«Умерли», — повторил Дариен и чуть наклонил голову, чтобы посмотреть на это слово с другой позиции. Слово не изменилось, зато кое-что прояснилось в мыслях патриарха.
Те, кого церковь считала ведьмами и колдунами, — не были одержимыми демоном людьми. Они просто умели чувствовать больше, нежели остальные. Быть может в роду таких людей были маги, чьи силы в свое время не получили развития, а быть может это бог так отметил своих созданий — Дариен так и не пришел к окончательному решению на это счет. Несомненно одно — не демонов притягивал обряд, а души умерших. Единственные дьявольские создания на Заолуне — сонфики, но они никогда не вселялись в людей. А сам Кхорт имел доступ к этому миру лишь во время прохождения Кроны.
Догадка появилась совершенно неожиданно.
— Значит, кто-то готовится к приходу Кхорта и хочет поймать его!
Дариен несколько раз проговорил эту фразу, чтобы убедиться — она не лишена смысла.
Быть может прав архимаг Клаус — и демон через кристалл проник в сбежавшего вампира. Значит, надо дождаться момента, когда он проявит себя, и провести обряд. Но о Лоуренсе никто даже из окружения Дариена не знал. Выходит, кто-то просто готовится к приходу демона и для этого не пожалел личных средств. Но тогда почему он ничего не сказал об этом патриарху? Неужели Дариен не поддержал бы? Конечно, поддержал. Всеми руками и всей душой он был бы с этим человеком. Тогда почему?
Маги….
Одно воспоминание об этих наставниках вызвало зубовную боль у патриарха.
Маги надеются уничтожить Лоуренса, но бог — не вампир. Он — сущность, которая не имеет тела в пределах этого мира, а значит, он способен найти себе иную оболочку. И не будет конца и края этим поискам. Остановить теургов? Не получится. А вот лишиться преимуществ можно запросто. Понятно, почему тот, кто купил эти кристаллы, молчал: Дариену приходилось по роду службы часто общаться с магами и те вполне могли прочитать его мысли.
Нельзя этого допустить!
Отныне, пообещал себе патриарх, никаких мыслей про демона и вампиров. Пусть тот смельчак, который взял на себя это дело, продолжит подготовку. А в нужный момент сам Дариен его поддержит. Даже если демон ступит на Заолун — не долго ему бродить по планете — кристаллы со старыми рунами поймают его.
За ней пришли вечером — обычным рабочим вечером, во время которого Мариика Ляфантен разбирала коробки, чтобы обновить товар в магазинчике, где она работала. Это был тоже вполне обычный магазин сувенирной продукции.
Мариика как раз вытаскивала из маленькой коробки кулон с заячьей лапкой. Люди верили, что он приносит удачу, но женщина знала — не каждое изделие работает так, как надеются покупатели. Удача не приходит просто так — ее надо заслужить и отдать ради нее много сил. Своих или чужих — не важно. Ничто в этом мире не дается бесплатно. За все надо платить. Даже за доброту и желание другим помогать. И первый вклад по этому кредиту Мариика уже внесла.
Впервые она узнала о плате, когда к ней пришли люди в черном. Они не были похожи на героев популярного фильма. Вместо темных костюмов — длинная ряса с крестами на груди. Вместо пистолетов и бластеров — четки. Но каждая бусина в этом религиозном аксессуаре была пропитана такой силой, что Мариика испугалась.
А ведь она всего лишь хотела помогать несчастным найти пропавших. Живы или мертвы, ушли сами или были утащены, где находятся и что делают — с этими вопросами шли к ней, и она помогала, не задумываясь о том, откуда у нее дар. Она не требовала денег, но люди платили — кто чем может — и на эти средства Мариика жила вместе с сыном. Не в излишестве, но на самое необходимое денег хватало.
Затем появились они. Под ритмичные удары бусинок в четках объяснили, что ее дар — греховен, и показали, что ожидает ведьм. Очень наглядно показали. И вот уже более пяти лет Мариика не прибегала к поискам. Но не так давно к ней пришел парень.
