Не раздумывая ни секунды, Жерар скинул с плеча штуцер на землю и бросился к четвероногому другу. Сильные руки обхватили переднюю лапу и грудку животного, заставляя его сесть на задние лапы, а свободной рукой мужчина закрыл нос Аргуса своим платком, заглушая посторонние запахи. Пёс брыкался, скулил, охотник чувствовал его страх, а у самого сердце заглушало всё вокруг.
— Я тут, друг мой. Я здесь. Ты меня слышишь? Аргус.
Ласковый голос был готов сорваться. Как бы ни храбрился мужчина, а боль самого преданного существа полосовала его душу острыми когтями. Тельце Аргуса затряслось в крепких объятиях, глаза его закатились.
Мужчина зажмурился, обнимая пса. Его тихое успокаивающее бормотание заглушало скулёж, но Жерар ничего больше не мог поделать. Ничем не в силах был помочь своему другу. Что это могло быть? Оса ужалила в нос? Пальцами охотник попытался прощупать морду под платком, ничего не опухло. Может, на землю кто-то рассыпал перец с табаком, чтобы сбить собак со следа? Но наверняка об этом предупредили бы герцога в донесениях. Это сделали сами гвардейцы? Чтобы никто не решил провести своё расследование? Жерар крепко сжал зубы, ощущая, как ярость волной пробуждается в нём. А свободная рука, обнимающая верного друга, продолжала методично успокаивающе поглаживать его короткую шерсть.
В один момент скулёж прекратился. Внезапно, даже слишком. Аргус не хрипел, не рычал. Его дыхание вновь стало ровным, спокойным. Лишь кровь в широко распахнутых глазах и в ужасе поджатый хвост были признаком прошедшего приступа. Он в ужасе жался к груди хозяина, находя в нём защиту. А у охотника на секунду потемнело в глазах, но он сдержался и остался стоять.
— Всё закончилось, Аргус. Ты справился, — тихо шептал он, похлопывая пса по шее.
Выехав на место исчезновения, маркиз Жерар де ла Круа надеялся, что Её Высочество Аделаида всего лишь сбежала. Оставила позади напыщенных фрейлин, не привыкших к погоне по лесу, так и нерасторопных гвардейцев в тяжёлых доспехах. Но сейчас, после необъяснимой реакции Аргуса, что сунул свой нос в это дело, надежды разбились окончательно. Хищный озлобленный оскал появился на лице мужчины. Жерар де ла Круа найдёт Её Высочество, чего бы ему это ни стоило!
1 Барбакан — в западноевропейской средневековой архитектуре «внешнее сооружение замка или городских укреплений, обычно круглое в плане, для отражения атак на подступах к крепости»
2 Машикули — навесные бойницы, расположенные в верхней части крепостных стен и башен, предназначенные главным образом для вертикального обстрела штурмующего стены противника стрелами или ручным огнестрельным оружием.
3 Штуцер — нарезное дульнозарядное ружьё увеличенного калибра и сокращённой длины ствола в XVII—XIX веках, а также особая категория охотничьего оружия.
Глава 8. Со страхом и упрёком
Непривычный звук нарушил покой размеренного начала дня обитателей усадьбы на улице Трюссе. Несмотря на то, что серебряный колокольчик приглашающе раскинул свой длинный хвост-цепочку на улицу, тишину пронзил громкий стук чугунного кольца по деревянному вырезанному в двери щиту. Слуги прислушались с напряжённым ожиданием, усердно перебирая в памяти, кто обещал посетить дом де ла Круа в Шантире. Немногие пользовались дверным молотком вместо колокольчика, их всех прислуга знала поимённо. Каждый такой гость требовал особой заботы: составления отдельного меню, доведения до блеска всего серебра и каждой люстры.
Терять было уже нечего, неприлично заставлять гостя ждать, поэтому дворецкий отворил дверь. В залу вошла Даниэле: она снимала на ходу с себя ярко-зелёный плащ со стоячим высоким воротом. А за ней семенила служанка, готовая подхватить верхнюю одежду в любой момент.
