Май, 2005 год
Напряжённая тишина в классе. За приоткрытыми окнами в крашеных деревянных рамах слышны детские крики и стук мяча – на школьном стадионе среди младших классов проводили урок физкультуры. Свисток престарелого учителя не умолкал ни на минуту и разносился по всему стадиону, вливался в душный кабинет на втором этаже 105-й школы через окна и разрезал царящую в нём напряжённую тишину, словно горячим ножом кусок сливочного масла. Двенадцать пар любопытных глаз смотрели на меня. Тринадцатая пара органов зрения, которые я охотно бы проткнула вязальными спицами, принадлежали учительнице русского языка и литературы – Бояркиной Надежде Васильевне. Вот уже половину урока я стояла у зелёной классной доски и вертела в пальцах правой руки белый и длинный кусок мела.
Двадцать минут унижения.
Двадцать минут ада.
Двадцать минут тишины.
«Не реветь!» – приказала я себе и, сглотнув скопившуюся во рту слюну, с трудом сдержалась от того, чтобы не плюнуть в толстое ехидное лицо учительницы и с гордо поднятой головой удалиться из класса. Я перевела свой нарочито равнодушный взгляд на первую парту в третьем ряду у стены. Даже наша зубрила Сапина выражала крайнюю степень недоумения, листая учебник русского языка для 11-го класса. Она заметила мой пустой взгляд и нервно дёрнула плечом. Данный жест означал: «Я не знаю, что она от тебя хочет, но я-то тут явно ни при чём». Да, милая Маша, то, что она заставила меня писать на доске, нет в школьной программе, и никогда не будет.
Бояркина театрально закатила глаза и вздохнула, разведя руки в стороны:
– Вот видите, ребята, нельзя знать больше, чем ваш учитель, – пропела она елейным голоском и склонилась над раскрытым журналом. – Садись на место, Мортель, два.
Я выдохнула и положила мел на прибитую к доске полочку. Окинула взглядом исписанную вдоль и поперёк доску. В тексте не было ни единой ошибки, если не считать пропущенную запятую в самом последнем предложении. Я отряхнула с пальцев белую пыль от мела и медленно пошла на своё место – последнюю парту в среднем ряду.
Бояркина прошипела вслед:
– Учись усерднее, деточка.
– Да пошла ты, – бросила я ей через плечо.
Судя по тому, с какой силой она захлопнула классный журнал, она всё услышала, но сдержалась от крика в адрес моей удаляющейся спины. Плевать. Я с грохотом выдвинула стул и развалилась на нём, вытянув вперёд ноги и засунув руки в карманы толстовки. Алексей Дикарецкий, мой сосед по парте и друг по жизни, ободряюще похлопал меня по спине. Я кивнула ему головой и победно выставила вперёд кулак: «Ничего, Дик, я сильная, я всё выдержу».
– Мортель, Дикарецкий, прекратите.
Я с ненавистью уставилась в эти треугольные голубые глаза дохлой рыбы, на белые волосы, закрученные вокруг головы и огромную задницу под длинным чёрным платьем.
«Один – ноль в мою пользу, тварь».
Учительница с трудом выбралась из-за стола и своим фирменным жестом – выбросив вперёд руку и щёлкнув пальцами – указала на меня:
– Скажите спасибо этой особе, что помешала вам пройти новую тему. Напоминаю: скоро выпускные экзамены, и я не знаю, как вы будете их сдавать…
Судя по напряжённым спинам одноклассников в одинаковых синих пиджаках, им было плевать с высокой колокольни и на экзамены, и на новую тему, и на школу тоже. На улице безбожно палило майское солнце, и им не терпелось убежать из этого душного кабинета, чтобы вдохнуть свежего воздуха и глотнуть прохладной воды у киоска. И не видеть эту двинутую бабу, которая считала себя самой умной на свете.
– Что, Саш, опять толстозадая шлюха мучила?
Я скосила глаза вправо и увидела семенящую мелкими шажками девочку из седьмого класса. В зубах она держала незажжённую сигарету с фильтром толщиной с мою ногу, в одной руке тащила битком набитый портфель с учебниками, другой шарила по карманам своего школьного пиджака.
