От них поднималась треугольная крыша, оканчивающаяся крылатой девой в лёгких тканях, что простирала руки к народу, словно силилась обнять их. Сразу за скатом крыши вилась мраморная лента с узором в виде различных музыкальных инструментов, которую поддерживали исполинские колонны со второго этажа. Под колоннами в навершии арок-входов в круглых норах спрятались бюсты видных деятелей искусств. Лупоглазого Бастиста Эмилия узнала — его лицо ехидно смотрело из Галереи Искусств, ведущей к спальне. Но остальные лица остались неопознанными, они были слишком похожи друг на друга.
— До чего же красивая аллегория на вдохновение, — тихо ахнула мадемуазель Вайолет, рассматривая центральную скульптуру, что возвышалась над всеми остальными.
Самозванка не полностью постигла смысл сказанного, он ускользал: имела девушка в виду всё здание целиком или какую-то её часть, но отвечать Фурнье не собиралась. Лишь согласно кивнула и поудобнее обхватила пальцами тонкую палку. На другом конце держалась чёрная бархатная маска с вырезами для глаз, теперь полностью скрывающая лицо. Вайолет Сен-Фюст д’Овань последовала примеру принцессы.
Это время поистине можно было назвать расцветом культуры Риндалии. Не без помощи поддержки мадам Аделаиды было открыто несколько академий, а также появилась квота для безродных, но талантливых творцов, что желали постигать искусство и учиться у лучших. Даже королевская академия музыки распахнула свои двери лишь два года назад, но уже считалась самым изысканным местом для постижения изящных наук в королевстве. И не только это могло удивить публику, ведь академия являлась ещё и первым постоянным театром в Шантире, куда по счастливой случайности приехала труппа из Сайдонии — настоящей родины оперы!
Трёхметровые створчатые двери отворились, пропуская дам через первую лестницу. Она была довольно узкой, не более трёх метров, оканчивающаяся ещё одной дверью. Мужчина в ливрее отворил её, пропуская знатных дам в фойе…
Яркий тёплый свет свечей озарял огромную залу. Позолота и отполированный мрамор колонн подхватывали блики и одухотворённо лепили на себя, удивляя гостей блеском великолепия. Пять одинаковых дверей после маленьких коридоров-лесенок вели сюда, где в центре, словно одинокое дерево в поле, вырастала настоящая мать-лестница: широкая, она встречала гостей помпезной красотой. На середине раскинула свои ветви в разные стороны, чтобы поток людей «стекался» из противоположных концов залы вниз, к корням. Вдоль перил и стен стояли на мраморных постаментах фонари. Яблони, чьи листья горели пламенем десятка свечей. Вокруг двух из них, центральных, кружили сказочные существа: справа козлоногие фавны, играющие на свирелях свои колдовские песни, а слева танцевали босоногие нимфы с прозрачными стрекозьими крыльями. Дети Богини, насылающие сны и сладкие грёзы.
Аркада с полукруглыми арками под потолком терялась. Взгляд Эмилии скользил по балконам, где потихоньку начинали собираться зрители из высшего света. Раз, два… Эмилия сбивалась и начинала считать заново, незаметно загибая пальцы. Окна на фасаде здания давали ложное представление о высоте академии! Трёхэтажное снаружи, но четырёхэтажное изнутри! Может, это и правда заколдованное место? Шкатулка, брошенная великаном, но сохранившая в себе искры его магии… И самозванка покрепче взялась за маску: теперь точно нельзя её снимать. Пусть театр и считался местом неподобающим для дам высшего света, на эту маленькую шалость закрывали глаза, если женщина приходила в маске. Эмилия незаметно скрестила пальцы, поднимая взгляд к небу, чтобы мысленно повторить молитву.
