Шандар вёл меня за руку между этих груд, а у меня перед глазами то ли дело вспыхивало красное уведомление: "Недостаточное освещение, вы рискуете получить травму".
Импланты для ночного видения я в своё время не поставила. Не думала, что пригодятся. Но скажите, пожалуйста, кто решил, что красное уведомление прямо перед глазами может помочь человеку избежать травм?
– Что мы здесь делаем?
– Здесь камер нет, – откликнулся Шандар шёпотом.
– Ты уверен? Может, их просто не видно?
– Тут лампочки растащили, думаешь, камеры оставили?
Я хмыкнула. Звучало разумно. Мы шли дальше, и Шандар не задавал вопросов. Не спрашивал, о чём мы с Гарольтом говорили, и сам не говорил ничего. Я не выдержала первой.
– Откуда ты знаешь Гарольта? – спросила я.
– Мы вместе учились.
– В академии ГалКонСи?
– Ага.
Он отвечал кратко, словно не хотел тратить слова, и я попыталась зайти с другой стороны:
– Мне показалось, вы друг друга не очень любите.
Шандар коротко засмеялся.
– Вив, что Бёрнс тебе сказал про меня? Выкладывай.
– Что тебя отчислили за нарушение дисциплины, субординации и чего-то ещё...
– Ну разумеется, – фыркнул он. – Только он не упоминал, наверное, что дело об моём отчислении сам начал.
– То есть, сам?
Он притормозил, сказав "осторожно, здесь ступеньки", и мы в темноте спустились вниз. Подошвы ботинок с лёгким плеском погрузились в неглубокую лужу.
– Академия ГалКонСи – место особое, – сказал Шандар. – Там или дети богатых родителей, такие, как Гарольт Бёрнс. Или генетически модифицированные солдаты, которых записали на учёбу ещё до рождения.
– Такие, как ты? – спросила я.
– Что? – я не видела его лица, но голос прозвучал удивлённо. – Почему такие, как я?
– Ну ты ведь генетически модифицирован? – уже не так уверено спросила я.
– Нет.
– Брось, я же по тебе вижу. Ты питаешься, когда придётся, и за те несколько дней, которые мы вместе, ни разу не приблизился ни к тренажёрам, ни к штанге, и при этом… – я осеклась, не решилась сказать “у тебя такое тело, о которых большинству приходится только мечтать”. – Я же вижу, как ты при этом выглядишь. Я, конечно, мало что понимаю в жизни, но тут явно дело нечисто.
– Вив, – он даже вздохнул. – Я родился на Сильфиде. Какая модификация, о чём ты? Меня, можно сказать, под кустом нашли.
– Может, у вас и кусты генно-модифицированные! – фыркнула я. Он засмеялся в ответ.
– Я абсолютно, полностью натуральный... как-то это странно звучит.
– Ладно-ладно. Ты начал говорить про академию ГалКонСи, – заметила я.
– Да. Первые годы мы учились отдельно. А потом Бёрнса поставили руководить отрядом, в котором был я. Там такая система: разбивка на отряды случайная, отряды соревнуются друг с другом, результаты влияют на рейтинг и, в конечном счёте, на диплом и карьеру. Считается, что это приближено к жизни. Даже если другие косячат, ты не можешь просто делать своё дело. Потому что баллы общие. Ты должен влиять на остальных.
– И?
– Бёрнс принимал дебильные решения, из-за которых страдал весь отряд. Мы теряли баллы и прямым текстом говорили ему, что нужно поступать иначе. Но он нас слушать не желал и требовал, чтобы мы молча подчинялись. Естественно, мы и подчинялись, есть же устав. Но периодически что-нибудь устраивали.
– Например?
– Как-то на учебном задании соврали ему про хороший бордель, и он отправился прямиком к трапам.
– Трапам?
– Транссексуалам. Ну мужчинам, которые наряжаются, как женщины, часто ещё с искусственной грудью и...
– Поняла-поняла. И что там?
– Он им даже заплатил. Выбрал кого-то... – засмеялся Шандар. – Потом вылетел на улицу, натягивая штаны на ходу.
