Сергею же казалось, что все люди в этом мире тратят свою жизнь попусту, и никакие знания не сделают человека более счастливым. Знания только отягощают людей своей бессмыслицей подобно тому, как изобилие предметов делает комнату более пыльной. И всё богатство любого человека всегда состояло в его страхе. Страхе оказаться с опустошением наедине.
Он слушал долгие разговоры родителей о жизни и не понимал, что в ней любить. Ему хотелось снова уткнуться в какую-нибудь сюрреалистическую книгу и не вылезать из неё. Через некоторое время родители ушли.
Лера красила ногти на ногах. Это было практически любимое её занятие. Требующее концентрации и расслабляющее одновременно. Она немного стеснялась своей внешности. Порой казалась себе какой-то блеклой и неказистой. Но вот ноги… Ноги ей свои нравились. Они были у неё именно такие, какие надо. И красила ногти на них она обычно тогда, когда себе особенно нравилась. И когда её необыкновенно серое настроение освежалось чем-то светлым, приятным и неожиданным.
На днях Пашка обратил на неё внимание. С чего бы ему? Это всё было так нелепо. Ещё со школы. Она практически уже научила себя не ждать его. Не думать о нём. Была уверена, что ничего чрезвычайного в её жизни точно не произойдёт. И вот он снова появляется в её жизни. Зачем? Быть может, это что-то значит. А, быть может, и нет. Но его добрый виноватый взгляд. Он не мог её не тронуть. Ей очень льстил его такой взгляд. Он обозначал, что она для него что-то значила.
По-своему Пашка всегда был для неё идеалом парня. Он был добродушный, едкий, порой на слова, немного раздолбай, немного романтик. Но походка и взгляд хищные и уверенные. Как будто он всегда знает, что ему надо. И не сворачивает с заранее выстроенного пути. Лера на днях собиралась встретиться с ним.
Выйдя за пару остановок до дома. Девушка без мозгов поднялась из подземки. Ей просто необходимо было ещё немного прогуляться. В моменты, когда её переполняли всяческие эмоции, ей хотелось ходить до тех пор, пока она до смерти не устанет. Этот огромный город её в тайне ужасал. Но она смотрела на этот поток огней, и её охватывало чувство красоты.
Красоту она стремилась видеть во всём. Эта красота кружилась вокруг и проходила через неё. Иногда находило на неё это состояние. Девушка без мозгов чувствовала себя светящейся. Как будто в это самое мгновение весь мир начинал кружиться вокруг неё. Словно её снимали в каком-то замедленном старом кино. Лунный свет падал на её черты.
Она даже в какой-то момент достала из сумочки сигарету и начала картинно курить. Будто в этот момент кто-то обязан был следить за каждым её движением, пока она будто бы ничего не подозревает. За ней мог следить какой-то маньяк или ещё что-нибудь в этом роде. И, быть может, однажды он подкрадётся к ней в ночи и похитит её. И будет делать с ней страшное. Хотя никому она бы не смогла в этих фантазиях признаться.
Образ маньяка как-то давно завёлся в её голове и упорно не хотел из неё выходить. Порой она чувствовала себя особенно привлекательной и изящной при мысли, что кто-то выслеживает её и не может о ней забыть. Взгляд этого маньяка словно бы всегда и везде её сопровождал. И от этого ей было менее одиноко.
Даже тягучее опустошение проходило, когда кровь вскипала от этого чувства. Он смотрит на неё. Прямо сейчас. Это было что-то вроде страха смешанного с стыдом. Но вместе с тем это было по-своему приятное ощущение. Ощущение важности и внутренней целостности.
Она сама себя не до конца понимала, когда её пронизывали такие ощущения. Но ей и не обязательно было всегда себя понимать. Она просто многое чувствовала. И проживала целые жизни внутри своих чувств. И как приятно было иногда не думать, не заморачиваться, не размышлять, а просто отдаться очередной волне разнообразных ощущений.
