Парк Победы
Предисловие
В данном предисловии я сразу, не кривя душой, могу сказать, что главный герой этой книги умрёт. Тот, чьё любопытство уже удовлетворено, может смело ставить её обратно. Казалось бы, и мне после такой определённости уже не стоит начинать писать данное произведение. Но ведь безумно интересно, почему он умрёт и при каких обстоятельствах. А ещё интереснее то, кто же из героев в итоге окажется главным.
Казалось бы, мне и из интереса не стоит начинать это писать. Ведь тогда я стану причиной гибели невинного человека. Но не всё так просто. Если бы я мог не писать о нём, я бы не писал. И уж конечно я бы никогда не сел за роман, если бы это могло спасти его. Но я, наоборот, чувствую, что он уже погибает. Медленно, но верно он скатывается в Бездну. И я должен выяснить, почему.
Ева была довольно странным существом. Её пагубное пристрастие к сигаретам и девушкам полностью компенсировалось её лёгкой приятной улыбкой. Красное полусладкое шло ей. Настолько, что могло бы течь в её крови. Я чувствовал незримую теплоту при её приближении.
С сигаретой и большими очками она выглядела как отбившийся как отбившийся от воспитания подросток, безмерно тоскующий от неразделённой любви к усопшему Элвису. Трудно сказать, что ей это не шло, но во мне периодический во мне просыпался папаша, готовый в любой момент вырвать из её рук сигарету и начать читать гневные нотации.
Да только мало с кем можно было гулять так под пасмурным небом и чувствовать себя невероятно спокойно. Говоря грубо, у меня никого и нет кроме неё. Я человек не вежливый и неинтересный. Не блещущий разнообразием увлечений или высокими духовными принципами. Доживающий свой век без особого пафоса и фанатизма. Как же скучно было бы в этом мире, если бы не она.
- Вообще я Гамлет,- говорила она,- У меня любовь к драме по жизни. Если кому-то грустно, я обязательно к нему пристану. И вытащу из грусти. Но с ней я этого сделать не смогла. Потому что грусти у неё было слишком много. И она начала засасывать меня внутрь.
- А из грусти можно вытащить?
- Ну, с тобой это уже бесполезно. Ты же Бальзак типичный. Что я могу сделать, если у тебя мировоззрение такое, что всё говно? Ну, а если совсем грустно станет, то вот она я.
Ева широко расставила руки. Я улыбнулся.
Мы долго гуляли. Я не заметил, как пролетело время, и мы проболтали о всякой фигне. Вскоре я проводил её до остановки.
- Кучу народу на неделе отшила на встретиться.
- Я прямо чувствую себя особенным.
- Ну, я же тебя люблю.
Я крепко обнял её, и она села в автобус. Я шёл домой. Дождь поливал сверху. Дождь не мешал думать.
На Ваганьковском кладбище всегда была особенно зелёная трава. Особенно свежий запах здесь у сосен, стоящих вокруг. Как и тогда, было странное ощущение, что усопший жив. Здесь был именно тот человек, который просто не мог умереть. Он словно смотрел на меня откуда-то отсюда, между сосен. Пока я крошил здесь печенье. Кто-то сказал мне, что так нужно делать. За столько лет я так и не смог привыкнуть к тому, что не поговорю с ним. Мне предстояло уехать в другой город. Значит, оставить эти места, многих своих друзей… и его. На могилу к нему я приехал, спустя четыре года, и, чёрт знает, приеду ли ещё. Я положил две розы возле венков и пошёл дальше, один раз оглянувшись на крест.
Жизнь протекала слишком обыденно и неприметно. Квартира, купленная родителями в столице, была захламлена книгами и пылью. Всё протекало спокойно и постепенно. От детства, в котором реальность полностью заменяли мечты до юности без особых метаний и жеданий.
Остался только интерес к природе человека. Странное создание, человек. История человечества имела постоянную цикличность и состояла в накоплении предрассудков в попытках избавиться от них. Люди проявляли себя по разному, хотя вели в целом одинаково. Его статьи немного развеивали скуку и расслабляли мозг. И кто-то их даже печатал. Как-то так он и существовал.
