Сам он давно ничего правильного не видел. Только силу и твёрдость он воспринимал как правду. Только уверенность и прямота в его круге признавались как источник правоты. А вот через её глаза, улыбку, прикосновение её руки… правда лилась чистая, светлая, ничем не обусловленная.
В этой правде не было боли. Эта правда не вступала в столкновение с реальностью. Не звучала как приговор. Она просто лилась через Эльзин немного детский голосок. Внезапно Олег почему-то решил задать вопрос:
- А ты видела Бога?
Эльза отрывисто рассмеялась:
- Ты знаешь, его нельзя увидеть. Некоторые вещи не видят. Их чувствуют.
Осенний запах её волос всё сильнее пьянил. Олег готов был слепо внимать каждому слову. Он не совсем понимал, что с ним происходит. Туда, куда она его позовёт.
- Когда мне совсем печально, и я будто бы опустошаюсь…- говорила Эльза,- Когда во мне ничего уже не остаётся, даже тоски, в этот момент я будто бы очищаюсь. И тогда я сильнее всего чувствую его присутствие. Он греет меня изнутри. И так тепло и светло сразу становится от того, что он за мной наблюдает. И от того, что он любит меня. Это не передать,- говорила она, улыбаясь.
- Странно, ответил Олег,- Я никогда ничего подобного не чувствовал.
- Ну, ты, наверное… просто не обращал на это внимания. Не прислушивался к себе. И тогда ты всё это время мог просто не слышать его голоса. Не ощущать его присутствия и помощи. Но он всегда за нами смотрит. И видит нас. Хотя я…
- Чего?
- Я тоже иногда перестаю это чувствовать. И тогда мне становится особенно одиноко. И тоскливо. Мне достаточно грустно, когда он не приходит ко мне. И не шепчет на ухо, что всё хорошо. Так грустно тогда. Я тогда совсем не понимаю, что делать,- развела Эльза по-детски руками.
- Ну может, ты…- неуверенно сказал Олег,- просто тогда не до конца опустошена была. Вот он и не пришёл.
Эльза вновь громко рассмеялась, задрав голову вверх:
- Ты забавный. У тебя мысли всегда такие… нетипичные…- она замахала руками,- Исподвыперх… Ты как будто из-за угла на всё смотришь. Видишь всё в движении.
- Ну, акула, которая не двигается, не способна выжить,- развёл Олег руками.
- Но ты же не акула. Ты же всё-таки человек,- сказала Эльза, начав идти по бордюру и взяв его за руку, чтобы не упасть
- Иногда… акулой быть проще, чем человеком,- улыбнулся Олег.
Эльза развернулась и посмотрела ему в глаза. Яркий золотистый отлив её роговицы вдруг наполнил его душу светом. Она как будто многое этим взглядом ему хотела сказать. И что-то правдивое и важное их в этот момент будто бы объединило.
- Но… Если ты ничего не будешь чувствовать… ты же можешь многое потерять.
Эльза немного поскользнулась. Она практически упала в руки Олегу. Он её поддержал. Она засмеялась, пока Олег ставил её на землю.
- Лучше по асфальту иди,- сказал он,- Я так буду меньше за тебя переживать.
Эльза продолжала по-детски смеяться.
- Хорошо, я послушаюсь, рыцарь мой… Но я тебя всё равно не понимаю!- звонко пролепетала девочка.
- И что же тебе непонятно?- ухмыльнулся Олег.
- Ну…ты как будто всё время находишься в своей борьбе… и костенеешь в ней. Мне начинает казаться, поправь меня, если я не права, что ты себе запрещаешь жить и радоваться жизни до своей некоей победы. Которой никогда не наступит. Ты будто бы и себя готов в жертву принести. И тогда…- она широко раскрыла глаза,- зачем всё это?
Олег поморщился и поджал губы:
- Знаешь, мне трудно это тебе объяснить. Если моя борьба – это по-твоему нечто лишнее, ненужное… Если нет того, за что бы стоило бороться с продажной буржуазией… Если нет Родины, чести, народа, памяти предков… то для чего я вообще живу? Какой тогда смысл в моём существовании, если всё, во что я верю, как ты говоришь, надумано и бессмысленно?