Этот запах он странным образом мог узнать везде. Её запах. Пашка, идя между переулков, почувствовал, что она здесь. Или это был не запах даже а наваждение. Но он чувствовал её. Буквально чувствовал, что она где-то здесь и вскоре может появиться из-за поворота.
Он так соскучился по её улыбке. По её хитрому взгляду и смеху. Он жаждал её. Жаждал хоть взглядом оплести её изящную хрупкую фигурку. Но что-то предательски сжималось в его горле. Он не должен был снова начинать так зависеть от бабы. Ему нужно было как-то взять свои мысли под контроль.
В последнее время она постоянно кружилась в медленном танце в его голове. А с недавних пор… с последней встречи его прямо зверски начало тянуть к ней. И она не могла дальше ходить мимо и делать вид, что не чувствует этого. Просто не могла.
Пашка должен был как можно быстрее найти её. Найти и заполучить. Примерно таков был его план, если опустить детали. И точно. За поворотом он увидел мерно шагающую красоту. Дыхание его на мгновение перехватило.
Когда девушка без мозгов плыла по гребню своей мечты, ей хотелось, чтобы ничего в этот момент не могло её отвлечь. Ничто внезапное не должно было попасться ей на дороге. Никто не должен был встретиться ей. Порой, какая-то мелочь могла ей помешать и выдернуть её из того состояния, которое было ей просто необходимо. Из того состояния, в котором она как никогда могла свободно дышать.
И вот… на перекрёстке на другой стороне улицы она заметила самодовольную физиономию Пашки. Сделав вид, что совершенно не заметила его, она самым непринуждённым образом развернулась и торопливо зашагала в противоположную сторону.
Пашка догнал её на повороте. В этот момент он был не готов отступать.
- Вах, какая девушка. Вы для чего гуляете в такое позднее время?
- А сейчас поздно?- почему-то резко спросила она.
- Большинство преступлений, однако, происходят с десяти до одиннадцати вечера. В том числе… сексуального характера.
- Чувак, ты на кой до меня докопался?
- Я… это. Мы могли бы вместе хорошо провести время. Почему нет?
- Потому что есть человек, которого я люблю. А просто так с тобой тусоваться неинтересно.
- А по душам поговорить только после свадьбы, ага.
Девушка окатила его ледяным презрительным взглядом.
- Паш, ты мне как человек, как личность, отвратителен. И не было у нас никакой душевности. Тебе показалось.
- Я проводил тебя до остановки. Дальше сама,- ответил он ей даже злобно.
Девушка без мозгов пропустила его слова мимо ушей и спокойным шагом пошла дальше. А Пашка стоял офанаревший возле остановки и ничего не мог понять. В последнее время девушки прокатывали его как каток. Будто проклял кто. Лохом он вроде никогда не был. Но в этот раз тут была не только гордость. Тут было как-то… больно.
Пашка ударился лбом о стекло остановки. На мгновение это пробудило алкоголика, уснувшего на лавочке. И тот пробурчал:
- Ты это… не хулигань там.
- Хор-рошо,- отозвался Пашка и побрёл в обратную сторону. Он набрал в телефоне короткую смс.
Анна сразу открыла ему дверь. Глаза у неё были заплаканные. Как будто она до этого думала о нём. Пашку порой поражало, какое количество всяческих чувств может умещаться в одной женщине. Аня была прикована взглядом к его подбородку. Но не решалась смотреть в глаза. Она заламывала в руках свои тонкие пальцы.
- Я… Я ведь думала… ты не придёшь больше.
Ему нравился в ней этот нерв. Эта болезненная энергия. Эта хрупкость перед ним. Пашка взял её за запястья и прижал к стене:
- Милая. Вкусная моя. Ну ты чего?- сказал он ей и прошёл поцелуями по её шее. Её домашняя ношеная маечка легко стянулась с неё.
- А ты совсем больше не пишешь?- Спросил Василий Сергея.
- Чего?
- А ты совсем больше не пишешь? Стихи.
Сергей потёр виски. Вопрос вырвал его из довольно сумрачных раздумий.
