Я положила пикающую телефонную трубку на рычаг и прислонилась горячим лбом к прохладной стенке платяного шкафа. Ну вот, опять температура как результат повышенного общения с людьми. Надо поесть и сделать пару заметок для будущей книги. Я пошла в свой кухонный угол и положила в микроволновую печь два бургера, оставшихся после трапезы в машине. В пакете я обнаружила ещё пирог с яблоками и пакет ананасового сока, купленный моей доброй сестрой. Жуя подогретую пищу, я села за письменный стол с выключенным ноутбуком и вновь погрузилась в воспоминания.
Декабрь, 2004 год
Будучи в выпускном классе, я практически забила на учёбу, зная, что моих знаний хватит на выпускные экзамены, золотую медаль и поступление в университет. Поэтому мы с Диком день за днём лазали по нашему небольшому городку, бродили по улицам Н-ска и возвращались домой на последней электричке, рубились в видеоигры и изредка появлялись в школе.
Перед новогодними праздниками на втором этаже в школе было проведено торжественное собрание возле кабинета биологии, где объявляли победителей городских олимпиад и вручали им почётные грамоты. Я видела с утра, что в коридор тащили столы и стулья, кто-то даже поставил трибуну, а на неё – графин с водой. «Если кому-то поплохеет, то он может попить», – пояснил Дик, и я рассеянно закивала головой.
Вся школа с трудом вместилась в коридоре второго этажа, разделённая на ровные шеренги классов. Мы с Диком устроились позади всех на подоконнике и играли в игру «камень-ножницы-бумага», исход которой решал, кто кого после школы будет угощать пиццей в местном кафе. Увлечённые резким выставлением рук вперёд, мы не заметили, как директор Крамольцева произнесла речь и под жидкие аплодисменты присутствующих начала выдачу грамот учащимся. Поэтому я вздрогнула от неожиданности, услышав свою фамилию, прозвучавшую на весь этаж, как раскат грома.
Я неохотно слезла с подоконника и сквозь людскую толчею прошла к трибуне получать грамоту. Крамольцева с явным неодобрением окинула мою фигуру в лиловом плюшевом костюме с капюшоном, энергично встряхнула мою протянутую правую руку и поздравила с завоеванием первого места на олимпиаде по русскому языку среди школ города.
– Спасибо, – сказала я. – Надеюсь, что договорённость в виде отличной четвертной оценки в силе.
– Разумеется, – заверила директриса. – А также сегодня после уроков всех победителей олимпиады будет ждать дополнительная награда в учительской!
Зажав грамоту с круглой синей печатью и подписями неизвестных мне учителей подмышкой, я пробралась к подоконнику и шлёпнула правой рукой по поднятой вверх ладошке друга.
– Сань, поздравляю! – с горящими глазами воскликнул друг. – Я так и знал, что ты победишь!
– Спасибо, - поблагодарила я его. – Но вот в кафе пойдём немного позже, мне надо будет зайти в учительскую.
– Без проблем, – согласился Дикарецкий. – Я подожду тебя в гардеробе.
Но ждать ему меня не пришлось, так как Дик занял второе место на той же олимпиаде по русскому языку, и мы после уроков вместе отворили тяжёлые двери учительской комнаты. Увиденное внутри заставило нас вытаращить глаза от удивления. Письменные столы были сдвинуты торцом друг к другу и накрыты белыми бумажными скатертями с голубыми васильками, собранными в букеты алыми лентами, по периметру.
В прозрачных одноразовых тарелках сверкали тщательно вымытые яблоки и груши, три нарезанных на кусочки торта возвышались над столами, рядом стояли три двухлитровые бутылки с лимонадом. У меня рот тут же наполнился голодной слюной. Директор, учительница по рисованию и завуч радостно усадили нас за столы и налили в одноразовые стаканы бурлящий газированный напиток.
