— И как это лучше осуществить? — спросила я.
— Да просто. — Густав хмыкнул. — Дождемся, когда все заснут — и залезем. Насколько я знаю наших отцов, они здорово сегодня наберутся в честь встречи. Дед не одобряет злоупотребление алкоголем. Нет, бокальчик вина за обедом и стопка коньяка за ужином — это святое, как говорится. Но не больше. Следовательно, они постараются хорошенько оторваться сегодня. Клео нам вообще не помеха. Она была в таком состоянии, что сейчас наверняка видит десятый сон и не проснется до самого утра. Слуги не имеют обыкновения блуждать по коридорам ночью. Остается только Фредерик.
— С ним я разберусь, — твердо сказала я.
— Только учти, вряд ли его стоит посвящать по все подробности нашей затеи, — предупредил Густав. Замялся на миг, однако потом все-таки твердо и с нажимом проговорил, глядя мне в глаза: — Не обижайся, но не доверяю я ему. И кольцо с фальшивым бриллиантом — лишь одна из многих деталей, которые меня смущают.
— Даже не думала, — обиженно фыркнула я. — Не в моих обыкновениях втягивать третьих лиц в то, что касается лишь двоих.
— Замечательное качество. — По тонким губам Густава скользнула слабая усмешка.
И внезапно я осознала, что улыбаюсь ему в ответ. На какой-то миг он показался мне даже симпатичным. Даже немного жаль, что его сердце давно и прочно принадлежит другой…
Правда, я тут же с негодованием отогнала эту мысль. Мелисса, да что с тобой? Ты любишь Фредерика! И обязательно будешь с ним счастлива, когда все это недоразумение разрешится.
Но следующий поступок Густава поразил меня до глубины души. Он вдруг поднял руку и легонько провел тыльной стороной ладони по моей щеке, убирая растрепавшиеся волосы назад.
Я застыла, широко распахнув от изумления глаза. Что это он такое творит?
— Я тут подумал, что должен извиниться перед тобой за тот прием, что оказал, когда впервые увидел, — почему-то шепотом проговорил Густав. — Не держи на меня зла. Я понимаю, что вел себя невежливо и даже грубо. Но, честное слово, я ожидал увидеть перед собой другую особу. Капризную, избалованную деньгами отца, считающую, что любое желание обязано выполняться лишь по щелчку ее пальцев.
— В данном случае мы в расчете. — Я улыбнулась шире. — Я тоже была о тебе далеко не лучшего мнения еще до встречи. И наш первый разговор только подтвердил это.
— Надеюсь, сейчас я хоть немного реабилитировался в твоих глазах?
Густав стоял так близко от меня, что я чувствовала его дыхание на своих губах. И это… Нервировало. Но одновременно с этим мне совершенно не хотелось сделать шаг назад, чтобы увеличить расстояние между нами.
После еще нескольких неловких секунд тишины это сделал Густав. Как-то непонятно вздохнул и отвернулся от меня, обронив:
— Идем, Мелисса. И без того будет слишком много вопросов, где мы пропадали столько времени.
— Наши отцы будут только счастливы, что мы так много общаемся, — буркнула я.
Остаток пути мы проделали в тишине. Каждый шел, погруженный в собственные раздумья. Как и следовало ожидать, на том повороте дороге, где мы оставили Фредерика и Клео, уже никого не было. Видимо, эта парочка окончательно замерзла и поторопилась вернуться в дом, осознав, что мы по какой-то причине задерживаемся.
Около самого крыльца Густав замедлил шаг. Мельком посмотрел на меня и сказал:
— В общем, договорились. В полночь я зайду в твою комнату. И дальше мы отправимся в кабинет отца.
Я кивнула — и мы вошли в дом.
Как и следовало ожидать, еще никто не спал. Все собрались в гостиной. Мой отец и Северин Одрон о чем-то негромко беседовали, то и дело подливая себе из пузатой бутылки, в которой плескалось что-то явно покрепче вина. Фредерик сидел одиноко в самом дальнем углу и что-то чертил в блокноте. И только Клео не было видно.
При виде меня Фредерик с непонятной злостью захлопнул блокнот. Уставился на меня с нескрываемой укоризной, но вслух что-либо сказать поостерегся.