А знал бы он, какой будет отходняк после неё, может никогда б и не подошёл к ней. Это была одна из тех дурацких историй, которые все почему-то помнят, а следовало бы забыть. Они порождают чувство чуда и особенного вкуса жизни, которого совершенно нет в остальных жизненных событиях по типу поступления в институт, поиска работы, покупки хлеба.
Она продавала мороженное возле моста, где он часто гулял, и выглядела немного уставшей. Как будто она раздавала счастье, а самой быть счастливой уже надоело. Она могла быть счастливой, когда ей этого захочется. Эта улыбка могла парализовать хама и пробудить из мёртвых депрессующего неформала. Она улыбалась легко и непринуждённо. Но сама ка будто рвалась ввысь. Далеко от этих людей и от мороженного. Она всегда была немного грустная, но звонче и громче всех смеялась.
Позже она скажет, что он всё переврал. И что не было всего этого. Но это будет потом. Он не видел более очаровательного объекта для наблюдения. А потом и перестал что-то кроме неё замечать. И однажды какой-то чёрт дёрнул его подойти и заговорить.
- Вам какое?
- А какое вам больше нравится?
- Ну, пусть будет клубничное…- безразлично ответила она,- Они все вкусные.
- Ну, тогда сделайте с шариком клубничного.
- Потрясающий выбор,- немного кокетливо сказала она. С вас 52.
- Это вам.
- Ой,- улыбнулась она.
Добыть её контакты оказалось на удивление легко. И на прогулку она согласилась. Как выяснилось, и она, порой, поглядывала на его сутулую слоняющуюся фигуру и хотела окликнуть, поговорить. Не всегда он даже помнил, о чём они разговаривали. Но ему было безумно интересно с ней. И она тоже любила с ним гулять. Но не более того.
Он хотел втереться к ней в доверие. Стать для неё особенным. Но, каковы были его успехи, сказать было трудно. Вроде бы, им вместе было весело и хорошо. Вроде бы она радовалась при виде него и крепко обнимала. Даже дала странное прозвиже… Но дальше это никак не развивалось. Она появлялась и исчезала, когда ей вздумается. И после каждой новой встречи он чувствовал всё отчётливее ломку, которую ему было не с чем сравнить.
Запретных вещей Сергей не пробовал. Но, сидя в своей пыльной квартирке и черкая какие-то записки, он иногда чувствовал, как его руки начинают дрожать, сердце непривычно шумно колотится, зубы стучат и внутри что-то будто бы сводит. Так иногда случалось. Если она не отвечала, то уже с концами. Хоть голову о стену разбей.
Будни он проводил за чтением книг, которых было у него великое множество. Закупал он их кучами, а читал мельком. Что-то было прочитано на треть, а где-то до половины. Или вовсе несколько страниц. Но там обязательно была закладка-стикер на случай, если он снова решит вернуться к книге. После наклеивания закладки его внимание как правило переключалось на другую книгу. Зато в доме всегда было, что почитать.
Таким образом, в голове Сергея множество историй переплетались в весьма странный, причудливый но очень увлекательный мир. Написанные истории были гораздо занимательнее большинства людей, и уж точно не приносили таких проблем, как девушки. В книги зароешься, и чувствуешь себя человеком.
Впрочем, был у него один друг. Ибо как у затворника может не быть друга, который прокурит, натравит пошлых анекдотов и историй о любовных похождениях, проверит, не сдох ли Серый, расскажет про странную девчонку, которая делит всех людей по принципу какой-то соционики и пъёт кофе как воду, а вино как кофе. У них вроде даже ничего не было. Высокая духовная связь.
Никто не знал, каким Пашка был в душе романтиком. Ему шли чёрные рубашки, щетина и серый печальный взгляд. Подрабатывал Пашка барменом и мог неплохо кутить на чаевые. От дам тоже отбоя не было, но частенько он добывал бутылочку хорошего вискаря и наведывался к Серому, обсудить смысл жизни.