У девушки закружилась голова. На потолке были люди! Они смотрели на неё, смеялись! Краска яркая, а лица как живые. Эмилии казалось, если она прищурится, увидит, как они едва заметно двигаются, не выдержав… Потолок был разделён на четыре части: на первой мужчины и женщины в карнавальных костюмах, их лица искажены смехом. Со второй части смотрел мужчина в золотых доспехах: за ним поднималось рассветное солнце, а лучи проходили сквозь кудри цвета пшена, создавая впечатление, что от мужчины исходила какая-то сила. Он поднял руку с мечом, словно вот-вот его белый конь с крупными венами на шее, должен пуститься галопом, а за ним двинется армия. Великий воевода, он вдохновлял на подвиги и свершения: мужчина застыл, так и не сумев прорваться сквозь рисунок. Третья картина была мрачной: женщины плакали, а мужчина приложил руку к сердцу и смотрел куда-то наверх, где вверх ногами смеялись шуты в карнавальных костюмах. Сокрушённый горем, он взывал к своим соседям, но те лишь потешались. Четвёртая показывала сцену из любовного свидания: мужчина и женщина спрятались в саду, украдкой держались мизинцами и…
Пусть ступени и были низкими, Эмилия споткнулась о подол платья, но проходящий мимо мужчина подхватил её, не позволяя упасть.
— Позвольте, — весёлый удалой голос прозвучал тихо, мужчина легко подставил свой локоть под руку Эмилии, — я провожу вас.
Карие глаза скользнули по маске девушки, а Эмилия заметила в них отражение головокружительной роскоши. Мужественные ямочка на подбородке и горбинка на носу, не отпускали её мыслей.
С усилием воли Эмилия отвернулась от мужчины. А он ведь ещё молод и в камзоле! Значит, при деньгах! Мадемуазель Вайолет, что шла рядом, ни слова не сказала. Наверное, Констанция нашла бы способ вклиниться между ними, благовидный предлог, чтобы отвести мужчину, но не фрейлина Сен-Фюст д’Овань! Та поглядывала на принцессу и незнакомца, но шла чуть позади, безучастно предпочитая не напоминать о себе в столь щекотливый момент.
— Вы знаете, чудесное место, — его голос полушёпотом лился в уши Эмилии, а она была рада, что маска не позволяла нелепой улыбке взять верх в неравной битве с самообладанием. — Открыто всего как пять лет по приказу покойного Корнеила III… Что, ещё не были? Нет-нет, я вовсе не смеюсь!.. Сегодня будет опера «Коронация Монетти» — про короля, принца и обстоятельства, которые пошли против них. Конец счастливый, не волнуйтесь, я читал…
Она всё слушала и слушала. Игриво хихикала и ответила на простые вопросы. «Нет, месье, не была здесь». «Это место как сказочный ларец… Прошу вас, не смейтесь!» «И что же с ними случилось? Расскажите!» Маска скрывала не только Эмилию, но и Аделаиду. Девушка терялась, как ей себя вести, но, обескураженная чудесами этого места, не могла противиться атмосфере таинственности.
И так и шли, только они вдвоём вдоль озарённого свечами коридора, смотря через перила на всё приходящих гостей, пока её плечо не перестало касаться его руки, а мужчина отстранился. Он галантно поклонился на прощание:
— Вы пришли. А теперь, мне пора, мадемуазель.
С губ Эмилии сорвался девичий кокетливый смешок. Она провожала кудрявого юношу взглядом, пока не поняла, что… Так и не сказала, что ей нужно было попасть в королевскую ложу. Девица Фурнье медленно повернулась за плечо и увидела не только мадемуазель Виолетту, которая с интересом рассматривала принцессу сквозь щёлочки в маске, но и нескольких слуг. Один держал подол, второй нёс канделябр дополнительно, если принцессе понадобится, третий бежал впереди, чтобы открыть дверь… И ведь догадался же! Образ прекрасного незнакомца был разбит, восстановлению в сердце обиженной юной девицы не подлежал. Мужчина помог мадам Аделаиде не упасть, а не прекрасной незнакомке. Вот ведь мерзавец!
Небольшая особенность жизни принцессы: Эмилия заметила, что перестала касаться дверных ручек. Перед ней слуги, позади — тоже. И лишь благородные мадемуазели рядом: вынужденные подруги, которые могли идти с ней под руку во время прогулок.
