Они с Ашарой обтерли Тайра смоченной в ручье тряпкой и соорудили нечто вроде подгузника из накидки-парда Ашары.
— Ты должна отдохнуть, — сказала она, взглянув на Хамсин. — Я позабочусь о Тайре. У тебя нет сил.
Хамсин кивнула, хотя в душе её терзали сомнения. Она не могла остановиться, выдохнуть. Желание действовать затопило её, заставляя дрожать руки. Она понимала, что для их выживания нужно искать пищу. Она встала, решительно сжав кулаки.
— Я найду что-то, — произнесла она с новой решимостью. — Я вернусь с добычей.
Ашара осталась с Тайром, а Хамсин, прячась в тенях леса, отправилась на поиски. Глубокие корни деревьев шептали свои истории, а ветер нежно касался её кожи, как будто подбадривая.
Вскоре Хамсин стояла на краю утеса, внимая шороху листвы и легкому дыханию. Ночь окутала мир тьмой, но в её глазах горело пламя решимости. Способность трансформировать тело по желанию давала ей огромные преимущества в охоте.
Хамсин сосредоточилась, и её тело начало меняться. Сначала её пальцы удлинились, ногти приобрели форму острых когтей, а из спины начали прорастать чешуйчатые отростки. Процесс трансформации был болезненным, но она знала, что только так сможет стать сильнее. В этом неполном обороте она могла использовать свои способности, не теряя при этом человеческого облика.
Лучи луны пробивались сквозь облака, и она почувствовала, как в ней закипает адреналин. Вдалеке, на полях, раздавался треск — это стадо лошадей, испуганных чем-то неведомым, бежало в панике. Хамсин улыбнулась, её сердце забилось быстрее. Это был шанс.
Сделав шаг вперёд, она ощутила, как её мускулы напряглись, а клыки, острее, чем когда-либо, блеснули в свете луны. Она с легкостью прыгнула с утеса, приземлившись на мягкую траву, как будто весила всего лишь перышко. Она стремительно скользила по земле, ощущая каждое движение. В этом состоянии она могла не только чувствовать, но и предугадывать действия своих жертв.
Когда она приблизилась к стаду, её инстинкты заработали на полную мощность. Одна из лошадей, самая сильная и быстрая, отклонилась от группы, и это стало её целью. Хамсин разогналась, её когти скользили по земле, оставляя за собой следы.
Драконы делились на тех, кто мог набрать массу в тысячу раз и броситься в бой в своём полном обличье, и тех, кто был помельче. А многие из тех, кто родился в смешанном браке с людьми, как, например, Ашара, вообще не были способны к полному обороту. Среди её соплеменников только один из десяти мог превратиться в гигантского огнедышащего дракона, и это было привилегией. Неспособные к полному обороту, не жалели о своей судьбе; их сила заключалась в гибкости и ловкости, что давало им уникальное преимущество.
Сделав последний рывок, она вонзила свои клыки в плоть лошади, и та упала, испустив последний стон. Она чувствовала, как её кровь бурлит от эмоций — это была не только охота, но и доказательство её мастерства, того, что она не беспомощна. Что она всё сможет, всё преодолеет. В этот момент, среди шороха леса и звуков ночи, Хамсин поняла, что она была не просто Царевной — она была охотницей, и драконы, которые падут, падут от её руки. Оставив позади свою первую жертву, она вернулась к утесу, где, поднимая голову к звёздам, вновь ощутила, что её время пришло.
Восторг переполнял ее. Хамсин закричала, затопала,и закружилась на месте.
- Я свободна, свободна, свободна! Мой голос не затих!
Хамсин вернулась к Ашаре и Тайру совершенно счастливая и перемазанная кровью. Частичный оборот позволил ей без всяких проблем дотащить тушу лошади к их импровизированному лагерю. С огнем тоже проблем не возникло.
— Конина с яблоками! — улыбнулась Ашара. — Что может быть лучше! Живем.
Вопреки этому показному веселью Ашара выглядела не слишком хорошо. Но, по крайней мере, немного поела мяса.