Я не удержалась и фыркнула. Гарольт выглядел так, словно у него самая безупречная репутация в мире. Я даже предположить не могла, что он когда-нибудь попадал в такие ситуации.
– А что вы ещё делали?
– Аватарку ему меняли на неприличную перед онлайн-экзаменами. Джангайский соус в кофе подливали.
– Зачем?
– Ну он острый и при этом не пахнет. Мы не делали ничего криминального, просто глупо шутили.
– Шандар, это называется травля, – произнесла я. И осеклась. Я бы никогда не посмела критиковать Гарольта в лицо. А Шандару я не стеснялась говорить, что думаю. И вот сейчас я обвинила его в травле – и совершенно не боялась реакции. Я откуда-то знала, что он не разозлится на меня. Я в безопасности. Да, мы идём в темноте по пустынным улицам, он ведёт меня за руку неизвестно куда, и если он захочет, то свернёт мне шею одной рукой. Но – он этого не сделает.
Он меня не обидит, и я могу быть собой, не опасаясь его реакций. Какое приятное чувство. Как жаль, что в высшем свете такого не бывает.
– Вив, ну какая это травля? Травля – это когда сильные обижают слабого. Он был богаче и сильнее нас всех. Он назвался лидером – но не тянул. Ему предлагали помощь. Он слал всех, даже за нейтральные и вежливые предложения. Отряд из-за этого терял рейтинг. Мы порой даже нарушали его приказы, лишь бы прийти раньше и выполнить задания лучше. Но он за это нам назначал взыскания. То есть, мы спасаем его же задницу, а он нам взыскания назначает.
Он говорил раздражённо, словно эта ситуация до сих пор его задевала.
– А вы не могли перевестись в другой отряд?
– Нет. Это был первый курс специального образования, там такие условия. В реальной жизни посреди войны отряд не сменишь.
Повисла пауза, и слышны были только наши шаги.
– Вив, я понимаю, мы вели себя глупо. Сейчас я бы поступил иначе.
– И чем всё закончилось? – спросила я.
– Бёрнс подключил административный ресурс и выдвинул обвинение против трёх человек – в том числе меня. Сперва речь шла о нарушении субординации, саботаже учёбы и травле. Академия всё это выслушала, покивала, выписала дисциплинарное взыскание и посоветовала Бёрнсу пройти курсы лидерства. Мы посмеялись, что он идиот и только сильнее испортил отношения с командой. И тут начался театр абсурда. Дело пошло на второй круг. Начали появляться люди, которых мы раньше видели разве что мельком, и обвинять нас в том, что мы их избивали, унижали и чуть ли не в унитаз головой макали.
– А вы этого не делали?
– Да я с ними даже не разговаривал!
– Но откуда тогда...
– Им заплатили, – отрезал Шандар.
– И вас из-за этого отчислили? – изумилась я.
– Только меня. Двух других отмазала семья. А я-то с Сильфиды.
– Ничего себе... – протянула я. – Но ты ведь всё равно работал в ГалКонСи.
– Базовое образование – с ним можно устроиться в какую-нибудь дыру, куда не идут нормальные специалисты. Меня отправили в Уньо, потом в Джангай, потом на Хамри... Обычно в такие места отправляют в качестве наказания, но для меня это была вершина карьеры.
Шандар открыл дверь в стене, и я зажмурилась от яркого грязно-серого света. Внутри были коридоры: с низким потолком, старыми светодиодными лампами и заляпанным полом. Мы нырнули внутрь, и дверь за нами закрылась. Обычная металлическая дверь на петлях – сто лет таких не видела.
– Я не понимаю, – заметила я. – Если Гарольт сам состряпал обвинения, зачем он сказал мне расспросить тебя?
– Может, рассчитывал, что ты мне не поверишь?
– Где мы? – спросила я, оглядываясь коридоры. Низкие потолки, экономичные лампы и граффити во все стены. Издалека доносилась музыка, тихая и словно из-под подушки.
– Мы идём в ночной клуб, – сказал Шандар и, не отпуская мою руку, повёл меня по коридору. – Главное, не потеряйся.
– Что?! Какой клуб? – опешила я. – Шандар, ты вообще нормальный?
– Нет, конечно, – без стеснения ответил он.
