Однако Гийом, младший брат Рауля, благодаря которому Ида и смогла наконец напасть на след своего капитана, утверждал, что тот сошел с ума и совершенно не воспринимает происходящее вокруг…
Когда Ида смотрела на этого типа, nukumak( крайне грязное айдахаранское ругательство), на его тонкие усики опереточного злодея, напомаженные волосы, часы на золотой цепочке, она против воли думала: точно ли они с Раулем братья? А его жена? Бледное и трепетное создание с мозгом рыбки...Та ли она самая "милая Элиза" к которой Рауль рвался с войны, а потом рваться перестал?
Наконец дверь приоткрылась ровно на длину массивной цепочки, и на Иду из-под кустистых, нахмуренных бровей подозрительно воззрился черными птичьими глазами старик в ливрее с гербом рода Астерс. Ему не хватало только напудренного парика в пару к ливрее — и то и другое давно уже не носили.
— Добрый день, уважаемый, — начала была Ида, но ее прервали.
— Милорд сегодня не принимает, — проскрипел этот призрак дворецкого. — И завтра тоже.
— Я от милорда Гийома.
— Ха-ха-ха... — не то засмеялся, не то закашлял её собеседник. — Милорд Гийом! Ха! Приживал! Я подчиняюсь настоящему милорду — Раулю Астерсу. И милорд требует, чтоб его оставили в покое…
Ида вздохнула. Драться и скандалить со стариком не хотелось, но, видимо, придётся.
— Слушай, ты, рухлядь! — прошипела она. — Меня прислал сюда человек, исполняющий обязанности главы семьи Астерс. Разве ты можешь позаботиться о своём господине? Ручаюсь, в доме метровый слой пыли, которую твои дряхлые глаза не замечают.
Старик помолчал, пожевал губами, потом с неохотой признал:
— Помощник мне и правда не помешал бы… Но с милордом договаривайтесь сами. Мне нужно готовить обед.
Иде ничего не оставалось, как отправиться в заданном направлении. Она толкнула дверь и зажмурилась от яркого света. Выгоревшая на солнце трава напомнила ей о степи, той самой степи, где…
Деревья все как одно были обуглены, мертвы. Листья пожухли и опали в колкую, сухую траву. Ни ветра, ни какого-либо движения — даже камни дома и высокого забора, кажется, излучали ровный, сухой жар.
Рауль Астерс сидел в самом центре, на бортике неработающего фонтана, в одной рубашке и льняных брюках, закатанных почти до колен. Он не повернул головы, хотя Ида была уверена, что ее заметили. Ида пошла по дорожке, плиты которой были покрыты копотью, и только когда ее тень упала на лицо Рауля, тот наконец обернулся.
Он был таким же, как и прежде. Годы не наложили на него отпечатка. Аристократы, настоящие лорды, те, в ком течёт отравленная магией кровь, стареют поздно, но резко, иногда перед самой смертью.
— Снимите пиджак, Пикок, — произнёс Рауль бесцветным, ровным голосом, глядя на неё очень светлыми, серо-голубыми глазами. За то и за другое он и получил одно из своих прозвищ - Снулая Рыба.
— Жара. Вам не жарко, капрал?
Ида пожала плечами и осталась в пиджаке. Она уже чувствовала, как пот струится по спине, и не хотела расхаживать в мокрой рубашке в пятнах. Рауль обнял себя за плечи, будто ему было холодно. Лицо его было юным, почти мальчишеским, ни намёка на щетину. "Ему сейчас чуть больше сорока, - подумала Ида. - Впрочем, у магов и времени совсем другие отношения между собой". Совершенно неожиданно лицо капитана изменилось, стало старческим и угрюмым, а затем вновь вернулось к безмятежному и обречённому спокойствию.
— Зачем вы здесь, капрал?
— Ваш шурин сказал, что вам нужна слуга. Тот, кто прислуживает вам, слишком стар. Того и гляди умрёт.
Рауль поднял правую руку, сжал пальцы в кулак:
— Его смерть у меня на привязи. Он не умрёт, пока я не скажу.
Ида опустилась перед ним на колени, прижалась щекой к его бедру и тихо спросила:
— Так же, как моя смерть, господин капитан? Так же, как смерти солдат из нашего форта?