- Я… да нет. Почти.
- Но почему? Ты же умеешь. У тебя неплохие в принципе получались.
- Я… понимаешь, у меня ещё куча незаконченного. Всё, если и пишется, то урывками как-то. Я не могу в последнее время закончить ни одно стихотворение. Оно просто не даётся мне. И всё время ускользает из рук.
Одно из них про змею. Она хотела видеть солнце. И хотела видеть его всегда. И тогда она взмолилась небу о том, чтобы все тучи были развеяны. И небо её послушало. В результате змея засохла заживо под палящим солнцем.
Строчки этого стихотворения всё время крутятся у меня в голове. Но закончить я его не могу. Строки как-то вразброс идут. Да и жуткое ощущение у меня, когда я об этом стихотворении думаю.
Они снова вдвоём попивали пивас на балконе. И снова о поэзии они больше молчали, чем говорили. Взаимопонимание между ними уже происходило на уровне жестов. Они оба хотели создать нечто великое. По-настоящему сильное. Произведение, которое бы пронимало. Но не могли найти в себе силы даже для того, чтобы освоиться в этой жизни.
- Можешь хоть кусочек из него прочитать?- спросил Василий.
- Из чего?
- Из стихотворения этого.
- А, да…- Сергей вновь напряжённо потёр виски,- Как там было…
Выполз из-под камня змей Амон.
Оглядел он небо увлечённо.
И, узрев великий небосклон,
Солнце он отметил восхищённо.
Среди камней, трещин и пыли
Только солнце было безупречно
Из созданий неба и земли
Солнце полюбил он бесконечно
Но однажды злая стая туч
Солнца свет ему загородила.
- Вот… как-то так. Дальше я особо не придумал. Но там заканчиваться должно словами «И судьбою проклятый Амон в пекле жара гибнет обречённо»,
- Сильное стихотворение,- отозвался Василий,- Я бы сказал, мощное. Жаль, незаконченное.
- Ты знаешь, у меня самого немного стрёмные ощущения от этой вещи. Она достаточно жуткая. Мне даже иногда кажется, что, когда я допишу это стихотворение, наступит моя смерть. Не знаю, почему, иногда эта мысль прямо не покидает меня. Конечно же это бред, но всё же.
- Не знаю,- задумчиво ответил Василий,- штука, конечно, мощная, но вообще, мне кажется, что любой из нас ведёт свой танец со смертью.
- Из кого?
- Из поэтов. Я думаю, прежде всего, из поэтов. Ведь мы не смогли бы обуздать слог, если бы иногда не заглядывали за грань. Трансцендентность – это всё-таки основа любой поэзии. Я в этом убеждён.
- За грань чего?
- За грань мыслей, эмоций и ощущений. За грань понимаемого. Мне кажется, когда мы творим, наше сущее находится за гранью того, что можно понять и осознать. Оттуда к нам и доносятся голоса, которые и позволяют нам в какой-то момент обуздать непокорный слог. Но, если долго находиться за гранью, то можно и потерять свой рассудок. А затем и свою жизнь. Поэзия – это вроде как и есть смертельный танец. Я, конечно, не берусь утверждать, но что-то во мне говорит, что это так.
- Очень даже возможно…- ответил Сергей, глубоко затянувшись сигаретой,- Только выбраться бы из этого танца живым… и желательно умственно целым.
Аня пробежала пальцами по его спине. Пашка поморщился.
- Ты чего?
- Не оставляй меня.
- Ань…
- Ты понимаешь, что я не могу без тебя?
- Ты придумываешь.
- Я серьёзно
- Ань, мы все песок. Мы все пыль. И ни у кого ничего нет. Всё в этом мире довольно хрупко и непостоянно. И меня у тебя нет. И тебя у меня. У нас вообще ничего нет. Мы все лишь пыль. Ты должна понять это.
- Я не хочу терять тебя. Мне будет слишком больно.