Он не был человеком. Маг! Именно… светлый маг, который искал жену. Он был в отчаянии и Мариика не удержалась — помогла, хотя ритуал был сложен: жену похитили и она застряла словно между двумя мирами. Тот парень обещал никому ничего не говорить, а взаимен оставил ей волшебный кулон, наполненный оберегающей силой.
Некоторое время было тихо, хотя Мариика долго после визита мага вздрагивала, когда около дверей магазина проходили святоши. Все-таки не зря боялась: они пришли неделю назад — прямо в магазин.
— Мариика Ляфантен?
Их опять было двое. Один — в обычной штатской одежде: темный зимний плац, меховая шапка, кожаные перчатки. Другой — в куртке. Полы рясы подметали пол магазина.
Им не нужны были четки, заполненные силой, потому что они сами были силой. Концентрация ее была столь высока, что хотелось забраться в темный угол, накрыться с головой и постараться выключить все свои чувства. Мариика видела пришедших даже сквозь закрытые глаза, она слышала их передвижение, когда попыталась закрыть уши руками. Они пришли и моментально заняли все пространство магазина. По-хозяйски перевернули табличку на двери.
— Что же вы, голубушка, вновь нарушаете закон, — начал один из них, играя украшениями, висящими на кассе, и обдавая девушку запахом дорого парфюма.
Все, на что хватило девушку, лишь молча мотнуть головой в отрицательном жесте.
— Зачем же вы лжете, — продолжил говорить мужчина, оставив в покое кулоны и взглянув на свою собеседницу. — Разве к вам не приходил мистер Уаэрти. Разве не просил помочь вам найти жену?
От этого пронизывающего взгляда девушка забыла все слова, мысли в голове путались.
— Он обещал же… что не будет…
Мариика готова была разрыдаться, если бы не эти глаза, которые пожирали ее, тонкими остриями впиявливаясь в разум, выпивая все ее сознание через невидимые трубочки, которые протянулись от висков.
— Так он ничего и не сказал, — мужчина улыбнулся, и Мариика поверила ему. С такими существами — ибо назвать их людьми у нее язык не поворачивался — не надо говорить. Они способны проникать в сознание, вытаскивая на свет все то, что ты пыталась там скрыть.
Мариика не обратила внимания, как в руках одного из мужчин появились бумаги. Он сделал несколько заметок, периодически бросая взгляд в сторону девушки и играя кольцом с ярким красным камнем.
— Куда вы ее, святой отец? — спросил он своего спутника и передал тому документы.
— В третий отдел — там пока есть места, — мужчина в рясе, пахнущий лавандой, поставил на листах свою подпись и вернул листы.
Мариика хотела сопротивляться, но стоило мужчинам дотронуться до нее, как все желание пропало. Ей связали руки, погрузили в машину. Краем глаза женщина заметила, что мужчина в плаще не сел в машину. Махнув рукой коллеге, он пошел по тротуару.
— А мой сын? — в отчаянии крикнула ведьма.
— О нем позаботятся.
«Позаботятся».
Уже неделю Мариика находилась в этом странном месте. Келья — как ее назвали местные обитатели — представляла собой небольшую комнату без окон. У стены — деревянная лежанка, застеленная белоснежным бельем. Больше ничего не было: ни стульев, ни рукомойников. Хотя нет, не так… В углу помещения, у самого потолка, был прикреплен крест — вот и все богатство кельи.
Мариика потеряла счет времени. Беззвучная пустота, ограниченность пространства. Но хуже всего — холод. Он пробирался по обнаженным ногам, прокрадывался по спине, вынуждая дрожать застывшие мышцы. Тонкая простынка не защищала, от постоянных движений кружилась голова. Или это от голода?