— О, вот и вы! — обрадовался Северин. Отправил себе в рот очередную стопку алкоголя и зажмурился. Затем осторожно выдохнул через рот и сипло спросил: — И где же вы так долго гуляли? Я уж дурным делом хотел Альберта, слугу, за вами отправить. Неужто заплутали по темноте? Эти-то, — И с нескрываемым презрением кивнул на мрачного Фредерика, — давно уже вернулись.
— Да как-то холодно на ветру было стоять, — попытался оправдаться последний. — Я хотел за вами отправиться. Но Клео…
Не завершил фразу, лишь обреченно махнул головой.
— С ней все в порядке? — с искренней обеспокоенностью спросил Густав, и я склонила голову, пряча быструю тень неудовольствия.
Да что со мной? Это в порядке вещей: интересоваться самочувствием любимого человека. Но после недавнего разговора мне почему-то почудилось… Точнее, я подумала… А впрочем, хватит! Договор есть договор. Я не лезу к Густаву со всякими телячьими нежностями, он не лезет ко мне.
— В относительном, — коротко хохотнул Северин, жмурясь после новой порции алкоголя. — Я аж опешил, когда ваш нанятый художник ввалился сюда, волоча эту красотку на себе. С бедняги пот аж ручьем лился. А казалось бы, такой накаченный.
— Мы успели достаточно далеко отойти от дома, — попытался оправдаться Фредерик. — Но потом Клео стало плохо. И мне пришлось остаться с ней, в то время как Мелисса и Густав отправились дальше. Я надеялся, что на свежем воздухе Клео быстро полегчает, но ошибался. Через некоторое время она просто заснула прямо на траве. Что мне оставалось делать? Не мог же я бросить ее на произвол судьбы. Пришлось нести обратно.
Все это Фредерик проговорил с настолько кислым выражением лица, что было понятно: лично он от своего героизма в восторг не пришел. И вообще, будь его воля — кинул бы Клео дрыхнуть и рванул бы за нами во все лопатки. Но прекрасно понимал, что такой поступок никто не поймет и не оценит. И это еще мягко говоря.
— Бедняжка! — с сочувствием произнес Густав. — Пойду, проведаю ее. Заодно и сумку отнесу.
— Угомонись, — с нажимом проговорил Северин. — Все в порядке с Клео. Я оставил за ней присматривать Ванессу. Она и примочку на лбу поменяет, и уберет, если ей опять плохо станет. Да и не до сумки ей сейчас. Точно до утра спать будет, а потом еще полдня похмельем маяться. Лучше посиди с нами, стариками. Пообщайся.
Стариками!
Мой отец тоже любил называть себя стариком. В шутку, конечно. Мол, куда ему, старику, за молодыми угнаться. Да только как-то забывал при этом, что ему было немногим больше сорока. Северин постарше, но и он едва разменял шестой десятой. И меня всегда грызло жадное любопытство: что будет, если однажды согласиться со столь спорным утверждением? Да, папочка, сдавать ты начал в последнее время сильно, поседел, поплохел. Береги себя. А лучше — отправляйся в какую-нибудь лечебницу для пожилых людей. Пусть тебя там осмотрят с ног до головы да выпишут мешок микстур и притирок. Или еще вариант: наймем тебе сиделку…
На этом моменте я осеклась. Нет, лучше обойтись без сиделки. Матушка мне живьем голову откусит, если я приведу в дом какую-нибудь женщину, призванную присматривать за отцом. Впрочем, если она будет кривой, косой и рябой, то тогда, возможно, еще и разрешит.
Густав недовольно вздохнул, но спорить не стал. Послушно опустился в кресло и замер, напряженно выпрямив спину и сложив на коленях руки. Ну точь-в-точь прилежный ученик в ожидании вопросов сурового учителя.
И вопросы не замедлили последовать.
— А что у вас со лбом? — подал голос Фредерик, которого, как я заметила, алкоголем опять обделили. Точнее, у его кресла стояла одинокая стопка, давным-давно опустошенная, но никто не торопился подливать в нее вновь.
Спросил — и весь передернулся от отвращения, видимо, разглядев засохшие пятна крови на лбу Густава.