— Ну и погодка сегодня! — интонация круто шла вверх. Настолько, что отдельные ноты достигли спальни маркиза на втором этаже. — Добрый день, Жак! А где мой брат?
Но ответ ей не был нужен. Прекрасно понимая, что в двенадцать часов дня, если брат в столице, то спит, маркиза легко взбежала на лестничный пролёт и, опустив ладони на перила, Даниэле привстала на носочки. Она нависла всем телом на дубовых досках, так что кружево перчаток впилось в кожу. И правда, Жерар вышел из спальни заспанный, завязывая пояс на шёлковом домашнем халате. Его кудри торчали во все стороны.
— А вот и он! — мадемуазель взбежала к брату, а тот заметил плетёную корзину на сгибе локтя у сестры. Но содержимое, увы, было скрыто платком. Всё было для него слишком стремительным, чтобы мужчина мог извлечь из себя вежливую реакцию. А Даниэле продолжила выдавать из себя обеспокоенную родственницу: — Я как узнала, что отец повредил ногу, сразу же прибежала сюда. Семья де ла Круа должна держаться вместе в такие непростые времена!
Пока мужчина хмурился и вовсю пытался понять, куда заведёт его этот чудной сон, сестра потянула его за локоть в сторону кабинета. Маркиза попросила прислугу принести чай и не беспокоить по пустякам.
Мало-помалу, но ситуация прояснялась. Жерар вспоминал ночной кутёж с молодыми повесами, прокуренный салон и игру в карты. Он не пил, просто тягучий морок был столь же густым, что смог на салоне. Отец? Матушка и правда писала о том, что он упал с коня, но молодой маркиз де ла Круа не воспринял это всерьёз, зная женскую любовь к лёгкой драме в мелочах. Буйство эмоций и переживаний, разлитое чернилами на письме, тронуло сердце мужчины мелкой рябью, но для Даниэле, как казалось брату, это был настоящий шторм.
— То письмо…
Но девушка стянула с руки перчатку и подняла ладонь, призывая брата к молчанию. Её глаза лихорадочно блестели, а пудра неровным слоем лежала на лице. При солнечном свете становилось заметно, что даже самая аккуратная причёска не могла выдержать напора её кудрей. Фрейлина плотно поджала губы, поставив корзинку на письменный стол.
— Я принесла немного того, что должно ему помочь справится с болью.
Платок был отброшен в сторону, и на дубовой столешнице бесшумно появилась бутылка арманьяка. Хороший алкоголь, вероятно, выпрошенный с кухни Лудье.
— Даже не знаю, что и сказать…
Жерар обхватил пальцами горлышко и поднёс бутылку к лицу. За тёмно-зелёным стеклом плескалась мутная жидкость. Что ж, наверное, правда можно было отправиться в родное шато, проведать родителей и…
Дверь в кабинет открылась, и служанка чинно возвестила о том, что чай готов, лишь нужно было сказать, где накрывать стол. Маркиз де ла Круа заметил, что Дени так себя раньше не держала — пожилая женщина чаще брюзжала на сонного маркиза, который вечера в столице проводил с друзьями, а за городом пропадал в разъездах, теперь пыталась спину держать ровнее. Нечасто в дом захаживала младшая дочь, она теперь для слуг птица ещё более высокого полёта — фрейлина. Даниэле отмахнулась — пусть приносят сюда.
И пока сервировали стол, сестра вновь завела беседу — в этот раз о мероприятии для художников, который организовала Её Высочество пару месяцев назад. Дела прошлые, сестрица щебетала, но Жерар слабо улавливал нить повествования, отгоняя остатки сна. Слуги — кто менее искусен, жадно слушали о небольшом рауте, забывая вдохнуть. Будет, что рассказать! Куда больше внимания маркиза привлекла небольшая тень, незаметно проскользнувшая в кабинет, когда дворецкий заносил блюдо с нарезанными яблоками. Тихо она прошлась к креслу у стены, едва согнула лапы в локтях, но запрыгнуть на сидушку так не получилось. Аргус придирчиво посмотрел на место, которое облюбовал, пока хозяин занимался своими человеческими делами. Оно было близко, пёс мог положить морду на мягкую обивку, но вскарабкаться сил не осталось. Недолго думая, Аргус решил довольствоваться малым и лёг у ножек кресла, положив передние лапы поближе к груди, а задние полностью вытянув на паркете.