Мариика прыгала, пытаясь согреться — и тут же падала в изнеможении — сил ни на что не было. Даже сон — и тот не помогал. Он бежал от ведьмы, оставляя место долгим часам размышлений о собственной судьбе и судьбе сына. И все это под звук отбивающих чечетку зубов. Рукава одежды натирали подмышкой, горловина резала шею — но Мариика уже дано не обращала на это внимание.
На улице был день, когда ее ввели вглубь территории, раскинувшей за Пензокским храмом Пророка. Обнаженные ноги оставляли глубокие следы на снежных тропинках. Мороз мгновенно схватил за ресницы, мокрые от слез. Худые плечи вздрагивали от каждого даже легкого порыва февральского ветра.
Позади остались монастырские кельи и потянулся ровных ряд серых зданий — хозяйственные постройки, уходящие вглубь леса.
Тяжелая рука провожатого легла на плечо и Мариика остановилась. Впереди — глухой забор, за которым тянулась протоптанная дорога, по обе стороны от которой бегали ребятишки. Все опрятно одетые, румяные, счастливые. Старшему было не более десяти лет.
Увидев малышей, Мариика вспомнила сына. Где он теперь? Остался ли с няней или его отправили в приют? Или может он ждет ее дома, один, в запертой квартире?
Слеза скатилась по реснице и застыла ледяной каплей на щеке.
Темные глазницы окон малоэтажных домов безразлично смотрели ей вслед. Мариика и сама не особо интересовалась этими зданиями. Для нее важнее было передвигать замершие ноги, согревать дыханием руки и не свалиться в сугроб. Вряд ли сопровождающие помогут ей подняться, а у нее самой на это уже не хватит сил.
Дорога тянулась бесконечно долго. Где-то она, конечно, обрывалась, но Мариика не могла поднять головы, чтобы увидеть, что ждет ее впереди.
Теплый ветерок коснулся щеке, растапливая лед и зашелестел, нашептывая слова утешения. Мариика подняла голову. Чье сочувствие уловила она? Чью поддержку ощутила?
Женщина скользнула взглядом по сторонам сквозь опущенные на лицо волосы. Здесь были люди. Кто-то чистил снег, кто-то мастерил кормушку. У одного из домов пыхтел самовар и малышня крутилась рядом в надежде отведать горячего напитка. Мариика заметила, что ребятня иногда бросала на нее взгляды. Но стоило ей посмотреть в их сторону, как они отворачивались, полностью повторяя движения взрослых. Словно для всех жителей этого места она была призраком...
Аккуратные дорожки вели к домам, с расчищенными от снега квадратами перед подъездами. Лавочки блестели своей новизной и чистотой. Здесь все было слишком правильно. Настолько правильным, что, казалось, даже дети лишнего визга не издадут, играя в свои игры. И не менее правильным было здание в центре этой общины, прямо перед площадью, где на высоком каменном постаменте возвышался почерневший крест.
Основание креста, заключенное в круг из каких-то символов, не было тронуто снегом. Словно черная копоть поглощала все, что касалось ее.
Горело дерево, блики костра червями извивались на земле, страх пропитывал землю, как спустя несколько минут ее припирает прах сгоревшего тела. Человека уже нет, но от его предсмертного крика все еще вибрировали стены маленьких домов, а каждое окно высокого здания, что расположилось в конце площади, отражало гаснущий костер.
Мариика думала, что замерзает, но от этого жуткого видения ее бросило в пот. Раскаленные капли стекали по спине, обжигали кожу и, словно кислота, проникали внутрь. Тянулись до костей, перемалывали их в труху и в тот пепел, что усыпал подножие страшного креста.
Его уменьшенная копия красовалась на черных дверях здания, в которое ввели Мариику.
Черным мрамором выложен пол, блестящие гладкие стены, словно зеркало, отражали картины, развешанные на стене вдоль лестнице, вьющейся кверху.
Вот человек, чью кожу разрезают на куски, чтобы из них сплести ленту и опутать ими другого грешника. Вот женщина, в чье чрево вошла огромная воронка и один из ее концов уже вылезает у несчастной изо рта. Вот огонь, обнимающий свою жертву. Мужчина или женщина — уже не поймешь — лишь видны, как с выброшенной вперед руки кусками свисает отделившееся от кости мясо.