Олег действительно был растерян и несколько раздавлен. Он развёл руки в стороны. Эльза вдруг прижалась к нему. И обняв его, уткнулась ему в грудь носом. Олег слегка обомлел. Она сказала:
- Олег… ты только плохое видишь. Почему ты замечаешь в людях только плохое. Я не хочу тебе зла. Не хочу разрушать твою идею. Я просто хотела бы, чтобы ты увидел ещё и свет. Он есть в тебе. Я это чувствую.
Сердце Олега на мгновение замерло. И после этого забилось с удвоенной силой. Внутри него как будто прорезалось что-то новое. Тёплое и крепкое. Он ощутил в её словах какую-то особенную сопричастность. И на мгновение ему показалось, что именно она способна вывести его из внутреннего тупика. Он довёл её до подъезда, отдал пакет и они снова обнялись. Олег снова ощутил этот запах осени в её волосах.
Такие мгновения надолго врезаются в память. Они заставляют на какое-то время поверить, что жизнь – это нечто большее, чем слипшиеся комки каши на дне тарелки.
- Ты знаешь, ты… очень сильно врезался в моё сознание. И я не могу о тебе не думать. И после того, как у нас… это всё завертелось, я всё время хочу к тебе. И не могу без твоих прикосновений.
Марк гладил пальцы её ног. Она любила чёрный лак. Она всегда любила изящество в мелочах. Ему это нравилось. Как и нравилось ощущение власти над ней. Девушка без мозгов немного содрогалась то щекотки его прикосновений.
Вся обнажённая, гладкая и будто бы выточенная из сандалового дерева. Она почти что резала глаза своей красотой. И тем забавнее было наблюдать её слегка растерянный вид. Взгляд девушки был печален и обращён куда-то в сторону.
- Ну, это сразу было понятно. Понятно, что я тебя чем-то подцепил. Иначе было бы неинтересно.
Она посмотрела на него с прищуром и недоверием, будто бы стараясь найти в его взгляде чуть больше тепла. Потом вдруг сказала:
- Я в последнее время часто влюбляюсь. Причём, глупо и болезненно. Будто пытаюсь найти что-то. Я не знаю, как от этого избавиться.
Марк улыбнулся. Он начал растирать между пальцами её мизинец.
- Но это же здорово. Значит, в твоей жизни очень много ярких ощущений. Значит, ты ещё способна чувствовать.
- А у… тебя?- спросила она невольно,- что ты чувствуешь?
Марк устало сморщился и посмотрел вдаль.
- Я, кошечка, уже давно как будто совсем перестал чувствовать. Мне кажется, я вообще на это теперь не способен. Всё, к чему я чувствовал что-то, оказалось редкостной дрянью.
- Но ты же…- её голос слегка подрагивал,- будешь рядом со мной? Пока что.
Марк внимательно её оглядел. Один вид её беспомощного покрытого мурашками тела погружал его в тёплое мягкое облако удовольствия.
- Да… ты дакая… охрененная вся! Тут ничего не скажешь.
- Охрененная,- повторила она с острой улыбкой.- как сказано-то.
Анна вновь не могла никуда пристроить свои мысли. То есть не могла их вырвать из уже привычного круговорота. Не могла перестать думать о том, что было уже давно и вроде как уже не имело значения. Когда её вновь ломало и мысли были вновь как бы сжаты в мрачном коридоре, из которого невозможно было вырваться, Аню снова подмывало позвонить ему.
И каждый раз она себя одёргивала, стараясь объяснить самой себе, что совершенно незачем циклиться на чём-то. И что жить нельзя мечтами о прошлом и несбыточном, а следовало бы искать живое в том, что существует. Что есть. Нужно карабкаться, а не смотреть по сторонам. И тогда со временем можно прийти к тому, что ищешь.
И порой у неё возникало не очень хорошее предчувствие. Что сейчас лучше не звонить. Он будет не в настроении. И тогда он от неё отвернётся. И она снова себя будет чувствовать… как тогда. Брошенной и потасканной. Нет хуже чувства. Когда она сама себя презирала и ненавидела. И ей хотелось разорвать себя на клочки, чтобы только не чувствовать.