Соня Рыжкова.
Я вытащила из кармана зажигалку и помогла ей закурить. Она благодарно кивнула своей маленькой рыжеватой головкой и выпустила изо рта клубы белого дыма. Шагающий слева от меня Дик закашлялся и замахал руками, отгоняя от себя дымовую завесу.
– Мучила – не то слово, – наконец, ответила я и уставилась в безоблачно синее небо. Пели птицы, зеленела новая листва на городских тополях, на стадионе опять бегали и кричали младшеклассники. Всё было бы просто прекрасно, если бы не эта ненависть со стороны учителя.
– Ты же победитель межшкольной и областной олимпиады, – хриплым голосом произнесла Соня и изящным движением мизинца стряхнула на асфальт серый пепел. – Какой смысл сворачивать тебе кровь перед экзаменами?
– Завидует, – встрял в разговор Дикарецкий. – Она же говорит, что кроме неё самой никого умнее нет. Саня если не умнее её, то хотя бы адекватнее и не носится со своими мозгами, как чёрт с писаной торбой.
– Да не гони, – я благодарно шлёпнула друга по затылку, он улыбнулся в ответ. Если бы не школьная форма с мешковатыми брюками, его можно было принять за симпатичную девчушку, которая по недоразумению напялила на себя форму своего старшего брата. – Но спасибо на добром слове.
– Он прав, – сказала Соня, и Дик просиял. – Хорошо, что тебе осталось учиться меньше месяца. Потом сдашь экзамены, и пошлёшь эту грёбаную школу с Бояркиной во главе ко всем чертям.
– Да уж, – согласилась я. – Спасибо, Сонь.
– Всегда пожалуйста, – невозмутимо ответила подруга.
– О, кого я вижу! Привет всем!
Мы одновременно оглянулись назад и увидели запыхавшегося молодого человека в трещащей по швам школьной форме на его крупном теле. Бычья шея, высокий рост и короткая стрижка на большой голове. Подмышкой он держал папку с тетрадями. Егор Камынин из девятого класса. Я приветственно подняла руку, и он с громким шлепком опустил на неё свою огромную ладонь. Дик и Соня также подняли свои правые руки, таким образом, поздоровавшись со вновь прибывшим членом нашей компании. Егор пошарил в кармане и вытащил на свет четыре подтаявших шоколадных батончика. Мы разобрали угощение и медленно пошли по Центральной улице нашего провинциального городка под Н-ском. Курящая семиклассница с телом ребёнка и глазами взрослой женщины, девятиклассник с телом взрослого мужчины и непосредственностью мальчишки, светловолосый паренёк, похожий на девушку, и девушка, похожая на парня в велюровом спортивном костюме с капюшоном. Мы были разными, но нас объединяло одно – мы отличались неординарным умом и нас называли «надеждой 105-й школы» провинциального городка Б. в пригороде Н-ска.
– Куда идём? – поинтересовался Егор, с грацией молодого буйвола забегая вперёд и заглядывая нам по очереди в глаза.
– Пошли ко мне, – предложила я и закинула за спину сумку на длинном ремне.
– Мы никому не помешаем? – наморщила гладкий лоб Соня и выкинула окурок в мусорный бак у частного дома.
– А еда у тебя есть? – с надеждой спросил Камынин.
– Разрешишь причесать тебя? – умоляюще сложил тонкие ручки Дикарецкий.
– Да, всё у меня есть, – ворчливо ответила я и направилась в сторону дома, скрытого за разросшимися кустами дикого ранета.
Сентябрь, 2014 год
– Санечка, привет!
На пороге салона красоты «Кассандра» меня снёс белобрысый ураган в длинном чёрном фартуке и сжал в стальных объятиях мои рёбра. Я едва не задохнулась, уловив в воздухе резкий запах одеколона. Я с трудом вырвалась из крепких рук мастера и внимательно всмотрелась в бледное мужское лицо с тонкими изящными чертами.
– Дик! – я подняла руку вверх, и его узкая ладонь с громким шлепком опустилась на мою.