— Да, действительно, — удивился Северин и прищурился, вглядываясь в сына.
Должно быть, от выпитого у него уже расплывалось в глазах. Пьяно хихикнул, добавив: — Мелисса, что ли, треснула, когда ты к ней целоваться полез?
Густав, и без того не отличающийся особым румянцем, даже не побледнел — посерел от немого возмущения. А вот Фредерик, напротив, побагровел. Грозно заиграл желваками, забарабанив пальцами по закрытому блокноту.
— Она может, — поддакнул ему заплетающимся голосом мой отец. — Не смотри, мальчик мой, что она тихая да скромная. Если ее вывести из себя, то ого-го! Полетят клочки по закоулочкам. Помнится, однажды…
— Папа, — почти не разжимая губ, обронила я.
И было в моем голосе что-то такое, от чего отец даже немного протрезвел. Виновато икнул и замолчал, не договорив.
Если честно, не имею ни малейшего желания выслушивать пьяные откровения о своих так называемых подвигов.
— Но я хочу услышать! — шутливо возмутился Северин. — Должен ведь я знать, что за девушка вот-вот станет членом нашей семьи.
— Мелисса, это на самом деле смешно, — принялся уговаривать меня отец. — Я хотел рассказать, как однажды один мальчишка решил тебя напугать и засунул ужа в сумку, куда ты собирала всякие интересности. Мы тогда проводили лето в загородном доме, и ты день-деньской носилась по окрестностям, вбив себе в голову, что отыщешь какой-нибудь самый настоящий драгоценный камень. А мальчишка… Да, обычный мальчишка из ближайшей деревни. Вздумал так подшутить, да не знал, на кого нарвался.
Я так крепко сжала кулаки, что наверняка отпечатала полукружия ногтей на ладонях. О небо, сколько раз за свои двадцать три года я слышала эту историю? Сто, тысячу, миллион?
— И что случилось? — с искренним любопытством спросил Густав.
Я хмуро на него покосилась. И этот туда же.
— Я поймала этого мальчишку, вырвала ему сердце и сожрала, пока оно еще билось, — мрачно проговорила я.
Северин, который как раз делал очередной глоток коньяка, подавился от неожиданности. Побагровел и сипло закашлялся.
— Мелисса! — укоризненно воскликнул отец и принялся стучать по спине верного товарища. — Ну что ты, право слово! Зачем людей пугаешь?
Густав опустил голову, пряча улыбку. Но уже через мгновение посмотрел на меня по-прежнему серьезно.
— А все-таки? — переспросил он. — Как же ты наказала нахального мальчишку?
— Поймала и засунула ужа ему в штаны, — честно сказала я. — Кто же знал, что эти ползучие твари кусаться умеют, если сильно напуганы. Вот он и цапнул бедолагу за… — Замялась, осознав, что будет совершенно неправильно в мужском обществе озвучить пострадавшую часть тела хулигана, и неопределенно махнула рукой, завершив: — Короче, за очень важное место он его укусил.
— За самое важное место для любого мужчины! — торжественно провозгласил отец, важно вздев указательный палец. — Вечером к нам целая делегация из деревни пожаловала. Сам малец, опухший от слез, его матушка, даже полуслепую бабку притащили. Батя-то постеснялся в детских разборках участвовать. И потребовали от нас денежного возмещения столь серьезной травме. А то вдруг несчастный в будущем мужскую силу потеряет.
— Как будто уж ему откусил что, — фыркнула я. — И небольно они совсем кусаются. Зубов-то у них нет считай.
— Неужели ты проверяла? — весело ужаснулся Густав.
— Ну да. — Я пожала плечами. — Интересно было, из-за чего такой шум да гам. Этих ужей на озере полно было. Поймала одного да палец сунула. Так, царапнул слегка. Только от испуга описал меня всю.
— Отчаянная ты девушка! — Густав восхищенно покачал головой. — Представить себе не могу, чтобы Клео по доброй воле взяла в руки что-нибудь подобное.
— Простите за прямоту, но еще это было очень глупо, — подал голос Фредерик. — А если бы это была гадюка? Они ведь так похожи.