И в этот раз Ане тоже было как-то… не по себе. Она думала, что лучше его сейчас не беспокоить. Она может только разозлить его своей навязчивостью. Выбить его из привычного ритма. А когда Пашка захочет… он сам придёт. И им будет хорошо. Хорошо вместе. Так как никогда раньше. По-другому просто не могло произойти. И всё будет хорошо. А сейчас… Сейчас она может только всё испортить. Её желание… её внутренняя боль может и подождать.
Аня почти убедила себя в этом. Но в этот раз её ломало как-то особенно сильно. Её буквально выламывало из себя. Её нужен был он. Хотя бы услышать его голос. Хотя бы… Она дрожащими руками набирала номер. Не нужно было этого делать. Но ей хотелось.
- Да…- как-то неуверенно сказал он.
- Ты как… там?
- Да я… как-то муторно в последнее время.
- Я хочу тебя.
- Ань…
- Ты должен прийти ко мне. Мне нехорошо.
- Ань…
- Чего тебе стоит? Ну, Паш…
- Ты должна забыть об этом всём. Я… не приду больше.
- Я не справлюсь без тебя. Мне плохо.
- Зачем это тебе? Чего. Ты. От меня. Хочешь?
- Ты знаешь. Я тебя люблю.
- Ты предала меня. Такое нельзя простить.
- Я… была с Игорем только раз. Он тогда дал мне… кое-что. Ты куда-то ушёл… И я была не совсем в себе… И это была другая я. Так получилось.
- Мне говорили и о другом,- ответил Пашка с нервическим смехом,- О многом другом говорили.
- Тебе говорили…- со всхлипом повторила она.
- Да ты и не пыталась ничего отрицать!
- Ты тогда… поставил меня в тупик. Своими обвинениями. Я просто хотела объяснить тебе. Что всё это не важно. Что я люблю тебя. И это важнее всего! А ты ударил меня. И я была просто в ужасе. И мне было трудно тебя простить. Но я смогла. А ты просто ушёл. Как будто ничего не было. Как будто ты не обещал защитить меня.
- Ань, это всё…
- Не говори этого.
- Это всё уже не имеет значения.
- Понимаешь, так нельзя со мной.
- Я больше тебя не люблю. Ты не знаешь того, кто я теперь.
- Знаю. Я всё ещё чувствую нашу связь.
- Это всё теперь прошлое.
Он растеряно положил трубку. Зачем она… Зачем она снова пыталась его ковырять? Что она в нём пыталась найти? Душу, которой у него больше не было? Или чтобы он пытался притворяться тем, кем не является.
Он уже не был социальным существом. В привычном понимании этого. Нет, ему было не до конца плевать. Но и причастным он уже ни к чему не был. Пашка уже не мог ни за что и ни за кого нести ответственность. В детстве у него постоянно ломались машинки. И солдатики. Так странно. Всё, что он некогда любил, у него получалось только ломать. Пашка с двух метров зашвырнул сигарету в урну. Он кивнул охраннику на входе в общагу. И поднялся по ступеням вверх.
В комнате мирно похрапывал Василий. Ему грезились сны о высоком и прекрасном. Он мог видеть во снах и вокруг себя нечто чарующее и возвышенное. Он верил в человеческую искренность и честность, которой в жизни не существовало. Порою, Пашка по-чёрному ему завидовал.
Смешанные чувства теперь испытывал Олег, попивая бутылочку Клинского. С одной стороны эта девчушка его даже чем-то подбешивала. Он проводил её до входа в общежитие, и она улыбнулась его с таким видом, будто между ними нечто промелькнуло. Нечто важное. Она, как и другие, пыталась вмешаться в его убеждения. Перекроить его. А то и сломать. И глупо было бы не чувствовать в её улыбке угрозу.
Но вместе с тем… в её движениях… и её заботливом голосе… Олег как будто узрел и постепенно обретал какую-то давно утраченную веру. Что-то новое и светлое постепенно проникало в его душу. Раньше всё, во что он искренне верил, стремилось его уничтожить. Его борьба, драки, государство… и все, кому он верил.