– Добро пожаловать в мой салон! Твоя постоянность поражает – раз в год я вижу тебя на пороге с хаосом на твоей милой головушке!
– Да ладно тебе сочинять, не всё так плохо.
– Я бы не был так в этом уверен…
Не переставая болтать ни на минуту, Дикарецкий усадил меня в чёрное крутящееся кресло возле зеркала, прикрепил к моей шее ослепительно белую ленту и накинул шуршащую лиловую накидку, в тон аксессуарам в своём модном салоне. Я наблюдала за отлаженными до автоматизма движениями друга, и поражалась его способности даже из такого чучела, как я, сделать конфету. Я не пожалела, что пришла сегодня к нему перед автограф-сессией в торговом центре «Версаль», где я буду представлять свою новую книгу «Психопат». После года вынужденного затворничества в своей полупустой квартире-студии на окраине Н-ска, я с чистой душой сдала рукопись своей будущей книги «Паучий яд» в издательство, и решила расслабиться, валяясь перед телевизором и поедая горы вредного фастфуда. Я играла в онлайн-игры, читала гороскопы и смотрела корейские дорамы, лёжа под клетчатым пледом на своём надувном матрасе, пока не приехала старшая сестра и не дала мне основательную взбучку за овощной образ жизни. Чуть ли не за волосы вытащив меня из моего убежища, Марина вымыла квартиру, выбросила кучу мусора, собранного в коридоре в зловонных пакетах, выстирала бельё и сварила суп с лапшой. Подперев руками квадратный, совсем как у меня, подбородок, она с жалостью и отвращением смотрела на меня, а после записала в салон красоты «Кассандра», зная, что я больше никому, кроме Дика, не доверю свою голову.
«У тебя встреча с поклонниками через неделю, – распекала она меня. – Всё бы ничего, но в таком виде ты на людях не покажешься. Только через мой труп!».
– Я читал твою новую книгу, – сообщил друг, щёлкая ножницами над моим правым ухом.
– Я рада, – пробормотала я, наклонив вперёд голову и видя перед собой только свои волосы. – И как тебе?
– Чудовищно, – честно ответил Дик. – Я сразу понял, кого ты решила убить в первой главе.
– Ой-ёй-ёй, какой ты догадливый.
– Не дёргайся, а то ухо отрежу.
– И кого я убила?
– Прототип нашей «любимой» учительницы, я прав?
– Садись, два, – проскрипела я из-под шапки волос и щёлкнула пальцами под шуршащей накидкой.
Дик расхохотался и продолжил колдовать над моей неухоженной головой. В салоне играла ненавязчивая музыка, пахло каким-то неизвестным мне средством для волос. Справа от себя я услышала приглушённый шёпот. Я скосила глаза и сквозь пелену волос увидела двух молоденьких девушек в длинных, как у Дикарецкого, фартуках. Прикрыв рты маленькими ручками, они перешёптывались и смотрели на меня. Наконец, одна из них робко двинулась ко мне и встала рядом, сложив за спиной руки.
– Извините, – пролепетала она. – Я могу ошибаться, но вы – Александра Мортель?
– Мм, да, это я, – промычала я, до сих пор закрытая зачёсанными на лицо волосами.
– Пожалуйста, подпишите вашу книгу, – осмелела сотрудница салона и протянула мне томик в чёрном переплёте с кроваво-красным названием «Чёрное кружево смерти». Моя первая книга, после написания которой я загремела в больницу с нервным истощением.
Я только протянула руки из-под шуршащей накидки, как Дик недовольно укрыл меня вновь.
– После того, как я закончу, – резко сказал мой белобрысый друг, свирепо щёлкая ножницами над моей головой. – Не мешайтесь под ногами!
– Да, мастер, – хором ответили девчонки и скрылись в подсобном помещении, утащив с собой книгу.
– Да ты прям суровый начальник, – съехидничала я. – Научишь дрессуре подчинённых?
– Тебе-то это зачем? – удивился Дик. – Сколько тебя помню, ты всегда была вне коллектива. И работу подходящую себе выбрала.
– Исключение – наша маленькая компания, - вздохнула я и в задумчивости посмотрела на своё взлохмаченное отражение в зеркале. Дик наклонил мою голову назад и зачесал волосы на затылок.