Позднее к нам присоединились четыре одиннадцатиклассника из параллельных классов, пара учеников из седьмого класса и три девятиклассника. Я съела всего помногу, так как любила сладкое, и как раз разламывала вилкой очередной кусочек шоколадной «Праги» от нашего местного хлебокомбината, как в учительскую ввалилась премерзкая на вид женщина с белыми волосами, подвёрнутыми полумесяцем над толстой шеей, и в чёрном платье до пят, которое обтягивало её непропорционально огромную задницу. Холодные треугольники голубых глаз цепко охватили всё помещение, не упустив ни одной детали: ни моего перемазанного кремом рта, ни тощего Дика с надкусанным яблоком в руке, ни весело болтающих учеников за столами.
– Так, так, уже начали, – пропела толстозадая женщина и уселась за стол рядом с директрисой.
– А чего ждать-то? – удивилась завуч и подлила маленькой семикласснице ещё лимонада. – Ты лучше посмотри на наших героев!
– Где же у нас герой по русскому языку? – учительница опять пробежалась глазами по сидящим за столами ученикам.
– Тут, – с набитым ртом ответила я и подняла вверх вилку с остатками торта.
– Вот как, – взгляд толстозадой учительницы скользнул по моему лиловому костюму и остановился на лице. – Не знала, что неруси так хорошо знают русский язык, – еле слышно процедила она и демонстративно вышла из учительской.
Я вскинула брови вверх и продолжила невозмутимо поедать торт. Дик покраснел от возмущения и бросил недоеденное яблоко на свою пустую тарелку.
– Спасибо за угощение, – зазвенел его голос в этом небольшом помещении. – Саня, пошли домой, нам пора.
– Эй, эй, я же ещё не доела! – возмутилась я, но друг схватил меня за локоть и выдернул из-за стола.
– Я куплю тебе столько тортов, сколько ты захочешь, только пошли отсюда, – чуть не плача, Дик силком вытолкал меня из учительской.
Среди притихших ребят маленькая семиклассница аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола.
– Спасибо, всё было очень вкусно, – неожиданно хриплым голосом сказала девочка и, подхватив с пола свой портфель, направилась к двери.
Мы молча оделись в гардеробе, и вышли на морозный свежий воздух. С неба летели крупные белые снежинки, оседали на мех капюшона моего пуховика, на элегантное чёрное пальто Дика. Мы медленно шли в сторону моего дома и вдыхали декабрьский предновогодний воздух, как сзади послышался грубый девичий голосок:
– Извините, пожалуйста, вы забыли свой пропуск.
Обернувшись на голос сзади, мы увидели ту хрупкую семиклассницу с учительского чаепития. Она была в голубом пуховике, в белой шапке с большим помпоном, с красным портфелем в руке. К нашему всеобщему ужасу, девочка держала в зубах зажжённую сигарету с фильтром, а в левой руке – мой школьный пропуск. Я выразительно постучала по своей голове сжатым кулаком и приняла из тонких пальцев девочки пластиковую карту со своим фото.
– Вот спасибо!
– Пожалуйста, – отозвалась девочка и выпустила из маленького ротика чудовищно большие клубы дыма. – Должна будешь.
– Что ты хочешь? – напряглась я. Деловой тон такой маленькой девочки не предвещал ничего хорошего, и я стала прикидывать в уме, сколько же я ей уже задолжала.
– Две пачки Pall Mall, – не моргнув и глазом, ответила семиклассница и, обогнав нас, направилась к киоску на Кировском проспекте.
– Во молодёжь пошла! – восхитился Дик.
Дурное настроение как рукой сняло. В благодарность за принесённый школьный пропуск я купила девочке сигареты и, стоя возле подъезда дома Дикарецкого, мы невольно разговорились, осыпаемые белоснежными хлопьями снега.
– Софья Рыжкова, – представилась семиклассница и важно, по очереди, пожала нам руки. Мы старались не расхохотаться над серьёзностью этой девчушки, и кашляли в кулак, прикрываясь простудой и морозным воздухом. – Ты на неё не злись, – неожиданно сказала она мне. – Бояркина уже давно не в себе, а умалишённых жалеть нужно.