Всё в окружающем мире таило в себе подводные камни. И за любой улыбкой он привык видеть оскал. Но Эльза словно бы говорила ему взглядом: «Я не рождена здесь. Я не из этих. Я не являюсь частью этого шакального мира. Ты можешь мне доверять».
Доверять кому-либо Олегу и вправду хотелось. Но всё ещё было несколько боязно. Казалось, она может вот так же взять его за руку и провести сквозь мрак его души. Хотя, он уже давно не верил, что может из него выбраться. Слишком много невыразимой и неиссякаемой злости на мир в нём оставалось. И одна девчушка на вряд ли смогла бы унять его гнев. И всё это с самого начала было как-то глупо и бессмысленно.
Так для чего же она в таком случае упала на его голову и вторглась в душу? Зачем так настойчиво пыталась расколупать его и лишить панциря? Она должна понимать, что без брони убеждений он останется слабым и беззащитным. И тогда его будет совсем легко добить и растоптать. Этого они все в конце концов и добиваются. Женщины.
Олег сделал ещё один большой глоток пиваса. Пускай лучше он её никогда больше не встретит. Пусть Эльза останется в его душе приятным светлым воспоминанием.
Слух разрывал какой-то неприятный звук. Источник этого неизведанного непереносимого звука прятался где-то под низом и не давал осколкам сознания собраться в некое единое целое. Вибрации, исходящие от этого звука, беспощадно разрушали все основы обозримого и рационального. Плазма растекалась хаотичными волнами по линии горизонта, но всё ещё не могла собраться в единый организм.
Через несколько мгновений Сергей осознал, что вибрирует не плазма, а он сам. Этот странный звон доносился из самых далёких уголков его сознания, но, кажется, не собирался оставлять его в покое. Звон этот предположительно исходил из-за двери. Значит, за этой дверью был кто-то и издавал звенящий звук. Но кто?
Сергей знал, что Пашка к нему не зайдёт в ближайшую неделю. У него там вроде бы были какие-то свои дела. То есть никто… никто… никто не должен был потревожить его теперь. Зачем он тогда вообще звонил. Этот никто. Ну почему-у?
И тут внутри Сергея всё скукожилось. И сердце будто упало вниз. То есть упало бы, если бы было, куда. Родители. Сука. Ну, кто это ещё мог быть!? Сергей проклял сам себя. И тот день, когда они зачали его. А звонок тем временем и не думал униматься.
Он попытался сползти с кровати, не открывая глаз. И упал с неё. В процессе как-то неудачно подвернул ногу. И, кажется, сломал ребро. Но это были уже догадки. Почти на ощупь в темноте затхлой зашторенной комнаты Сергей нашарил тапки. Кое-как встал. Поковылял к двери. Хотел поискать халат, но понял, что и уснул в нём. Добрался уже автоматически до двери. В ней что-то щёлкнуло, и дверь распахнулась.
На пороге стояли отец и мать. Они были несколько грузные и немного уставшие от жизни. Но в целом смотрелись даже свежее и бодрее его. У них ещё остались какие-то человеческие страсти, желания, страхи. Сейчас начнут заливать про то, как непутёво складывается его жизнь. И даже на фоне из вечно озадаченных лиц Сергей давно ощущал себя мёртвой маринованной мумией.
- А ты чего нам, сыночек, не открываешь?- пролепетала радостная мать. Она в чувствах потрепала Сергея за щеку и поцеловала его в лоб.
Это было даже по-своему умилительно. Она всё ещё считала его живым человеком. И испытывала к нему вполне человеческие чувства. Сам он давно не ощущал себя никем. Просто безликой точкой в потоке бессмысленности.
- Да он тут целыми днями спит,- пробурчал отец.
- Нет, ну Серёж, ну ты правда, сидишь тут всё время. Хоть бы девочку какую в кафе пригласил.
- Девочку… девочку…Хорошо бы,- задумчиво пробормотал Сергей.
- Да он тут всё выпивает сутками. Слышишь, какой запах.
- Правда, Серёж, ты тут с этим алкоголем тоже, лучше не шутить. До добра это никого не доводит. А у тебя наследственность плохая. Вон, на отца посмотри.