— Уж похож на гадюку? — с сарказмом переспросила я. — В каком это месте, интересно?
— Они змеи. — Фредерик выразительно поежился. — Шипят и ползают.
— Да, но только у ужа желтые, так сказать, «ушки» на голове, то бишь, пятнышки, — пояснила я. — А гадюка сплошь серая.
Фредерик открыл было рот, желая продолжить спор, но его остановил мой отец.
— Не стоит, молодой человек, — веско сказал он. — В чем-чем, а в этом Мелисса разбирается. Уж очень любила в детстве читать. Считай, всю нашу библиотеку изучила, а она, уж поверьте, у нас одна из самых больших в городе. Вот только предпочитала не любовные романы, а книги по естествознанию, растениеводству и минералам. На изучении последних и остановилась.
Фредерик как-то странно поджал губы, как будто ему чем-то было неприятно высказывание моего отца. А вот Густав посмотрел на меня с явным уважением.
— Так чем дело с мальчиком закончилось? — спросил Северин, который как раз перестал кашлять. — Надеюсь, ты, Дуглас, гнал всю эту семейку поганой метлой?
— Да нет. — Отец досадливо поморщился. — Пришлось пару серебряных дать. Этот же дурень с перепуга решил, что Мелисса ему настоящую гадюку в штаны сунула. А в деревнях верят, что яд змей земля вытягивает. Ну пацан и натер себе кое-что. Да как следует. У него там опухло все — аж жуть. Мать его при мне мальцу штаны стащила, чтобы показать, что моя дочка натворила. Там без знахарки уже обойтись нельзя было.
Густав прикрыл лицо ладонями. Его плечи мелко затряслись в беззвучном хохоте.
Ишь, веселится как. Если честно, не вижу ничего смешного в той истории. Меня ею потом на всех семейных праздниках попрекали.
— Да, сынок, боевая тебе жена достанется, — с уважением протянул Северин. — Такую лучше не злить.
— Так что у вас со лбом? — вернулся Фредерик к тому вопросу, с чего начался эта история. Криво ухмыльнулся, добавив: — Неужели очередной подвиг Мелиссы?
— Да нет, пустяки. — Густав рассеянно махнул рукой. — В темноте не заметил низкой ветки дерева да ударился. — Помолчал немного и добавил с нескрываемой иронией: — Полагаю, если бы я каким-либо образом обидел Мелиссу, то ее месть была бы куда более изощренной.
— Это точно, — подтвердил отец. — Так что, Густав, будь с ней осторожней. Как говорится, в тихом омуте водяные водятся.
— Если на этом мы завершили обсуждение моей скромной персоны, то я предпочла бы пойти к себе, — резко сказала я и встала.
В конце концов, сколько можно? Уже второй раз про меня говорят в моем же присутствии. Может быть, напомнить, что, вообще-то, это неприлично? Хотя знаю я отца. Лишь посмеется над моим утверждением да вспомнит еще какой-нибудь подвиг из моего детства. Этих историй у него с избытком припасено.
Одновременно со мной встал и Фредерик.
— Я тоже желаю испросить позволения удалиться, — прохладно проговорил он. — Хочу в одиночестве закончить несколько эскизов, которые набросал сегодня.
Северин и мой отец, не сговариваясь, скривились и переглянулись. Даже по лицу Густава скользнула какая-то непонятная быстрая тень.
— Конечно, не смеем вас задерживать, — произнес отец. Хмыкнул и с нажимом добавил: — Мелисса, минут через пять я зайду и пожелаю тебе спокойной ночи.
Ага, беспокоится, что мы сейчас с Фредериком уединимся и примемся предаваться пороку, поэтому хочет проверить, что я точно ложусь спать в одиночестве.
— Конечно, папуля, — проворковала я.
И отправилась прочь.
Фредерик поспешил за мной. Мы молча миновали холл, поднялись на второй этаж, погруженный в приятный полумрак. Лишь под потолком дремал переведенный на минимум магический шар.
И тут Фредерик развернулся ко мне. Это произошло настолько внезапно, что я испуганно отшатнулась, не понимая, что он задумал. Но в следующее мгновение он одним стремительным движением преодолел разделяющее нас расстояние, привлек к себе и впился требовательным поцелуем в губы.