После полного не то ужина, не то завтрака, Хамсин положила ей голову на колени, и Ашара принялась перебирать ее короткие волосы. Негромко запела:
— И по синим по горам,
Бродит молодая луна,
Грива та ее бела,
Пища та ее горька.
На беду приходит к нам;
Золотою чешуей
Одевается дракон.
Слышен мелодичный звон
Всех разрушенных оков.
Мы ветрами рождены,
И дождями рождены,
Как мечты безмолвных снов
О свободе, не войне.
Я рощу свое дитя
Для свободы, не войны.
Мы для счастья рождены,
Не для горя, что луна
Нам сулит испить до дна.
Хамсин почти уснула, когда услышала тихие слова Ашары, прервавшей саму себя:
— Знаешь, какая у меня есть мечта, Хамсин?
Чтобы вы с Тайром хоть раз назвали меня мамой.
Хамсин открыла рот. Этот вопрос всегда стоял между ними. Хамсин любила Ашару, та воспитывала ее с детства, но... но. Хамсин почти не помнила свою родную мать. Называть так чужую женщину, пусть лучшую на свете, любящую, нежную, казалось ей кощунством.
Нега и дремота спали с нее. Хамсин подняла голову с колен Ашары. Сказала, не желая того, слишком грубо:
— К чему это сейчас? У тебя скоро будет собственный ребенок.
Ашара опустила голову, погладила живот.
— Да, ты права. Я хотела спросить тебя, Хамсин, что ты знаешь о деторождении?
— Все, что надо! — покраснела Хамсин.
Драконы размножаются чуть иначе, чем люди. Беременность длится дольше — ведь правильно сформировать требуется два тела, а не одно. Первые полгода внутри утробы женщины развивается человеческий ребенок в плотном кожаном яйце, он связан с матерью пуповиной. Затем яйцо у зародыша меняет форму на драконью. Со второй половины беременности драконнице не разрешается оборащатьмя, чтобы не навредить плоду.
Есть еще одна особенность: если извлечь яйцо из тела, то можно "за консервировать" беременность, а потом в любой момент "доносить" ее. Раны на теле драконов заживают легко и просто. И совсем недавно бывшее для людей смертельным "драконье сечение" для драконов на протяжении многих веков — обыденность. Даже шрамов не остается.
Ашара вдруг сказала:
— Нам придется извлечь яйцо.
— Что? — испуганно спросила Хамсин. А потом вздохнула. — Да, ты права. Законсервировать беременность — единственный выход сейчас. Но...прямо...Сейчас?
Ашара пожала плечами.
— А чего ждать?
Хамсин взглянула на мачеху в глаза. Лучше бы не смотрела, увидела только отражение собственного страха и отчаяния, но в них все еще светилась драконья искра — та самая живучесть, которая не раз спасала драконье племя от гибели.
— Это просто надо сделать, — пробормотала Хамсин, сжимая в руках свои острые, как ножи, когти. Она вспомнила рассказы о том, как её предки спасали жизни, используя только силу и ловкость своих рук. В её груди разгоралась решимость.
— Слушай меня, Ашара, — сказала Хамсин, наклонившись ближе. — Ты должна доверять мне. Я сделаю разрез, назад пути не будет. Драконы не поддаются страху. И ты тоже не должна.
Ашара закусила губу, сдерживая крик, когда первая волна боли пронзила её тело. Хамсин почувствовала, как её сердце колотится в унисон с этим воплем. Она закрыла глаза и сосредоточилась, призывая силу своих предков. В её сознании вспыхнули яркие образы: драконы в полете, их мощные крылья срывающие ураган, их непокорный дух.
Собрав всю свою волю, она коснулась живота Ашары, ощущая тепло её драконьей крови.
— Ты сможешь! Я помогу тебе! — произнесла она, и её когти, как острые стрелы, коснулись кожи. Хамсин работала быстро и решительно, ощущая, как жизнь её мачехи колебалась на грани.
Кровь хлестнула, и в этот момент Ашара закричала, но Хамсин знала, что это — лишь момент. Она продолжала, её когти, подобно клинкам, раздвигали плоть, и вскоре она почувствовала, как что-то живое дрожит под её пальцами.