– Ну, да, – поддакнул друг. – Помнишь, как мы познакомились?
– Ещё бы не помню, – усмехнулась я. – Такое разве забудешь.
Октябрь, 2004 год
…Утром восьмого октября 2004 года я вышла из автобуса № 3. Перед моими глазами раскинулась нелепая десятая школа – светло-жёлтое здание из пяти этажей, с какими-то таинственными переходами и лестницами, будто бы составленное из нескольких помещений различного назначения. Меня отправили на олимпиаду по русскому языку от своей школы, и вот я приехала, заставив себя встать в семь утра. Участие в этом мероприятии освобождало от занятий в школе на целый день и обеспечивало отличную отметку за четверть, поэтому я не без энтузиазма взялась за это дело.
У жёлтой стены уже толпились школьники со всех учебных заведений нашего городка при Н-ске. Чтобы проще ориентироваться в людской толпе, все торжественно вырядились в школьные формы, и по цвету пиджаков можно было без труда определить, кто из какой школы явился на олимпиаду. Я заметила небольшую кучку школьников в мешковатых тёмно-синих пиджаках с чёрными галстуками и не торопясь пошла в их сторону. Над ними возвышалась учительница рисования, Инна Валерьевна, громогласная женщина с высокой взбитой причёской и в строгом брючном костюме приятного кофейного цвета. Увидев меня, она затряслась от возмущения и ткнула длинным указательным пальцем в мой велюровый спортивный костюм с капюшоном:
– Мортель, что за вид?! Ты на рынок пришла?!
– И вам здравствуйте, – ответила я. – Не знала, что уровень знаний измеряется внешним видом.
– Ты позоришь нашу школу! – заорала учительница и за локоть выдернула из толпы притихших школьников худенького парнишку с длинной светлой чёлкой. – Вот пример для подражания! Почему Лёша одевается как человек, а ты ходишь в пижаме?!
Я собралась было сказать, что с таким же успехом могу развернуться и уехать на третьем автобусе обратно, но, вспомнив, что сегодня три урока геометрии, промолчала и воззрилась на смущённого мальчишку в уродливом синем пиджаке и блестящих ботиночках. Он покраснел и поспешил скрыться в толпе. На мне же были белые носки и домашние резиновые шлёпанцы, которые я забыла переобуть в кроссовки, когда собиралась на автобусную остановку.
– Уже поздно возвращаться за формой, – резонно заметила я. – Через пятнадцать минут начало олимпиады.
– Ну, и шут с тобой, – рассердилась Инна Валерьевна и, широко шагая, направилась к крыльцу десятой школы. – Только попробуй теперь не занять первое место!
– Вас поняла, – равнодушно ответила я и поймала робкий взгляд белобрысого мальчишки из толпы. – Первое так первое…
В вестибюле нам выдали списки учеников и кабинетов, где они должны были сидеть. Мне достался триста пятый класс и я, оторвавшись от своей компании во главе с громогласной Инной Валерьевной, пошаркала на третий этаж по широкой мраморной лестнице с коваными железными перилами.
Меня усадили за последнюю парту у окна и выдали два листа чистой бумаги с круглой синей печатью в левом верхнем углу. Я пошарила в кармане толстовки и извлекла оттуда три синие ручки Stabilo и простой карандаш с облезлым ластиком. Больше ничего брать с собой не полагалось, поэтому я даже сумку с собой брать не стала. Кабинет постепенно наполнялся учениками других школ, а я с любопытством рассматривала портреты русских писателей над зелёной классной доской, забавные двуместные парты с бледно-зелёной гладкой поверхностью и окна с чистым белым тюлем. В нашей школе № 105 в то время были одноместные парты с незапамятных времён с потрескавшимися крышками и полуразрушенные стены кабинетов.
– О, нет! – кто-то жалобно простонал слева от меня.
Я нехотя повернула голову и увидела того тощенького белобрысого парнишку, больше похожего на девчонку в мужской школьной форме. Он со слезами на глазах шарил в своей сумке и, судя по всему, был готов разрыдаться на весь кабинет.