У Дика покраснели кончики ушей, – от возмущения, а не от мороза, – а я лишь махнула рукой.
– А, ты про это. Забей. Я жалею только о том, что торт не доела, а так со мной всё в порядке.
– Эта тварь, – продолжила Соня, стряхивая пепел в сугроб у подъезда. – В третьей четверти берёт себе все одиннадцатые классы, так что берегись, ты ей давно уже не нравишься.
– Вот это новости, – удивилась я. – Да я её вообще впервые сегодня увидела.
– Одна из способнейших учениц в школе, которая игнорирует школьную форму и перечит учителям, – отчеканила девочка. – Это взбесит кого угодно, не только Бояркину.
– Да, Сашка такая, – встрял Дик и раздулся от гордости, словно был мне отцом, а не другом. – Кстати, откуда ты всё про всех знаешь?
– Я староста в своём классе, – коротко ответила Соня. – Они, как правило, должны знать всё.
– А у нас кто староста? – задумался Дик.
– Без понятия, – равнодушно пожала плечами я и подняла голову вверх, навстречу белому крупному снегу, что обжигающими хлопьями падал на моё лицо.
Сентябрь, 2014 год
Остаток дня я провела в горизонтальном положении, глотая горячий чай с мёдом и таращась в телевизор, где шла очередная новостная лента Н-ска: там ежедневно оповещали население, кто кого убил, кто кого ограбил, и кто кого изнасиловал. Увидев в новостях культуры своё лицо, я поперхнулась чаем и, оглушительно кашляя на всю квартиру, пропустила первую половину репортажа. Я сидела на автограф-сессии и, слащаво улыбаясь, подписывала своё изданное в твёрдой обложке творчество на девственно-белых форзацах книг. Моя благодарная публика – подростки в чёрных одеждах и с густо подведёнными глазами – оглушительно кричали, жали мне руку и фотографировались. Хотя среди народа в «Версале» я видела и несколько людей почтенного возраста и женщину с годовалым ребёнком, основная масса поклонников моих книг из года в год была одной и той же. Любители тайн и бунта, яркие, как чёрный огонь и взрывные, как порох, дети, понимающие мою душу лучше, чем кто-либо в этом мире. Может, я сама и есть тот самый «вечный подросток»?
Тем временем журналистка брала у меня интервью, а я тупо таращилась в камеру с дежурной улыбочкой на лице с красивым макияжем – творением моего лучшего друга.
– Что служит вдохновением в вашем творчестве?
– Жизнь, – гнусавила я по ту сторону экрана. – Это большой муравейник, а люди – это муравьи. А я просто натуралист, обожающий наблюдать за муравьями и периодически тыкать в их дом сучковатой палкой. Это же так интересно!
– В новой книге «Психопат» вы описали жизнь серийного убийцы, убивающего учителей. Почему же именно этих людей с такой благородной профессией?
– Потому что это люди, на которых мы по идее должны равняться и ими восхищаться. Но часто бывает, что проще сдавить глотку стальной проволокой, чем добиться у них признания, – проворковала я, и журналистка поспешила закончить интервью и попрощаться с «популярной писательницей Александрой Мортель».
Не дожидаясь прогноза погоды на завтра, я выключила телевизор и повернулась лицом к стене, подложив под голову руку. В мыслях всплыла Бояркина, сумевшая испоганить мне настроение после такой душевной встречи с поклонниками. «Она даже после смерти не признает тебя», – прозвучал хриплый голос Сони в моей голове.
– Ну и пусть, – пробормотала я и уснула, прижавшись разболевшейся головой к надувному матрасу.
Соня заехала за мной на следующий день в два часа, разбудив резким звонком домофона. Я очнулась от глубокого сна и, добравшись до двери, впустила ей. Подруга, никогда не отличавшаяся эмоциональностью, сдержанно приобняла меня в тесном коридоре и критическим взглядом окинула мои взъерошенные волосы и мятый халат.