– А зачем нам ночной клуб?
– Ты какая-то слишком серьёзная. Надо выпить и развеяться.
Мы прошли по коридору, повернули. Музыка теперь била по ушам, а в коридорах появились курящие парочки. Синтетические запахи доносились отовсюду: к курительным смесям добавлялись самые безумные ароматы. Кожа, ваниль, подгоревший пирог... Хотя пирог, возможно, был настоящий и подгорел на кухне, мимо двери в которую мы проходили.
– А если серьёзно? – уточнила я.
– А если серьёзно, – шепнул мне Шандар на ухо, когда мы остановились перед тёмной дверью с надписями на незнакомых мне языках, – кто нас здесь искать будет?
И, не дожидаясь ответа, он распахнул дверь.
Музыка оглушила и запульсировала вокруг. Сквозь синтетические риффы прорывался пронзительный вокал, но я не видела исполнителей. Комната была задымлена, цветные прожекторы прорезали этот туман, шарились в нём, выхватывали кусками силуэты: то чьё-то лицо, то чьё-то тело, то чьи-то поднятые руки.
Шандар подтащил меня поближе и приобнял за талию, а потом начал вместе со мной пробираться сквозь толпу. Я вцепилась в его плечо. Хотелось заорать и задать парочку крайне нетактичных вопросов, но он всё равно не услышит, а я только голос сорву.
Люди вокруг беспорядочно дёргались в танце, и я наконец опознала музыкальное направление: солт-фанк. Совсем молодой жанр, известный своим воздействием на мозг: он вызывал эйфорию, желание танцевать до упаду – и солёный привкус во рту.
И судя по привкусу, музыка уже начала действовать на меня.
Я дёрнула Шандара за плечо, заставляя остановиться, и развернула его к себе. Прожектор пронёсся по его лицу, потом по моему, на мгновение ослепив, и я поняла, что кричать бесполезно – не услышит. Поэтому поднялась на цыпочки, обхватила его за шею и потянула к себе, словно собиралась поцеловать. Только потянулась я не к губам, а к уху, и крикнула:
– Сваливаем!
– Зачем? – я не знаю, как он это сделал, он не кричал – и в то же время я прекрасно разобрала, что он сказал.
– Ещё пара минут, и мы забудем, зачем пришли.
– А зачем мы пришли? – почти промурлыкал он мне на ухо, и вторая рука присоединилась к первой на талии.
– Я. Тебя. Прибью, – очень чётко и даже не сильно громко сказала я, чувствуя, что во рту появляется уже отчётливый солёный вкус, а мои пальцы против воли спускаются ему на плечи и начинают отбивать простенький ритм песни. Я покачнулась: не так просто удержаться на носочках, пытаясь что-то кричать в ухо человеку, который выше тебя на голову. Покачнулась – и по сути свалилась в объятия.
Что было дальше, я запомнила смутно. Кажется, на меня напал смех, и я не могла остановиться. А когда смех прошёл, мне захотелось потанцевать. Я урывками помнила, как тащила Шандара на круглую платформу, рассказывая о том, как давно я не отдыхала, и как же меня всё достало. Он меня останавливал и не пускал. Я возмущалась и упиралась сильнее. В какой-то момент он меня просто-напросто подхватил меня и понёс через толпу. Я вырывалась, и поэтому он перебросил меня через плечо, а я висела, хихикала, задавала неприличные вопросы и отпускала неприличные комментарии. К счастью, из-за грохота музыки мои слова он вряд ли услышал.
Потом была странная заминка в кабинке у ди-джея. Я всё рвалась танцевать, а меня уговаривали посидеть пару минуточек, пока мне в коммуникатор встроят что-то дико музыкальное, что поможет мне не только слышать музыку, но и видеть её. Я очень радовалась, но всё равно хватала Шандара за руки и тащила на танцпол. А он пытался меня усадить и помогал ди-джею подключить какое-то устройство к моему коммуникатору.
Один кусочек диалога я запомнила очень хорошо.
– Ну Шандар... – проговорила я обиженно, – почему ты не веселишься? Я так решу, что я тебе совершенно не нравлюсь!
– Да, чего это ты, Шандар, девушку обижаешь? – поддакивал ди-джей.