- Варь…
- Ну что, Варь? С утра ни свет ни заря уже успел намахнуть.
В этой правде не было боли. Эта правда не вступала в столкновение с реальностью. Не звучала как приговор. Она просто лилась через Эльзин немного детский голосок. Внезапно Олег почему-то решил задать вопрос:
- А ты видела Бога?
Эльза отрывисто рассмеялась:
- Ты знаешь, его нельзя увидеть. Некоторые вещи не видят. Их чувствуют.
Осенний запах её волос всё сильнее пьянил. Олег готов был слепо внимать каждому слову. Он не совсем понимал, что с ним происходит. Туда, куда она его позовёт.
- Когда мне совсем печально, и я будто бы опустошаюсь…- говорила Эльза,- Когда во мне ничего уже не остаётся, даже тоски, в этот момент я будто бы очищаюсь. И тогда я сильнее всего чувствую его присутствие. Он греет меня изнутри. И так тепло и светло сразу становится от того, что он за мной наблюдает. И от того, что он любит меня. Это не передать,- говорила она, улыбаясь.
- Странно, ответил Олег,- Я никогда ничего подобного не чувствовал.
- Ну, ты, наверное… просто не обращал на это внимания. Не прислушивался к себе. И тогда ты всё это время мог просто не слышать его голоса. Не ощущать его присутствия и помощи. Но он всегда за нами смотрит. И видит нас. Хотя я…
- Чего?
- Я тоже иногда перестаю это чувствовать. И тогда мне становится особенно одиноко. И тоскливо. Мне достаточно грустно, когда он не приходит ко мне. И не шепчет на ухо, что всё хорошо. Так грустно тогда. Я тогда совсем не понимаю, что делать,- развела Эльза по-детски руками.
- Ну может, ты…- неуверенно сказал Олег,- просто тогда не до конца опустошена была. Вот он и не пришёл.
Эльза вновь громко рассмеялась, задрав голову вверх:
- Ты забавный. У тебя мысли всегда такие… нетипичные…- она замахала руками,- Исподвыперх… Ты как будто из-за угла на всё смотришь. Видишь всё в движении.
- Ну, акула, которая не двигается, не способна выжить,- развёл Олег руками.
- Но ты же не акула. Ты же всё-таки человек,- сказала Эльза, начав идти по бордюру и взяв его за руку, чтобы не упасть
- Иногда… акулой быть проще, чем человеком,- улыбнулся Олег.
Эльза развернулась и посмотрела ему в глаза. Яркий золотистый отлив её роговицы вдруг наполнил его душу светом. Она как будто многое этим взглядом ему хотела сказать. И что-то правдивое и важное их в этот момент будто бы объединило.
- Но… Если ты ничего не будешь чувствовать… ты же можешь многое потерять.
Эльза немного поскользнулась. Она практически упала в руки Олегу. Он её поддержал. Она засмеялась, пока Олег ставил её на землю.
- Лучше по асфальту иди,- сказал он,- Я так буду меньше за тебя переживать.
Эльза продолжала по-детски смеяться.
- Хорошо, я послушаюсь, рыцарь мой… Но я тебя всё равно не понимаю!- звонко пролепетала девочка.
- И что же тебе непонятно?- ухмыльнулся Олег.
- Ну…ты как будто всё время находишься в своей борьбе… и костенеешь в ней. Мне начинает казаться, поправь меня, если я не права, что ты себе запрещаешь жить и радоваться жизни до своей некоей победы. Которой никогда не наступит. Ты будто бы и себя готов в жертву принести. И тогда…- она широко раскрыла глаза,- зачем всё это?
Олег поморщился и поджал губы:
- Знаешь, мне трудно это тебе объяснить. Если моя борьба – это по-твоему нечто лишнее, ненужное… Если нет того, за что бы стоило бороться с продажной буржуазией… Если нет Родины, чести, народа, памяти предков… то для чего я вообще живу? Какой тогда смысл в моём существовании, если всё, во что я верю, как ты говоришь, надумано и бессмысленно?