Напряжённая тишина в классе. За приоткрытыми окнами в крашеных деревянных рамах слышны детские крики и стук мяча – на школьном стадионе среди младших классов проводили урок физкультуры. Свисток престарелого учителя не умолкал ни на минуту и разносился по всему стадиону, вливался в душный кабинет на втором этаже 105-й школы через окна и разрезал царящую в нём напряжённую тишину, словно горячим ножом кусок сливочного масла. Двенадцать пар любопытных глаз смотрели на меня. Тринадцатая пара органов зрения, которые я охотно бы проткнула вязальными спицами, принадлежали учительнице русского языка и литературы – Бояркиной Надежде Васильевне. Вот уже половину урока я стояла у зелёной классной доски и вертела в пальцах правой руки белый и длинный кусок мела.
Двадцать минут унижения.
Двадцать минут ада.
Двадцать минут тишины.
«Не реветь!» – приказала я себе и, сглотнув скопившуюся во рту слюну, с трудом сдержалась от того, чтобы не плюнуть в толстое ехидное лицо учительницы и с гордо поднятой головой удалиться из класса. Я перевела свой нарочито равнодушный взгляд на первую парту в третьем ряду у стены. Даже наша зубрила Сапина выражала крайнюю степень недоумения, листая учебник русского языка для 11-го класса. Она заметила мой пустой взгляд и нервно дёрнула плечом. Данный жест означал: «Я не знаю, что она от тебя хочет, но я-то тут явно ни при чём». Да, милая Маша, то, что она заставила меня писать на доске, нет в школьной программе, и никогда не будет.
Бояркина театрально закатила глаза и вздохнула, разведя руки в стороны:
– Вот видите, ребята, нельзя знать больше, чем ваш учитель, – пропела она елейным голоском и склонилась над раскрытым журналом. – Садись на место, Мортель, два.
Я выдохнула и положила мел на прибитую к доске полочку. Окинула взглядом исписанную вдоль и поперёк доску. В тексте не было ни единой ошибки, если не считать пропущенную запятую в самом последнем предложении. Я отряхнула с пальцев белую пыль от мела и медленно пошла на своё место – последнюю парту в среднем ряду.
Бояркина прошипела вслед:
– Учись усерднее, деточка.
– Да пошла ты, – бросила я ей через плечо.
Судя по тому, с какой силой она захлопнула классный журнал, она всё услышала, но сдержалась от крика в адрес моей удаляющейся спины. Плевать. Я с грохотом выдвинула стул и развалилась на нём, вытянув вперёд ноги и засунув руки в карманы толстовки. Алексей Дикарецкий, мой сосед по парте и друг по жизни, ободряюще похлопал меня по спине. Я кивнула ему головой и победно выставила вперёд кулак: «Ничего, Дик, я сильная, я всё выдержу».
– Мортель, Дикарецкий, прекратите.
Я с ненавистью уставилась в эти треугольные голубые глаза дохлой рыбы, на белые волосы, закрученные вокруг головы и огромную задницу под длинным чёрным платьем.
«Один – ноль в мою пользу, тварь».
Учительница с трудом выбралась из-за стола и своим фирменным жестом – выбросив вперёд руку и щёлкнув пальцами – указала на меня:
– Скажите спасибо этой особе, что помешала вам пройти новую тему. Напоминаю: скоро выпускные экзамены, и я не знаю, как вы будете их сдавать…
Судя по напряжённым спинам одноклассников в одинаковых синих пиджаках, им было плевать с высокой колокольни и на экзамены, и на новую тему, и на школу тоже. На улице безбожно палило майское солнце, и им не терпелось убежать из этого душного кабинета, чтобы вдохнуть свежего воздуха и глотнуть прохладной воды у киоска. И не видеть эту двинутую бабу, которая считала себя самой умной на свете.
– Что, Саш, опять толстозадая шлюха мучила?
Я скосила глаза вправо и увидела семенящую мелкими шажками девочку из седьмого класса. В зубах она держала незажжённую сигарету с фильтром толщиной с мою ногу, в одной руке тащила битком набитый портфель с учебниками, другой шарила по карманам своего школьного пиджака.