Эти картины вспыхивали по очереди, как только идущие приближались к нужной секции. Вспыхивали ярким светом и его тут же подхватывал стены. И тогда создавалось ощущение, что запечатленное художником действие оживает. Нельзя закрыть глаза — крутые ступеньки тянутся вверх, обрываясь по краям пропастью. И нет перил, за которые можно было бы зацепиться. И нет руки, о которую можно было бы опереться.
Новая вспышка — новая картина вспыхнула светом и показалось, что от стен отразились крики мучеников, попавших в каменно-огненный Тресон. Или это кричала сама Мариика?
Но вот черный проход остался позади. Лестница расширялась, становилось светлее. На месте картин об адских страданиях появлялись сцены из жизни святых.
Перед девушкой открыли дверь и не успела она войти, как услышала крик, который разделил ее день на «до» и «после».
— Мама!
— Ясик!
Она прижимала сына к себе, вглядывалась в его глаза, выискивала в них следы слез или отчаяния.
Сколько они так стояли — минуты? Нет, Мариики показалось — всего лишь мгновение.
— Миссис Ляфантен!
Только сейчас женщина поняла, что они с сыном не одни. Ее сопровождающий исчез. Вместо него в комнате находился мужчина — почти старик. Однако у нее даже язык не повернулся бы назвать его слабым. Мощное тело, крепкие руки с широкой ладонью, в которой тонули четки с крестом.
— Миссис, как вы видите, с вашим сыном все в порядке. Давайте отпустим его во двор. Пусть поиграет с друзьями, — говоривший выделил последнее слово. — Нам же с вами предстоит долгий разговор.
Вся душа возражала против этого: Мариика не хотела вновь расставаться с ребенком, которого так давно не видела, не желала оставаться один на один с этим человеком. Жест отчаяния прервался, когда Ясик посмотрел на нее и в его глазах отразилось веселье.
— Ему у нас хорошо, — словно прочитал ее мысли мужчина. И когда ребенка вывели, добавил уже более жестко, — по крайней мере пока вы послушны.
Ей указали на грубо сколоченный стул в центре комнаты. На фоне роскошного мягкого ковра это конструкция смотрелась чужеродной. Но все это было пустяки по сравнению с тем теплом, которое стало распространятся от пушистого ворса к ее замершим ногам.
—Давайте не будем тратить время и перейдем сразу к делу, — кожа заскрипела под телом мужчины, унизанные перстнями пальцы отложили четки и открыли папку. — Пока ваш сын уверен, что вы — героиня, выполняющая опасную работу во благо нашего государства и Великого творца. В наших общих интересах, чтобы он считал так и впредь.
Мужчина говорил резко, но он умел так преподнести слова, что некоторые из них звучали словно спокойная речка. На душе становилось так спокойно, словно… словно…
Мариика заслонила ладонью нос и опустила глаза. Она слышала журчание реки в словах мужчины, и чувствовала приторную сладость, от которой тошнило вполне натурально.
— В соответствии с вашим преступлением, — продолжал между тем человек, словно не замечая ее реакции, — вам суждено сгореть на костре, как ведьме. Но я не являюсь сторонником жестких мер. Поэтому предлагаю вам сделку, — улыбка коснулась губ, хотя, по мнению, женщины, лучше бы этот мужчина не улыбался. Слишком зловещим становилось его лицо с этой гримасой. —Вы с сыном остаетесь жить в нашей Общине, где не узнаете, что такое нужда. Со временем мы обеспечим поступление Ярослава в престижные университеты страны.
Мариика ждала продолжения, но его не последовало.
— Но, хм... — девушка откашлялась, пытаясь придать голосу уверенность. — Но это ведь не за просто так?
И вновь эта жуткая улыбка, от которой хотелось скрыться. Но пока все, что могла женина, просто опустить глаза.