— Да просто. — Густав хмыкнул. — Дождемся, когда все заснут — и залезем. Насколько я знаю наших отцов, они здорово сегодня наберутся в честь встречи. Дед не одобряет злоупотребление алкоголем. Нет, бокальчик вина за обедом и стопка коньяка за ужином — это святое, как говорится. Но не больше. Следовательно, они постараются хорошенько оторваться сегодня. Клео нам вообще не помеха. Она была в таком состоянии, что сейчас наверняка видит десятый сон и не проснется до самого утра. Слуги не имеют обыкновения блуждать по коридорам ночью. Остается только Фредерик.
— С ним я разберусь, — твердо сказала я.
— Только учти, вряд ли его стоит посвящать по все подробности нашей затеи, — предупредил Густав. Замялся на миг, однако потом все-таки твердо и с нажимом проговорил, глядя мне в глаза: — Не обижайся, но не доверяю я ему. И кольцо с фальшивым бриллиантом — лишь одна из многих деталей, которые меня смущают.
— Даже не думала, — обиженно фыркнула я. — Не в моих обыкновениях втягивать третьих лиц в то, что касается лишь двоих.
— Замечательное качество. — По тонким губам Густава скользнула слабая усмешка.
И внезапно я осознала, что улыбаюсь ему в ответ. На какой-то миг он показался мне даже симпатичным. Даже немного жаль, что его сердце давно и прочно принадлежит другой…
Правда, я тут же с негодованием отогнала эту мысль. Мелисса, да что с тобой? Ты любишь Фредерика! И обязательно будешь с ним счастлива, когда все это недоразумение разрешится.
Но следующий поступок Густава поразил меня до глубины души. Он вдруг поднял руку и легонько провел тыльной стороной ладони по моей щеке, убирая растрепавшиеся волосы назад.
Я застыла, широко распахнув от изумления глаза. Что это он такое творит?
— Я тут подумал, что должен извиниться перед тобой за тот прием, что оказал, когда впервые увидел, — почему-то шепотом проговорил Густав. — Не держи на меня зла. Я понимаю, что вел себя невежливо и даже грубо. Но, честное слово, я ожидал увидеть перед собой другую особу. Капризную, избалованную деньгами отца, считающую, что любое желание обязано выполняться лишь по щелчку ее пальцев.
— В данном случае мы в расчете. — Я улыбнулась шире. — Я тоже была о тебе далеко не лучшего мнения еще до встречи. И наш первый разговор только подтвердил это.
— Надеюсь, сейчас я хоть немного реабилитировался в твоих глазах?
Густав стоял так близко от меня, что я чувствовала его дыхание на своих губах. И это… Нервировало. Но одновременно с этим мне совершенно не хотелось сделать шаг назад, чтобы увеличить расстояние между нами.
После еще нескольких неловких секунд тишины это сделал Густав. Как-то непонятно вздохнул и отвернулся от меня, обронив:
— Идем, Мелисса. И без того будет слишком много вопросов, где мы пропадали столько времени.
— Наши отцы будут только счастливы, что мы так много общаемся, — буркнула я.
Остаток пути мы проделали в тишине. Каждый шел, погруженный в собственные раздумья. Как и следовало ожидать, на том повороте дороге, где мы оставили Фредерика и Клео, уже никого не было. Видимо, эта парочка окончательно замерзла и поторопилась вернуться в дом, осознав, что мы по какой-то причине задерживаемся.
Около самого крыльца Густав замедлил шаг. Мельком посмотрел на меня и сказал:
— В общем, договорились. В полночь я зайду в твою комнату. И дальше мы отправимся в кабинет отца.
Я кивнула — и мы вошли в дом.
Как и следовало ожидать, еще никто не спал. Все собрались в гостиной. Мой отец и Северин Одрон о чем-то негромко беседовали, то и дело подливая себе из пузатой бутылки, в которой плескалось что-то явно покрепче вина. Фредерик сидел одиноко в самом дальнем углу и что-то чертил в блокноте. И только Клео не было видно.
При виде меня Фредерик с непонятной злостью захлопнул блокнот. Уставился на меня с нескрываемой укоризной, но вслух что-либо сказать поостерегся.