В ложе, которая являлась балконом на уровне бельэтажа, уже были зрители. Первым поднялся регент. Он учтиво склонился в приветственном поклоне, а Эмилия ответила кивком головы. Но куда более интересная фигура была позади: мальчик забрался коленями на стул и выглядывал из-за спинки на девушек. Заметив его, Эмилия свободной рукой щипнула край юбки и присела в реверансе, не отнимая маску от лица, а мадемуазель Вайолет последовала её примеру. Его Величество мигом сел как подобало. Под маленькими башмачками Антуана II была подставлена ступенька с бархатной подушкой: не мог король целой страны сидеть и раскачивать ногами, словно мальчишка!
Эмилия заняла место по правую руку от короля, а фрейлина и регент расположились позади, на втором ряду. Но ожидание казалось томительным. Партер заполнялся тягуче медленно. Люди прибывали, мужчины здоровались друг с другом, рассаживались на свои места и затевали бессмысленную беседу. Занавес оставался глух к нестройному рокоту смущённых хлопков, а больше на сцене ничего интересного не было. Канделябры с горящими свечами, множество камзолов и декоративных шпаг, оркестр у самой сцены. Самозванка повернулась к королю, не позволяя маске сойти с её лица. Мальчик поспешно отшатнулся, он чуть сжал кулаки. Было видно, как мышца на широких скулах дёрнулась. Неужели рассматривал стан Эмилии? Догадывался ли он о чём-нибудь?
— Мой брат, как зовут вашу лошадь?
— Что?
Мальчик нахмурился. То старшая сестра Аделаида была подчёркнуто-холодна, то задавала несуразные вопросы! Наверняка какая-то будет обидная шутка или странная ловушка.
— Как зовут вашу любимую лошадь?
Ребёнок тянулся к своей семье. Той, которую он знал. В шестилетнем возрасте король всё ещё оставался ребёнком, и в его глазах появилась радость — а вдруг на самом деле? Сестра его одарила капелькой своего внимания!
— Евстафий. В честь главнокомандующего шестого века. Он завоевал всех соседей и объединил в империю аж семь государств!
— Правда? Вот здорово! — восхищённо ахнула девушка. — Он, наверное, очень сильный! Конь, я имею в виду.
Мальчишка замолчал и уткнулся в свой воротник носом, насупившись. Его взгляд исподлобья пронзал детской обидой. Антуан казался не по возрасту серьёзным, он пытался выглядеть грозным, но короткие пышные штаны поверх белых гольф не давали обмануться.
— Зачем вы спрашиваете это у меня, сестра?
Безукоризненно вежливо, демонстративно холодно. Эмилия чувствовала, как мальчику неуютно внимание со стороны якобы сестры. Констанция рассказала вкратце, что Антуан и Аделаида виделись редко, несмотря на то, что кровные родственники.
«Это всё потому, что они живут во дворце, — заключила девица Фурнье, готовясь ко встрече. — Вон, какой огромный! А они всё бегают, носятся туда-сюда как ужаленные. Пожили бы они в обычном доме, да хоть в моём — мигом стали бы лучшими друзьями. Это же кровинушка родная! Вот вернётся Её Высочество, как за голову схватится. Поймёт наконец, как я ей помогла. Может, даже благодарна будет».
Но с недоверием далеко уйти не получится. Ни чая с пирожными в полдень, ни ожерелий каких-нибудь за красивые глаза. Эмилия, оставшись сиротой, решила пройти тяжёлый путь сплочения правящего семейства. Пусть пока и не знала всех деталей.
— Я подумала, что… Э-э-эм, — самозванка постаралась правильно подобрать слова, затянув паузу. — Короли вашего возраста любопытствуют ско… Животными и военным делом. Выбрала то, что ближе…
— Я бы…
Первые звуки громовым рокотом разнеслись над высокими сводчатыми потолками, и воцарилось молчание. Нестройные первые хлопки, что понемногу смелели, обрушились ливнем. И, словно всё время актёры ждали именно этого, занавес начал разъезжаться в разные стороны, а мадемуазель Вайолет достала из кармана маленький расписной бинокль и приложила поверх маски.