Лицо у Шандара при этом было растерянное. Он что-то ответил. Но что именно – я почему-то забыла.
Как забыла и то, как мы выбрались из клуба.
Я очнулась на каком-то складе, завёрнутая в плед, с чашкой какао в руках и звенящей головой. Голова не болела, а именно звенела и кружилась. Я потянулась к коммуникатору, чтобы выяснить, что со мной. Привычный жест: в коммуникатор встроена куча датчиков, которые всегда сообщат, в чём твоя проблема – поднялась температура, упало давление или в крови токсины.
Только вот коммуникатор не включался. Я водила пальцами по коже, но меню перед глазами не появлялось.
– Мы его выключили, – сказал Шандар.
Я подняла голову, посмотрела на сразу трёх стоявших напротив Шандаров. Помотала головой и усилием воли собрала их в одного.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, присаживаясь рядом. Только тут я догадалась оглядеться. Вокруг громоздились ящики, коробки, цистерны и контейнеры. Я сидела на одном из таких контейнеров, на нём даже маркировка была. Свет был приглушённым, как в технических помещениях. Потолок терялся где-то высоко.
– Голова немного кружится, – я огляделась. – Ты зачем меня туда затащил? И что с коммуникатором?
– Запутываем следы.
– Зачем?
– Чтобы Бёрнс тебя не выследил. Эти коммуникаторы слишком сильно фонят.
– А зачем ему меня выслеживать? – я помотала головой и добавила: – И почему я ничего не помню?
– Совсем ничего? – с каким-то нечитаемым выражением лица спросил Шандар.
И тут я поняла, что всё-таки помню. Помню, как он пытался меня увести через танцпол, а я требовала танцевать. Помню, как музыка в какой-то момент остановилась, потому что закончился один трек и ещё не начался другой, и я обратилась к крутившемуся рядом парню со словами: "Слушай, потанцуй со мной, а то этот занудный хмырь меня игнорирует!" Занудный хмырь меня умыкнул прежде, чем я успела упасть в объятия таинственному незнакомцу. Кажется, незнакомец был весь в торчащих наружу дешёвых имплантах и татуировках, но мне было плевать.
А потом мы, кажется, всё-таки танцевали. Под более медленную композицию, плавно и аккуратно – как я теперь поняла – пробираясь к выходу. А вот чтобы я покинула клуб, меня пришлось поднять на руки. И я возмущалась и вырывалась, пока Шандар не пообещал мне горячий шоколад. Только тогда сдалась и перестала сопротивляться.
Я неуверенно протёрла лоб рукой, удивляясь тому, как же лихо меня занесло. Память то и дело подкидывала какие-то совершенно сумасшедшие фразы, от которых становилось стыдно. Например, уже пробираясь по коридорам я на полном серьёзе рассуждала на тему мужской красоты и заявляла, что Гарольт ну совсем-совсем не кажется мне привлекательным, и вообще не в моём стиле. "А кто в твоём стиле?" – спросил Шандар. "Ну вот ты ничего, – ответила я. – Только, если с тобой целоваться, шею можно свернуть. Ты нафига такой высокий?!"
Вспомнив эту фразу, я отставила какао, взвыла и опустила голову на колени.
– Болит? – спросил Шандар, опуская руку мне на спину. Я непроизвольно вздрогнула, и он убрал руку.
– Душа болит, – отозвалась я. – И совесть. Давай ты сделаешь вид, что я была неадекватна, и всё забудешь?
– То есть, целоваться мы не будем?
– Что?! – изумлённо спросила я, тут же распрямляясь.
– Забыла уже, что проспорила? – улыбнулся он.
Я как-то смутно припоминала. Он действительно со мной поспорил! Я не хотела уходить, а он мне обещал, что я ему потом спасибо скажу. Мы спорили, и в тот момент предложение поспорить на поцелуй показалось мне совершенно замечательным.
Чем я думала вообще?!
Я обхватила голову руками.
– Да ладно тебе, я же несерьёзно, – сказал Шандар. – Я всё забуду.
– Честно? – с надеждой спросила я, поднимая голову и глядя на него.
– Буду очень старательно делать вид.