– У тебя десять минут, чтобы привести себя в порядок, – сказала Соня и, сняв сапоги на высоком каблуке, прошла в комнату. – Пошевеливайся.
Пока я собиралась, мыла голову и по настоянию Сони натягивала на своё заметно пополневшее тело синее платье в китайском стиле с высоким воротом, я исподтишка разглядывала подругу. Из маленькой девочки с хриплым голоском и не по годам взрослыми глазами она превратилась в миниатюрную рыжеволосую девушку с изящными руками и не по-женски прямым мышлением. В свои двадцать два года Соня добилась всего, что планировала ещё в школе. Она поражала своей холодностью и расчётливым умом, но меня всегда удивляла её почти детская привязанность к нашей компании.
«Вы для меня как старшая сестра и братья», – сообщила она нам в прошлом году, когда мы отмечали её степень бакалавра в местном баре.
«Скорее всего, наоборот», – заметила тогда я. – «По твоей рассудительности не скажешь, что ты намного младше нас».
– Что встала? – недовольно спросила Соня и подтолкнула меня к двери. – Идём уже, нас ждут.
Я отвлеклась от нахлынувших воспоминаний, положила в сумку три экземпляра своего «Психопата» и надела своё давнишнее чёрное пальто с капюшоном и сапоги на высокой платформе. Соня осмотрела меня и, одобрительно кивнув головой, тоже стала одеваться.
На крыльце подъезда я задохнулась и ослепла от ярко светившего сентябрьского солнца и свежего воздуха. Пока я протирала слезящиеся глаза, меня кто-то подхватил, как ребёнка, поднял в воздух и закружил вокруг своей оси. Я завизжала, но, привыкнув к свету, стала истошно кричать:
– С ума сошёл? Отпусти!
– Вот сюрприз, – с кислым видом сказала Соня. – А мы-то думали, что он на соревнованиях, а он тут околачивается.
Егор отпустил меня, и я без сил опустилась на скамейку у подъезда. Друзья уселись по разным сторонам от меня. Соня, игнорируя закон о курении в общественных местах, задымила своей неизменной сигаретой с фильтром, стараясь не дышать в нашу сторону. Во дворе дома было пусто, только у соседнего дома гуляла какая-то молодая мамаша с коляской. Всё-таки начало сентября, и все послушные и непослушные дети сейчас находились в школе. Я более внимательно посмотрела на Егора. Из рослого не по годам девятиклассника, участвующего во всех спортивных мероприятиях, он превратился в огромного спортсмена, посвятившего всю свою жизнь вольной борьбе. Видимо, он только приехал, так как был в спортивном костюме с названием страны во всю спину и с большущей спортивной сумкой.
– И надолго ты в городе? – спросила его Соня, стряхивая пепел в урну возле лавки.
– На неделю-то точно, - беззаботно ответил Камынин и в шутку двинул мне локтем под рёбра. У меня перехватило дыхание, и я в отместку тоже пырнула его в бок своей костлявой рукой. Но он только засмеялся.
– Давно же у нас так выходные не совпадали, – заметила Соня. – Предлагаю съездить в наш городок.
– Я там бываю каждую неделю, – мрачно ответила я. – У родственников.
– А кто сказал, что мы только к родственникам поедем? – удивился Егор. – А как же места былой славы?
– Неплохо, – одобрила Соня и встала со скамьи, выкинув окурок в урну. – Всё, поехали, такси ждёт. Дик, как всегда, опаздывает.
– Неудивительно, – рассмеялся Егор. – Он дольше любой девушки собирается.
– Да ты его однажды с девушкой и спутал, – фыркнула я. – Забыл, что ли?
– Разве такое забудешь, – ещё громче расхохотался Камынин, и мы втроём направились к припаркованной у подъезда машине.