Эмилия приготовилась внимать Искусству! Её сердце было открыто, она ожидала почувствовать так называемый катарсис — одно из слов для бесконечного заучивания. Вышел мужчина с напомаженным лицом, так что и зрители из самых дальних рядов могли видеть безжизненный тон с ярко-алыми губами-сердечком. Он широко раскрыл рот и затянул нижнюю ноту, перетягивая свой голос всё выше, выше и выше, пока женщина не вторила ему. И девица Фурнье скривила рот — это ваша хвалёная опера? Люди на сцене пели что-то, но слов разобрать было практически невозможно! Голоса смешивались с музыкой, образуя странный цвет, но не облекая его в форму.
В первом акте появились король и королева: их замок был покрыт трещинами, платья рвались под весёлый смех зрителей и протяжный вой актёров, кони дохли. Все несчастья, которые могли только обрушиться на семью, были показаны. Появился сын, вероятно Монетти (кого-то же должны были так звать, верно?), на которого августейшие родители с радостью повесили ярмо проблем. Эмилия понимала образы, жесты, она сама придумывала сюжет того, что видела. К объявлению антракта девушка уже была заинтересована в буффонаде происходящей на сцене.
Второй акт подубавил настрой. Актёр-Монетти в сверкающей короне отправился в дремучий лес. Для чего — возможно, это проговаривалось, но Эмилия не смогла понять. Сцена эта началась с протяжной песни.
Шторы, скрывающие вход в ложе, отворились. Слуга передал записку регенту, и тот молча вышел, провожаемый завистливым взглядом, искрящимся из-под непроницаемой маски самозванки.
Песня была долгой, заунывной. Слушать её было просто невыносимо! Антуан положил локоть на перила и подпёр щёку кулаком. После уморительных злоключений стенания на жизнь казались пресными не только Его Величеству, но и самой Эмилии. А мадемуазель Вайолет, сидевшая позади принцессы, полностью наслаждалась происходящим на сцене, ограничив свой обзор лишь тем, что позволяли увидеть линзы в бинокле.
Поняв, что можно обернуть это в свою пользу, самозванка отняла от своего лица маску, чуть полуобернувшись к королю, чтобы он мог обратить внимание. И изобразила самую гнусную рожицу, на которую была только способна. На её переносице образовались складочки, верхняя губа поднялась, обнажая ряд зубов, взгляд был обращён в потолок, словно вид невинного ягнёнка, но ресницы трепетали в конвульсиях. Она старалась открывать рот так, как делал это артист на сцене, но звуков не издавала. Якобы она поёт, воет, ноет. Антуан не сразу понял, что что-то не так: он лениво изучал музыкальные инструменты в руках оркестрантов, пытался найти яму суфлёра, вглядывался в лица в зале… И одно лицо приковало к себе: его сестра кривлялась! Певец взял ноту ниже, а Эмилия втянула щёки и подняла брови наверх, придавая себе вид крайне одухотворённого человека или дурачка. Не сдержавшись, Антуан закрыл ладонями свой рот, но смех уже прорывался наружу. И ведь случайные зрители увидят лишь маску Её Высочества, никак не её гримасы, развлекающие короля.
Герцог де Шатрон шёл по безлюдному залу, пока не остановился у одной из колонн, нырнул за неё и оказался скрыт в углублении от посторонних взглядов. В этой арке и поджидал его кудрявый молодой человек.
— Я нашёл её, — маркиз де ла Круа отвесил сдержанный поклон.
— Кого? — герцог перешёл на шёпот.
— Ведьму.
Когда герцог де Шатрон вернулся, на сцене уже проходили испытания для актёра. Он прыгал через бочки и фехтовал с медведем — вероятно, это обязательные условия для получения короны! И лишь то, как Антуан смотрел на Эмилию, его лёгкий прищур и широкая улыбка, выдавали что что-то произошло без регента. Но что?