Олег действительно был растерян и несколько раздавлен. Он развёл руки в стороны. Эльза вдруг прижалась к нему. И обняв его, уткнулась ему в грудь носом. Олег слегка обомлел. Она сказала:
- Олег… ты только плохое видишь. Почему ты замечаешь в людях только плохое. Я не хочу тебе зла. Не хочу разрушать твою идею. Я просто хотела бы, чтобы ты увидел ещё и свет. Он есть в тебе. Я это чувствую.
Сердце Олега на мгновение замерло. И после этого забилось с удвоенной силой. Внутри него как будто прорезалось что-то новое. Тёплое и крепкое. Он ощутил в её словах какую-то особенную сопричастность. И на мгновение ему показалось, что именно она способна вывести его из внутреннего тупика. Он довёл её до подъезда, отдал пакет и они снова обнялись. Олег снова ощутил этот запах осени в её волосах.
Такие мгновения надолго врезаются в память. Они заставляют на какое-то время поверить, что жизнь – это нечто большее, чем слипшиеся комки каши на дне тарелки.
- Ты знаешь, ты… очень сильно врезался в моё сознание. И я не могу о тебе не думать. И после того, как у нас… это всё завертелось, я всё время хочу к тебе. И не могу без твоих прикосновений.
Марк гладил пальцы её ног. Она любила чёрный лак. Она всегда любила изящество в мелочах. Ему это нравилось. Как и нравилось ощущение власти над ней. Девушка без мозгов немного содрогалась то щекотки его прикосновений.
Вся обнажённая, гладкая и будто бы выточенная из сандалового дерева. Она почти что резала глаза своей красотой. И тем забавнее было наблюдать её слегка растерянный вид. Взгляд девушки был печален и обращён куда-то в сторону.
- Ну, это сразу было понятно. Понятно, что я тебя чем-то подцепил. Иначе было бы неинтересно.
Она посмотрела на него с прищуром и недоверием, будто бы стараясь найти в его взгляде чуть больше тепла. Потом вдруг сказала:
- Я в последнее время часто влюбляюсь. Причём, глупо и болезненно. Будто пытаюсь найти что-то. Я не знаю, как от этого избавиться.
Марк улыбнулся. Он начал растирать между пальцами её мизинец.
- Но это же здорово. Значит, в твоей жизни очень много ярких ощущений. Значит, ты ещё способна чувствовать.
- А у… тебя?- спросила она невольно,- что ты чувствуешь?
Марк устало сморщился и посмотрел вдаль.
- Я, кошечка, уже давно как будто совсем перестал чувствовать. Мне кажется, я вообще на это теперь не способен. Всё, к чему я чувствовал что-то, оказалось редкостной дрянью.
- Но ты же…- её голос слегка подрагивал,- будешь рядом со мной? Пока что.
Марк внимательно её оглядел. Один вид её беспомощного покрытого мурашками тела погружал его в тёплое мягкое облако удовольствия.
- Да… ты дакая… охрененная вся! Тут ничего не скажешь.
- Охрененная,- повторила она с острой улыбкой.- как сказано-то.
Анна вновь не могла никуда пристроить свои мысли. То есть не могла их вырвать из уже привычного круговорота. Не могла перестать думать о том, что было уже давно и вроде как уже не имело значения. Когда её вновь ломало и мысли были вновь как бы сжаты в мрачном коридоре, из которого невозможно было вырваться, Аню снова подмывало позвонить ему.
И каждый раз она себя одёргивала, стараясь объяснить самой себе, что совершенно незачем циклиться на чём-то. И что жить нельзя мечтами о прошлом и несбыточном, а следовало бы искать живое в том, что существует. Что есть. Нужно карабкаться, а не смотреть по сторонам. И тогда со временем можно прийти к тому, что ищешь.
И порой у неё возникало не очень хорошее предчувствие. Что сейчас лучше не звонить. Он будет не в настроении. И тогда он от неё отвернётся. И она снова себя будет чувствовать… как тогда. Брошенной и потасканной. Нет хуже чувства. Когда она сама себя презирала и ненавидела. И ей хотелось разорвать себя на клочки, чтобы только не чувствовать.