Я распрямилась, протёрла лицо ладонями и покачала головой.
Импланты для ночного видения я в своё время не поставила. Не думала, что пригодятся. Но скажите, пожалуйста, кто решил, что красное уведомление прямо перед глазами может помочь человеку избежать травм?
– Что мы здесь делаем?
– Здесь камер нет, – откликнулся Шандар шёпотом.
– Ты уверен? Может, их просто не видно?
– Тут лампочки растащили, думаешь, камеры оставили?
Я хмыкнула. Звучало разумно. Мы шли дальше, и Шандар не задавал вопросов. Не спрашивал, о чём мы с Гарольтом говорили, и сам не говорил ничего. Я не выдержала первой.
– Откуда ты знаешь Гарольта? – спросила я.
– Мы вместе учились.
– В академии ГалКонСи?
– Ага.
Он отвечал кратко, словно не хотел тратить слова, и я попыталась зайти с другой стороны:
– Мне показалось, вы друг друга не очень любите.
Шандар коротко засмеялся.
– Вив, что Бёрнс тебе сказал про меня? Выкладывай.
– Что тебя отчислили за нарушение дисциплины, субординации и чего-то ещё...
– Ну разумеется, – фыркнул он. – Только он не упоминал, наверное, что дело об моём отчислении сам начал.
– То есть, сам?
Он притормозил, сказав "осторожно, здесь ступеньки", и мы в темноте спустились вниз. Подошвы ботинок с лёгким плеском погрузились в неглубокую лужу.
– Академия ГалКонСи – место особое, – сказал Шандар. – Там или дети богатых родителей, такие, как Гарольт Бёрнс. Или генетически модифицированные солдаты, которых записали на учёбу ещё до рождения.
– Такие, как ты? – спросила я.
– Что? – я не видела его лица, но голос прозвучал удивлённо. – Почему такие, как я?
– Ну ты ведь генетически модифицирован? – уже не так уверено спросила я.
– Нет.
– Брось, я же по тебе вижу. Ты питаешься, когда придётся, и за те несколько дней, которые мы вместе, ни разу не приблизился ни к тренажёрам, ни к штанге, и при этом… – я осеклась, не решилась сказать “у тебя такое тело, о которых большинству приходится только мечтать”. – Я же вижу, как ты при этом выглядишь. Я, конечно, мало что понимаю в жизни, но тут явно дело нечисто.
– Вив, – он даже вздохнул. – Я родился на Сильфиде. Какая модификация, о чём ты? Меня, можно сказать, под кустом нашли.
– Может, у вас и кусты генно-модифицированные! – фыркнула я. Он засмеялся в ответ.
– Я абсолютно, полностью натуральный... как-то это странно звучит.
– Ладно-ладно. Ты начал говорить про академию ГалКонСи, – заметила я.
– Да. Первые годы мы учились отдельно. А потом Бёрнса поставили руководить отрядом, в котором был я. Там такая система: разбивка на отряды случайная, отряды соревнуются друг с другом, результаты влияют на рейтинг и, в конечном счёте, на диплом и карьеру. Считается, что это приближено к жизни. Даже если другие косячат, ты не можешь просто делать своё дело. Потому что баллы общие. Ты должен влиять на остальных.
– И?
– Бёрнс принимал дебильные решения, из-за которых страдал весь отряд. Мы теряли баллы и прямым текстом говорили ему, что нужно поступать иначе. Но он нас слушать не желал и требовал, чтобы мы молча подчинялись. Естественно, мы и подчинялись, есть же устав. Но периодически что-нибудь устраивали.
– Например?
– Как-то на учебном задании соврали ему про хороший бордель, и он отправился прямиком к трапам.
– Трапам?
– Транссексуалам. Ну мужчинам, которые наряжаются, как женщины, часто ещё с искусственной грудью и...
– Поняла-поняла. И что там?
– Он им даже заплатил. Выбрал кого-то... – засмеялся Шандар. – Потом вылетел на улицу, натягивая штаны на ходу.
Я не удержалась и фыркнула. Гарольт выглядел так, словно у него самая безупречная репутация в мире. Я даже предположить не могла, что он когда-нибудь попадал в такие ситуации.