— Давай, родной, вылазь! — прошептала она, и в этот миг гром гремел так сильно, что казалось, сама земля дрожит. Вдруг из раскрытой раны вырвалось слабое тепло. И Хамсин ощутила под пальцами гладкость скорлупы. Довольно тонкой, ещё немного мягкой — яйцо закончилось формироваться совсем недавно.
Ашара ослабла, но её глаза сверкали гордостью и болью.
— Ты сделала это… — прошептала она, едва сдерживая слёзы. Хамсин, вся в крови, улыбнулась.
Хамсин проснулась от неясного ощущения — то ли солнечного луча, дотронувшегося до её века, то ли какого-то движения рядом. Приподнявшись на локте, она с удивлением посмотрела на свою мачеху.
Ашара сидела рядом, её левая рука покоилась на голове Тайра. Услышав голос Хамсин, она повернулась, слегка улыбнувшись, но затем её рука безвольно соскользнула на камни, оставшись лежать там.
— Ашара, — тихо произнесла Хамсин, охваченная ужасом.
— Прости, дочка, — ответила мачеха, словно издалека. — Я и сама не сразу поняла, почему так легко укусила Ильяса. Не осознала, что странное онемение в спине — это не просто иллюзия. Он отравил меня.
В сознании Хамсин с ужасной ясностью возникла мысль о смерти. Она бросилась к мачехе, обняла её за колени, прижавшись к ней. Ашара продолжала задумчиво улыбаться, глядя в пустоту, а на её виске появлялось маленькое синеватое пятно. Хамсин, полная отчаяния, пыталась заставить её дышать.
— Мама, мамочка! Не оставляй меня! Как я без тебя? Мама, мама, мама!
Но было уже слишком поздно.
- Драконов не существует! - сказал сидящий слева от Иды Пикок франт в фиолетовом с искрой пиджаком.
Ида посмотрела на собеседника как на идиота. Хотя почему как?
- Я служила в корпусе миротворцев в те времена, когда царь Азур утверждал свое право на власть. Поверьте, назвать ящерицу, которая размером с немаленький дом, как-то иначе, чем дракон, - язык не повернется.
- Вы такая старая! - округлила глаза девушка, сидевшая напротив. - Это же было целых двадцать лет назад.
- Я тогда была рядовой, - проворчала Ида, пресекая желание тут же заняться фэйсбилдингом, пока не поздно, и морщины не покрыли всё её лицо. - Только поступила на службу.
Очаровательная соседка по купе наморщила лобик, производя нехитрую арифметическую операцию.
"Надеюсь", - подумала Ида, - "она едет поступать в театральный институт, или на художника, или на модельера... а не на экономиста".
Франт не унимался.
- То есть вы хотите сказать, что эта их царевна Харси, Затси...
"А он, надеюсь, не будущий дипломат или учитель истории".
- Хамсин, ya tiz el himar (ослиная жопа) - выругалась Ида, по старой привычке по-айдахарски. Ругательства - почти единственное, что она помнила за давностью лет. - Царевна Хамсин.
- Она огромное огнедышащее чудовище?
- Отчего же чудовище? - засмеялась Ида. - Красивище! Драконы - самое прекрасное, что я видела в жизни.
"Ну, кроме Рауля", - с девичьим кокетством подумала она.
- А это правда, что она должна пройти калечащий ритуал, чтобы стать царицей?
- Царем. В Айдахаране никогда не было цариц. Вероятно да, я не историк, дамы и господа, всего лишь старая вояка...
- Не такая уж вы и старая, - польстил ей приятель юноши в фиолетовом.
- При дяде царя Азура, царе Аразе, таких несчастных демей-ашши было довольно много. Я видела их при дворе - они охраняли царский гарем. Меня тоже принимали за демей-ашши, в юности я была плоской, как доска...
Взгляды обоих юнцов, не сговариваясь, скользнули по её сюртуку, полувоенного покроя.
- Вы не слишком изменились, - ехидно заметила девушка.
Ида снисходительно ей улыбнулась. Молодо- зелено... Ей полезно для повышения самооценки в таком возрасте победить взрослую тетю в словесном поединке и поединке за мужское внимание.