Рауль вздрогнул, тихо спросил:
— Я дал вам возможность жить. Разве это плохо? Пятнадцать лет… и ещё столько же по меньшей мере я точно продержусь.
Именно поэтому капитана Астерса называли Тоскливым Вороном. Он умел видеть чужую смерть. А Ида знала, что не только видеть…
— С чего это вы, миллионерша, решили мне прислуживать, а, Пикок?
Ида встала, отряхнула брюки и просто сказала:
— А я банкрот. Ничего не осталось… Гола, как скала.
Глаза Рауля расширились от удивления:
— С каких пор? На прошлой неделе вы заключили хорошую сделку.
Ида покаянно развела руками:
— С завтрашнего дня. Вас устроит?
Рауль передёрнул плечами.
— Нет, совершенно нет. Я не для этого сижу здесь, чтобы вы, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, томились рядом со мной в этом склепе.
— Так вы не просто так здесь сидите?
— Разумеется, не просто так! — Рауль обвел рукой свой мёртвый сад. — Здесь очень жарко, не правда ли? А форт сгорел. Вам это ничего не напоминает?
Ида молча кивнула.
Рауль вскочил с бортика фонтана, прижал кулаки к груди, спросил сиплым голосом, в котором слышались злые слёзы:
— Зачем вы вообще вернулись и потащили за собой солдат? Я же велел вам уходить.
— И не оборачиваться. Прямо как жене Лота. Вам, господин капитан, стоило бы объяснить, почему нельзя возвращаться, а не требовать слепого подчинения.
— А вам, капрал, следовало исполнять приказания командира, а не думать своей тупой башкой, если не имеете привычки к мыслительной деятельности.
— Если бы вы мне объяснили свою задумку, то я увела бы солдат и…
— И?
— И вернулась бы одна…
Рауль удивлённо посмотрел на неё, нахмурив светлые брови.
— Одна? Зачем?
— Демоны вас побери, господин капитан! А ещё говорите, что умны… Да потому, что я вас люблю. Знаете, как там в клятве: «И в горе, и в радости…»
Рауль отвернулся, сделал вид, будто ничего не слышал, потом, помолчав, бросил:
— Мне нельзя выходить из дома. Они там, ждут. Ночью я слышу, как они скребутся о стены дома. Дом защищён: игры со смертью - это наше родовое умение.
— Кто ждёт?
— Ваши смерти. Сто тридцать две смерти людей, которые должны были погибнуть тогда при пожаре. Сгореть заживо вместе с вражеской армией.
Они снова помолчали, потом Ида спросила:
— Так вы разрешите мне остаться?
Рауль бледно улыбнулся, сказал, глядя в пол:
— Я очень прижимист. Жалованье плачу маленькое.
Ида почесала подбородок:
— Согласна работать за еду и кров. Сейчас, знаете ли, кризис, хорошее место трудно найти.
— Ну что же, Ида Пикок, работайте, если уж вам так нужна эта работа, — ответил Рауль и пошёл к дому. — Помогите Картеру с обедом. Я буду наверху.
— Почему вы не позвали меня? Зачем вы скрывались от меня? — сказала ему в спину Ида.
Рауль остановился, ответил, не оборачиваясь:
— Я надеялся, что люди не вспомнят. Ни меня, ни то... к чему я причастен. И моя надежда оправдалась бы, если бы не ваша настырность!
Глаза 4
Старик Картер, кряхтя и сетуя на то, что любимый яблочный пирог милорда вот-вот пригорит, раздражающе медленно ковылял впереди Иды по пыльным и темным коридорам. Наконец он остановился и, буркнув: "Спальни для прислуги. Выбирайте любую, кроме первой слева," — поспешил на кухню.
Ида толкнула первую из дверей: спартанская обстановка. Железная кровать, выкрашенная белой краской, платяной шкаф, стол и два стула, умывальник, рядом с ним на табуретке кувшин и стакан. Окно выходит на узкое пространство между двумя домами. Соседний — явно необитаем. Стоит разузнать про него и, может быть, купить.