– А что вы ещё делали?
– Аватарку ему меняли на неприличную перед онлайн-экзаменами. Джангайский соус в кофе подливали.
– Зачем?
– Ну он острый и при этом не пахнет. Мы не делали ничего криминального, просто глупо шутили.
– Шандар, это называется травля, – произнесла я. И осеклась. Я бы никогда не посмела критиковать Гарольта в лицо. А Шандару я не стеснялась говорить, что думаю. И вот сейчас я обвинила его в травле – и совершенно не боялась реакции. Я откуда-то знала, что он не разозлится на меня. Я в безопасности. Да, мы идём в темноте по пустынным улицам, он ведёт меня за руку неизвестно куда, и если он захочет, то свернёт мне шею одной рукой. Но – он этого не сделает.
Он меня не обидит, и я могу быть собой, не опасаясь его реакций. Какое приятное чувство. Как жаль, что в высшем свете такого не бывает.
– Вив, ну какая это травля? Травля – это когда сильные обижают слабого. Он был богаче и сильнее нас всех. Он назвался лидером – но не тянул. Ему предлагали помощь. Он слал всех, даже за нейтральные и вежливые предложения. Отряд из-за этого терял рейтинг. Мы порой даже нарушали его приказы, лишь бы прийти раньше и выполнить задания лучше. Но он за это нам назначал взыскания. То есть, мы спасаем его же задницу, а он нам взыскания назначает.
Он говорил раздражённо, словно эта ситуация до сих пор его задевала.
– А вы не могли перевестись в другой отряд?
– Нет. Это был первый курс специального образования, там такие условия. В реальной жизни посреди войны отряд не сменишь.
Повисла пауза, и слышны были только наши шаги.
– Вив, я понимаю, мы вели себя глупо. Сейчас я бы поступил иначе.
– И чем всё закончилось? – спросила я.
– Бёрнс подключил административный ресурс и выдвинул обвинение против трёх человек – в том числе меня. Сперва речь шла о нарушении субординации, саботаже учёбы и травле. Академия всё это выслушала, покивала, выписала дисциплинарное взыскание и посоветовала Бёрнсу пройти курсы лидерства. Мы посмеялись, что он идиот и только сильнее испортил отношения с командой. И тут начался театр абсурда. Дело пошло на второй круг. Начали появляться люди, которых мы раньше видели разве что мельком, и обвинять нас в том, что мы их избивали, унижали и чуть ли не в унитаз головой макали.
– А вы этого не делали?
– Да я с ними даже не разговаривал!
– Но откуда тогда...
– Им заплатили, – отрезал Шандар.
– И вас из-за этого отчислили? – изумилась я.
– Только меня. Двух других отмазала семья. А я-то с Сильфиды.
– Ничего себе... – протянула я. – Но ты ведь всё равно работал в ГалКонСи.
– Базовое образование – с ним можно устроиться в какую-нибудь дыру, куда не идут нормальные специалисты. Меня отправили в Уньо, потом в Джангай, потом на Хамри... Обычно в такие места отправляют в качестве наказания, но для меня это была вершина карьеры.
Шандар открыл дверь в стене, и я зажмурилась от яркого грязно-серого света. Внутри были коридоры: с низким потолком, старыми светодиодными лампами и заляпанным полом. Мы нырнули внутрь, и дверь за нами закрылась. Обычная металлическая дверь на петлях – сто лет таких не видела.
– Я не понимаю, – заметила я. – Если Гарольт сам состряпал обвинения, зачем он сказал мне расспросить тебя?
– Может, рассчитывал, что ты мне не поверишь?
Глава 27. Прода от 23.12.2021, 21:39
– Где мы? – спросила я, оглядываясь коридоры. Низкие потолки, экономичные лампы и граффити во все стены. Издалека доносилась музыка, тихая и словно из-под подушки.
– Мы идём в ночной клуб, – сказал Шандар и, не отпуская мою руку, повёл меня по коридору. – Главное, не потеряйся.
– Что?! Какой клуб? – опешила я. – Шандар, ты вообще нормальный?
– Нет, конечно, – без стеснения ответил он.
– А зачем нам ночной клуб?