Декабрь, 2004 год
Я проигнорировала новогоднюю вечеринку в одиннадцатом классе и решила остаться дома, просто валяясь на диване с альбомом для рисования. Тем более, глупые пляски под не менее глупые песни меня никогда не привлекали. Да что там, само присутствие в оживлённых людных местах вызывало тошноту и непреодолимое желание убежать подальше и куда-нибудь спрятаться. Я спала до обеда, поедала в огромном количестве мандарины и рисовала сцены наступившего Апокалипсиса, пока в моё мирное существование не ворвался Дикарецкий.
Декабрь, 2004 год
Будучи в выпускном классе, я практически забила на учёбу, зная, что моих знаний хватит на выпускные экзамены, золотую медаль и поступление в университет. Поэтому мы с Диком день за днём лазали по нашему небольшому городку, бродили по улицам Н-ска и возвращались домой на последней электричке, рубились в видеоигры и изредка появлялись в школе.
Перед новогодними праздниками на втором этаже в школе было проведено торжественное собрание возле кабинета биологии, где объявляли победителей городских олимпиад и вручали им почётные грамоты. Я видела с утра, что в коридор тащили столы и стулья, кто-то даже поставил трибуну, а на неё – графин с водой. «Если кому-то поплохеет, то он может попить», – пояснил Дик, и я рассеянно закивала головой.
Вся школа с трудом вместилась в коридоре второго этажа, разделённая на ровные шеренги классов. Мы с Диком устроились позади всех на подоконнике и играли в игру «камень-ножницы-бумага», исход которой решал, кто кого после школы будет угощать пиццей в местном кафе. Увлечённые резким выставлением рук вперёд, мы не заметили, как директор Крамольцева произнесла речь и под жидкие аплодисменты присутствующих начала выдачу грамот учащимся. Поэтому я вздрогнула от неожиданности, услышав свою фамилию, прозвучавшую на весь этаж, как раскат грома.
Я неохотно слезла с подоконника и сквозь людскую толчею прошла к трибуне получать грамоту. Крамольцева с явным неодобрением окинула мою фигуру в лиловом плюшевом костюме с капюшоном, энергично встряхнула мою протянутую правую руку и поздравила с завоеванием первого места на олимпиаде по русскому языку среди школ города.
– Спасибо, – сказала я. – Надеюсь, что договорённость в виде отличной четвертной оценки в силе.
– Разумеется, – заверила директриса. – А также сегодня после уроков всех победителей олимпиады будет ждать дополнительная награда в учительской!
Зажав грамоту с круглой синей печатью и подписями неизвестных мне учителей подмышкой, я пробралась к подоконнику и шлёпнула правой рукой по поднятой вверх ладошке друга.
– Сань, поздравляю! – с горящими глазами воскликнул друг. – Я так и знал, что ты победишь!
– Спасибо, - поблагодарила я его. – Но вот в кафе пойдём немного позже, мне надо будет зайти в учительскую.
– Без проблем, – согласился Дикарецкий. – Я подожду тебя в гардеробе.
Но ждать ему меня не пришлось, так как Дик занял второе место на той же олимпиаде по русскому языку, и мы после уроков вместе отворили тяжёлые двери учительской комнаты. Увиденное внутри заставило нас вытаращить глаза от удивления. Письменные столы были сдвинуты торцом друг к другу и накрыты белыми бумажными скатертями с голубыми васильками, собранными в букеты алыми лентами, по периметру.
В прозрачных одноразовых тарелках сверкали тщательно вымытые яблоки и груши, три нарезанных на кусочки торта возвышались над столами, рядом стояли три двухлитровые бутылки с лимонадом. У меня рот тут же наполнился голодной слюной. Директор, учительница по рисованию и завуч радостно усадили нас за столы и налили в одноразовые стаканы бурлящий газированный напиток.
Позднее к нам присоединились четыре одиннадцатиклассника из параллельных классов, пара учеников из седьмого класса и три девятиклассника. Я съела всего помногу, так как любила сладкое, и как раз разламывала вилкой очередной кусочек шоколадной «Праги» от нашего местного хлебокомбината, как в учительскую ввалилась премерзкая на вид женщина с белыми волосами, подвёрнутыми полумесяцем над толстой шеей, и в чёрном платье до пят, которое обтягивало её непропорционально огромную задницу. Холодные треугольники голубых глаз цепко охватили всё помещение, не упустив ни одной детали: ни моего перемазанного кремом рта, ни тощего Дика с надкусанным яблоком в руке, ни весело болтающих учеников за столами.