Ида пристроила на один из стульев саквояж, старый, видавший виды, который, может, и не был по статусу миллионерше Пикок, а вот капралу в отставке - так в самый раз. Этот саквояж прошёл с ней долгий путь: Ида приобрела его с рук на последние деньги, оставшиеся после покупки снаряжения для золотодобычи и билета на поезд. Он, впрочем, уже тогда была потёрт.
В саквояже прекрасно умещалось всё, что ей требовалось: брюки, Две юбки, платье классическое покроя, в таком и в при, и в мир, четыре рубашки, несколько смен белья, халат, крема и всякое прочее, зубная щётка и, разумеется, футляр с дневником. Ида задумалась: не вернуть ли его хозяну, но потом решила повременить. Открыла, как часто делала это, на первой попавшейся странице.
Она почти услышала в голове бесцветный, ровный голос Рауля:
«Снова суховей. Жара сухая, прозрачная. Куда дует ветер? Как всегда, в сторону смерти. Она улыбается мне из-за каждого плеча.»
Ида взглянула на дату — ровно за две недели до…
Разложив свои нехитрые пожитки, Ида, исполняя приказание своей новоявленной госпожи, отправилась на кухню. Старик взглянул на неё исподлобья, буркнул:
— Сам справлюсь, сиди учись. И не мешай.
Пикок не хотелось спорить, настроение у нее поднялось. Она пристроилась на колченогом стуле у стола с потрескавшейся лакированной столешницей и принялась наблюдать за стариком. Тот и правда был не так плох, как Иде показалось вначале.
Ида сложила руки на груди, прикрыла глаза. Именно сейчас, в этом жарком, темном, неуютном доме воспоминания о прошлом вышли на первый план, обрели объём и звук.
То, что форт падёт, было понятно любому дураку, а Ида Пикок дурочкой не была, несмотря на отсутствие справки об окончании школы. По правде, она с удовольствием бы училась, но голодное брюхо, как известно, к науке глухо. Так что в двенадцать лет она отправилась разносить газеты, а в шестнадцать попала в армию — на два года раньше, чем положено, но она была высока и крепка, а потому легко сошла за восемнадцатилетнюю.
Три месяца в учебке, и вот, почти шестьдесят килограмм отличного пушечного мяса прибыло на границу. Иде в армии нравилось: здесь она всегда ела досыта и спала на настоящей постели, а смерти она не боялась. Подумаешь, помрёт. Велика ли потеря?..
У них в форте служил офицерик, аристократик, похожий на породистую нервную лошадку, на самой грани между идеальностью чистой крови и вырождением. Весь какойто длинный, светлоглазый и светловолосый. Он умел видеть смерть - обычное дело среди аристократов. В былые времена они умели убивать взглядом, или сжигать, или поднимать тяжёлые предметы, не прикасаясь к ним. Все это в прошлом. Вместе с потерей магии от аристократии начала ускользать и власть. И хотя многие старые семьи ещё держались за счёт богатств, накопленных поколениями предков, но и они постепенно уступали нуворишам. Конечно, тогда, в армии, Ида о таком не думала, она и слов-то таких не знала.
Тогда она просто жила, тянула необременительную для неё солдатскую лямку, изредка любуясь своим офицериком, его нервной манерой откидывать волосы со лба, его длинными белыми пальцами, его тонкими, сжатыми в нитку губами. И совершенно не заметила, как юный аристократ возмужал, раздался в плечах, над ним перестали подшучивать, и пренебрежительное «офицерик» сменилось на уважительное «господин офицер». Сначала «младший лейтенант», потом - «старший».
Иногда, особенно перед крупными сражениями, к нему подходили сослуживцы и спрашивали, не видит ли она за их плечом смерть. Чаще всего он видел лишь расплывчатый силуэт, но иногда Раулю удавалось рассмотреть лицо смерти, нежно улыбающееся, невыносимо прекрасное лицо. Чем шире улыбка, чем она нежнее, тем меньше времени осталось…
Иногда смерть помогала ему предсказывать будущее или замечать недоступное другим. Так случилось с капитаншей Иллас, спросившей перед крупной стычкой на границе:
— Вы видите смерть за моей спиной, старший лейтенант?