Соня Рыжкова.
Я вытащила из кармана зажигалку и помогла ей закурить. Она благодарно кивнула своей маленькой рыжеватой головкой и выпустила изо рта клубы белого дыма. Шагающий слева от меня Дик закашлялся и замахал руками, отгоняя от себя дымовую завесу.
– Мучила – не то слово, – наконец, ответила я и уставилась в безоблачно синее небо. Пели птицы, зеленела новая листва на городских тополях, на стадионе опять бегали и кричали младшеклассники. Всё было бы просто прекрасно, если бы не эта ненависть со стороны учителя.
– Ты же победитель межшкольной и областной олимпиады, – хриплым голосом произнесла Соня и изящным движением мизинца стряхнула на асфальт серый пепел. – Какой смысл сворачивать тебе кровь перед экзаменами?
– Завидует, – встрял в разговор Дикарецкий. – Она же говорит, что кроме неё самой никого умнее нет. Саня если не умнее её, то хотя бы адекватнее и не носится со своими мозгами, как чёрт с писаной торбой.
– Да не гони, – я благодарно шлёпнула друга по затылку, он улыбнулся в ответ. Если бы не школьная форма с мешковатыми брюками, его можно было принять за симпатичную девчушку, которая по недоразумению напялила на себя форму своего старшего брата. – Но спасибо на добром слове.
– Он прав, – сказала Соня, и Дик просиял. – Хорошо, что тебе осталось учиться меньше месяца. Потом сдашь экзамены, и пошлёшь эту грёбаную школу с Бояркиной во главе ко всем чертям.
– Да уж, – согласилась я. – Спасибо, Сонь.
– Всегда пожалуйста, – невозмутимо ответила подруга.
– О, кого я вижу! Привет всем!
Мы одновременно оглянулись назад и увидели запыхавшегося молодого человека в трещащей по швам школьной форме на его крупном теле. Бычья шея, высокий рост и короткая стрижка на большой голове. Подмышкой он держал папку с тетрадями. Егор Камынин из девятого класса. Я приветственно подняла руку, и он с громким шлепком опустил на неё свою огромную ладонь. Дик и Соня также подняли свои правые руки, таким образом, поздоровавшись со вновь прибывшим членом нашей компании. Егор пошарил в кармане и вытащил на свет четыре подтаявших шоколадных батончика. Мы разобрали угощение и медленно пошли по Центральной улице нашего провинциального городка под Н-ском. Курящая семиклассница с телом ребёнка и глазами взрослой женщины, девятиклассник с телом взрослого мужчины и непосредственностью мальчишки, светловолосый паренёк, похожий на девушку, и девушка, похожая на парня в велюровом спортивном костюме с капюшоном. Мы были разными, но нас объединяло одно – мы отличались неординарным умом и нас называли «надеждой 105-й школы» провинциального городка Б. в пригороде Н-ска.
– Куда идём? – поинтересовался Егор, с грацией молодого буйвола забегая вперёд и заглядывая нам по очереди в глаза.
– Пошли ко мне, – предложила я и закинула за спину сумку на длинном ремне.
– Мы никому не помешаем? – наморщила гладкий лоб Соня и выкинула окурок в мусорный бак у частного дома.
– А еда у тебя есть? – с надеждой спросил Камынин.
– Разрешишь причесать тебя? – умоляюще сложил тонкие ручки Дикарецкий.
– Да, всё у меня есть, – ворчливо ответила я и направилась в сторону дома, скрытого за разросшимися кустами дикого ранета.
Сентябрь, 2014 год
– Санечка, привет!
На пороге салона красоты «Кассандра» меня снёс белобрысый ураган в длинном чёрном фартуке и сжал в стальных объятиях мои рёбра. Я едва не задохнулась, уловив в воздухе резкий запах одеколона. Я с трудом вырвалась из крепких рук мастера и внимательно всмотрелась в бледное мужское лицо с тонкими изящными чертами.
– Дик! – я подняла руку вверх, и его узкая ладонь с громким шлепком опустилась на мою.