— О, вот и вы! — обрадовался Северин. Отправил себе в рот очередную стопку алкоголя и зажмурился. Затем осторожно выдохнул через рот и сипло спросил: — И где же вы так долго гуляли? Я уж дурным делом хотел Альберта, слугу, за вами отправить. Неужто заплутали по темноте? Эти-то, — И с нескрываемым презрением кивнул на мрачного Фредерика, — давно уже вернулись.
— Да как-то холодно на ветру было стоять, — попытался оправдаться последний. — Я хотел за вами отправиться. Но Клео…
Не завершил фразу, лишь обреченно махнул головой.
— С ней все в порядке? — с искренней обеспокоенностью спросил Густав, и я склонила голову, пряча быструю тень неудовольствия.
Да что со мной? Это в порядке вещей: интересоваться самочувствием любимого человека. Но после недавнего разговора мне почему-то почудилось… Точнее, я подумала… А впрочем, хватит! Договор есть договор. Я не лезу к Густаву со всякими телячьими нежностями, он не лезет ко мне.
— В относительном, — коротко хохотнул Северин, жмурясь после новой порции алкоголя. — Я аж опешил, когда ваш нанятый художник ввалился сюда, волоча эту красотку на себе. С бедняги пот аж ручьем лился. А казалось бы, такой накаченный.
— Мы успели достаточно далеко отойти от дома, — попытался оправдаться Фредерик. — Но потом Клео стало плохо. И мне пришлось остаться с ней, в то время как Мелисса и Густав отправились дальше. Я надеялся, что на свежем воздухе Клео быстро полегчает, но ошибался. Через некоторое время она просто заснула прямо на траве. Что мне оставалось делать? Не мог же я бросить ее на произвол судьбы. Пришлось нести обратно.
Все это Фредерик проговорил с настолько кислым выражением лица, что было понятно: лично он от своего героизма в восторг не пришел. И вообще, будь его воля — кинул бы Клео дрыхнуть и рванул бы за нами во все лопатки. Но прекрасно понимал, что такой поступок никто не поймет и не оценит. И это еще мягко говоря.
— Бедняжка! — с сочувствием произнес Густав. — Пойду, проведаю ее. Заодно и сумку отнесу.
— Угомонись, — с нажимом проговорил Северин. — Все в порядке с Клео. Я оставил за ней присматривать Ванессу. Она и примочку на лбу поменяет, и уберет, если ей опять плохо станет. Да и не до сумки ей сейчас. Точно до утра спать будет, а потом еще полдня похмельем маяться. Лучше посиди с нами, стариками. Пообщайся.
Стариками!
Мой отец тоже любил называть себя стариком. В шутку, конечно. Мол, куда ему, старику, за молодыми угнаться. Да только как-то забывал при этом, что ему было немногим больше сорока. Северин постарше, но и он едва разменял шестой десятой. И меня всегда грызло жадное любопытство: что будет, если однажды согласиться со столь спорным утверждением? Да, папочка, сдавать ты начал в последнее время сильно, поседел, поплохел. Береги себя. А лучше — отправляйся в какую-нибудь лечебницу для пожилых людей. Пусть тебя там осмотрят с ног до головы да выпишут мешок микстур и притирок. Или еще вариант: наймем тебе сиделку…
На этом моменте я осеклась. Нет, лучше обойтись без сиделки. Матушка мне живьем голову откусит, если я приведу в дом какую-нибудь женщину, призванную присматривать за отцом. Впрочем, если она будет кривой, косой и рябой, то тогда, возможно, еще и разрешит.
Густав недовольно вздохнул, но спорить не стал. Послушно опустился в кресло и замер, напряженно выпрямив спину и сложив на коленях руки. Ну точь-в-точь прилежный ученик в ожидании вопросов сурового учителя.
И вопросы не замедлили последовать.
— А что у вас со лбом? — подал голос Фредерик, которого, как я заметила, алкоголем опять обделили. Точнее, у его кресла стояла одинокая стопка, давным-давно опустошенная, но никто не торопился подливать в нее вновь.
Спросил — и весь передернулся от отвращения, видимо, разглядев засохшие пятна крови на лбу Густава.