Астерс оторвался от своей записной книжки, в которой что-то писал при неверном свете костра. Прищурился и сказал:
— Нет, капитан Иллас. Не вижу.
Смуглые щеки капитанши покрылись румянцем злости. Когда-то в юности она чуть было не дезертировала с поля боя и с тех пор всем вокруг пыталась доказать свою доблесть. Однако оставалась человеком не трусоватым, а скорее очень опасливым и осторожным. Впрочем, хороший воин из неё так и не вышел, зато в качестве интенданта Иллас была незаменима.
Благодаря ей в форте не было ни разваливающихся сапог, ни червивых круп, ни протухшего мяса. Но воспоминание о былой трусости не давало ей спокойно жить.
Вино ли в тот вечер ударило ей в голову, а может быть, пробудился прежний страх вновь оказаться слабачкой, но слова Астерса о том, что за её спиной накануне сражения нет даже тени смерти, показались капитанше Иллас оскорбительными. Она вызвала Рауля на дуэль.
— Это глупо, — заметил Астерс и с видимой неохотой поднялся.
— Сержант Пикок, - обратился он к сидящей неподалеку Иде. - Отнесите это в мою комнату, будьте добры.
Передавая записную книжку, Рауль шепнул:
— Предупредите полковника, лекарей и священника.
Ида тогда вздрогнула, она была удивлена, что офицер, которым она тайком любовалась, знает её имя.
Ида хотела остаться и посмотреть на дуэль — не так уж часто аристократки баловали солдат таким зрелищем. Дуэли понемногу отходили в прошлое и казались чем-то романтическим. Однако не послушать офицера — себе дороже.
Ида спешила и, взбегая по лестнице, уронила доверенный ей дневник, а когда поднимала, зацепилась взглядом за ровные строчки.
"Серые, неладные, скупые камни — вот что мы защищаем. Серые, камни, полынь, степные травы и то, что за ними. Города, деревни, людей. А по ту сторону границы, очень условной (откуда в степи граница!), другие защищают те же камни, те же степные травы и то, что за ними. Мы ничем друг от друга не отличаемся: ни цветом кожи, ни количеством глаз, голов или рук, но мы чужие, мы — враги."
Ида прочитала эти строчки быстро, с лету, прочитала, не зная зачем. Ведь в отличие от того же Джо-Джо, солдата, с которым она сидела рядом во время обеда, никакой тяги к печатному или рукописному слову она не имела. Джо-Джо же читал всё, что под руку попадалось, даже состав мыла на обертке. Когда на гарнизонное начальство находила охота пустить приезжим пыль в глаза, то вызывался Джо-Джо, который умел читать стихи с выражением. Впрочем, Иде не нравилось, как тот читает: завывая, щуря близорукие глаза и размахивая руками.
И гарнизонный врач, и полковник, и священник явились как раз вовремя: старший лейтенант Астерс насадил левое бедро капитанши Иллас на свою рапиру.
Астерса чуть было не разжаловали, чуть было не отправили на гауптвахту, но… в вещах капитанши Илласа нашли кое-какие бумаги, по которым выходило, что та шпионка и регулярно передаёт сведения на сторону.
— Именно поэтому у неё не было смерти за спиной, — объяснил Астерс. — Мне показалось это подозрительным.
— А у всех нас? — спросила кто-то.
— В той или иной степени. Как и всегда…
Старший лейтенант Астерс стал после этой истории капитаном, а сержант Пикок — капралом. Всеми правдами и неправдами она выбила себе место рядом со своим «аристократом», пусть и потеряла в звании.
За обедом Рауль почти ничего не ел: рассеянно отставил бокал аперитива, через пару ложек забыл о луковом супе, едва взглянул на жаркое и съел один кусочек дивно ароматного яблочного пирога.
Ида, расставлявшая посуду, была остановлена словами:
— Садитесь, капрал. Приятного аппетита.
Ида продолжила сервировать стол как ни в чем не бывало.
— Лорд Астерс обедает с прислугой?
— Бросьте, Пикок. Вам претит прислуживать.
— Отнюдь, если человек, которому я прислуживаю, — вы.
Ида поела на кухне в обществе угрюмого старика. После обеда Рауль заперся в своих комнатах и не вышел даже к ужину, заботливо приготовленному Картером.