Юноши с интересом на девушку взглянули. И на её грудь тоже.
- Отчего же те женщины, что стали демей-ашши и охраняли гарем, сами не попросились в гарем к царю? - спросил франт в фиолетовом.
- Они, наверное, страшненькие были, - с притворным сочувствием заметила девушка.
О, женщины. Никто так не унижает нас, как мы сами в поисках возможности выделиться в мужских глазах!
- Иногда лучше не иметь над собой никакого мужчины, чем такого, как царь Араз. Он любил весьма жестокие забавы... - философски заметила Ида. - Мы подъезжаем.
Это действительно было так. За окном поезда виднелись предместья столицы. Трёхнедельное путешествие капрала в отставке, а теперь знаменитой и удачливой золотоискательницы Иды Пикок наконец закончилось. Ей не терпелось размяться.
Ида пересекла улицу Семи Монахов, перейдя в тень, оглянулась. Как изменилась столица с тех пор, как она, шестнадцатилетняя дурочка, ходила здесь в поисках не то заработка, не то драки , не то развлечений. Двадцать лет прошло, даже чуть больше двадцати.
Разумеется, с тех пор Ида бывала здесь, особенно в последние годы, проездом из Золотых гор, где медленно, но верно росла ее новорожденная промышленная империя. Останавливалась на полпути к морскому побережью, к ее недавно достроенному двухэтажному дворцу из ракушечника.
Она проезжала по улицам в автомобиле, уткнувшись носом в бумаги, ужинала с нужными людьми, посещала театр, или оперу, или какую-нибудь выставку… Иде следовало вести себя культурно, как всем, если она хотела из «тугих мешков», как называли разбогатевших в разразившейся после войны золотой лихорадке нуворишей, выбиться в люди.
Эта бесполезная возня ее раздражала. По-настоящему счастливой она была только в Золотых горах — в вечной битве с наступающими на пятки конкурентами, в вечном противостоянии угрюмой природе, недовольной вторжением людей в ее леса и снега, в вечной борьбе с самой собой…
И на побережье, где можно было просто лениться и ни о чем не думать. Нырять, распугивая стайки пестрых рыб, лениво листать газеты, курить толстые сигары. Неделя-другая бесполезного, сонного существования — и снова в бой.
Она была бы счастлива. Если бы не одно но: Ида все еще не нашла человека, которому была обязана своей счастливой, наполненной приключениями жизнью. Он растворился, будто его никогда не существовало. Ни его самого, ни его подвига, ни того, что было между ними там, в маленьком форте на самой границе. Исчез, оставив на память о себе лишь толстую записную книжку, исписанную ровным, четким почерком, с рисунками на полях, с давно уже выветрившимся запахом ружейного масла, дыма костра, степной травы. С нарисованным от руки экслибрисом на форзаце: человеческая тень и подпись: «Принадлежит Р.А., его рукою писано».
Ида всегда носила этот блокнот с собой. У нее было несколько копий, отпечатанных на машинке, с рисунками, размноженными копировальным аппаратом, но это было не то. Тех листов не касались руки Рауля, не их замятые края она разглаживала в задумчивости, когда не знала, как правильно выразить пришедшую на ум мысль.
Те листы не были сокровенной тайной Иды, не были ее личной Священной Книгой, написанной ее персональным святым. Святым, который, сотворив чудо, предпочел, как и водится у его братии, исчезнуть навеки. Вот только он не учел, что Ида Пикок, истово верующая в своего святого, очень-очень упряма.
Две недели назад она, наконец, смогла узнать, где прячется от мира лорд Рауль Астерс, капитан Рауль Астерс, Снулая Рыба, Тоскливый Ворон, Тот-самый-капитан… У ее святого было множество прозвищ, так или иначе отражавших отношение солдат к своему командиру.
Она позвонила несколько раз, одернула двубортный пиджак, вышедший из моды лет шесть назад. Ей вдруг стало смешно от своего маскарада: даже если Рауль и ведет жизнь затворника, это не значит, что он не читает газет и не знает, каких высот достиг капрал Ида Пикок.