— Нам нужна самая малость: чтобы вы выполняли правила общины и оказывали нам кое-какие услуги.
Те, кого церковь считала ведьмами и колдунами, — не были одержимыми демоном людьми. Они просто умели чувствовать больше, нежели остальные. Быть может в роду таких людей были маги, чьи силы в свое время не получили развития, а быть может это бог так отметил своих созданий — Дариен так и не пришел к окончательному решению на это счет. Несомненно одно — не демонов притягивал обряд, а души умерших. Единственные дьявольские создания на Заолуне — сонфики, но они никогда не вселялись в людей. А сам Кхорт имел доступ к этому миру лишь во время прохождения Кроны.
Догадка появилась совершенно неожиданно.
— Значит, кто-то готовится к приходу Кхорта и хочет поймать его!
Дариен несколько раз проговорил эту фразу, чтобы убедиться — она не лишена смысла.
Быть может прав архимаг Клаус — и демон через кристалл проник в сбежавшего вампира. Значит, надо дождаться момента, когда он проявит себя, и провести обряд. Но о Лоуренсе никто даже из окружения Дариена не знал. Выходит, кто-то просто готовится к приходу демона и для этого не пожалел личных средств. Но тогда почему он ничего не сказал об этом патриарху? Неужели Дариен не поддержал бы? Конечно, поддержал. Всеми руками и всей душой он был бы с этим человеком. Тогда почему?
Маги….
Одно воспоминание об этих наставниках вызвало зубовную боль у патриарха.
Маги надеются уничтожить Лоуренса, но бог — не вампир. Он — сущность, которая не имеет тела в пределах этого мира, а значит, он способен найти себе иную оболочку. И не будет конца и края этим поискам. Остановить теургов? Не получится. А вот лишиться преимуществ можно запросто. Понятно, почему тот, кто купил эти кристаллы, молчал: Дариену приходилось по роду службы часто общаться с магами и те вполне могли прочитать его мысли.
Нельзя этого допустить!
Отныне, пообещал себе патриарх, никаких мыслей про демона и вампиров. Пусть тот смельчак, который взял на себя это дело, продолжит подготовку. А в нужный момент сам Дариен его поддержит. Даже если демон ступит на Заолун — не долго ему бродить по планете — кристаллы со старыми рунами поймают его.
***
За ней пришли вечером — обычным рабочим вечером, во время которого Мариика Ляфантен разбирала коробки, чтобы обновить товар в магазинчике, где она работала. Это был тоже вполне обычный магазин сувенирной продукции.
Мариика как раз вытаскивала из маленькой коробки кулон с заячьей лапкой. Люди верили, что он приносит удачу, но женщина знала — не каждое изделие работает так, как надеются покупатели. Удача не приходит просто так — ее надо заслужить и отдать ради нее много сил. Своих или чужих — не важно. Ничто в этом мире не дается бесплатно. За все надо платить. Даже за доброту и желание другим помогать. И первый вклад по этому кредиту Мариика уже внесла.
Впервые она узнала о плате, когда к ней пришли люди в черном. Они не были похожи на героев популярного фильма. Вместо темных костюмов — длинная ряса с крестами на груди. Вместо пистолетов и бластеров — четки. Но каждая бусина в этом религиозном аксессуаре была пропитана такой силой, что Мариика испугалась.
А ведь она всего лишь хотела помогать несчастным найти пропавших. Живы или мертвы, ушли сами или были утащены, где находятся и что делают — с этими вопросами шли к ней, и она помогала, не задумываясь о том, откуда у нее дар. Она не требовала денег, но люди платили — кто чем может — и на эти средства Мариика жила вместе с сыном. Не в излишестве, но на самое необходимое денег хватало.
Затем появились они. Под ритмичные удары бусинок в четках объяснили, что ее дар — греховен, и показали, что ожидает ведьм. Очень наглядно показали. И вот уже более пяти лет Мариика не прибегала к поискам. Но не так давно к ней пришел парень.