– Добро пожаловать в мой салон! Твоя постоянность поражает – раз в год я вижу тебя на пороге с хаосом на твоей милой головушке!
– Да ладно тебе сочинять, не всё так плохо.
– Я бы не был так в этом уверен…
Не переставая болтать ни на минуту, Дикарецкий усадил меня в чёрное крутящееся кресло возле зеркала, прикрепил к моей шее ослепительно белую ленту и накинул шуршащую лиловую накидку, в тон аксессуарам в своём модном салоне. Я наблюдала за отлаженными до автоматизма движениями друга, и поражалась его способности даже из такого чучела, как я, сделать конфету. Я не пожалела, что пришла сегодня к нему перед автограф-сессией в торговом центре «Версаль», где я буду представлять свою новую книгу «Психопат». После года вынужденного затворничества в своей полупустой квартире-студии на окраине Н-ска, я с чистой душой сдала рукопись своей будущей книги «Паучий яд» в издательство, и решила расслабиться, валяясь перед телевизором и поедая горы вредного фастфуда. Я играла в онлайн-игры, читала гороскопы и смотрела корейские дорамы, лёжа под клетчатым пледом на своём надувном матрасе, пока не приехала старшая сестра и не дала мне основательную взбучку за овощной образ жизни. Чуть ли не за волосы вытащив меня из моего убежища, Марина вымыла квартиру, выбросила кучу мусора, собранного в коридоре в зловонных пакетах, выстирала бельё и сварила суп с лапшой. Подперев руками квадратный, совсем как у меня, подбородок, она с жалостью и отвращением смотрела на меня, а после записала в салон красоты «Кассандра», зная, что я больше никому, кроме Дика, не доверю свою голову.
«У тебя встреча с поклонниками через неделю, – распекала она меня. – Всё бы ничего, но в таком виде ты на людях не покажешься. Только через мой труп!».
– Я читал твою новую книгу, – сообщил друг, щёлкая ножницами над моим правым ухом.
– Я рада, – пробормотала я, наклонив вперёд голову и видя перед собой только свои волосы. – И как тебе?
– Чудовищно, – честно ответил Дик. – Я сразу понял, кого ты решила убить в первой главе.
– Ой-ёй-ёй, какой ты догадливый.
– Не дёргайся, а то ухо отрежу.
– И кого я убила?
– Прототип нашей «любимой» учительницы, я прав?
– Садись, два, – проскрипела я из-под шапки волос и щёлкнула пальцами под шуршащей накидкой.
Дик расхохотался и продолжил колдовать над моей неухоженной головой. В салоне играла ненавязчивая музыка, пахло каким-то неизвестным мне средством для волос. Справа от себя я услышала приглушённый шёпот. Я скосила глаза и сквозь пелену волос увидела двух молоденьких девушек в длинных, как у Дикарецкого, фартуках. Прикрыв рты маленькими ручками, они перешёптывались и смотрели на меня. Наконец, одна из них робко двинулась ко мне и встала рядом, сложив за спиной руки.
– Извините, – пролепетала она. – Я могу ошибаться, но вы – Александра Мортель?
– Мм, да, это я, – промычала я, до сих пор закрытая зачёсанными на лицо волосами.
– Пожалуйста, подпишите вашу книгу, – осмелела сотрудница салона и протянула мне томик в чёрном переплёте с кроваво-красным названием «Чёрное кружево смерти». Моя первая книга, после написания которой я загремела в больницу с нервным истощением.
Я только протянула руки из-под шуршащей накидки, как Дик недовольно укрыл меня вновь.
– После того, как я закончу, – резко сказал мой белобрысый друг, свирепо щёлкая ножницами над моей головой. – Не мешайтесь под ногами!
– Да, мастер, – хором ответили девчонки и скрылись в подсобном помещении, утащив с собой книгу.
– Да ты прям суровый начальник, – съехидничала я. – Научишь дрессуре подчинённых?
– Тебе-то это зачем? – удивился Дик. – Сколько тебя помню, ты всегда была вне коллектива. И работу подходящую себе выбрала.
– Исключение – наша маленькая компания, - вздохнула я и в задумчивости посмотрела на своё взлохмаченное отражение в зеркале. Дик наклонил мою голову назад и зачесал волосы на затылок.