— Ты должна отдохнуть, — сказала она, взглянув на Хамсин. — Я позабочусь о Тайре. У тебя нет сил.
Хамсин кивнула, хотя в душе её терзали сомнения. Она не могла остановиться, выдохнуть. Желание действовать затопило её, заставляя дрожать руки. Она понимала, что для их выживания нужно искать пищу. Она встала, решительно сжав кулаки.
— Я найду что-то, — произнесла она с новой решимостью. — Я вернусь с добычей.
Ашара осталась с Тайром, а Хамсин, прячась в тенях леса, отправилась на поиски. Глубокие корни деревьев шептали свои истории, а ветер нежно касался её кожи, как будто подбадривая.
Вскоре Хамсин стояла на краю утеса, внимая шороху листвы и легкому дыханию. Ночь окутала мир тьмой, но в её глазах горело пламя решимости. Способность трансформировать тело по желанию давала ей огромные преимущества в охоте.
Хамсин сосредоточилась, и её тело начало меняться. Сначала её пальцы удлинились, ногти приобрели форму острых когтей, а из спины начали прорастать чешуйчатые отростки. Процесс трансформации был болезненным, но она знала, что только так сможет стать сильнее. В этом неполном обороте она могла использовать свои способности, не теряя при этом человеческого облика.
Лучи луны пробивались сквозь облака, и она почувствовала, как в ней закипает адреналин. Вдалеке, на полях, раздавался треск — это стадо лошадей, испуганных чем-то неведомым, бежало в панике. Хамсин улыбнулась, её сердце забилось быстрее. Это был шанс.
Сделав шаг вперёд, она ощутила, как её мускулы напряглись, а клыки, острее, чем когда-либо, блеснули в свете луны. Она с легкостью прыгнула с утеса, приземлившись на мягкую траву, как будто весила всего лишь перышко. Она стремительно скользила по земле, ощущая каждое движение. В этом состоянии она могла не только чувствовать, но и предугадывать действия своих жертв.
Когда она приблизилась к стаду, её инстинкты заработали на полную мощность. Одна из лошадей, самая сильная и быстрая, отклонилась от группы, и это стало её целью. Хамсин разогналась, её когти скользили по земле, оставляя за собой следы.
Драконы делились на тех, кто мог набрать массу в тысячу раз и броситься в бой в своём полном обличье, и тех, кто был помельче. А многие из тех, кто родился в смешанном браке с людьми, как, например, Ашара, вообще не были способны к полному обороту. Среди её соплеменников только один из десяти мог превратиться в гигантского огнедышащего дракона, и это было привилегией. Неспособные к полному обороту, не жалели о своей судьбе; их сила заключалась в гибкости и ловкости, что давало им уникальное преимущество.
Сделав последний рывок, она вонзила свои клыки в плоть лошади, и та упала, испустив последний стон. Она чувствовала, как её кровь бурлит от эмоций — это была не только охота, но и доказательство её мастерства, того, что она не беспомощна. Что она всё сможет, всё преодолеет. В этот момент, среди шороха леса и звуков ночи, Хамсин поняла, что она была не просто Царевной — она была охотницей, и драконы, которые падут, падут от её руки. Оставив позади свою первую жертву, она вернулась к утесу, где, поднимая голову к звёздам, вновь ощутила, что её время пришло.
Восторг переполнял ее. Хамсин закричала, затопала,и закружилась на месте.
- Я свободна, свободна, свободна! Мой голос не затих!
Хамсин вернулась к Ашаре и Тайру совершенно счастливая и перемазанная кровью. Частичный оборот позволил ей без всяких проблем дотащить тушу лошади к их импровизированному лагерю. С огнем тоже проблем не возникло.
— Конина с яблоками! — улыбнулась Ашара. — Что может быть лучше! Живем.
Вопреки этому показному веселью Ашара выглядела не слишком хорошо. Но, по крайней мере, немного поела мяса.
После полного не то ужина, не то завтрака, Хамсин положила ей голову на колени, и Ашара принялась перебирать ее короткие волосы. Негромко запела:
— И по синим по горам,
Бродит молодая луна,
Грива та ее бела,
Пища та ее горька.