Он не был человеком. Маг! Именно… светлый маг, который искал жену. Он был в отчаянии и Мариика не удержалась — помогла, хотя ритуал был сложен: жену похитили и она застряла словно между двумя мирами. Тот парень обещал никому ничего не говорить, а взаимен оставил ей волшебный кулон, наполненный оберегающей силой.
Некоторое время было тихо, хотя Мариика долго после визита мага вздрагивала, когда около дверей магазина проходили святоши. Все-таки не зря боялась: они пришли неделю назад — прямо в магазин.
— Мариика Ляфантен?
Их опять было двое. Один — в обычной штатской одежде: темный зимний плац, меховая шапка, кожаные перчатки. Другой — в куртке. Полы рясы подметали пол магазина.
Им не нужны были четки, заполненные силой, потому что они сами были силой. Концентрация ее была столь высока, что хотелось забраться в темный угол, накрыться с головой и постараться выключить все свои чувства. Мариика видела пришедших даже сквозь закрытые глаза, она слышала их передвижение, когда попыталась закрыть уши руками. Они пришли и моментально заняли все пространство магазина. По-хозяйски перевернули табличку на двери.
— Что же вы, голубушка, вновь нарушаете закон, — начал один из них, играя украшениями, висящими на кассе, и обдавая девушку запахом дорого парфюма.
Все, на что хватило девушку, лишь молча мотнуть головой в отрицательном жесте.
— Зачем же вы лжете, — продолжил говорить мужчина, оставив в покое кулоны и взглянув на свою собеседницу. — Разве к вам не приходил мистер Уаэрти. Разве не просил помочь вам найти жену?
От этого пронизывающего взгляда девушка забыла все слова, мысли в голове путались.
— Он обещал же… что не будет…
Мариика готова была разрыдаться, если бы не эти глаза, которые пожирали ее, тонкими остриями впиявливаясь в разум, выпивая все ее сознание через невидимые трубочки, которые протянулись от висков.
— Так он ничего и не сказал, — мужчина улыбнулся, и Мариика поверила ему. С такими существами — ибо назвать их людьми у нее язык не поворачивался — не надо говорить. Они способны проникать в сознание, вытаскивая на свет все то, что ты пыталась там скрыть.
Мариика не обратила внимания, как в руках одного из мужчин появились бумаги. Он сделал несколько заметок, периодически бросая взгляд в сторону девушки и играя кольцом с ярким красным камнем.
— Куда вы ее, святой отец? — спросил он своего спутника и передал тому документы.
— В третий отдел — там пока есть места, — мужчина в рясе, пахнущий лавандой, поставил на листах свою подпись и вернул листы.
Мариика хотела сопротивляться, но стоило мужчинам дотронуться до нее, как все желание пропало. Ей связали руки, погрузили в машину. Краем глаза женщина заметила, что мужчина в плаще не сел в машину. Махнув рукой коллеге, он пошел по тротуару.
— А мой сын? — в отчаянии крикнула ведьма.
— О нем позаботятся.
«Позаботятся».
Уже неделю Мариика находилась в этом странном месте. Келья — как ее назвали местные обитатели — представляла собой небольшую комнату без окон. У стены — деревянная лежанка, застеленная белоснежным бельем. Больше ничего не было: ни стульев, ни рукомойников. Хотя нет, не так… В углу помещения, у самого потолка, был прикреплен крест — вот и все богатство кельи.
Мариика потеряла счет времени. Беззвучная пустота, ограниченность пространства. Но хуже всего — холод. Он пробирался по обнаженным ногам, прокрадывался по спине, вынуждая дрожать застывшие мышцы. Тонкая простынка не защищала, от постоянных движений кружилась голова. Или это от голода?
Мариика прыгала, пытаясь согреться — и тут же падала в изнеможении — сил ни на что не было. Даже сон — и тот не помогал. Он бежал от ведьмы, оставляя место долгим часам размышлений о собственной судьбе и судьбе сына. И все это под звук отбивающих чечетку зубов. Рукава одежды натирали подмышкой, горловина резала шею — но Мариика уже дано не обращала на это внимание.