И в этот раз Ане тоже было как-то… не по себе. Она думала, что лучше его сейчас не беспокоить. Она может только разозлить его своей навязчивостью. Выбить его из привычного ритма. А когда Пашка захочет… он сам придёт. И им будет хорошо. Хорошо вместе. Так как никогда раньше. По-другому просто не могло произойти. И всё будет хорошо. А сейчас… Сейчас она может только всё испортить. Её желание… её внутренняя боль может и подождать.
Аня почти убедила себя в этом. Но в этот раз её ломало как-то особенно сильно. Её буквально выламывало из себя. Её нужен был он. Хотя бы услышать его голос. Хотя бы… Она дрожащими руками набирала номер. Не нужно было этого делать. Но ей хотелось.
- Да…- как-то неуверенно сказал он.
- Ты как… там?
- Да я… как-то муторно в последнее время.
- Я хочу тебя.
- Ань…
- Ты должен прийти ко мне. Мне нехорошо.
- Ань…
- Чего тебе стоит? Ну, Паш…
- Ты должна забыть об этом всём. Я… не приду больше.
- Я не справлюсь без тебя. Мне плохо.
- Зачем это тебе? Чего. Ты. От меня. Хочешь?
- Ты знаешь. Я тебя люблю.
- Ты предала меня. Такое нельзя простить.
- Я… была с Игорем только раз. Он тогда дал мне… кое-что. Ты куда-то ушёл… И я была не совсем в себе… И это была другая я. Так получилось.
- Мне говорили и о другом,- ответил Пашка с нервическим смехом,- О многом другом говорили.
- Тебе говорили…- со всхлипом повторила она.
- Да ты и не пыталась ничего отрицать!
- Ты тогда… поставил меня в тупик. Своими обвинениями. Я просто хотела объяснить тебе. Что всё это не важно. Что я люблю тебя. И это важнее всего! А ты ударил меня. И я была просто в ужасе. И мне было трудно тебя простить. Но я смогла. А ты просто ушёл. Как будто ничего не было. Как будто ты не обещал защитить меня.
- Ань, это всё…
- Не говори этого.
- Это всё уже не имеет значения.
- Понимаешь, так нельзя со мной.
- Я больше тебя не люблю. Ты не знаешь того, кто я теперь.
- Знаю. Я всё ещё чувствую нашу связь.
- Это всё теперь прошлое.
Он растеряно положил трубку. Зачем она… Зачем она снова пыталась его ковырять? Что она в нём пыталась найти? Душу, которой у него больше не было? Или чтобы он пытался притворяться тем, кем не является.
Он уже не был социальным существом. В привычном понимании этого. Нет, ему было не до конца плевать. Но и причастным он уже ни к чему не был. Пашка уже не мог ни за что и ни за кого нести ответственность. В детстве у него постоянно ломались машинки. И солдатики. Так странно. Всё, что он некогда любил, у него получалось только ломать. Пашка с двух метров зашвырнул сигарету в урну. Он кивнул охраннику на входе в общагу. И поднялся по ступеням вверх.
В комнате мирно похрапывал Василий. Ему грезились сны о высоком и прекрасном. Он мог видеть во снах и вокруг себя нечто чарующее и возвышенное. Он верил в человеческую искренность и честность, которой в жизни не существовало. Порою, Пашка по-чёрному ему завидовал.
Смешанные чувства теперь испытывал Олег, попивая бутылочку Клинского. С одной стороны эта девчушка его даже чем-то подбешивала. Он проводил её до входа в общежитие, и она улыбнулась его с таким видом, будто между ними нечто промелькнуло. Нечто важное. Она, как и другие, пыталась вмешаться в его убеждения. Перекроить его. А то и сломать. И глупо было бы не чувствовать в её улыбке угрозу.
Но вместе с тем… в её движениях… и её заботливом голосе… Олег как будто узрел и постепенно обретал какую-то давно утраченную веру. Что-то новое и светлое постепенно проникало в его душу. Раньше всё, во что он искренне верил, стремилось его уничтожить. Его борьба, драки, государство… и все, кому он верил.