На беду приходит к нам;
Золотою чешуей
Одевается дракон.
Слышен мелодичный звон
Всех разрушенных оков.
Мы ветрами рождены,
И дождями рождены,
Как мечты безмолвных снов
О свободе, не войне.
Я рощу свое дитя
Для свободы, не войны.
Мы для счастья рождены,
Не для горя, что луна
Нам сулит испить до дна.
Хамсин почти уснула, когда услышала тихие слова Ашары, прервавшей саму себя:
— Знаешь, какая у меня есть мечта, Хамсин?
Чтобы вы с Тайром хоть раз назвали меня мамой.
Хамсин открыла рот. Этот вопрос всегда стоял между ними. Хамсин любила Ашару, та воспитывала ее с детства, но... но. Хамсин почти не помнила свою родную мать. Называть так чужую женщину, пусть лучшую на свете, любящую, нежную, казалось ей кощунством.
Нега и дремота спали с нее. Хамсин подняла голову с колен Ашары. Сказала, не желая того, слишком грубо:
— К чему это сейчас? У тебя скоро будет собственный ребенок.
Ашара опустила голову, погладила живот.
— Да, ты права. Я хотела спросить тебя, Хамсин, что ты знаешь о деторождении?
— Все, что надо! — покраснела Хамсин.
Драконы размножаются чуть иначе, чем люди. Беременность длится дольше — ведь правильно сформировать требуется два тела, а не одно. Первые полгода внутри утробы женщины развивается человеческий ребенок в плотном кожаном яйце, он связан с матерью пуповиной. Затем яйцо у зародыша меняет форму на драконью. Со второй половины беременности драконнице не разрешается оборащатьмя, чтобы не навредить плоду.
Есть еще одна особенность: если извлечь яйцо из тела, то можно "за консервировать" беременность, а потом в любой момент "доносить" ее. Раны на теле драконов заживают легко и просто. И совсем недавно бывшее для людей смертельным "драконье сечение" для драконов на протяжении многих веков — обыденность. Даже шрамов не остается.
Ашара вдруг сказала:
— Нам придется извлечь яйцо.
— Что? — испуганно спросила Хамсин. А потом вздохнула. — Да, ты права. Законсервировать беременность — единственный выход сейчас. Но...прямо...Сейчас?
Ашара пожала плечами.
— А чего ждать?
Хамсин взглянула на мачеху в глаза. Лучше бы не смотрела, увидела только отражение собственного страха и отчаяния, но в них все еще светилась драконья искра — та самая живучесть, которая не раз спасала драконье племя от гибели.
— Это просто надо сделать, — пробормотала Хамсин, сжимая в руках свои острые, как ножи, когти. Она вспомнила рассказы о том, как её предки спасали жизни, используя только силу и ловкость своих рук. В её груди разгоралась решимость.
— Слушай меня, Ашара, — сказала Хамсин, наклонившись ближе. — Ты должна доверять мне. Я сделаю разрез, назад пути не будет. Драконы не поддаются страху. И ты тоже не должна.
Ашара закусила губу, сдерживая крик, когда первая волна боли пронзила её тело. Хамсин почувствовала, как её сердце колотится в унисон с этим воплем. Она закрыла глаза и сосредоточилась, призывая силу своих предков. В её сознании вспыхнули яркие образы: драконы в полете, их мощные крылья срывающие ураган, их непокорный дух.
Собрав всю свою волю, она коснулась живота Ашары, ощущая тепло её драконьей крови.
— Ты сможешь! Я помогу тебе! — произнесла она, и её когти, как острые стрелы, коснулись кожи. Хамсин работала быстро и решительно, ощущая, как жизнь её мачехи колебалась на грани.
Кровь хлестнула, и в этот момент Ашара закричала, но Хамсин знала, что это — лишь момент. Она продолжала, её когти, подобно клинкам, раздвигали плоть, и вскоре она почувствовала, как что-то живое дрожит под её пальцами.