Совесть свою он давно оставил в счастливых отроческих годах, но поговорить по душам всё равно было не с кем, кроме одного философа без сцены. Образование им опостылело ещё на втором курсе, и оставалось только бродить вместе по коридорам извечных философских вопросов и загадок непостижимой вселенной.
Чаще всего бутылка даже не открывалась и пополняла коллекцию Серёги за шкафом. В укромном месте она была на случай, если нагрянут родители. Но иногда без бутылки был прямо-таки никак. Особенно, когда речь заходила о дамах и их врождённой ветрености. В общем, скучно им не было. Пашка даже пытался брать у Сергея какие-то книги, но потом их все вернул, даже не прикоснувшись.
Ну, а больше в жизни Сергея ничего интересного не было. Если он не черкал заметки или статьи и не читал, то лежал на диване, смотрел на погоду за окном, и слушал, как мимо грохочет поезд, проходящий через всю Москву. За окном прыгали сороки и воробьи, кошаки бегали по карнизам. Где-то отдалённо слышался романтичный гул поезда.
В детстве Василий любил ездить на поездах. Лежать на второй полке и мечтать, глядя на проносящиеся деревья. Поезд ассоциировался с путешествиями, каникулами, с летом. Как будто каждый раз поезд мог взять и увезти в волшебную страну. Хоть слабая, но надежда была.
Сейчас же духота купэйного вагона не казалась ему чем-то волшебным. Стояла ночь. Поезд стоял на плохо освещённой станции, казалось, уже целую вечность. Стихи не писались. Снизу торжественно похрюкивал какой-то полноватый мужик с голым торсом. Прямо над ним ещё один старательно аккомпанировал ему протяжным свистом. Весело было. А поезд не двигался. Спать не хотелось, и делать было нечего.
Вдруг, в кромешной тьме посреди ночи телефон запищал. Пришла смс от неё: «Жду не дождусь, когда ты приедешь». Ну, хоть что-то радовало.
Анна Розовальская сидела в кафе и скучала. В этой стране слишком долго несли даже кофе. Впрочем, другой она никогда не видела. Но корни её уходили то ли в Германию, то ли во Францию. Туда, где цивилизация и нет всякого быдла. Сейчас ей оставалось только фотографировать себя на планшет и листать чужие ленты с фотографиями в соц. сетях.
Вскоре появилась Леночка в тоненькой блузке и обтягивающей юбке. За Леночкой потянулись взгляды посетителей.
- Приве-ет. Ты чего так долго?
- Да, с фотками замоталась. Я ж теперь великий фотограф. Скоро портфолио будет. На свадьбах буду зарабатывать.
- Понятно. Кто бы мне за фотки платил. Всю душу в них вкладываю.
- Ну, тебя же родители не напрягают, пока учишься.
- Ну да, а потом в офис, либо на панель сразу.
-А-ха-ха. Да вообще. Я вот массажистом хотела устроиться по объявлению. Там сто штук в месяц обещали. Пришла на собеседование. Там девчонка объясняет: «Приводишь клиента за руку. Садишь его. Делаешь ему…» Я еле выбежать оттуда успела, короче.
- А что ты хотела за сто штук?
- Ну, я ж больная. Не сообразила. А у тебя какие планы?
- Да, как обычно, глобальные. Что делать в жизни… Начать нормально учиться. Подтянуть языки. Найти, наконец, работу. Получить права на всякий случай. Найти друзей, а то сейчас общаюсь только с пятью людьми. Остальные затерялись. И просто свалить навсегда в Париж с каким-нибудь олигархом. Непонятно только, когда жить.
- А с Пашкой ты уже не общаешься? Раньше он тебя развлекал.
- Да, он сам постоянно в депрессии. Задолбал. Раньше весело было послушать его дуракие истории про то, что восьмое марта – это день проституток, так как эта самая феминистка, ка её там, изменяла своему мужу. И что все феминистки – шлюхи, которые набивают себе цену. Ты просто слушаешь этот маразм и ржёшь как ненормальная. Не знаю, почему. Наверное, потому, что говорит уверенно.