Третий акт решил все открытые вопросы: Монетти нашёл сокровища, вернулся домой с верными соратниками и принял корону своего отца.
— До чего же красивая аллегория на вдохновение, — тихо ахнула мадемуазель Вайолет, рассматривая центральную скульптуру, что возвышалась над всеми остальными.
Самозванка не полностью постигла смысл сказанного, он ускользал: имела девушка в виду всё здание целиком или какую-то её часть, но отвечать Фурнье не собиралась. Лишь согласно кивнула и поудобнее обхватила пальцами тонкую палку. На другом конце держалась чёрная бархатная маска с вырезами для глаз, теперь полностью скрывающая лицо. Вайолет Сен-Фюст д’Овань последовала примеру принцессы.
Это время поистине можно было назвать расцветом культуры Риндалии. Не без помощи поддержки мадам Аделаиды было открыто несколько академий, а также появилась квота для безродных, но талантливых творцов, что желали постигать искусство и учиться у лучших. Даже королевская академия музыки распахнула свои двери лишь два года назад, но уже считалась самым изысканным местом для постижения изящных наук в королевстве. И не только это могло удивить публику, ведь академия являлась ещё и первым постоянным театром в Шантире, куда по счастливой случайности приехала труппа из Сайдонии — настоящей родины оперы!
Трёхметровые створчатые двери отворились, пропуская дам через первую лестницу. Она была довольно узкой, не более трёх метров, оканчивающаяся ещё одной дверью. Мужчина в ливрее отворил её, пропуская знатных дам в фойе…
Яркий тёплый свет свечей озарял огромную залу. Позолота и отполированный мрамор колонн подхватывали блики и одухотворённо лепили на себя, удивляя гостей блеском великолепия. Пять одинаковых дверей после маленьких коридоров-лесенок вели сюда, где в центре, словно одинокое дерево в поле, вырастала настоящая мать-лестница: широкая, она встречала гостей помпезной красотой. На середине раскинула свои ветви в разные стороны, чтобы поток людей «стекался» из противоположных концов залы вниз, к корням. Вдоль перил и стен стояли на мраморных постаментах фонари. Яблони, чьи листья горели пламенем десятка свечей. Вокруг двух из них, центральных, кружили сказочные существа: справа козлоногие фавны, играющие на свирелях свои колдовские песни, а слева танцевали босоногие нимфы с прозрачными стрекозьими крыльями. Дети Богини, насылающие сны и сладкие грёзы.
Аркада с полукруглыми арками под потолком терялась. Взгляд Эмилии скользил по балконам, где потихоньку начинали собираться зрители из высшего света. Раз, два… Эмилия сбивалась и начинала считать заново, незаметно загибая пальцы. Окна на фасаде здания давали ложное представление о высоте академии! Трёхэтажное снаружи, но четырёхэтажное изнутри! Может, это и правда заколдованное место? Шкатулка, брошенная великаном, но сохранившая в себе искры его магии… И самозванка покрепче взялась за маску: теперь точно нельзя её снимать. Пусть театр и считался местом неподобающим для дам высшего света, на эту маленькую шалость закрывали глаза, если женщина приходила в маске. Эмилия незаметно скрестила пальцы, поднимая взгляд к небу, чтобы мысленно повторить молитву.