— Да, действительно, — удивился Северин и прищурился, вглядываясь в сына.
Должно быть, от выпитого у него уже расплывалось в глазах. Пьяно хихикнул, добавив: — Мелисса, что ли, треснула, когда ты к ней целоваться полез?
Густав, и без того не отличающийся особым румянцем, даже не побледнел — посерел от немого возмущения. А вот Фредерик, напротив, побагровел. Грозно заиграл желваками, забарабанив пальцами по закрытому блокноту.
— Она может, — поддакнул ему заплетающимся голосом мой отец. — Не смотри, мальчик мой, что она тихая да скромная. Если ее вывести из себя, то ого-го! Полетят клочки по закоулочкам. Помнится, однажды…
— Папа, — почти не разжимая губ, обронила я.
И было в моем голосе что-то такое, от чего отец даже немного протрезвел. Виновато икнул и замолчал, не договорив.
Если честно, не имею ни малейшего желания выслушивать пьяные откровения о своих так называемых подвигов.
— Но я хочу услышать! — шутливо возмутился Северин. — Должен ведь я знать, что за девушка вот-вот станет членом нашей семьи.
— Мелисса, это на самом деле смешно, — принялся уговаривать меня отец. — Я хотел рассказать, как однажды один мальчишка решил тебя напугать и засунул ужа в сумку, куда ты собирала всякие интересности. Мы тогда проводили лето в загородном доме, и ты день-деньской носилась по окрестностям, вбив себе в голову, что отыщешь какой-нибудь самый настоящий драгоценный камень. А мальчишка… Да, обычный мальчишка из ближайшей деревни. Вздумал так подшутить, да не знал, на кого нарвался.
Я так крепко сжала кулаки, что наверняка отпечатала полукружия ногтей на ладонях. О небо, сколько раз за свои двадцать три года я слышала эту историю? Сто, тысячу, миллион?
— И что случилось? — с искренним любопытством спросил Густав.
Я хмуро на него покосилась. И этот туда же.
— Я поймала этого мальчишку, вырвала ему сердце и сожрала, пока оно еще билось, — мрачно проговорила я.
Северин, который как раз делал очередной глоток коньяка, подавился от неожиданности. Побагровел и сипло закашлялся.
— Мелисса! — укоризненно воскликнул отец и принялся стучать по спине верного товарища. — Ну что ты, право слово! Зачем людей пугаешь?
Густав опустил голову, пряча улыбку. Но уже через мгновение посмотрел на меня по-прежнему серьезно.
— А все-таки? — переспросил он. — Как же ты наказала нахального мальчишку?
— Поймала и засунула ужа ему в штаны, — честно сказала я. — Кто же знал, что эти ползучие твари кусаться умеют, если сильно напуганы. Вот он и цапнул бедолагу за… — Замялась, осознав, что будет совершенно неправильно в мужском обществе озвучить пострадавшую часть тела хулигана, и неопределенно махнула рукой, завершив: — Короче, за очень важное место он его укусил.
— За самое важное место для любого мужчины! — торжественно провозгласил отец, важно вздев указательный палец. — Вечером к нам целая делегация из деревни пожаловала. Сам малец, опухший от слез, его матушка, даже полуслепую бабку притащили. Батя-то постеснялся в детских разборках участвовать. И потребовали от нас денежного возмещения столь серьезной травме. А то вдруг несчастный в будущем мужскую силу потеряет.
— Как будто уж ему откусил что, — фыркнула я. — И небольно они совсем кусаются. Зубов-то у них нет считай.
— Неужели ты проверяла? — весело ужаснулся Густав.
— Ну да. — Я пожала плечами. — Интересно было, из-за чего такой шум да гам. Этих ужей на озере полно было. Поймала одного да палец сунула. Так, царапнул слегка. Только от испуга описал меня всю.
— Отчаянная ты девушка! — Густав восхищенно покачал головой. — Представить себе не могу, чтобы Клео по доброй воле взяла в руки что-нибудь подобное.
— Простите за прямоту, но еще это было очень глупо, — подал голос Фредерик. — А если бы это была гадюка? Они ведь так похожи.
— Уж похож на гадюку? — с сарказмом переспросила я. — В каком это месте, интересно?