Последний слуга вышел из кабинета, когда все приготовления были завершены. Даниэле вытянула шею, прислушиваясь к шагам и, стоило им затихнуть, убрала платок и продолжила доставать из корзинки предметы, которые всё менее походили на подарки пострадавшему отцу. Подвес с большим рубином, пучок отрезанных каштановых волос, перевязанных лентой, сложенный лист и обгоревший клочок бумаги. Жерар с удивлением перевёл внимание на стол и протянул руку, но мадемуазель шлёпнула его по тыльной стороне ладони. На мужчину уставился такой же прямой и одновременно упрямый взгляд, как у всех де ла Круа.
— Не понимаю, — Жерар уставился на тонкие пальцы в кружевных перчатках, что теперь держали первый предмет — пучок волос.
На лице фрейлины появилась хитрая улыбка. Даниэле редко выглядела такой увлечённой, она с извращённым наслаждением вытаскивала потаённые секреты, смакуя каждую сплетню на губах.
— Это… Это, дорогой мой брат, первая тайна из череды. Мне пришлось пробраться в самые дальние уголки дворца, проникнут в комнаты прислуги, побывать у каждой фрейлины!
— Гм, — невнятный звук маркиз произнёс неосознанно, когда услышал хриплое пыхтение Аргуса. Оправиться после такого странного происшествия быстро не получилось, но самое страшное было уже позади. — Я думал, сейчас все дамы ведут дневники. Её Высочество…
— Если верить её дневнику, то ей интересны только погода за окном и цвет платья к следующему выходу, — мадемуазель отмахнулась, покачивая находкой из стороны в сторону. — Она не писала там чего-то по-настоящему важного… А если и писала, то, возможно, у неё был другой дневник, который пока никто не нашёл. Ни слуги, ни фрейлины, ни мушкетёры. Но я в это не верю.
Пока она рассуждала, маркиз де ла Круа прошёл к Аргусу. Бедное животное заслуживало чуть больше заботы, чем раньше. Пусть пёс и ослаб после тяжёлой борьбы за жизнь, он всё также активно вилял хвостом и преданно заглядывал в глаза, стоило только хозяину обратить на него внимание. Крепкие руки протиснулись под пузиком, и Аргус взмыл в воздух, чтобы опуститься на месте, что пахло его шерстью, незнакомыми людьми, хозяином и чем-то ещё — обязательно знакомым!
— Собака в доме? — Жерар не видел лица сестры, он с улыбкой наблюдал, как верный друг беспокойно нюхал обивку, прежде чем положил морду на лапу и доверчиво закрыл глаза для дневного сна. В её голосе слышалось неприкрытое удивление и капля пренебрежения.
Аргус не был маленькой декоративной собакой для дамских сумочек. Громкие и миниатюрные папильоны с длинными поднятыми ушами завоевали своё место на перьевых подушках в королевских покоях, но охотничьему бракку место было в псарне. Но Жерар не мог отпустить любимца далеко от себя, когда он был столь уязвлён. Каждый день маркиз ожидал новый приступ. Что маленькое сердце остановится, и тогда…
— Это к делу не относится, — холодно обрубил мужчина, но и двух секунд хватило, чтобы жгучая горечь уступила место сожалению. — Он пострадал, я захотел его побаловать. Только и всего. Продолжай, пожалуйста. Эти волосы…
Он вернулся на место, словно ничего и не было.
— Они принадлежали некоей фрейлине Её Высочества, но её волосы были у одного из слуг. Он хранил их в столе, надеясь, что никто не найдёт.
Не выдержав, маркиз отвёл взгляд. Такой подарок был глубоко личным, женщины дарили свои локоны, вкладывая в этот жест слишком многое. Попытку быть рядом хотя бы частичкой себя, символ безоговорочного доверия, нерушимой клятвы. Но, справившись с первичным чувством неловкости, одним вопросом опустил Даниэлу с небес на землю:
— И как это связано с пропажей?
