гибели из-за подрыва устоев и неугодных Небу изменений.
Когда Проповедник вернулся к своей общине, он с горящими глазами начал делиться своими новыми знаниями, рассказывая о том, что он должны нести свет знаний и чистой веры дальше, не считаясь ни с чем. Вместо того чтобы принять его учение, многие отвернулись от него, укоряя за жестокость Но он не сдавался, продолжая своё дело, и вскоре нашёл сторонников среди тех, кто также жаждал нового понимания.
К нему еще несколько раз приходили со звезд. Они назвали себя Звездными Учителями и дали ему великую силу и оружие. Вот так.
Астергази, обдумывая каждое слово, добавил:
— В стране царит хаос. Слухи о восстании множатся. Люди, как никогда, требуют перемен, и их гнев направлен на сильнейших в обществе — тех, кто поддерживает нынешнюю власть.
Хамсин, наконец, осознала, что не просто наблюдает за происходящим, но может стать его частью. Сняв остатки сковывшего ее одеяния, она почувствовала, как внутри разгорается драконий огонь.
Глава 2
Странным взглядом Ашара смотрела на Ильяса. Лица и волосы она не закрыла, и впервые Хамсин заметила в волосах мачехи, заплетённых в тонкие косички по обычаю её родины, нити седины.
— Мой муж, — сказала она, не сводя взгляда с кольца Ильяса, — мой муж, да будет довольно им небо, умирая, поручил мне своих детей. И что же? Я должна смотреть, как мою девочку калечат?
— Ашара... — начала Хамсин. Ашара остановила её царственным жестом.
— Молчи! Я твоя мачеха, я твоя царица!
— Ты не должна этого делать, Хамсин! — воскликнула Шара, её голос срывался на крик. — Ты — наша надежда! Как ты можешь принести себя в жертву из-за планов этих прохиндеев? Они даже не знают, сколько ты значишь для страны!
Она обернулась к Ильясу.
— Ты! Признавался! Чего ты испугался? Засухи испугался? Морозов испугался? Драконья кровь нужна?
По-айдахарски Ашара всегда говорила ровно и чисто, с изысканным столичным акцентом. Но сейчас прорвался у неё резкий шамарский говор.
Ильяс улыбнулся, поднял руки, будто сдаваясь.
— Это легенды, прекрасная госпожа, просто легенды, что без дракона на престоле Айдахаран рухнет, случится засуха, потоп и землетрясение. Дракон на престоле, способный на полный оборот — лишь символ. Хотите, профессор Астергази прочтет вам лекцию-другую о сакрализации власти?
Хамсин, казалось, не замечала его слов. Она сжимала в руках древний амулет, который носил отец, и, глядя в окно, словно искала ответ в далеких горах, где когда-то летали драконы.
— Меня учили, что царь должен служить своему народу, — произнесла она тихо. — Не народ ради царя, а царь ради народа. Если мои жертвы могут сохранить мир, я должна это сделать!
Ашара сделала шаг вперед, держась за живот, глаза её наполнились слезами.
— Но ты не должна приносить себя в жертву, Хамсин! Я не смогу пережить, если ты, если с тобой сделают такое!
Царевна обернулась, и в её голосе зазвучали нотки отчаяния.
— Я не могу иначе, Ашара. Мы должны остановить Проповедника, прежде чем он уничтожит всё, что мы любим. Это единственный способ…
Ашара бросилась к ней, обняла крепко, как будто могла защитить её от самой судьбы.
— Пожалуйста, Хамсин, — прошептала она сквозь слезы. — Давай договоримся о двух вещах во время ритуала. Попросим, чтобы нам позволили не разлучаться, и чтобы Тайр был в той же комнате. Мы должны оставаться вместе, даже в эти ужасные часы. И, пожалуйста, позаботься о том, чтобы Ильяс был со мной. Он должен быть там, когда это произойдет.
Хамсин стиснула зубы, почувствовав, как внутри неё борются желание защищать и необходимость жертвовать собой.
— Я сделаю всё, что в моих силах, — наконец произнесла она, глядя в глаза своей мачехе. — Но ты должна помнить, что это не просто моя жертва. Это жертва, которая спасет нашу страну.
Ашара кивнула, но в её сердце всё ещё оставалось беспокойство. Она знала, что в этот момент они обе стали частью чего-то большего, чем просто их личные страхи.
Царевна Хамсин сидела в тени древних дубов, их ветви распускались над ней, как заботливые руки. Она прижимала колени к груди, прислушиваясь к звукам, доносящимся из соседнего зала. Мягкий свет вечернего солнца пробивался сквозь листву, но её мысли были далеки от спокойствия природы.
В доме за городом, принадлежавшем кому-то из последователей-предателей Проповедника, раздавались голоса.