Всё в окружающем мире таило в себе подводные камни. И за любой улыбкой он привык видеть оскал. Но Эльза словно бы говорила ему взглядом: «Я не рождена здесь. Я не из этих. Я не являюсь частью этого шакального мира. Ты можешь мне доверять».
Доверять кому-либо Олегу и вправду хотелось. Но всё ещё было несколько боязно. Казалось, она может вот так же взять его за руку и провести сквозь мрак его души. Хотя, он уже давно не верил, что может из него выбраться. Слишком много невыразимой и неиссякаемой злости на мир в нём оставалось. И одна девчушка на вряд ли смогла бы унять его гнев. И всё это с самого начала было как-то глупо и бессмысленно.
Так для чего же она в таком случае упала на его голову и вторглась в душу? Зачем так настойчиво пыталась расколупать его и лишить панциря? Она должна понимать, что без брони убеждений он останется слабым и беззащитным. И тогда его будет совсем легко добить и растоптать. Этого они все в конце концов и добиваются. Женщины.
Олег сделал ещё один большой глоток пиваса. Пускай лучше он её никогда больше не встретит. Пусть Эльза останется в его душе приятным светлым воспоминанием.
Слух разрывал какой-то неприятный звук. Источник этого неизведанного непереносимого звука прятался где-то под низом и не давал осколкам сознания собраться в некое единое целое. Вибрации, исходящие от этого звука, беспощадно разрушали все основы обозримого и рационального. Плазма растекалась хаотичными волнами по линии горизонта, но всё ещё не могла собраться в единый организм.
Через несколько мгновений Сергей осознал, что вибрирует не плазма, а он сам. Этот странный звон доносился из самых далёких уголков его сознания, но, кажется, не собирался оставлять его в покое. Звон этот предположительно исходил из-за двери. Значит, за этой дверью был кто-то и издавал звенящий звук. Но кто?
Сергей знал, что Пашка к нему не зайдёт в ближайшую неделю. У него там вроде бы были какие-то свои дела. То есть никто… никто… никто не должен был потревожить его теперь. Зачем он тогда вообще звонил. Этот никто. Ну почему-у?
И тут внутри Сергея всё скукожилось. И сердце будто упало вниз. То есть упало бы, если бы было, куда. Родители. Сука. Ну, кто это ещё мог быть!? Сергей проклял сам себя. И тот день, когда они зачали его. А звонок тем временем и не думал униматься.
Он попытался сползти с кровати, не открывая глаз. И упал с неё. В процессе как-то неудачно подвернул ногу. И, кажется, сломал ребро. Но это были уже догадки. Почти на ощупь в темноте затхлой зашторенной комнаты Сергей нашарил тапки. Кое-как встал. Поковылял к двери. Хотел поискать халат, но понял, что и уснул в нём. Добрался уже автоматически до двери. В ней что-то щёлкнуло, и дверь распахнулась.
На пороге стояли отец и мать. Они были несколько грузные и немного уставшие от жизни. Но в целом смотрелись даже свежее и бодрее его. У них ещё остались какие-то человеческие страсти, желания, страхи. Сейчас начнут заливать про то, как непутёво складывается его жизнь. И даже на фоне из вечно озадаченных лиц Сергей давно ощущал себя мёртвой маринованной мумией.
- А ты чего нам, сыночек, не открываешь?- пролепетала радостная мать. Она в чувствах потрепала Сергея за щеку и поцеловала его в лоб.
Это было даже по-своему умилительно. Она всё ещё считала его живым человеком. И испытывала к нему вполне человеческие чувства. Сам он давно не ощущал себя никем. Просто безликой точкой в потоке бессмысленности.
- Да он тут целыми днями спит,- пробурчал отец.
- Нет, ну Серёж, ну ты правда, сидишь тут всё время. Хоть бы девочку какую в кафе пригласил.
- Девочку… девочку…Хорошо бы,- задумчиво пробормотал Сергей.
- Да он тут всё выпивает сутками. Слышишь, какой запах.
- Правда, Серёж, ты тут с этим алкоголем тоже, лучше не шутить. До добра это никого не доводит. А у тебя наследственность плохая. Вон, на отца посмотри.
- Варь…
- Ну что, Варь? С утра ни свет ни заря уже успел намахнуть.