А теперь он начал ныть, что любовь – это способ организма лечиться от вечного неудовлетворения. Ну, ты понимаешь, о чём я. Ну вот, а когда парень ноет, мне дико противно становится. Как будто меня начинают грязью поливать. Даже не чужими проблемами, а именно грязью.
- И что, вы перестали общаться?
-Да, почти.
- Жаль. А вот я бы с ним хотела познакомиться.
- Да, я бы не советовала. Да и в этом плане он… так себе.
- Да прям?
- А что ты хотела? Чем больше понтов, тем меньше сути.
- Может, ты на него на что-то обижена?
- Мне-то за что на этого дурака обижаться? Если ты о прошлом, то это уже давно было. На Пашку обижаться как на обезьяну в зоопарке.
- Да, не знаю я, как об этом говорить. Понимаешь… Он просто человек не простой. Со своими заморочками. Я даже не знаю, как объяснить.
- Да, я поняла, кажется. Который хочет, чтобы всё идеально было. Как в кино. И что бы ты ему не уставал удивляться.
- Как-то так. Только знаешь, он совсем не идеальный. С ним комфортно, потому что он в принципе понимающий, но не более того. Я не могу дать ему этого обожания. Там… поклонения.
- А ты уверена, что это именно поклонение?
- А что это?
- Ну, если дашь романтику почувствовать себя волшебным рыцарем, то он для тебя горы готов свернуть.
- Ну, а потом игры заканчиваются, и ты понимаешь, что положиться на него не можешь.
- Почему?
- Фиг знает. Не можешь, и всё. Я могу, конечно, номер дать, но сразу говорю, что это на один раз.
- Да, я просто поговорить. О чём ты?
- Да, я ж только за, если у него всё сложится. Да только он сам не понимает, чего ему надо.
- Человеку этого вообще не дано понять.
- А чего ты им так заинтересовалась-то? Видела его что ли недавно?
- Не-ет. Ну, да. Он очень обходительный был.
- Он со всеми такой,- устало махнула Анна рукой.
- Я просто подумала, что с ним интересно будет поговорить.
- Может быть… Может…
Я чувствую что я слаб. Не обделён судьбой. Не обижен. А именно слаб. В какой-то момент я полностью потерял ощущение того, что со мной происходит. Я еду в ВУЗ, который мне не нравится. Город, который мне не нравится, просто потому, что там действительно лучше. Там больше всего. Больше жизни и мельтешащих людей. И я еду туда, чтобы мельтешить вместе с ними.
Мои светлые мечты заняться поэзией почти канули на дно. То есть, плести рифмы, когда грустно, я, конечно, не перестану, но мои рифмы едва ли переживут меня. Что делать. Тщеславие, говорят, это порок. А трудиться нужно во имя гуманистических идеалов человечества. Хотя, и это может оказаться абсурдом и привести человечество к вымиранию.
Но есть в моём сердце надежда, сам не понимаю, на что. Есть в жизни вещи, хотя их и не очень много, ради которых стоит совершать самые абсурдные поступки и ездить чёрт знает, куда. Есть вещи, о которых так просто не напишешь, даже если вдохновение будет распирать тебя изнутри. Именно те, что пытались описать в тысячах произведений, но получилось как-то так себе. Есть вещи, помимо которых, кажется, в жизни ничего не существует.
Ранним утром Пашка сидел на скамейке возле общежития и заливал в мозг бутылочку, он плохо понимал, чего. Его тело немного знобило. Но выйти подышать он был обязан. Не спалось. Хотя, кошмаров уже давно не было. Просто не спалось. Иногда ему казалось, что он вовсе не спал. А иногда, что и не просыпался, а продолжает втыкать. Скоро будет новый учебный год. Точнее послезавтра. Хоть Серёгу удасться повидать. Если б не общение с Серёгой, в принципе, можно было бы уже и повеситься ради интереса.