– Так, так, уже начали, – пропела толстозадая женщина и уселась за стол рядом с директрисой.
– А чего ждать-то? – удивилась завуч и подлила маленькой семикласснице ещё лимонада. – Ты лучше посмотри на наших героев!
– Где же у нас герой по русскому языку? – учительница опять пробежалась глазами по сидящим за столами ученикам.
– Тут, – с набитым ртом ответила я и подняла вверх вилку с остатками торта.
– Вот как, – взгляд толстозадой учительницы скользнул по моему лиловому костюму и остановился на лице. – Не знала, что неруси так хорошо знают русский язык, – еле слышно процедила она и демонстративно вышла из учительской.
Я вскинула брови вверх и продолжила невозмутимо поедать торт. Дик покраснел от возмущения и бросил недоеденное яблоко на свою пустую тарелку.
– Спасибо за угощение, – зазвенел его голос в этом небольшом помещении. – Саня, пошли домой, нам пора.
– Эй, эй, я же ещё не доела! – возмутилась я, но друг схватил меня за локоть и выдернул из-за стола.
– Я куплю тебе столько тортов, сколько ты захочешь, только пошли отсюда, – чуть не плача, Дик силком вытолкал меня из учительской.
Среди притихших ребят маленькая семиклассница аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола.
– Спасибо, всё было очень вкусно, – неожиданно хриплым голосом сказала девочка и, подхватив с пола свой портфель, направилась к двери.
Мы молча оделись в гардеробе, и вышли на морозный свежий воздух. С неба летели крупные белые снежинки, оседали на мех капюшона моего пуховика, на элегантное чёрное пальто Дика. Мы медленно шли в сторону моего дома и вдыхали декабрьский предновогодний воздух, как сзади послышался грубый девичий голосок:
– Извините, пожалуйста, вы забыли свой пропуск.
Обернувшись на голос сзади, мы увидели ту хрупкую семиклассницу с учительского чаепития. Она была в голубом пуховике, в белой шапке с большим помпоном, с красным портфелем в руке. К нашему всеобщему ужасу, девочка держала в зубах зажжённую сигарету с фильтром, а в левой руке – мой школьный пропуск. Я выразительно постучала по своей голове сжатым кулаком и приняла из тонких пальцев девочки пластиковую карту со своим фото.
– Вот спасибо!
– Пожалуйста, – отозвалась девочка и выпустила из маленького ротика чудовищно большие клубы дыма. – Должна будешь.
– Что ты хочешь? – напряглась я. Деловой тон такой маленькой девочки не предвещал ничего хорошего, и я стала прикидывать в уме, сколько же я ей уже задолжала.
– Две пачки Pall Mall, – не моргнув и глазом, ответила семиклассница и, обогнав нас, направилась к киоску на Кировском проспекте.
– Во молодёжь пошла! – восхитился Дик.
Дурное настроение как рукой сняло. В благодарность за принесённый школьный пропуск я купила девочке сигареты и, стоя возле подъезда дома Дикарецкого, мы невольно разговорились, осыпаемые белоснежными хлопьями снега.
– Софья Рыжкова, – представилась семиклассница и важно, по очереди, пожала нам руки. Мы старались не расхохотаться над серьёзностью этой девчушки, и кашляли в кулак, прикрываясь простудой и морозным воздухом. – Ты на неё не злись, – неожиданно сказала она мне. – Бояркина уже давно не в себе, а умалишённых жалеть нужно.
У Дика покраснели кончики ушей, – от возмущения, а не от мороза, – а я лишь махнула рукой.
– А, ты про это. Забей. Я жалею только о том, что торт не доела, а так со мной всё в порядке.