– Ты какая-то слишком серьёзная. Надо выпить и развеяться.
Мы прошли по коридору, повернули. Музыка теперь била по ушам, а в коридорах появились курящие парочки. Синтетические запахи доносились отовсюду: к курительным смесям добавлялись самые безумные ароматы. Кожа, ваниль, подгоревший пирог... Хотя пирог, возможно, был настоящий и подгорел на кухне, мимо двери в которую мы проходили.
– А если серьёзно? – уточнила я.
– А если серьёзно, – шепнул мне Шандар на ухо, когда мы остановились перед тёмной дверью с надписями на незнакомых мне языках, – кто нас здесь искать будет?
И, не дожидаясь ответа, он распахнул дверь.
Музыка оглушила и запульсировала вокруг. Сквозь синтетические риффы прорывался пронзительный вокал, но я не видела исполнителей. Комната была задымлена, цветные прожекторы прорезали этот туман, шарились в нём, выхватывали кусками силуэты: то чьё-то лицо, то чьё-то тело, то чьи-то поднятые руки.
Шандар подтащил меня поближе и приобнял за талию, а потом начал вместе со мной пробираться сквозь толпу. Я вцепилась в его плечо. Хотелось заорать и задать парочку крайне нетактичных вопросов, но он всё равно не услышит, а я только голос сорву.
Люди вокруг беспорядочно дёргались в танце, и я наконец опознала музыкальное направление: солт-фанк. Совсем молодой жанр, известный своим воздействием на мозг: он вызывал эйфорию, желание танцевать до упаду – и солёный привкус во рту.
И судя по привкусу, музыка уже начала действовать на меня.
Я дёрнула Шандара за плечо, заставляя остановиться, и развернула его к себе. Прожектор пронёсся по его лицу, потом по моему, на мгновение ослепив, и я поняла, что кричать бесполезно – не услышит. Поэтому поднялась на цыпочки, обхватила его за шею и потянула к себе, словно собиралась поцеловать. Только потянулась я не к губам, а к уху, и крикнула:
– Сваливаем!
– Зачем? – я не знаю, как он это сделал, он не кричал – и в то же время я прекрасно разобрала, что он сказал.
– Ещё пара минут, и мы забудем, зачем пришли.
– А зачем мы пришли? – почти промурлыкал он мне на ухо, и вторая рука присоединилась к первой на талии.
– Я. Тебя. Прибью, – очень чётко и даже не сильно громко сказала я, чувствуя, что во рту появляется уже отчётливый солёный вкус, а мои пальцы против воли спускаются ему на плечи и начинают отбивать простенький ритм песни. Я покачнулась: не так просто удержаться на носочках, пытаясь что-то кричать в ухо человеку, который выше тебя на голову. Покачнулась – и по сути свалилась в объятия.
Что было дальше, я запомнила смутно. Кажется, на меня напал смех, и я не могла остановиться. А когда смех прошёл, мне захотелось потанцевать. Я урывками помнила, как тащила Шандара на круглую платформу, рассказывая о том, как давно я не отдыхала, и как же меня всё достало. Он меня останавливал и не пускал. Я возмущалась и упиралась сильнее. В какой-то момент он меня просто-напросто подхватил меня и понёс через толпу. Я вырывалась, и поэтому он перебросил меня через плечо, а я висела, хихикала, задавала неприличные вопросы и отпускала неприличные комментарии. К счастью, из-за грохота музыки мои слова он вряд ли услышал.
Потом была странная заминка в кабинке у ди-джея. Я всё рвалась танцевать, а меня уговаривали посидеть пару минуточек, пока мне в коммуникатор встроят что-то дико музыкальное, что поможет мне не только слышать музыку, но и видеть её. Я очень радовалась, но всё равно хватала Шандара за руки и тащила на танцпол. А он пытался меня усадить и помогал ди-джею подключить какое-то устройство к моему коммуникатору.
Один кусочек диалога я запомнила очень хорошо.
– Ну Шандар... – проговорила я обиженно, – почему ты не веселишься? Я так решу, что я тебе совершенно не нравлюсь!
– Да, чего это ты, Шандар, девушку обижаешь? – поддакивал ди-джей.