На улице был день, когда ее ввели вглубь территории, раскинувшей за Пензокским храмом Пророка. Обнаженные ноги оставляли глубокие следы на снежных тропинках. Мороз мгновенно схватил за ресницы, мокрые от слез. Худые плечи вздрагивали от каждого даже легкого порыва февральского ветра.
Позади остались монастырские кельи и потянулся ровных ряд серых зданий — хозяйственные постройки, уходящие вглубь леса.
Тяжелая рука провожатого легла на плечо и Мариика остановилась. Впереди — глухой забор, за которым тянулась протоптанная дорога, по обе стороны от которой бегали ребятишки. Все опрятно одетые, румяные, счастливые. Старшему было не более десяти лет.
Увидев малышей, Мариика вспомнила сына. Где он теперь? Остался ли с няней или его отправили в приют? Или может он ждет ее дома, один, в запертой квартире?
Слеза скатилась по реснице и застыла ледяной каплей на щеке.
Темные глазницы окон малоэтажных домов безразлично смотрели ей вслед. Мариика и сама не особо интересовалась этими зданиями. Для нее важнее было передвигать замершие ноги, согревать дыханием руки и не свалиться в сугроб. Вряд ли сопровождающие помогут ей подняться, а у нее самой на это уже не хватит сил.
Дорога тянулась бесконечно долго. Где-то она, конечно, обрывалась, но Мариика не могла поднять головы, чтобы увидеть, что ждет ее впереди.
Теплый ветерок коснулся щеке, растапливая лед и зашелестел, нашептывая слова утешения. Мариика подняла голову. Чье сочувствие уловила она? Чью поддержку ощутила?
Женщина скользнула взглядом по сторонам сквозь опущенные на лицо волосы. Здесь были люди. Кто-то чистил снег, кто-то мастерил кормушку. У одного из домов пыхтел самовар и малышня крутилась рядом в надежде отведать горячего напитка. Мариика заметила, что ребятня иногда бросала на нее взгляды. Но стоило ей посмотреть в их сторону, как они отворачивались, полностью повторяя движения взрослых. Словно для всех жителей этого места она была призраком...
Аккуратные дорожки вели к домам, с расчищенными от снега квадратами перед подъездами. Лавочки блестели своей новизной и чистотой. Здесь все было слишком правильно. Настолько правильным, что, казалось, даже дети лишнего визга не издадут, играя в свои игры. И не менее правильным было здание в центре этой общины, прямо перед площадью, где на высоком каменном постаменте возвышался почерневший крест.
Основание креста, заключенное в круг из каких-то символов, не было тронуто снегом. Словно черная копоть поглощала все, что касалось ее.
Горело дерево, блики костра червями извивались на земле, страх пропитывал землю, как спустя несколько минут ее припирает прах сгоревшего тела. Человека уже нет, но от его предсмертного крика все еще вибрировали стены маленьких домов, а каждое окно высокого здания, что расположилось в конце площади, отражало гаснущий костер.
Мариика думала, что замерзает, но от этого жуткого видения ее бросило в пот. Раскаленные капли стекали по спине, обжигали кожу и, словно кислота, проникали внутрь. Тянулись до костей, перемалывали их в труху и в тот пепел, что усыпал подножие страшного креста.
Его уменьшенная копия красовалась на черных дверях здания, в которое ввели Мариику.
Черным мрамором выложен пол, блестящие гладкие стены, словно зеркало, отражали картины, развешанные на стене вдоль лестнице, вьющейся кверху.
Вот человек, чью кожу разрезают на куски, чтобы из них сплести ленту и опутать ими другого грешника. Вот женщина, в чье чрево вошла огромная воронка и один из ее концов уже вылезает у несчастной изо рта. Вот огонь, обнимающий свою жертву. Мужчина или женщина — уже не поймешь — лишь видны, как с выброшенной вперед руки кусками свисает отделившееся от кости мясо.