– Эта тварь, – продолжила Соня, стряхивая пепел в сугроб у подъезда. – В третьей четверти берёт себе все одиннадцатые классы, так что берегись, ты ей давно уже не нравишься.
– Вот это новости, – удивилась я. – Да я её вообще впервые сегодня увидела.
– Одна из способнейших учениц в школе, которая игнорирует школьную форму и перечит учителям, – отчеканила девочка. – Это взбесит кого угодно, не только Бояркину.
– Да, Сашка такая, – встрял Дик и раздулся от гордости, словно был мне отцом, а не другом. – Кстати, откуда ты всё про всех знаешь?
– Я староста в своём классе, – коротко ответила Соня. – Они, как правило, должны знать всё.
– А у нас кто староста? – задумался Дик.
– Без понятия, – равнодушно пожала плечами я и подняла голову вверх, навстречу белому крупному снегу, что обжигающими хлопьями падал на моё лицо.
Сентябрь, 2014 год
Остаток дня я провела в горизонтальном положении, глотая горячий чай с мёдом и таращась в телевизор, где шла очередная новостная лента Н-ска: там ежедневно оповещали население, кто кого убил, кто кого ограбил, и кто кого изнасиловал. Увидев в новостях культуры своё лицо, я поперхнулась чаем и, оглушительно кашляя на всю квартиру, пропустила первую половину репортажа. Я сидела на автограф-сессии и, слащаво улыбаясь, подписывала своё изданное в твёрдой обложке творчество на девственно-белых форзацах книг. Моя благодарная публика – подростки в чёрных одеждах и с густо подведёнными глазами – оглушительно кричали, жали мне руку и фотографировались. Хотя среди народа в «Версале» я видела и несколько людей почтенного возраста и женщину с годовалым ребёнком, основная масса поклонников моих книг из года в год была одной и той же. Любители тайн и бунта, яркие, как чёрный огонь и взрывные, как порох, дети, понимающие мою душу лучше, чем кто-либо в этом мире. Может, я сама и есть тот самый «вечный подросток»?
Тем временем журналистка брала у меня интервью, а я тупо таращилась в камеру с дежурной улыбочкой на лице с красивым макияжем – творением моего лучшего друга.
– Что служит вдохновением в вашем творчестве?
– Жизнь, – гнусавила я по ту сторону экрана. – Это большой муравейник, а люди – это муравьи. А я просто натуралист, обожающий наблюдать за муравьями и периодически тыкать в их дом сучковатой палкой. Это же так интересно!
– В новой книге «Психопат» вы описали жизнь серийного убийцы, убивающего учителей. Почему же именно этих людей с такой благородной профессией?
– Потому что это люди, на которых мы по идее должны равняться и ими восхищаться. Но часто бывает, что проще сдавить глотку стальной проволокой, чем добиться у них признания, – проворковала я, и журналистка поспешила закончить интервью и попрощаться с «популярной писательницей Александрой Мортель».
Не дожидаясь прогноза погоды на завтра, я выключила телевизор и повернулась лицом к стене, подложив под голову руку. В мыслях всплыла Бояркина, сумевшая испоганить мне настроение после такой душевной встречи с поклонниками. «Она даже после смерти не признает тебя», – прозвучал хриплый голос Сони в моей голове.
– Ну и пусть, – пробормотала я и уснула, прижавшись разболевшейся головой к надувному матрасу.
Соня заехала за мной на следующий день в два часа, разбудив резким звонком домофона. Я очнулась от глубокого сна и, добравшись до двери, впустила ей. Подруга, никогда не отличавшаяся эмоциональностью, сдержанно приобняла меня в тесном коридоре и критическим взглядом окинула мои взъерошенные волосы и мятый халат.
– У тебя десять минут, чтобы привести себя в порядок, – сказала Соня и, сняв сапоги на высоком каблуке, прошла в комнату. – Пошевеливайся.