У девушки закружилась голова. На потолке были люди! Они смотрели на неё, смеялись! Краска яркая, а лица как живые. Эмилии казалось, если она прищурится, увидит, как они едва заметно двигаются, не выдержав… Потолок был разделён на четыре части: на первой мужчины и женщины в карнавальных костюмах, их лица искажены смехом. Со второй части смотрел мужчина в золотых доспехах: за ним поднималось рассветное солнце, а лучи проходили сквозь кудри цвета пшена, создавая впечатление, что от мужчины исходила какая-то сила. Он поднял руку с мечом, словно вот-вот его белый конь с крупными венами на шее, должен пуститься галопом, а за ним двинется армия. Великий воевода, он вдохновлял на подвиги и свершения: мужчина застыл, так и не сумев прорваться сквозь рисунок. Третья картина была мрачной: женщины плакали, а мужчина приложил руку к сердцу и смотрел куда-то наверх, где вверх ногами смеялись шуты в карнавальных костюмах. Сокрушённый горем, он взывал к своим соседям, но те лишь потешались. Четвёртая показывала сцену из любовного свидания: мужчина и женщина спрятались в саду, украдкой держались мизинцами и…
Пусть ступени и были низкими, Эмилия споткнулась о подол платья, но проходящий мимо мужчина подхватил её, не позволяя упасть.
— Позвольте, — весёлый удалой голос прозвучал тихо, мужчина легко подставил свой локоть под руку Эмилии, — я провожу вас.
Карие глаза скользнули по маске девушки, а Эмилия заметила в них отражение головокружительной роскоши. Мужественные ямочка на подбородке и горбинка на носу, не отпускали её мыслей.
С усилием воли Эмилия отвернулась от мужчины. А он ведь ещё молод и в камзоле! Значит, при деньгах! Мадемуазель Вайолет, что шла рядом, ни слова не сказала. Наверное, Констанция нашла бы способ вклиниться между ними, благовидный предлог, чтобы отвести мужчину, но не фрейлина Сен-Фюст д’Овань! Та поглядывала на принцессу и незнакомца, но шла чуть позади, безучастно предпочитая не напоминать о себе в столь щекотливый момент.
— Вы знаете, чудесное место, — его голос полушёпотом лился в уши Эмилии, а она была рада, что маска не позволяла нелепой улыбке взять верх в неравной битве с самообладанием. — Открыто всего как пять лет по приказу покойного Корнеила III… Что, ещё не были? Нет-нет, я вовсе не смеюсь!.. Сегодня будет опера «Коронация Монетти» — про короля, принца и обстоятельства, которые пошли против них. Конец счастливый, не волнуйтесь, я читал…
Она всё слушала и слушала. Игриво хихикала и ответила на простые вопросы. «Нет, месье, не была здесь». «Это место как сказочный ларец… Прошу вас, не смейтесь!» «И что же с ними случилось? Расскажите!» Маска скрывала не только Эмилию, но и Аделаиду. Девушка терялась, как ей себя вести, но, обескураженная чудесами этого места, не могла противиться атмосфере таинственности.
И так и шли, только они вдвоём вдоль озарённого свечами коридора, смотря через перила на всё приходящих гостей, пока её плечо не перестало касаться его руки, а мужчина отстранился. Он галантно поклонился на прощание:
— Вы пришли. А теперь, мне пора, мадемуазель.
С губ Эмилии сорвался девичий кокетливый смешок. Она провожала кудрявого юношу взглядом, пока не поняла, что… Так и не сказала, что ей нужно было попасть в королевскую ложу. Девица Фурнье медленно повернулась за плечо и увидела не только мадемуазель Виолетту, которая с интересом рассматривала принцессу сквозь щёлочки в маске, но и нескольких слуг. Один держал подол, второй нёс канделябр дополнительно, если принцессе понадобится, третий бежал впереди, чтобы открыть дверь… И ведь догадался же! Образ прекрасного незнакомца был разбит, восстановлению в сердце обиженной юной девицы не подлежал. Мужчина помог мадам Аделаиде не упасть, а не прекрасной незнакомке. Вот ведь мерзавец!
Небольшая особенность жизни принцессы: Эмилия заметила, что перестала касаться дверных ручек. Перед ней слуги, позади — тоже. И лишь благородные мадемуазели рядом: вынужденные подруги, которые могли идти с ней под руку во время прогулок.