— Давай, родной, вылазь! — прошептала она, и в этот миг гром гремел так сильно, что казалось, сама земля дрожит. Вдруг из раскрытой раны вырвалось слабое тепло. И Хамсин ощутила под пальцами гладкость скорлупы. Довольно тонкой, ещё немного мягкой — яйцо закончилось формироваться совсем недавно.
Ашара ослабла, но её глаза сверкали гордостью и болью.
— Ты сделала это… — прошептала она, едва сдерживая слёзы. Хамсин, вся в крови, улыбнулась.
***
Хамсин проснулась от неясного ощущения — то ли солнечного луча, дотронувшегося до её века, то ли какого-то движения рядом. Приподнявшись на локте, она с удивлением посмотрела на свою мачеху.
Ашара сидела рядом, её левая рука покоилась на голове Тайра. Услышав голос Хамсин, она повернулась, слегка улыбнувшись, но затем её рука безвольно соскользнула на камни, оставшись лежать там.
— Ашара, — тихо произнесла Хамсин, охваченная ужасом.
— Прости, дочка, — ответила мачеха, словно издалека. — Я и сама не сразу поняла, почему так легко укусила Ильяса. Не осознала, что странное онемение в спине — это не просто иллюзия. Он отравил меня.
В сознании Хамсин с ужасной ясностью возникла мысль о смерти. Она бросилась к мачехе, обняла её за колени, прижавшись к ней. Ашара продолжала задумчиво улыбаться, глядя в пустоту, а на её виске появлялось маленькое синеватое пятно. Хамсин, полная отчаяния, пыталась заставить её дышать.
— Мама, мамочка! Не оставляй меня! Как я без тебя? Мама, мама, мама!
Но было уже слишком поздно.
Глава 3
- Драконов не существует! - сказал сидящий слева от Иды Пикок франт в фиолетовом с искрой пиджаком.
Ида посмотрела на собеседника как на идиота. Хотя почему как?
- Я служила в корпусе миротворцев в те времена, когда царь Азур утверждал свое право на власть. Поверьте, назвать ящерицу, которая размером с немаленький дом, как-то иначе, чем дракон, - язык не повернется.
- Вы такая старая! - округлила глаза девушка, сидевшая напротив. - Это же было целых двадцать лет назад.
- Я тогда была рядовой, - проворчала Ида, пресекая желание тут же заняться фэйсбилдингом, пока не поздно, и морщины не покрыли всё её лицо. - Только поступила на службу.
Очаровательная соседка по купе наморщила лобик, производя нехитрую арифметическую операцию.
"Надеюсь", - подумала Ида, - "она едет поступать в театральный институт, или на художника, или на модельера... а не на экономиста".
Франт не унимался.
- То есть вы хотите сказать, что эта их царевна Харси, Затси...
"А он, надеюсь, не будущий дипломат или учитель истории".
- Хамсин, ya tiz el himar (ослиная жопа) - выругалась Ида, по старой привычке по-айдахарски. Ругательства - почти единственное, что она помнила за давностью лет. - Царевна Хамсин.
- Она огромное огнедышащее чудовище?
- Отчего же чудовище? - засмеялась Ида. - Красивище! Драконы - самое прекрасное, что я видела в жизни.
"Ну, кроме Рауля", - с девичьим кокетством подумала она.
- А это правда, что она должна пройти калечащий ритуал, чтобы стать царицей?
- Царем. В Айдахаране никогда не было цариц. Вероятно да, я не историк, дамы и господа, всего лишь старая вояка...
- Не такая уж вы и старая, - польстил ей приятель юноши в фиолетовом.
- При дяде царя Азура, царе Аразе, таких несчастных демей-ашши было довольно много. Я видела их при дворе - они охраняли царский гарем. Меня тоже принимали за демей-ашши, в юности я была плоской, как доска...
Взгляды обоих юнцов, не сговариваясь, скользнули по её сюртуку, полувоенного покроя.
- Вы не слишком изменились, - ехидно заметила девушка.
Ида снисходительно ей улыбнулась. Молодо- зелено... Ей полезно для повышения самооценки в таком возрасте победить взрослую тетю в словесном поединке и поединке за мужское внимание.