Пока я собиралась, мыла голову и по настоянию Сони натягивала на своё заметно пополневшее тело синее платье в китайском стиле с высоким воротом, я исподтишка разглядывала подругу. Из маленькой девочки с хриплым голоском и не по годам взрослыми глазами она превратилась в миниатюрную рыжеволосую девушку с изящными руками и не по-женски прямым мышлением. В свои двадцать два года Соня добилась всего, что планировала ещё в школе. Она поражала своей холодностью и расчётливым умом, но меня всегда удивляла её почти детская привязанность к нашей компании.
«Вы для меня как старшая сестра и братья», – сообщила она нам в прошлом году, когда мы отмечали её степень бакалавра в местном баре.
«Скорее всего, наоборот», – заметила тогда я. – «По твоей рассудительности не скажешь, что ты намного младше нас».
– Что встала? – недовольно спросила Соня и подтолкнула меня к двери. – Идём уже, нас ждут.
Я отвлеклась от нахлынувших воспоминаний, положила в сумку три экземпляра своего «Психопата» и надела своё давнишнее чёрное пальто с капюшоном и сапоги на высокой платформе. Соня осмотрела меня и, одобрительно кивнув головой, тоже стала одеваться.
На крыльце подъезда я задохнулась и ослепла от ярко светившего сентябрьского солнца и свежего воздуха. Пока я протирала слезящиеся глаза, меня кто-то подхватил, как ребёнка, поднял в воздух и закружил вокруг своей оси. Я завизжала, но, привыкнув к свету, стала истошно кричать:
– С ума сошёл? Отпусти!
– Вот сюрприз, – с кислым видом сказала Соня. – А мы-то думали, что он на соревнованиях, а он тут околачивается.
Егор отпустил меня, и я без сил опустилась на скамейку у подъезда. Друзья уселись по разным сторонам от меня. Соня, игнорируя закон о курении в общественных местах, задымила своей неизменной сигаретой с фильтром, стараясь не дышать в нашу сторону. Во дворе дома было пусто, только у соседнего дома гуляла какая-то молодая мамаша с коляской. Всё-таки начало сентября, и все послушные и непослушные дети сейчас находились в школе. Я более внимательно посмотрела на Егора. Из рослого не по годам девятиклассника, участвующего во всех спортивных мероприятиях, он превратился в огромного спортсмена, посвятившего всю свою жизнь вольной борьбе. Видимо, он только приехал, так как был в спортивном костюме с названием страны во всю спину и с большущей спортивной сумкой.
– И надолго ты в городе? – спросила его Соня, стряхивая пепел в урну возле лавки.
– На неделю-то точно, - беззаботно ответил Камынин и в шутку двинул мне локтем под рёбра. У меня перехватило дыхание, и я в отместку тоже пырнула его в бок своей костлявой рукой. Но он только засмеялся.
– Давно же у нас так выходные не совпадали, – заметила Соня. – Предлагаю съездить в наш городок.
– Я там бываю каждую неделю, – мрачно ответила я. – У родственников.
– А кто сказал, что мы только к родственникам поедем? – удивился Егор. – А как же места былой славы?
– Неплохо, – одобрила Соня и встала со скамьи, выкинув окурок в урну. – Всё, поехали, такси ждёт. Дик, как всегда, опаздывает.
– Неудивительно, – рассмеялся Егор. – Он дольше любой девушки собирается.
– Да ты его однажды с девушкой и спутал, – фыркнула я. – Забыл, что ли?
– Разве такое забудешь, – ещё громче расхохотался Камынин, и мы втроём направились к припаркованной у подъезда машине.
Декабрь, 2004 год
Я проигнорировала новогоднюю вечеринку в одиннадцатом классе и решила остаться дома, просто валяясь на диване с альбомом для рисования. Тем более, глупые пляски под не менее глупые песни меня никогда не привлекали. Да что там, само присутствие в оживлённых людных местах вызывало тошноту и непреодолимое желание убежать подальше и куда-нибудь спрятаться. Я спала до обеда, поедала в огромном количестве мандарины и рисовала сцены наступившего Апокалипсиса, пока в моё мирное существование не ворвался Дикарецкий.