Она уткнулась в его плечо и заплакала. Пашка приобнял её. Он снова целовал мягкую Анину кожу. Её коричневые родинки. Он кусал её, стараясь вобрать в себя и запомнить её запах. И она целовала его. И кусала. Так сильно как в последний раз. Словно хотела впиться в него и не отпустить. Это напоминало непримиримую звериную борьбу. Он взял её за горло. Она обхватила его ногами. Той ночью Анна очень сильно его расцарапала.
Олег обездвиженно лежал в полусонном забытии. Его сознание находилось в болезненном забвении. После тяжёлой ночной смены его тело просто не собиралось двигаться. А спина ныла так, что это отражалось протяжным гудением в голове. Он пролежал так уже около суток, и всё ещё его плоть и разум не могли до конца восстановиться.
Прошлой ночью он таскал на пятый этаж холодильники. Как на зло в здании не было лифта. Тяжеленные и хрупкие холодильники требовали постоянного усилия мышц. Они тащили их вдвоём с Виктором. Виктор был мужик бодрый, но уже за сорок. И поэтому контролировать низ нужно было именно Олегу. Разворачивать в пролётах холодильники было неудобно и поставить их не получалось. Олег чувствовал забитость почти во всём теле.
Он хотел провести в абсолютном невменозе и апатии ещё около суток. Но какой-то демон снова хотел вырвать его из глубин собственного сознания. Он уже поднимался по лестнице, чтобы нарушить покой Олега и вернуть его в проклятую реальность. Он приближался. Олег сморщился. Пусть это предчувствие окажется ложным. Пусть этот мир оставит его в покое. Хотя бы на какое-то время.
Но нет. Раздался мерный стук в дверь. Олег решил сделать вид, что его не существует. Он долго и уверенно не двигался. Но тщетно. Этот стук не желал останавливаться. Олег попытался пошевелиться. Это давалось ему с большими усилиями. Он чувствовал себя чем-то вроде саламандры, прибитой сверху камнем.
- Асмолов Олег Владимирович,- заговорил стук из-за двери,- Нам с вами необходимо переговорить. По делам чрезвычайной важности.
Олег поднялся, попытался унять гудение в голове, натянул майку, которую перед сном успел снять в отличие от штанов. И направился навстречу стуку.
- Олег Владимирович…
Он открыл, наконец дверь. Напротив него стоял человек с неприметной бритой головой.
- Олег Владимирович, дело, о котором мы с вами должны переговорить, имеет безотлагательный характер. Игнорируя общение с координатором, вы пренебрегаете, так сказать, своими гражданскими обязанностями.
Олег махнул гэбисту рукой в сторону табуретки:
- Чаю не предложу, но заходи, инквизитор.
Бритая непримечательная голова нахмурилась:
- Я предпочёл бы, чтобы вы меня называли координатор. Впрочем, опустим это… Колоритненько тут у вас, однако,- сказал инквизитор, рассматривая маленькую комнатку с портретами Дзержинского и Игги Попа на стене.- прямо келья юного революционера.
- И чем же я, обычный фанат, мог заинтересовать органы?- не без интереса спросил Олег.
- Да мы не то чтобы органы. Хотя и не без этого, конечно. Департамент по связям с молодёжью. Нам хорошо известно о ваших приключениях, и, так сказать превратностях судьбы. В вас очень много необузданной энергии. Её бы в благое русло. Вы могли бы стать настоящим лидером. Лидером новой патриотической организации. Организации, поддерживающей спорт и занимающейся молодежной благообщественной деятельностью.
- В смысле сторожить выходы с арен, чтобы ультрасы и бухая толпа после матча друг другу морды не набили. В общем, мусор, но без полномочий. Наполучаешь синяков от угашенной шоблы, и вот, если повезёт, садишься по спискам партии «Правильное дело». Так я вас, господин надсмотрщик, понял.
- Ну почему же так грубо? Я бы ещё раз попросил называть меня просто координатором. И у какого же шельмеца могла возникнуть идея назвать мусором служителей порядка? Цель тех или иных структур и служб как раз и заключается в безопасности всех граждан. А вы, молодое поколение, всё время всё пытаетесь обратить в хаос. Для чего, непонятно.