Предисловие
В данном предисловии я сразу, не кривя душой, могу сказать, что главный герой этой книги умрёт. Тот, чьё любопытство уже удовлетворено, может смело ставить её обратно. Казалось бы, и мне после такой определённости уже не стоит начинать писать данное произведение. Но ведь безумно интересно, почему он умрёт и при каких обстоятельствах. А ещё интереснее то, кто же из героев в итоге окажется главным.
Казалось бы, мне и из интереса не стоит начинать это писать. Ведь тогда я стану причиной гибели невинного человека. Но не всё так просто. Если бы я мог не писать о нём, я бы не писал. И уж конечно я бы никогда не сел за роман, если бы это могло спасти его. Но я, наоборот, чувствую, что он уже погибает. Медленно, но верно он скатывается в Бездну. И я должен выяснить, почему.
Ева была довольно странным существом. Её пагубное пристрастие к сигаретам и девушкам полностью компенсировалось её лёгкой приятной улыбкой. Красное полусладкое шло ей. Настолько, что могло бы течь в её крови. Я чувствовал незримую теплоту при её приближении.
С сигаретой и большими очками она выглядела как отбившийся как отбившийся от воспитания подросток, безмерно тоскующий от неразделённой любви к усопшему Элвису. Трудно сказать, что ей это не шло, но во мне периодический во мне просыпался папаша, готовый в любой момент вырвать из её рук сигарету и начать читать гневные нотации.
Да только мало с кем можно было гулять так под пасмурным небом и чувствовать себя невероятно спокойно. Говоря грубо, у меня никого и нет кроме неё. Я человек не вежливый и неинтересный. Не блещущий разнообразием увлечений или высокими духовными принципами. Доживающий свой век без особого пафоса и фанатизма. Как же скучно было бы в этом мире, если бы не она.
- Вообще я Гамлет,- говорила она,- У меня любовь к драме по жизни. Если кому-то грустно, я обязательно к нему пристану. И вытащу из грусти. Но с ней я этого сделать не смогла. Потому что грусти у неё было слишком много. И она начала засасывать меня внутрь.
- А из грусти можно вытащить?
- Ну, с тобой это уже бесполезно. Ты же Бальзак типичный. Что я могу сделать, если у тебя мировоззрение такое, что всё говно? Ну, а если совсем грустно станет, то вот она я.
Ева широко расставила руки. Я улыбнулся.
Мы долго гуляли. Я не заметил, как пролетело время, и мы проболтали о всякой фигне. Вскоре я проводил её до остановки.
- Кучу народу на неделе отшила на встретиться.
- Я прямо чувствую себя особенным.
- Ну, я же тебя люблю.
Я крепко обнял её, и она села в автобус. Я шёл домой. Дождь поливал сверху. Дождь не мешал думать.
На Ваганьковском кладбище всегда была особенно зелёная трава. Особенно свежий запах здесь у сосен, стоящих вокруг. Как и тогда, было странное ощущение, что усопший жив. Здесь был именно тот человек, который просто не мог умереть. Он словно смотрел на меня откуда-то отсюда, между сосен. Пока я крошил здесь печенье. Кто-то сказал мне, что так нужно делать. За столько лет я так и не смог привыкнуть к тому, что не поговорю с ним. Мне предстояло уехать в другой город. Значит, оставить эти места, многих своих друзей… и его. На могилу к нему я приехал, спустя четыре года, и, чёрт знает, приеду ли ещё. Я положил две розы возле венков и пошёл дальше, один раз оглянувшись на крест.
Жизнь протекала слишком обыденно и неприметно. Квартира, купленная родителями в столице, была захламлена книгами и пылью. Всё протекало спокойно и постепенно. От детства, в котором реальность полностью заменяли мечты до юности без особых метаний и жеданий.
Остался только интерес к природе человека. Странное создание, человек. История человечества имела постоянную цикличность и состояла в накоплении предрассудков в попытках избавиться от них. Люди проявляли себя по разному, хотя вели в целом одинаково. Его статьи немного развеивали скуку и расслабляли мозг. И кто-то их даже печатал. Как-то так он и существовал.