Когда Ида смотрела на этого типа, nukumak( крайне грязное айдахаранское ругательство), на его тонкие усики опереточного злодея, напомаженные волосы, часы на золотой цепочке, она против воли думала: точно ли они с Раулем братья? А его жена? Бледное и трепетное создание с мозгом рыбки...Та ли она самая "милая Элиза" к которой Рауль рвался с войны, а потом рваться перестал?
Наконец дверь приоткрылась ровно на длину массивной цепочки, и на Иду из-под кустистых, нахмуренных бровей подозрительно воззрился черными птичьими глазами старик в ливрее с гербом рода Астерс. Ему не хватало только напудренного парика в пару к ливрее — и то и другое давно уже не носили.
— Добрый день, уважаемый, — начала была Ида, но ее прервали.
— Милорд сегодня не принимает, — проскрипел этот призрак дворецкого. — И завтра тоже.
— Я от милорда Гийома.
— Ха-ха-ха... — не то засмеялся, не то закашлял её собеседник. — Милорд Гийом! Ха! Приживал! Я подчиняюсь настоящему милорду — Раулю Астерсу. И милорд требует, чтоб его оставили в покое…
Ида вздохнула. Драться и скандалить со стариком не хотелось, но, видимо, придётся.
— Слушай, ты, рухлядь! — прошипела она. — Меня прислал сюда человек, исполняющий обязанности главы семьи Астерс. Разве ты можешь позаботиться о своём господине? Ручаюсь, в доме метровый слой пыли, которую твои дряхлые глаза не замечают.
Старик помолчал, пожевал губами, потом с неохотой признал:
— Помощник мне и правда не помешал бы… Но с милордом договаривайтесь сами. Мне нужно готовить обед.
Иде ничего не оставалось, как отправиться в заданном направлении. Она толкнула дверь и зажмурилась от яркого света. Выгоревшая на солнце трава напомнила ей о степи, той самой степи, где…
Деревья все как одно были обуглены, мертвы. Листья пожухли и опали в колкую, сухую траву. Ни ветра, ни какого-либо движения — даже камни дома и высокого забора, кажется, излучали ровный, сухой жар.
Рауль Астерс сидел в самом центре, на бортике неработающего фонтана, в одной рубашке и льняных брюках, закатанных почти до колен. Он не повернул головы, хотя Ида была уверена, что ее заметили. Ида пошла по дорожке, плиты которой были покрыты копотью, и только когда ее тень упала на лицо Рауля, тот наконец обернулся.
Он был таким же, как и прежде. Годы не наложили на него отпечатка. Аристократы, настоящие лорды, те, в ком течёт отравленная магией кровь, стареют поздно, но резко, иногда перед самой смертью.
— Снимите пиджак, Пикок, — произнёс Рауль бесцветным, ровным голосом, глядя на неё очень светлыми, серо-голубыми глазами. За то и за другое он и получил одно из своих прозвищ - Снулая Рыба.
— Жара. Вам не жарко, капрал?
Ида пожала плечами и осталась в пиджаке. Она уже чувствовала, как пот струится по спине, и не хотела расхаживать в мокрой рубашке в пятнах. Рауль обнял себя за плечи, будто ему было холодно. Лицо его было юным, почти мальчишеским, ни намёка на щетину. "Ему сейчас чуть больше сорока, - подумала Ида. - Впрочем, у магов и времени совсем другие отношения между собой". Совершенно неожиданно лицо капитана изменилось, стало старческим и угрюмым, а затем вновь вернулось к безмятежному и обречённому спокойствию.
— Зачем вы здесь, капрал?
— Ваш шурин сказал, что вам нужна слуга. Тот, кто прислуживает вам, слишком стар. Того и гляди умрёт.
Рауль поднял правую руку, сжал пальцы в кулак:
— Его смерть у меня на привязи. Он не умрёт, пока я не скажу.
Ида опустилась перед ним на колени, прижалась щекой к его бедру и тихо спросила:
— Так же, как моя смерть, господин капитан? Так же, как смерти солдат из нашего форта?