- Шериф, я в кино видел. Боярский сказал: «Эту страну погубит коррупция».
Он слушал долгие разговоры родителей о жизни и не понимал, что в ней любить. Ему хотелось снова уткнуться в какую-нибудь сюрреалистическую книгу и не вылезать из неё. Через некоторое время родители ушли.
Лера красила ногти на ногах. Это было практически любимое её занятие. Требующее концентрации и расслабляющее одновременно. Она немного стеснялась своей внешности. Порой казалась себе какой-то блеклой и неказистой. Но вот ноги… Ноги ей свои нравились. Они были у неё именно такие, какие надо. И красила ногти на них она обычно тогда, когда себе особенно нравилась. И когда её необыкновенно серое настроение освежалось чем-то светлым, приятным и неожиданным.
На днях Пашка обратил на неё внимание. С чего бы ему? Это всё было так нелепо. Ещё со школы. Она практически уже научила себя не ждать его. Не думать о нём. Была уверена, что ничего чрезвычайного в её жизни точно не произойдёт. И вот он снова появляется в её жизни. Зачем? Быть может, это что-то значит. А, быть может, и нет. Но его добрый виноватый взгляд. Он не мог её не тронуть. Ей очень льстил его такой взгляд. Он обозначал, что она для него что-то значила.
По-своему Пашка всегда был для неё идеалом парня. Он был добродушный, едкий, порой на слова, немного раздолбай, немного романтик. Но походка и взгляд хищные и уверенные. Как будто он всегда знает, что ему надо. И не сворачивает с заранее выстроенного пути. Лера на днях собиралась встретиться с ним.
Выйдя за пару остановок до дома. Девушка без мозгов поднялась из подземки. Ей просто необходимо было ещё немного прогуляться. В моменты, когда её переполняли всяческие эмоции, ей хотелось ходить до тех пор, пока она до смерти не устанет. Этот огромный город её в тайне ужасал. Но она смотрела на этот поток огней, и её охватывало чувство красоты.
Красоту она стремилась видеть во всём. Эта красота кружилась вокруг и проходила через неё. Иногда находило на неё это состояние. Девушка без мозгов чувствовала себя светящейся. Как будто в это самое мгновение весь мир начинал кружиться вокруг неё. Словно её снимали в каком-то замедленном старом кино. Лунный свет падал на её черты.
Она даже в какой-то момент достала из сумочки сигарету и начала картинно курить. Будто в этот момент кто-то обязан был следить за каждым её движением, пока она будто бы ничего не подозревает. За ней мог следить какой-то маньяк или ещё что-нибудь в этом роде. И, быть может, однажды он подкрадётся к ней в ночи и похитит её. И будет делать с ней страшное. Хотя никому она бы не смогла в этих фантазиях признаться.
Образ маньяка как-то давно завёлся в её голове и упорно не хотел из неё выходить. Порой она чувствовала себя особенно привлекательной и изящной при мысли, что кто-то выслеживает её и не может о ней забыть. Взгляд этого маньяка словно бы всегда и везде её сопровождал. И от этого ей было менее одиноко.
Даже тягучее опустошение проходило, когда кровь вскипала от этого чувства. Он смотрит на неё. Прямо сейчас. Это было что-то вроде страха смешанного с стыдом. Но вместе с тем это было по-своему приятное ощущение. Ощущение важности и внутренней целостности.
Она сама себя не до конца понимала, когда её пронизывали такие ощущения. Но ей и не обязательно было всегда себя понимать. Она просто многое чувствовала. И проживала целые жизни внутри своих чувств. И как приятно было иногда не думать, не заморачиваться, не размышлять, а просто отдаться очередной волне разнообразных ощущений.
Этот запах он странным образом мог узнать везде. Её запах. Пашка, идя между переулков, почувствовал, что она здесь. Или это был не запах даже а наваждение. Но он чувствовал её. Буквально чувствовал, что она где-то здесь и вскоре может появиться из-за поворота.