А знал бы он, какой будет отходняк после неё, может никогда б и не подошёл к ней. Это была одна из тех дурацких историй, которые все почему-то помнят, а следовало бы забыть. Они порождают чувство чуда и особенного вкуса жизни, которого совершенно нет в остальных жизненных событиях по типу поступления в институт, поиска работы, покупки хлеба.
Она продавала мороженное возле моста, где он часто гулял, и выглядела немного уставшей. Как будто она раздавала счастье, а самой быть счастливой уже надоело. Она могла быть счастливой, когда ей этого захочется. Эта улыбка могла парализовать хама и пробудить из мёртвых депрессующего неформала. Она улыбалась легко и непринуждённо. Но сама ка будто рвалась ввысь. Далеко от этих людей и от мороженного. Она всегда была немного грустная, но звонче и громче всех смеялась.
Позже она скажет, что он всё переврал. И что не было всего этого. Но это будет потом. Он не видел более очаровательного объекта для наблюдения. А потом и перестал что-то кроме неё замечать. И однажды какой-то чёрт дёрнул его подойти и заговорить.
- Вам какое?
- А какое вам больше нравится?
- Ну, пусть будет клубничное…- безразлично ответила она,- Они все вкусные.
- Ну, тогда сделайте с шариком клубничного.
- Потрясающий выбор,- немного кокетливо сказала она. С вас 52.
- Это вам.
- Ой,- улыбнулась она.
Добыть её контакты оказалось на удивление легко. И на прогулку она согласилась. Как выяснилось, и она, порой, поглядывала на его сутулую слоняющуюся фигуру и хотела окликнуть, поговорить. Не всегда он даже помнил, о чём они разговаривали. Но ему было безумно интересно с ней. И она тоже любила с ним гулять. Но не более того.
Он хотел втереться к ней в доверие. Стать для неё особенным. Но, каковы были его успехи, сказать было трудно. Вроде бы, им вместе было весело и хорошо. Вроде бы она радовалась при виде него и крепко обнимала. Даже дала странное прозвиже… Но дальше это никак не развивалось. Она появлялась и исчезала, когда ей вздумается. И после каждой новой встречи он чувствовал всё отчётливее ломку, которую ему было не с чем сравнить.
Запретных вещей Сергей не пробовал. Но, сидя в своей пыльной квартирке и черкая какие-то записки, он иногда чувствовал, как его руки начинают дрожать, сердце непривычно шумно колотится, зубы стучат и внутри что-то будто бы сводит. Так иногда случалось. Если она не отвечала, то уже с концами. Хоть голову о стену разбей.
Будни он проводил за чтением книг, которых было у него великое множество. Закупал он их кучами, а читал мельком. Что-то было прочитано на треть, а где-то до половины. Или вовсе несколько страниц. Но там обязательно была закладка-стикер на случай, если он снова решит вернуться к книге. После наклеивания закладки его внимание как правило переключалось на другую книгу. Зато в доме всегда было, что почитать.
Таким образом, в голове Сергея множество историй переплетались в весьма странный, причудливый но очень увлекательный мир. Написанные истории были гораздо занимательнее большинства людей, и уж точно не приносили таких проблем, как девушки. В книги зароешься, и чувствуешь себя человеком.
Впрочем, был у него один друг. Ибо как у затворника может не быть друга, который прокурит, натравит пошлых анекдотов и историй о любовных похождениях, проверит, не сдох ли Серый, расскажет про странную девчонку, которая делит всех людей по принципу какой-то соционики и пъёт кофе как воду, а вино как кофе. У них вроде даже ничего не было. Высокая духовная связь.
Никто не знал, каким Пашка был в душе романтиком. Ему шли чёрные рубашки, щетина и серый печальный взгляд. Подрабатывал Пашка барменом и мог неплохо кутить на чаевые. От дам тоже отбоя не было, но частенько он добывал бутылочку хорошего вискаря и наведывался к Серому, обсудить смысл жизни.