Рауль вздрогнул, тихо спросил:
— Я дал вам возможность жить. Разве это плохо? Пятнадцать лет… и ещё столько же по меньшей мере я точно продержусь.
Именно поэтому капитана Астерса называли Тоскливым Вороном. Он умел видеть чужую смерть. А Ида знала, что не только видеть…
— С чего это вы, миллионерша, решили мне прислуживать, а, Пикок?
Ида встала, отряхнула брюки и просто сказала:
— А я банкрот. Ничего не осталось… Гола, как скала.
Глаза Рауля расширились от удивления:
— С каких пор? На прошлой неделе вы заключили хорошую сделку.
Ида покаянно развела руками:
— С завтрашнего дня. Вас устроит?
Рауль передёрнул плечами.
— Нет, совершенно нет. Я не для этого сижу здесь, чтобы вы, вместо того чтобы наслаждаться жизнью, томились рядом со мной в этом склепе.
— Так вы не просто так здесь сидите?
— Разумеется, не просто так! — Рауль обвел рукой свой мёртвый сад. — Здесь очень жарко, не правда ли? А форт сгорел. Вам это ничего не напоминает?
Ида молча кивнула.
Рауль вскочил с бортика фонтана, прижал кулаки к груди, спросил сиплым голосом, в котором слышались злые слёзы:
— Зачем вы вообще вернулись и потащили за собой солдат? Я же велел вам уходить.
— И не оборачиваться. Прямо как жене Лота. Вам, господин капитан, стоило бы объяснить, почему нельзя возвращаться, а не требовать слепого подчинения.
— А вам, капрал, следовало исполнять приказания командира, а не думать своей тупой башкой, если не имеете привычки к мыслительной деятельности.
— Если бы вы мне объяснили свою задумку, то я увела бы солдат и…
— И?
— И вернулась бы одна…
Рауль удивлённо посмотрел на неё, нахмурив светлые брови.
— Одна? Зачем?
— Демоны вас побери, господин капитан! А ещё говорите, что умны… Да потому, что я вас люблю. Знаете, как там в клятве: «И в горе, и в радости…»
Рауль отвернулся, сделал вид, будто ничего не слышал, потом, помолчав, бросил:
— Мне нельзя выходить из дома. Они там, ждут. Ночью я слышу, как они скребутся о стены дома. Дом защищён: игры со смертью - это наше родовое умение.
— Кто ждёт?
— Ваши смерти. Сто тридцать две смерти людей, которые должны были погибнуть тогда при пожаре. Сгореть заживо вместе с вражеской армией.
Они снова помолчали, потом Ида спросила:
— Так вы разрешите мне остаться?
Рауль бледно улыбнулся, сказал, глядя в пол:
— Я очень прижимист. Жалованье плачу маленькое.
Ида почесала подбородок:
— Согласна работать за еду и кров. Сейчас, знаете ли, кризис, хорошее место трудно найти.
— Ну что же, Ида Пикок, работайте, если уж вам так нужна эта работа, — ответил Рауль и пошёл к дому. — Помогите Картеру с обедом. Я буду наверху.
— Почему вы не позвали меня? Зачем вы скрывались от меня? — сказала ему в спину Ида.
Рауль остановился, ответил, не оборачиваясь:
— Я надеялся, что люди не вспомнят. Ни меня, ни то... к чему я причастен. И моя надежда оправдалась бы, если бы не ваша настырность!
Глаза 4
Старик Картер, кряхтя и сетуя на то, что любимый яблочный пирог милорда вот-вот пригорит, раздражающе медленно ковылял впереди Иды по пыльным и темным коридорам. Наконец он остановился и, буркнув: "Спальни для прислуги. Выбирайте любую, кроме первой слева," — поспешил на кухню.
Ида толкнула первую из дверей: спартанская обстановка. Железная кровать, выкрашенная белой краской, платяной шкаф, стол и два стула, умывальник, рядом с ним на табуретке кувшин и стакан. Окно выходит на узкое пространство между двумя домами. Соседний — явно необитаем. Стоит разузнать про него и, может быть, купить.