Он так соскучился по её улыбке. По её хитрому взгляду и смеху. Он жаждал её. Жаждал хоть взглядом оплести её изящную хрупкую фигурку. Но что-то предательски сжималось в его горле. Он не должен был снова начинать так зависеть от бабы. Ему нужно было как-то взять свои мысли под контроль.
В последнее время она постоянно кружилась в медленном танце в его голове. А с недавних пор… с последней встречи его прямо зверски начало тянуть к ней. И она не могла дальше ходить мимо и делать вид, что не чувствует этого. Просто не могла.
Пашка должен был как можно быстрее найти её. Найти и заполучить. Примерно таков был его план, если опустить детали. И точно. За поворотом он увидел мерно шагающую красоту. Дыхание его на мгновение перехватило.
Когда девушка без мозгов плыла по гребню своей мечты, ей хотелось, чтобы ничего в этот момент не могло её отвлечь. Ничто внезапное не должно было попасться ей на дороге. Никто не должен был встретиться ей. Порой, какая-то мелочь могла ей помешать и выдернуть её из того состояния, которое было ей просто необходимо. Из того состояния, в котором она как никогда могла свободно дышать.
И вот… на перекрёстке на другой стороне улицы она заметила самодовольную физиономию Пашки. Сделав вид, что совершенно не заметила его, она самым непринуждённым образом развернулась и торопливо зашагала в противоположную сторону.
Пашка догнал её на повороте. В этот момент он был не готов отступать.
- Вах, какая девушка. Вы для чего гуляете в такое позднее время?
- А сейчас поздно?- почему-то резко спросила она.
- Большинство преступлений, однако, происходят с десяти до одиннадцати вечера. В том числе… сексуального характера.
- Чувак, ты на кой до меня докопался?
- Я… это. Мы могли бы вместе хорошо провести время. Почему нет?
- Потому что есть человек, которого я люблю. А просто так с тобой тусоваться неинтересно.
- А по душам поговорить только после свадьбы, ага.
Девушка окатила его ледяным презрительным взглядом.
- Паш, ты мне как человек, как личность, отвратителен. И не было у нас никакой душевности. Тебе показалось.
- Я проводил тебя до остановки. Дальше сама,- ответил он ей даже злобно.
Девушка без мозгов пропустила его слова мимо ушей и спокойным шагом пошла дальше. А Пашка стоял офанаревший возле остановки и ничего не мог понять. В последнее время девушки прокатывали его как каток. Будто проклял кто. Лохом он вроде никогда не был. Но в этот раз тут была не только гордость. Тут было как-то… больно.
Пашка ударился лбом о стекло остановки. На мгновение это пробудило алкоголика, уснувшего на лавочке. И тот пробурчал:
- Ты это… не хулигань там.
- Хор-рошо,- отозвался Пашка и побрёл в обратную сторону. Он набрал в телефоне короткую смс.
Анна сразу открыла ему дверь. Глаза у неё были заплаканные. Как будто она до этого думала о нём. Пашку порой поражало, какое количество всяческих чувств может умещаться в одной женщине. Аня была прикована взглядом к его подбородку. Но не решалась смотреть в глаза. Она заламывала в руках свои тонкие пальцы.
- Я… Я ведь думала… ты не придёшь больше.
Ему нравился в ней этот нерв. Эта болезненная энергия. Эта хрупкость перед ним. Пашка взял её за запястья и прижал к стене:
- Милая. Вкусная моя. Ну ты чего?- сказал он ей и прошёл поцелуями по её шее. Её домашняя ношеная маечка легко стянулась с неё.
- А ты совсем больше не пишешь?- Спросил Василий Сергея.
- Чего?
- А ты совсем больше не пишешь? Стихи.
Сергей потёр виски. Вопрос вырвал его из довольно сумрачных раздумий.
- Я… да нет. Почти.
- Но почему? Ты же умеешь. У тебя неплохие в принципе получались.