В ложе, которая являлась балконом на уровне бельэтажа, уже были зрители. Первым поднялся регент. Он учтиво склонился в приветственном поклоне, а Эмилия ответила кивком головы. Но куда более интересная фигура была позади: мальчик забрался коленями на стул и выглядывал из-за спинки на девушек. Заметив его, Эмилия свободной рукой щипнула край юбки и присела в реверансе, не отнимая маску от лица, а мадемуазель Вайолет последовала её примеру. Его Величество мигом сел как подобало. Под маленькими башмачками Антуана II была подставлена ступенька с бархатной подушкой: не мог король целой страны сидеть и раскачивать ногами, словно мальчишка!
Эмилия заняла место по правую руку от короля, а фрейлина и регент расположились позади, на втором ряду. Но ожидание казалось томительным. Партер заполнялся тягуче медленно. Люди прибывали, мужчины здоровались друг с другом, рассаживались на свои места и затевали бессмысленную беседу. Занавес оставался глух к нестройному рокоту смущённых хлопков, а больше на сцене ничего интересного не было. Канделябры с горящими свечами, множество камзолов и декоративных шпаг, оркестр у самой сцены. Самозванка повернулась к королю, не позволяя маске сойти с её лица. Мальчик поспешно отшатнулся, он чуть сжал кулаки. Было видно, как мышца на широких скулах дёрнулась. Неужели рассматривал стан Эмилии? Догадывался ли он о чём-нибудь?
— Мой брат, как зовут вашу лошадь?
— Что?
Мальчик нахмурился. То старшая сестра Аделаида была подчёркнуто-холодна, то задавала несуразные вопросы! Наверняка какая-то будет обидная шутка или странная ловушка.
— Как зовут вашу любимую лошадь?
Ребёнок тянулся к своей семье. Той, которую он знал. В шестилетнем возрасте король всё ещё оставался ребёнком, и в его глазах появилась радость — а вдруг на самом деле? Сестра его одарила капелькой своего внимания!
— Евстафий. В честь главнокомандующего шестого века. Он завоевал всех соседей и объединил в империю аж семь государств!
— Правда? Вот здорово! — восхищённо ахнула девушка. — Он, наверное, очень сильный! Конь, я имею в виду.
Мальчишка замолчал и уткнулся в свой воротник носом, насупившись. Его взгляд исподлобья пронзал детской обидой. Антуан казался не по возрасту серьёзным, он пытался выглядеть грозным, но короткие пышные штаны поверх белых гольф не давали обмануться.
— Зачем вы спрашиваете это у меня, сестра?
Безукоризненно вежливо, демонстративно холодно. Эмилия чувствовала, как мальчику неуютно внимание со стороны якобы сестры. Констанция рассказала вкратце, что Антуан и Аделаида виделись редко, несмотря на то, что кровные родственники.
«Это всё потому, что они живут во дворце, — заключила девица Фурнье, готовясь ко встрече. — Вон, какой огромный! А они всё бегают, носятся туда-сюда как ужаленные. Пожили бы они в обычном доме, да хоть в моём — мигом стали бы лучшими друзьями. Это же кровинушка родная! Вот вернётся Её Высочество, как за голову схватится. Поймёт наконец, как я ей помогла. Может, даже благодарна будет».
Но с недоверием далеко уйти не получится. Ни чая с пирожными в полдень, ни ожерелий каких-нибудь за красивые глаза. Эмилия, оставшись сиротой, решила пройти тяжёлый путь сплочения правящего семейства. Пусть пока и не знала всех деталей.
— Я подумала, что… Э-э-эм, — самозванка постаралась правильно подобрать слова, затянув паузу. — Короли вашего возраста любопытствуют ско… Животными и военным делом. Выбрала то, что ближе…
— Я бы…
Первые звуки громовым рокотом разнеслись над высокими сводчатыми потолками, и воцарилось молчание. Нестройные первые хлопки, что понемногу смелели, обрушились ливнем. И, словно всё время актёры ждали именно этого, занавес начал разъезжаться в разные стороны, а мадемуазель Вайолет достала из кармана маленький расписной бинокль и приложила поверх маски.