Ида пристроила на один из стульев саквояж, старый, видавший виды, который, может, и не был по статусу миллионерше Пикок, а вот капралу в отставке - так в самый раз. Этот саквояж прошёл с ней долгий путь: Ида приобрела его с рук на последние деньги, оставшиеся после покупки снаряжения для золотодобычи и билета на поезд. Он, впрочем, уже тогда была потёрт.
В саквояже прекрасно умещалось всё, что ей требовалось: брюки, Две юбки, платье классическое покроя, в таком и в при, и в мир, четыре рубашки, несколько смен белья, халат, крема и всякое прочее, зубная щётка и, разумеется, футляр с дневником. Ида задумалась: не вернуть ли его хозяну, но потом решила повременить. Открыла, как часто делала это, на первой попавшейся странице.
Она почти услышала в голове бесцветный, ровный голос Рауля:
«Снова суховей. Жара сухая, прозрачная. Куда дует ветер? Как всегда, в сторону смерти. Она улыбается мне из-за каждого плеча.»
Ида взглянула на дату — ровно за две недели до…
Разложив свои нехитрые пожитки, Ида, исполняя приказание своей новоявленной госпожи, отправилась на кухню. Старик взглянул на неё исподлобья, буркнул:
— Сам справлюсь, сиди учись. И не мешай.
Пикок не хотелось спорить, настроение у нее поднялось. Она пристроилась на колченогом стуле у стола с потрескавшейся лакированной столешницей и принялась наблюдать за стариком. Тот и правда был не так плох, как Иде показалось вначале.
Ида сложила руки на груди, прикрыла глаза. Именно сейчас, в этом жарком, темном, неуютном доме воспоминания о прошлом вышли на первый план, обрели объём и звук.
***
То, что форт падёт, было понятно любому дураку, а Ида Пикок дурочкой не была, несмотря на отсутствие справки об окончании школы. По правде, она с удовольствием бы училась, но голодное брюхо, как известно, к науке глухо. Так что в двенадцать лет она отправилась разносить газеты, а в шестнадцать попала в армию — на два года раньше, чем положено, но она была высока и крепка, а потому легко сошла за восемнадцатилетнюю.
Три месяца в учебке, и вот, почти шестьдесят килограмм отличного пушечного мяса прибыло на границу. Иде в армии нравилось: здесь она всегда ела досыта и спала на настоящей постели, а смерти она не боялась. Подумаешь, помрёт. Велика ли потеря?..
У них в форте служил офицерик, аристократик, похожий на породистую нервную лошадку, на самой грани между идеальностью чистой крови и вырождением. Весь какойто длинный, светлоглазый и светловолосый. Он умел видеть смерть - обычное дело среди аристократов. В былые времена они умели убивать взглядом, или сжигать, или поднимать тяжёлые предметы, не прикасаясь к ним. Все это в прошлом. Вместе с потерей магии от аристократии начала ускользать и власть. И хотя многие старые семьи ещё держались за счёт богатств, накопленных поколениями предков, но и они постепенно уступали нуворишам. Конечно, тогда, в армии, Ида о таком не думала, она и слов-то таких не знала.
Тогда она просто жила, тянула необременительную для неё солдатскую лямку, изредка любуясь своим офицериком, его нервной манерой откидывать волосы со лба, его длинными белыми пальцами, его тонкими, сжатыми в нитку губами. И совершенно не заметила, как юный аристократ возмужал, раздался в плечах, над ним перестали подшучивать, и пренебрежительное «офицерик» сменилось на уважительное «господин офицер». Сначала «младший лейтенант», потом - «старший».
Иногда, особенно перед крупными сражениями, к нему подходили сослуживцы и спрашивали, не видит ли она за их плечом смерть. Чаще всего он видел лишь расплывчатый силуэт, но иногда Раулю удавалось рассмотреть лицо смерти, нежно улыбающееся, невыносимо прекрасное лицо. Чем шире улыбка, чем она нежнее, тем меньше времени осталось…
Иногда смерть помогала ему предсказывать будущее или замечать недоступное другим. Так случилось с капитаншей Иллас, спросившей перед крупной стычкой на границе:
— Вы видите смерть за моей спиной, старший лейтенант?
Астерс оторвался от своей записной книжки, в которой что-то писал при неверном свете костра. Прищурился и сказал:
— Нет, капитан Иллас. Не вижу.