- Я… понимаешь, у меня ещё куча незаконченного. Всё, если и пишется, то урывками как-то. Я не могу в последнее время закончить ни одно стихотворение. Оно просто не даётся мне. И всё время ускользает из рук.
Одно из них про змею. Она хотела видеть солнце. И хотела видеть его всегда. И тогда она взмолилась небу о том, чтобы все тучи были развеяны. И небо её послушало. В результате змея засохла заживо под палящим солнцем.
Строчки этого стихотворения всё время крутятся у меня в голове. Но закончить я его не могу. Строки как-то вразброс идут. Да и жуткое ощущение у меня, когда я об этом стихотворении думаю.
Они снова вдвоём попивали пивас на балконе. И снова о поэзии они больше молчали, чем говорили. Взаимопонимание между ними уже происходило на уровне жестов. Они оба хотели создать нечто великое. По-настоящему сильное. Произведение, которое бы пронимало. Но не могли найти в себе силы даже для того, чтобы освоиться в этой жизни.
- Можешь хоть кусочек из него прочитать?- спросил Василий.
- Из чего?
- Из стихотворения этого.
- А, да…- Сергей вновь напряжённо потёр виски,- Как там было…
Выполз из-под камня змей Амон.
Оглядел он небо увлечённо.
И, узрев великий небосклон,
Солнце он отметил восхищённо.
Среди камней, трещин и пыли
Только солнце было безупречно
Из созданий неба и земли
Солнце полюбил он бесконечно
Но однажды злая стая туч
Солнца свет ему загородила.
- Вот… как-то так. Дальше я особо не придумал. Но там заканчиваться должно словами «И судьбою проклятый Амон в пекле жара гибнет обречённо»,
- Сильное стихотворение,- отозвался Василий,- Я бы сказал, мощное. Жаль, незаконченное.
- Ты знаешь, у меня самого немного стрёмные ощущения от этой вещи. Она достаточно жуткая. Мне даже иногда кажется, что, когда я допишу это стихотворение, наступит моя смерть. Не знаю, почему, иногда эта мысль прямо не покидает меня. Конечно же это бред, но всё же.
- Не знаю,- задумчиво ответил Василий,- штука, конечно, мощная, но вообще, мне кажется, что любой из нас ведёт свой танец со смертью.
- Из кого?
- Из поэтов. Я думаю, прежде всего, из поэтов. Ведь мы не смогли бы обуздать слог, если бы иногда не заглядывали за грань. Трансцендентность – это всё-таки основа любой поэзии. Я в этом убеждён.
- За грань чего?
- За грань мыслей, эмоций и ощущений. За грань понимаемого. Мне кажется, когда мы творим, наше сущее находится за гранью того, что можно понять и осознать. Оттуда к нам и доносятся голоса, которые и позволяют нам в какой-то момент обуздать непокорный слог. Но, если долго находиться за гранью, то можно и потерять свой рассудок. А затем и свою жизнь. Поэзия – это вроде как и есть смертельный танец. Я, конечно, не берусь утверждать, но что-то во мне говорит, что это так.
- Очень даже возможно…- ответил Сергей, глубоко затянувшись сигаретой,- Только выбраться бы из этого танца живым… и желательно умственно целым.
Аня пробежала пальцами по его спине. Пашка поморщился.
- Ты чего?
- Не оставляй меня.
- Ань…
- Ты понимаешь, что я не могу без тебя?
- Ты придумываешь.
- Я серьёзно
- Ань, мы все песок. Мы все пыль. И ни у кого ничего нет. Всё в этом мире довольно хрупко и непостоянно. И меня у тебя нет. И тебя у меня. У нас вообще ничего нет. Мы все лишь пыль. Ты должна понять это.
- Я не хочу терять тебя. Мне будет слишком больно.
Она уткнулась в его плечо и заплакала. Пашка приобнял её. Он снова целовал мягкую Анину кожу. Её коричневые родинки. Он кусал её, стараясь вобрать в себя и запомнить её запах. И она целовала его. И кусала. Так сильно как в последний раз. Словно хотела впиться в него и не отпустить. Это напоминало непримиримую звериную борьбу. Он взял её за горло. Она обхватила его ногами. Той ночью Анна очень сильно его расцарапала.