– Ну, да, – поддакнул друг. – Помнишь, как мы познакомились?
– Ещё бы не помню, – усмехнулась я. – Такое разве забудешь.
Октябрь, 2004 год
…Утром восьмого октября 2004 года я вышла из автобуса № 3. Перед моими глазами раскинулась нелепая десятая школа – светло-жёлтое здание из пяти этажей, с какими-то таинственными переходами и лестницами, будто бы составленное из нескольких помещений различного назначения. Меня отправили на олимпиаду по русскому языку от своей школы, и вот я приехала, заставив себя встать в семь утра. Участие в этом мероприятии освобождало от занятий в школе на целый день и обеспечивало отличную отметку за четверть, поэтому я не без энтузиазма взялась за это дело.
У жёлтой стены уже толпились школьники со всех учебных заведений нашего городка при Н-ске. Чтобы проще ориентироваться в людской толпе, все торжественно вырядились в школьные формы, и по цвету пиджаков можно было без труда определить, кто из какой школы явился на олимпиаду. Я заметила небольшую кучку школьников в мешковатых тёмно-синих пиджаках с чёрными галстуками и не торопясь пошла в их сторону. Над ними возвышалась учительница рисования, Инна Валерьевна, громогласная женщина с высокой взбитой причёской и в строгом брючном костюме приятного кофейного цвета. Увидев меня, она затряслась от возмущения и ткнула длинным указательным пальцем в мой велюровый спортивный костюм с капюшоном:
– Мортель, что за вид?! Ты на рынок пришла?!
– И вам здравствуйте, – ответила я. – Не знала, что уровень знаний измеряется внешним видом.
– Ты позоришь нашу школу! – заорала учительница и за локоть выдернула из толпы притихших школьников худенького парнишку с длинной светлой чёлкой. – Вот пример для подражания! Почему Лёша одевается как человек, а ты ходишь в пижаме?!
Я собралась было сказать, что с таким же успехом могу развернуться и уехать на третьем автобусе обратно, но, вспомнив, что сегодня три урока геометрии, промолчала и воззрилась на смущённого мальчишку в уродливом синем пиджаке и блестящих ботиночках. Он покраснел и поспешил скрыться в толпе. На мне же были белые носки и домашние резиновые шлёпанцы, которые я забыла переобуть в кроссовки, когда собиралась на автобусную остановку.
– Уже поздно возвращаться за формой, – резонно заметила я. – Через пятнадцать минут начало олимпиады.
– Ну, и шут с тобой, – рассердилась Инна Валерьевна и, широко шагая, направилась к крыльцу десятой школы. – Только попробуй теперь не занять первое место!
– Вас поняла, – равнодушно ответила я и поймала робкий взгляд белобрысого мальчишки из толпы. – Первое так первое…
В вестибюле нам выдали списки учеников и кабинетов, где они должны были сидеть. Мне достался триста пятый класс и я, оторвавшись от своей компании во главе с громогласной Инной Валерьевной, пошаркала на третий этаж по широкой мраморной лестнице с коваными железными перилами.
Меня усадили за последнюю парту у окна и выдали два листа чистой бумаги с круглой синей печатью в левом верхнем углу. Я пошарила в кармане толстовки и извлекла оттуда три синие ручки Stabilo и простой карандаш с облезлым ластиком. Больше ничего брать с собой не полагалось, поэтому я даже сумку с собой брать не стала. Кабинет постепенно наполнялся учениками других школ, а я с любопытством рассматривала портреты русских писателей над зелёной классной доской, забавные двуместные парты с бледно-зелёной гладкой поверхностью и окна с чистым белым тюлем. В нашей школе № 105 в то время были одноместные парты с незапамятных времён с потрескавшимися крышками и полуразрушенные стены кабинетов.
– О, нет! – кто-то жалобно простонал слева от меня.
Я нехотя повернула голову и увидела того тощенького белобрысого парнишку, больше похожего на девчонку в мужской школьной форме. Он со слезами на глазах шарил в своей сумке и, судя по всему, был готов разрыдаться на весь кабинет.