Совесть свою он давно оставил в счастливых отроческих годах, но поговорить по душам всё равно было не с кем, кроме одного философа без сцены. Образование им опостылело ещё на втором курсе, и оставалось только бродить вместе по коридорам извечных философских вопросов и загадок непостижимой вселенной.
Чаще всего бутылка даже не открывалась и пополняла коллекцию Серёги за шкафом. В укромном месте она была на случай, если нагрянут родители. Но иногда без бутылки был прямо-таки никак. Особенно, когда речь заходила о дамах и их врождённой ветрености. В общем, скучно им не было. Пашка даже пытался брать у Сергея какие-то книги, но потом их все вернул, даже не прикоснувшись.
Ну, а больше в жизни Сергея ничего интересного не было. Если он не черкал заметки или статьи и не читал, то лежал на диване, смотрел на погоду за окном, и слушал, как мимо грохочет поезд, проходящий через всю Москву. За окном прыгали сороки и воробьи, кошаки бегали по карнизам. Где-то отдалённо слышался романтичный гул поезда.
В детстве Василий любил ездить на поездах. Лежать на второй полке и мечтать, глядя на проносящиеся деревья. Поезд ассоциировался с путешествиями, каникулами, с летом. Как будто каждый раз поезд мог взять и увезти в волшебную страну. Хоть слабая, но надежда была.
Сейчас же духота купэйного вагона не казалась ему чем-то волшебным. Стояла ночь. Поезд стоял на плохо освещённой станции, казалось, уже целую вечность. Стихи не писались. Снизу торжественно похрюкивал какой-то полноватый мужик с голым торсом. Прямо над ним ещё один старательно аккомпанировал ему протяжным свистом. Весело было. А поезд не двигался. Спать не хотелось, и делать было нечего.
Вдруг, в кромешной тьме посреди ночи телефон запищал. Пришла смс от неё: «Жду не дождусь, когда ты приедешь». Ну, хоть что-то радовало.
Анна Розовальская сидела в кафе и скучала. В этой стране слишком долго несли даже кофе. Впрочем, другой она никогда не видела. Но корни её уходили то ли в Германию, то ли во Францию. Туда, где цивилизация и нет всякого быдла. Сейчас ей оставалось только фотографировать себя на планшет и листать чужие ленты с фотографиями в соц. сетях.
Вскоре появилась Леночка в тоненькой блузке и обтягивающей юбке. За Леночкой потянулись взгляды посетителей.
- Приве-ет. Ты чего так долго?
- Да, с фотками замоталась. Я ж теперь великий фотограф. Скоро портфолио будет. На свадьбах буду зарабатывать.
- Понятно. Кто бы мне за фотки платил. Всю душу в них вкладываю.
- Ну, тебя же родители не напрягают, пока учишься.
- Ну да, а потом в офис, либо на панель сразу.
-А-ха-ха. Да вообще. Я вот массажистом хотела устроиться по объявлению. Там сто штук в месяц обещали. Пришла на собеседование. Там девчонка объясняет: «Приводишь клиента за руку. Садишь его. Делаешь ему…» Я еле выбежать оттуда успела, короче.
- А что ты хотела за сто штук?
- Ну, я ж больная. Не сообразила. А у тебя какие планы?
- Да, как обычно, глобальные. Что делать в жизни… Начать нормально учиться. Подтянуть языки. Найти, наконец, работу. Получить права на всякий случай. Найти друзей, а то сейчас общаюсь только с пятью людьми. Остальные затерялись. И просто свалить навсегда в Париж с каким-нибудь олигархом. Непонятно только, когда жить.
- А с Пашкой ты уже не общаешься? Раньше он тебя развлекал.
- Да, он сам постоянно в депрессии. Задолбал. Раньше весело было послушать его дуракие истории про то, что восьмое марта – это день проституток, так как эта самая феминистка, ка её там, изменяла своему мужу. И что все феминистки – шлюхи, которые набивают себе цену. Ты просто слушаешь этот маразм и ржёшь как ненормальная. Не знаю, почему. Наверное, потому, что говорит уверенно.