Смуглые щеки капитанши покрылись румянцем злости. Когда-то в юности она чуть было не дезертировала с поля боя и с тех пор всем вокруг пыталась доказать свою доблесть. Однако оставалась человеком не трусоватым, а скорее очень опасливым и осторожным. Впрочем, хороший воин из неё так и не вышел, зато в качестве интенданта Иллас была незаменима.
Благодаря ей в форте не было ни разваливающихся сапог, ни червивых круп, ни протухшего мяса. Но воспоминание о былой трусости не давало ей спокойно жить.
Вино ли в тот вечер ударило ей в голову, а может быть, пробудился прежний страх вновь оказаться слабачкой, но слова Астерса о том, что за её спиной накануне сражения нет даже тени смерти, показались капитанше Иллас оскорбительными. Она вызвала Рауля на дуэль.
— Это глупо, — заметил Астерс и с видимой неохотой поднялся.
— Сержант Пикок, - обратился он к сидящей неподалеку Иде. - Отнесите это в мою комнату, будьте добры.
Передавая записную книжку, Рауль шепнул:
— Предупредите полковника, лекарей и священника.
Ида тогда вздрогнула, она была удивлена, что офицер, которым она тайком любовалась, знает её имя.
Ида хотела остаться и посмотреть на дуэль — не так уж часто аристократки баловали солдат таким зрелищем. Дуэли понемногу отходили в прошлое и казались чем-то романтическим. Однако не послушать офицера — себе дороже.
Ида спешила и, взбегая по лестнице, уронила доверенный ей дневник, а когда поднимала, зацепилась взглядом за ровные строчки.
"Серые, неладные, скупые камни — вот что мы защищаем. Серые, камни, полынь, степные травы и то, что за ними. Города, деревни, людей. А по ту сторону границы, очень условной (откуда в степи граница!), другие защищают те же камни, те же степные травы и то, что за ними. Мы ничем друг от друга не отличаемся: ни цветом кожи, ни количеством глаз, голов или рук, но мы чужие, мы — враги."
Ида прочитала эти строчки быстро, с лету, прочитала, не зная зачем. Ведь в отличие от того же Джо-Джо, солдата, с которым она сидела рядом во время обеда, никакой тяги к печатному или рукописному слову она не имела. Джо-Джо же читал всё, что под руку попадалось, даже состав мыла на обертке. Когда на гарнизонное начальство находила охота пустить приезжим пыль в глаза, то вызывался Джо-Джо, который умел читать стихи с выражением. Впрочем, Иде не нравилось, как тот читает: завывая, щуря близорукие глаза и размахивая руками.
И гарнизонный врач, и полковник, и священник явились как раз вовремя: старший лейтенант Астерс насадил левое бедро капитанши Иллас на свою рапиру.
Астерса чуть было не разжаловали, чуть было не отправили на гауптвахту, но… в вещах капитанши Илласа нашли кое-какие бумаги, по которым выходило, что та шпионка и регулярно передаёт сведения на сторону.
— Именно поэтому у неё не было смерти за спиной, — объяснил Астерс. — Мне показалось это подозрительным.
— А у всех нас? — спросила кто-то.
— В той или иной степени. Как и всегда…
Старший лейтенант Астерс стал после этой истории капитаном, а сержант Пикок — капралом. Всеми правдами и неправдами она выбила себе место рядом со своим «аристократом», пусть и потеряла в звании.
***
За обедом Рауль почти ничего не ел: рассеянно отставил бокал аперитива, через пару ложек забыл о луковом супе, едва взглянул на жаркое и съел один кусочек дивно ароматного яблочного пирога.
Ида, расставлявшая посуду, была остановлена словами:
— Садитесь, капрал. Приятного аппетита.
Ида продолжила сервировать стол как ни в чем не бывало.
— Лорд Астерс обедает с прислугой?
— Бросьте, Пикок. Вам претит прислуживать.
— Отнюдь, если человек, которому я прислуживаю, — вы.
Ида поела на кухне в обществе угрюмого старика. После обеда Рауль заперся в своих комнатах и не вышел даже к ужину, заботливо приготовленному Картером.