Олег обездвиженно лежал в полусонном забытии. Его сознание находилось в болезненном забвении. После тяжёлой ночной смены его тело просто не собиралось двигаться. А спина ныла так, что это отражалось протяжным гудением в голове. Он пролежал так уже около суток, и всё ещё его плоть и разум не могли до конца восстановиться.
Прошлой ночью он таскал на пятый этаж холодильники. Как на зло в здании не было лифта. Тяжеленные и хрупкие холодильники требовали постоянного усилия мышц. Они тащили их вдвоём с Виктором. Виктор был мужик бодрый, но уже за сорок. И поэтому контролировать низ нужно было именно Олегу. Разворачивать в пролётах холодильники было неудобно и поставить их не получалось. Олег чувствовал забитость почти во всём теле.
Он хотел провести в абсолютном невменозе и апатии ещё около суток. Но какой-то демон снова хотел вырвать его из глубин собственного сознания. Он уже поднимался по лестнице, чтобы нарушить покой Олега и вернуть его в проклятую реальность. Он приближался. Олег сморщился. Пусть это предчувствие окажется ложным. Пусть этот мир оставит его в покое. Хотя бы на какое-то время.
Но нет. Раздался мерный стук в дверь. Олег решил сделать вид, что его не существует. Он долго и уверенно не двигался. Но тщетно. Этот стук не желал останавливаться. Олег попытался пошевелиться. Это давалось ему с большими усилиями. Он чувствовал себя чем-то вроде саламандры, прибитой сверху камнем.
- Асмолов Олег Владимирович,- заговорил стук из-за двери,- Нам с вами необходимо переговорить. По делам чрезвычайной важности.
Олег поднялся, попытался унять гудение в голове, натянул майку, которую перед сном успел снять в отличие от штанов. И направился навстречу стуку.
- Олег Владимирович…
Он открыл, наконец дверь. Напротив него стоял человек с неприметной бритой головой.
- Олег Владимирович, дело, о котором мы с вами должны переговорить, имеет безотлагательный характер. Игнорируя общение с координатором, вы пренебрегаете, так сказать, своими гражданскими обязанностями.
Олег махнул гэбисту рукой в сторону табуретки:
- Чаю не предложу, но заходи, инквизитор.
Бритая непримечательная голова нахмурилась:
- Я предпочёл бы, чтобы вы меня называли координатор. Впрочем, опустим это… Колоритненько тут у вас, однако,- сказал инквизитор, рассматривая маленькую комнатку с портретами Дзержинского и Игги Попа на стене.- прямо келья юного революционера.
- И чем же я, обычный фанат, мог заинтересовать органы?- не без интереса спросил Олег.
- Да мы не то чтобы органы. Хотя и не без этого, конечно. Департамент по связям с молодёжью. Нам хорошо известно о ваших приключениях, и, так сказать превратностях судьбы. В вас очень много необузданной энергии. Её бы в благое русло. Вы могли бы стать настоящим лидером. Лидером новой патриотической организации. Организации, поддерживающей спорт и занимающейся молодежной благообщественной деятельностью.
- В смысле сторожить выходы с арен, чтобы ультрасы и бухая толпа после матча друг другу морды не набили. В общем, мусор, но без полномочий. Наполучаешь синяков от угашенной шоблы, и вот, если повезёт, садишься по спискам партии «Правильное дело». Так я вас, господин надсмотрщик, понял.
- Ну почему же так грубо? Я бы ещё раз попросил называть меня просто координатором. И у какого же шельмеца могла возникнуть идея назвать мусором служителей порядка? Цель тех или иных структур и служб как раз и заключается в безопасности всех граждан. А вы, молодое поколение, всё время всё пытаетесь обратить в хаос. Для чего, непонятно.
- Шериф, я в кино видел. Боярский сказал: «Эту страну погубит коррупция».