А теперь он начал ныть, что любовь – это способ организма лечиться от вечного неудовлетворения. Ну, ты понимаешь, о чём я. Ну вот, а когда парень ноет, мне дико противно становится. Как будто меня начинают грязью поливать. Даже не чужими проблемами, а именно грязью.
- И что, вы перестали общаться?
-Да, почти.
- Жаль. А вот я бы с ним хотела познакомиться.
- Да, я бы не советовала. Да и в этом плане он… так себе.
- Да прям?
- А что ты хотела? Чем больше понтов, тем меньше сути.
- Может, ты на него на что-то обижена?
- Мне-то за что на этого дурака обижаться? Если ты о прошлом, то это уже давно было. На Пашку обижаться как на обезьяну в зоопарке.
- Да, не знаю я, как об этом говорить. Понимаешь… Он просто человек не простой. Со своими заморочками. Я даже не знаю, как объяснить.
- Да, я поняла, кажется. Который хочет, чтобы всё идеально было. Как в кино. И что бы ты ему не уставал удивляться.
- Как-то так. Только знаешь, он совсем не идеальный. С ним комфортно, потому что он в принципе понимающий, но не более того. Я не могу дать ему этого обожания. Там… поклонения.
- А ты уверена, что это именно поклонение?
- А что это?
- Ну, если дашь романтику почувствовать себя волшебным рыцарем, то он для тебя горы готов свернуть.
- Ну, а потом игры заканчиваются, и ты понимаешь, что положиться на него не можешь.
- Почему?
- Фиг знает. Не можешь, и всё. Я могу, конечно, номер дать, но сразу говорю, что это на один раз.
- Да, я просто поговорить. О чём ты?
- Да, я ж только за, если у него всё сложится. Да только он сам не понимает, чего ему надо.
- Человеку этого вообще не дано понять.
- А чего ты им так заинтересовалась-то? Видела его что ли недавно?
- Не-ет. Ну, да. Он очень обходительный был.
- Он со всеми такой,- устало махнула Анна рукой.
- Я просто подумала, что с ним интересно будет поговорить.
- Может быть… Может…
Я чувствую что я слаб. Не обделён судьбой. Не обижен. А именно слаб. В какой-то момент я полностью потерял ощущение того, что со мной происходит. Я еду в ВУЗ, который мне не нравится. Город, который мне не нравится, просто потому, что там действительно лучше. Там больше всего. Больше жизни и мельтешащих людей. И я еду туда, чтобы мельтешить вместе с ними.
Мои светлые мечты заняться поэзией почти канули на дно. То есть, плести рифмы, когда грустно, я, конечно, не перестану, но мои рифмы едва ли переживут меня. Что делать. Тщеславие, говорят, это порок. А трудиться нужно во имя гуманистических идеалов человечества. Хотя, и это может оказаться абсурдом и привести человечество к вымиранию.
Но есть в моём сердце надежда, сам не понимаю, на что. Есть в жизни вещи, хотя их и не очень много, ради которых стоит совершать самые абсурдные поступки и ездить чёрт знает, куда. Есть вещи, о которых так просто не напишешь, даже если вдохновение будет распирать тебя изнутри. Именно те, что пытались описать в тысячах произведений, но получилось как-то так себе. Есть вещи, помимо которых, кажется, в жизни ничего не существует.
Ранним утром Пашка сидел на скамейке возле общежития и заливал в мозг бутылочку, он плохо понимал, чего. Его тело немного знобило. Но выйти подышать он был обязан. Не спалось. Хотя, кошмаров уже давно не было. Просто не спалось. Иногда ему казалось, что он вовсе не спал. А иногда, что и не просыпался, а продолжает втыкать. Скоро будет новый учебный год. Точнее послезавтра. Хоть Серёгу удасться повидать. Если б не общение с Серёгой, в принципе, можно было бы уже и повеситься ради интереса.