Юноши с интересом на девушку взглянули. И на её грудь тоже.
- Отчего же те женщины, что стали демей-ашши и охраняли гарем, сами не попросились в гарем к царю? - спросил франт в фиолетовом.
- Они, наверное, страшненькие были, - с притворным сочувствием заметила девушка.
О, женщины. Никто так не унижает нас, как мы сами в поисках возможности выделиться в мужских глазах!
- Иногда лучше не иметь над собой никакого мужчины, чем такого, как царь Араз. Он любил весьма жестокие забавы... - философски заметила Ида. - Мы подъезжаем.
Это действительно было так. За окном поезда виднелись предместья столицы. Трёхнедельное путешествие капрала в отставке, а теперь знаменитой и удачливой золотоискательницы Иды Пикок наконец закончилось. Ей не терпелось размяться.
Ида пересекла улицу Семи Монахов, перейдя в тень, оглянулась. Как изменилась столица с тех пор, как она, шестнадцатилетняя дурочка, ходила здесь в поисках не то заработка, не то драки , не то развлечений. Двадцать лет прошло, даже чуть больше двадцати.
Разумеется, с тех пор Ида бывала здесь, особенно в последние годы, проездом из Золотых гор, где медленно, но верно росла ее новорожденная промышленная империя. Останавливалась на полпути к морскому побережью, к ее недавно достроенному двухэтажному дворцу из ракушечника.
Она проезжала по улицам в автомобиле, уткнувшись носом в бумаги, ужинала с нужными людьми, посещала театр, или оперу, или какую-нибудь выставку… Иде следовало вести себя культурно, как всем, если она хотела из «тугих мешков», как называли разбогатевших в разразившейся после войны золотой лихорадке нуворишей, выбиться в люди.
Эта бесполезная возня ее раздражала. По-настоящему счастливой она была только в Золотых горах — в вечной битве с наступающими на пятки конкурентами, в вечном противостоянии угрюмой природе, недовольной вторжением людей в ее леса и снега, в вечной борьбе с самой собой…
И на побережье, где можно было просто лениться и ни о чем не думать. Нырять, распугивая стайки пестрых рыб, лениво листать газеты, курить толстые сигары. Неделя-другая бесполезного, сонного существования — и снова в бой.
Она была бы счастлива. Если бы не одно но: Ида все еще не нашла человека, которому была обязана своей счастливой, наполненной приключениями жизнью. Он растворился, будто его никогда не существовало. Ни его самого, ни его подвига, ни того, что было между ними там, в маленьком форте на самой границе. Исчез, оставив на память о себе лишь толстую записную книжку, исписанную ровным, четким почерком, с рисунками на полях, с давно уже выветрившимся запахом ружейного масла, дыма костра, степной травы. С нарисованным от руки экслибрисом на форзаце: человеческая тень и подпись: «Принадлежит Р.А., его рукою писано».
Ида всегда носила этот блокнот с собой. У нее было несколько копий, отпечатанных на машинке, с рисунками, размноженными копировальным аппаратом, но это было не то. Тех листов не касались руки Рауля, не их замятые края она разглаживала в задумчивости, когда не знала, как правильно выразить пришедшую на ум мысль.
Те листы не были сокровенной тайной Иды, не были ее личной Священной Книгой, написанной ее персональным святым. Святым, который, сотворив чудо, предпочел, как и водится у его братии, исчезнуть навеки. Вот только он не учел, что Ида Пикок, истово верующая в своего святого, очень-очень упряма.
Две недели назад она, наконец, смогла узнать, где прячется от мира лорд Рауль Астерс, капитан Рауль Астерс, Снулая Рыба, Тоскливый Ворон, Тот-самый-капитан… У ее святого было множество прозвищ, так или иначе отражавших отношение солдат к своему командиру.
Она позвонила несколько раз, одернула двубортный пиджак, вышедший из моды лет шесть назад. Ей вдруг стало смешно от своего маскарада: даже если Рауль и ведет жизнь затворника, это не значит, что он не читает газет и не знает, каких высот достиг капрал Ида Пикок.