— О, чудесная история! Эта некая фрейлина попалась нашей общей знакомой во время весьма интересного положения. Конфуз, конечно, удалось скрыть, плод любви не увидел свет, но Её Светлость, — Даниэле осознанно сменила положенное официальное обращение на более простое, чтобы чужие уши не сразу сопоставили титул. Всего лишь герцогиня, не больше. — Имела власть над мадемуазелью Сюзан де Валье больше положенного титулами. Чем тебе не мотив?
Маркиз Жерар глубоко задумался. Подобные отношения при дворе не были редки, но они тщательно скрывались. Быть титулованной дворянкой и стать фавориткой короля — почётно, но судьба фрейлины, которую поймали в объятиях слуги, зависела от милости принцессы. Если бы мадам Аделаида захотела, она могла испортить этой девушке будущий брак, обвинив в распутстве, что навлекло бы позор и на семью. Любое желание должна была Сюзан предугадывать, быть самой верной и преданной, но в сердце либо лелеять свой страх, либо вынашивать план мести. Жерар медленно кивнул, и девушка пододвинула пучок волос ближе к нему, передавая первую зацепку.
— Что ещё я нашла… Вот это письмо у мадемуазель Люсиль. Из семьи де ла Бельву.
Сложенный лист хранил в себе отметины многочисленных сгибов, словно его скрутили в тонкий жгут и вокруг чего-то обвязали, приминая пальцами бумагу. Но кто-то старательно попытался разгладить его. Жерар раскрыл лист, но…
— Тут же ничего не разобрать!
Лист так сильно сжали, что в некоторых местах сгиба появились дыры из-за потёртостей. Просто текст с благодарностью о посещении кузины, написанный с большим количеством ошибок, словно он принадлежал иностранцу. Подписи не было, вероятно, записку передали лично.
— Верно. И стал бы ты передавать эту записку без подписи?
— Ну ищейка! — восхитился Жерар, забирая очередной след. Сейчас у Жерара не было причин отказываться от любой помощи.
— Но дальше… Положа руку на сердце, мне сложно судить наверняка вот об этих вещах. Возьмём, к примеру, это.
Она двумя пальцами защипнула клочок. На бумаге каллиграфическим почерком были выведены несколько строчек:
«недостойное поведение»
«прискорбно осознавать»
«искренне ваш, друг» — на лостарийском языке.
Вероятно, самый конец письма, который не прогорел в камине. С королевством Лостарией в последние лет шесть отношения стали чуть более холодными. Рождение Его Величества рассорило королевства, ведь престол должен был отойти с браком наследной принцессы Аделаиды. Кто-то не только вёл общение с их стороной, но и пытался это скрыть.
— Меня больше всего беспокоит, что это письмо получила мадемуазель Каролин, — Даниэле выглядела задумчивой. Имя Каролин уже срывалось с её уст, но оно словно было окружено панцирем, защищающим образ от злых слов и сплетен, так маркиза де ла Круа осторожно к ней относилась. — Наверное, в этом ничего страшного нет, но Каролин была близкой подругой Её Светлости. Если она что-то передаёт той стороне, остаётся только молиться Богине, что её любовь и преданность не ослабли в её сердце.
Подушечкой указательного пальца Жерар начал размеренно постукивать по столу, рассматривая бумагу. Тихо и методично, отбивая такт. Пригрела мадам Аделаида змею на груди, но сама об этом не подозревала, пока не стало слишком поздно?
— Тут и правда только косвенные предположения. Что ж, это выяснить будет непросто, — мужчина продолжал отбивать ровный ритм, пока не обратил внимание на последнюю зацепку, и тогда звук смолк. — А подвес у кого взяла?
Губы Даниэле вытянулись, а взгляд девушка опустила, сосредоточившись на пере для письма, лежащем рядом. Это было смущение? Неловкость? На столе лежала подвеска с большим рубином в центре композиции — весьма искусная работа. Крупный камень подходил как для мужчин, так и для женских платьев.