Лицо у Шандара при этом было растерянное. Он что-то ответил. Но что именно – я почему-то забыла.
Как забыла и то, как мы выбрались из клуба.
Я очнулась на каком-то складе, завёрнутая в плед, с чашкой какао в руках и звенящей головой. Голова не болела, а именно звенела и кружилась. Я потянулась к коммуникатору, чтобы выяснить, что со мной. Привычный жест: в коммуникатор встроена куча датчиков, которые всегда сообщат, в чём твоя проблема – поднялась температура, упало давление или в крови токсины.
Только вот коммуникатор не включался. Я водила пальцами по коже, но меню перед глазами не появлялось.
– Мы его выключили, – сказал Шандар.
Я подняла голову, посмотрела на сразу трёх стоявших напротив Шандаров. Помотала головой и усилием воли собрала их в одного.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, присаживаясь рядом. Только тут я догадалась оглядеться. Вокруг громоздились ящики, коробки, цистерны и контейнеры. Я сидела на одном из таких контейнеров, на нём даже маркировка была. Свет был приглушённым, как в технических помещениях. Потолок терялся где-то высоко.
– Голова немного кружится, – я огляделась. – Ты зачем меня туда затащил? И что с коммуникатором?
– Запутываем следы.
– Зачем?
– Чтобы Бёрнс тебя не выследил. Эти коммуникаторы слишком сильно фонят.
– А зачем ему меня выслеживать? – я помотала головой и добавила: – И почему я ничего не помню?
– Совсем ничего? – с каким-то нечитаемым выражением лица спросил Шандар.
И тут я поняла, что всё-таки помню. Помню, как он пытался меня увести через танцпол, а я требовала танцевать. Помню, как музыка в какой-то момент остановилась, потому что закончился один трек и ещё не начался другой, и я обратилась к крутившемуся рядом парню со словами: "Слушай, потанцуй со мной, а то этот занудный хмырь меня игнорирует!" Занудный хмырь меня умыкнул прежде, чем я успела упасть в объятия таинственному незнакомцу. Кажется, незнакомец был весь в торчащих наружу дешёвых имплантах и татуировках, но мне было плевать.
А потом мы, кажется, всё-таки танцевали. Под более медленную композицию, плавно и аккуратно – как я теперь поняла – пробираясь к выходу. А вот чтобы я покинула клуб, меня пришлось поднять на руки. И я возмущалась и вырывалась, пока Шандар не пообещал мне горячий шоколад. Только тогда сдалась и перестала сопротивляться.
Я неуверенно протёрла лоб рукой, удивляясь тому, как же лихо меня занесло. Память то и дело подкидывала какие-то совершенно сумасшедшие фразы, от которых становилось стыдно. Например, уже пробираясь по коридорам я на полном серьёзе рассуждала на тему мужской красоты и заявляла, что Гарольт ну совсем-совсем не кажется мне привлекательным, и вообще не в моём стиле. "А кто в твоём стиле?" – спросил Шандар. "Ну вот ты ничего, – ответила я. – Только, если с тобой целоваться, шею можно свернуть. Ты нафига такой высокий?!"
Вспомнив эту фразу, я отставила какао, взвыла и опустила голову на колени.
– Болит? – спросил Шандар, опуская руку мне на спину. Я непроизвольно вздрогнула, и он убрал руку.
– Душа болит, – отозвалась я. – И совесть. Давай ты сделаешь вид, что я была неадекватна, и всё забудешь?
– То есть, целоваться мы не будем?
– Что?! – изумлённо спросила я, тут же распрямляясь.
– Забыла уже, что проспорила? – улыбнулся он.
Я как-то смутно припоминала. Он действительно со мной поспорил! Я не хотела уходить, а он мне обещал, что я ему потом спасибо скажу. Мы спорили, и в тот момент предложение поспорить на поцелуй показалось мне совершенно замечательным.
Чем я думала вообще?!
Я обхватила голову руками.
– Да ладно тебе, я же несерьёзно, – сказал Шандар. – Я всё забуду.
– Честно? – с надеждой спросила я, поднимая голову и глядя на него.
– Буду очень старательно делать вид.
Я распрямилась, протёрла лицо ладонями и покачала головой.