Эмилия приготовилась внимать Искусству! Её сердце было открыто, она ожидала почувствовать так называемый катарсис — одно из слов для бесконечного заучивания. Вышел мужчина с напомаженным лицом, так что и зрители из самых дальних рядов могли видеть безжизненный тон с ярко-алыми губами-сердечком. Он широко раскрыл рот и затянул нижнюю ноту, перетягивая свой голос всё выше, выше и выше, пока женщина не вторила ему. И девица Фурнье скривила рот — это ваша хвалёная опера? Люди на сцене пели что-то, но слов разобрать было практически невозможно! Голоса смешивались с музыкой, образуя странный цвет, но не облекая его в форму.
В первом акте появились король и королева: их замок был покрыт трещинами, платья рвались под весёлый смех зрителей и протяжный вой актёров, кони дохли. Все несчастья, которые могли только обрушиться на семью, были показаны. Появился сын, вероятно Монетти (кого-то же должны были так звать, верно?), на которого августейшие родители с радостью повесили ярмо проблем. Эмилия понимала образы, жесты, она сама придумывала сюжет того, что видела. К объявлению антракта девушка уже была заинтересована в буффонаде происходящей на сцене.
Второй акт подубавил настрой. Актёр-Монетти в сверкающей короне отправился в дремучий лес. Для чего — возможно, это проговаривалось, но Эмилия не смогла понять. Сцена эта началась с протяжной песни.
Шторы, скрывающие вход в ложе, отворились. Слуга передал записку регенту, и тот молча вышел, провожаемый завистливым взглядом, искрящимся из-под непроницаемой маски самозванки.
Песня была долгой, заунывной. Слушать её было просто невыносимо! Антуан положил локоть на перила и подпёр щёку кулаком. После уморительных злоключений стенания на жизнь казались пресными не только Его Величеству, но и самой Эмилии. А мадемуазель Вайолет, сидевшая позади принцессы, полностью наслаждалась происходящим на сцене, ограничив свой обзор лишь тем, что позволяли увидеть линзы в бинокле.
Поняв, что можно обернуть это в свою пользу, самозванка отняла от своего лица маску, чуть полуобернувшись к королю, чтобы он мог обратить внимание. И изобразила самую гнусную рожицу, на которую была только способна. На её переносице образовались складочки, верхняя губа поднялась, обнажая ряд зубов, взгляд был обращён в потолок, словно вид невинного ягнёнка, но ресницы трепетали в конвульсиях. Она старалась открывать рот так, как делал это артист на сцене, но звуков не издавала. Якобы она поёт, воет, ноет. Антуан не сразу понял, что что-то не так: он лениво изучал музыкальные инструменты в руках оркестрантов, пытался найти яму суфлёра, вглядывался в лица в зале… И одно лицо приковало к себе: его сестра кривлялась! Певец взял ноту ниже, а Эмилия втянула щёки и подняла брови наверх, придавая себе вид крайне одухотворённого человека или дурачка. Не сдержавшись, Антуан закрыл ладонями свой рот, но смех уже прорывался наружу. И ведь случайные зрители увидят лишь маску Её Высочества, никак не её гримасы, развлекающие короля.
Герцог де Шатрон шёл по безлюдному залу, пока не остановился у одной из колонн, нырнул за неё и оказался скрыт в углублении от посторонних взглядов. В этой арке и поджидал его кудрявый молодой человек.
— Я нашёл её, — маркиз де ла Круа отвесил сдержанный поклон.
— Кого? — герцог перешёл на шёпот.
— Ведьму.
Когда герцог де Шатрон вернулся, на сцене уже проходили испытания для актёра. Он прыгал через бочки и фехтовал с медведем — вероятно, это обязательные условия для получения короны! И лишь то, как Антуан смотрел на Эмилию, его лёгкий прищур и широкая улыбка, выдавали что что-то произошло без регента. Но что?
Третий акт решил все открытые вопросы: Монетти нашёл сокровища, вернулся домой с верными соратниками и принял корону своего отца.