— Они змеи. — Фредерик выразительно поежился. — Шипят и ползают.
— Да, но только у ужа желтые, так сказать, «ушки» на голове, то бишь, пятнышки, — пояснила я. — А гадюка сплошь серая.
Фредерик открыл было рот, желая продолжить спор, но его остановил мой отец.
— Не стоит, молодой человек, — веско сказал он. — В чем-чем, а в этом Мелисса разбирается. Уж очень любила в детстве читать. Считай, всю нашу библиотеку изучила, а она, уж поверьте, у нас одна из самых больших в городе. Вот только предпочитала не любовные романы, а книги по естествознанию, растениеводству и минералам. На изучении последних и остановилась.
Фредерик как-то странно поджал губы, как будто ему чем-то было неприятно высказывание моего отца. А вот Густав посмотрел на меня с явным уважением.
— Так чем дело с мальчиком закончилось? — спросил Северин, который как раз перестал кашлять. — Надеюсь, ты, Дуглас, гнал всю эту семейку поганой метлой?
— Да нет. — Отец досадливо поморщился. — Пришлось пару серебряных дать. Этот же дурень с перепуга решил, что Мелисса ему настоящую гадюку в штаны сунула. А в деревнях верят, что яд змей земля вытягивает. Ну пацан и натер себе кое-что. Да как следует. У него там опухло все — аж жуть. Мать его при мне мальцу штаны стащила, чтобы показать, что моя дочка натворила. Там без знахарки уже обойтись нельзя было.
Густав прикрыл лицо ладонями. Его плечи мелко затряслись в беззвучном хохоте.
Ишь, веселится как. Если честно, не вижу ничего смешного в той истории. Меня ею потом на всех семейных праздниках попрекали.
— Да, сынок, боевая тебе жена достанется, — с уважением протянул Северин. — Такую лучше не злить.
— Так что у вас со лбом? — вернулся Фредерик к тому вопросу, с чего начался эта история. Криво ухмыльнулся, добавив: — Неужели очередной подвиг Мелиссы?
— Да нет, пустяки. — Густав рассеянно махнул рукой. — В темноте не заметил низкой ветки дерева да ударился. — Помолчал немного и добавил с нескрываемой иронией: — Полагаю, если бы я каким-либо образом обидел Мелиссу, то ее месть была бы куда более изощренной.
— Это точно, — подтвердил отец. — Так что, Густав, будь с ней осторожней. Как говорится, в тихом омуте водяные водятся.
— Если на этом мы завершили обсуждение моей скромной персоны, то я предпочла бы пойти к себе, — резко сказала я и встала.
В конце концов, сколько можно? Уже второй раз про меня говорят в моем же присутствии. Может быть, напомнить, что, вообще-то, это неприлично? Хотя знаю я отца. Лишь посмеется над моим утверждением да вспомнит еще какой-нибудь подвиг из моего детства. Этих историй у него с избытком припасено.
Одновременно со мной встал и Фредерик.
— Я тоже желаю испросить позволения удалиться, — прохладно проговорил он. — Хочу в одиночестве закончить несколько эскизов, которые набросал сегодня.
Северин и мой отец, не сговариваясь, скривились и переглянулись. Даже по лицу Густава скользнула какая-то непонятная быстрая тень.
— Конечно, не смеем вас задерживать, — произнес отец. Хмыкнул и с нажимом добавил: — Мелисса, минут через пять я зайду и пожелаю тебе спокойной ночи.
Ага, беспокоится, что мы сейчас с Фредериком уединимся и примемся предаваться пороку, поэтому хочет проверить, что я точно ложусь спать в одиночестве.
— Конечно, папуля, — проворковала я.
И отправилась прочь.
Фредерик поспешил за мной. Мы молча миновали холл, поднялись на второй этаж, погруженный в приятный полумрак. Лишь под потолком дремал переведенный на минимум магический шар.
И тут Фредерик развернулся ко мне. Это произошло настолько внезапно, что я испуганно отшатнулась, не понимая, что он задумал. Но в следующее мгновение он одним стремительным движением преодолел разделяющее нас расстояние, привлек к себе и впился требовательным поцелуем в губы.