Эти картины вспыхивали по очереди, как только идущие приближались к нужной секции. Вспыхивали ярким светом и его тут же подхватывал стены. И тогда создавалось ощущение, что запечатленное художником действие оживает. Нельзя закрыть глаза — крутые ступеньки тянутся вверх, обрываясь по краям пропастью. И нет перил, за которые можно было бы зацепиться. И нет руки, о которую можно было бы опереться.
Новая вспышка — новая картина вспыхнула светом и показалось, что от стен отразились крики мучеников, попавших в каменно-огненный Тресон. Или это кричала сама Мариика?
Но вот черный проход остался позади. Лестница расширялась, становилось светлее. На месте картин об адских страданиях появлялись сцены из жизни святых.
Перед девушкой открыли дверь и не успела она войти, как услышала крик, который разделил ее день на «до» и «после».
— Мама!
— Ясик!
Она прижимала сына к себе, вглядывалась в его глаза, выискивала в них следы слез или отчаяния.
Сколько они так стояли — минуты? Нет, Мариики показалось — всего лишь мгновение.
— Миссис Ляфантен!
Только сейчас женщина поняла, что они с сыном не одни. Ее сопровождающий исчез. Вместо него в комнате находился мужчина — почти старик. Однако у нее даже язык не повернулся бы назвать его слабым. Мощное тело, крепкие руки с широкой ладонью, в которой тонули четки с крестом.
— Миссис, как вы видите, с вашим сыном все в порядке. Давайте отпустим его во двор. Пусть поиграет с друзьями, — говоривший выделил последнее слово. — Нам же с вами предстоит долгий разговор.
Вся душа возражала против этого: Мариика не хотела вновь расставаться с ребенком, которого так давно не видела, не желала оставаться один на один с этим человеком. Жест отчаяния прервался, когда Ясик посмотрел на нее и в его глазах отразилось веселье.
— Ему у нас хорошо, — словно прочитал ее мысли мужчина. И когда ребенка вывели, добавил уже более жестко, — по крайней мере пока вы послушны.
Ей указали на грубо сколоченный стул в центре комнаты. На фоне роскошного мягкого ковра это конструкция смотрелась чужеродной. Но все это было пустяки по сравнению с тем теплом, которое стало распространятся от пушистого ворса к ее замершим ногам.
—Давайте не будем тратить время и перейдем сразу к делу, — кожа заскрипела под телом мужчины, унизанные перстнями пальцы отложили четки и открыли папку. — Пока ваш сын уверен, что вы — героиня, выполняющая опасную работу во благо нашего государства и Великого творца. В наших общих интересах, чтобы он считал так и впредь.
Мужчина говорил резко, но он умел так преподнести слова, что некоторые из них звучали словно спокойная речка. На душе становилось так спокойно, словно… словно…
Мариика заслонила ладонью нос и опустила глаза. Она слышала журчание реки в словах мужчины, и чувствовала приторную сладость, от которой тошнило вполне натурально.
— В соответствии с вашим преступлением, — продолжал между тем человек, словно не замечая ее реакции, — вам суждено сгореть на костре, как ведьме. Но я не являюсь сторонником жестких мер. Поэтому предлагаю вам сделку, — улыбка коснулась губ, хотя, по мнению, женщины, лучше бы этот мужчина не улыбался. Слишком зловещим становилось его лицо с этой гримасой. —Вы с сыном остаетесь жить в нашей Общине, где не узнаете, что такое нужда. Со временем мы обеспечим поступление Ярослава в престижные университеты страны.
Мариика ждала продолжения, но его не последовало.
— Но, хм... — девушка откашлялась, пытаясь придать голосу уверенность. — Но это ведь не за просто так?
И вновь эта жуткая улыбка, от которой хотелось скрыться. Но пока все, что могла женина, просто опустить глаза.
— Нам нужна самая малость: чтобы вы выполняли правила общины и оказывали нам кое-какие услуги.
