Он обвинял её, декларировал грехи Не Её Высочества перед божественным судом, ибо мог он сам вынести приговор. Это не было похожим на привычные лекции об истории мадам Розетты, введение в курс дела стало частью игры. На следующей фразе перст указал куда-то на уровень корсажа девушки, жестом делая акцент, что именно в этот момент включалась сама Эмилия.
— Мы надеялись, что Ваша Светлость, вернувшись, поделится с нами причинами столь сумасбродного поступка. Вы вновь устали от дворцовой жизни, у вас случилась мигрень, пускай! Но вы втайне отправились на минеральные воды без своей свиты, что было невероятно безрассудно с вашей стороны!
Что за глупая девчонка! Эмилия не могла объяснить себе, почему мадам Аделаида поступила так. Сбежала из дворца, не хотела больше выносить перин и зеркал. А ведь могла бы ради разнообразия свинарник почистить — вот тогда бы поняла, от чего устают! Девица Фурнье хотела было цинично фыркнуть и рассмеяться, но сдержалась, чтобы медленно кивнуть, соглашаясь с высказанными претензиями в свой адрес.
— И я впредь не намерен этого терпеть, — тон человека, привыкшего повелевать.
Его напускная злость не пугала Эмилию, ведь для неё теперь это было всего лишь интересное представление. Не она сбежала, не её наказывают, а кого-то ещё.
Мужчина потянул за верёвку. Вот эту хитрость девица Фурнье знала! Чем больше дом, тем больше комнат. А слуги могут быть не везде, не сидеть в пустой галерее и ждать, пока жильцы захотят её посетить. Поэтому такие приспособления ставились в местах частого отдыха, верёвки вели на кухню или прочие места, где слуги отдыхали. А там были колокольчики — подписанные под комнаты, если горничные умели читать. Если не умели — приходилось запоминать расположения: верхняя от Бархатной спальни, а левая нижняя от летней террасы.
Эта верёвка тянулась до картины за стулом герцога. Девица Фурнье наклонила голову, заглядывая герцогу за плечо. Суровый дядька в нелепой шляпе с огромным гусиным пером с тяжёлым взглядом смотрел на неё. Эми прищурилась, стараясь припомнить. Он казался ей навязчиво знакомым… И точно — именно эти брови она целовала перед сном! На золотой монете! Профиль покойного Его Величества не скрывал ни его привычной бороды, ни кустистых бровей! Девушка почувствовала сильное желание попросить золотой, чтобы проверить сходство, но сдержалась, ведь услышала приглушённые шаги.
Эмилия выпрямилась, положила руки на колени и приняла такой вид, словно была не собой. Мадам Аделаида, принцесса королевства Риндалии. Она медленно повернула голову и увидела, как в стене появился проём, но раньше там и зазора не было видно! Ни единой ручки, потайной вход, за которым ждала девушка. Потайная дверь отворилась.
Лицо незнакомки казалось неуловимо похожим на девушку с портрета. Тот же овал лица, тот же острый подбородок и невероятно синие глаза. Только одновременно с этим что-то было не то, странным, искажённым. Брови иной формы и… Да, губы тоньше и как нежно-розовые бархатные лепестки, не столь мертвенно-бледные. Призрачный образ молодой Хранительницы сделал вдох полный жизни и опустился в смиренном реверансе, а её фиолетовая юбка, словно раскрывшийся бутон, коснулась пола.
— Мы заменим ваших фрейлин, — продолжал мужчина, — чтобы порочные женщины не потворствовали вашим соблазнам. Позвольте представить — мадемуазель Констанция де Шатрон, великая герцогиня Фронвиль.
Кабинет сменился новыми залом — Салоном Азалии, где даже камин казался украшенным не только растениями, но и милыми травоядными животными, фигурками кудрявых младенцев и прочими символами невинности и нежности. Именно сюда привели фрейлин для поклона перед августейшей особой. Перед самозванкой в реверансе стояли все четыре фрейлины, пришедшие к ней на поклон. Констанция, дочь герцога де Шатрон, подняла голову первая, выждав необходимое время для приличия. Следующей встала маркиза в кремовом платье с корсажем, расшитым нежными молодыми бутонами роз из лент. Её каштановые волосы были подняты в высокую причёску, что также пронзили цветочные шпильки. Маркиза Дайон, впрочем, как и остальные фрейлины, хотела произвести впечатление на Её Высочество. Эмилия улыбнулась ей, племяннице капитана королевской стражи.
— Благодарю за оказанную милость, Ваша Светлость, — герцогиня постаралась опустить взгляд, но любопытство брало верх.
Именно представители рода Брэттфордов нашли следы Её Высочества на минеральных водах, доложили регенту. За проявленную бдительность и расторопность в поисках пожаловали награду и, конечно же, отметили девицу, близкую родственницу наиболее успешного представителя этого семейства, с незапятнанной репутацией.
Третья мадемуазель Жаклин Монускье, герцогиня Радонская. Её причёска была в новомодном стиле «юрлю-берлю», или, как называла её мадам Розетта, — «Скульптурный шик». Завить небольшие крутые кудри и симметрично уложить локоны было совсем не просто. Крупный жемчуг на шее, квадратный вырез лимонно-серого верхнего платья и высокий дымчатый ворот. Девушка была самой молодой, на вид ей едва исполнилось шестнадцать, и напудренная кожа её старила, добавляя лет пять на вид. Кроткая смиренность могла бы обмануть кого угодно, но Эмилия насторожилась, стоило моднице войти в залу в пёстрой стайке фрейлин.
Главный вопрос, что крутился в голове самозванки — «Что случилось с Её Высочеством на самом деле?» Если герцог де Шатрон и Констанция временно были вне подозрений, то виновник мог быть кем угодно. Огромный дворец, высокий титул, который наделял немногими возможностями и ответственностью. Кому было важно, чтобы принцесса Аделаида исчезла? Были ли у неё враги среди своих? Месье Готье мягко намекнул, что герцог Монускье имел некоторую ссору с мадам Аделаидой. Вполне возможно, что он один из тех, кто будет знать про самозванку, поэтому и его родственницу лучше держать поближе.
И последняя, но не по значимости — дарованная милость герцога де Шатрона. Послабление строгого наказания. Единственная прежняя фрейлина принцессы Аделаиды, что не была отослана из дворца обратно в семью. Мадемуазель Виолет Сен-Фюст д’Овань. Младшая внучка герцога Мадмильского, влиятельного во дворе аристократа.
— Что ж, — Эмилия удержалась, чтобы не обменяться реверансами. Но девушки словно хотели что-то. Они ожидали приказов или слов напутствий, важных для первой встречи.
— Вы наверняка умаялись с дороги, — Констанция нашла подходящие слова первая.
Герцогиня, привыкшая к жизни во дворце, к распорядку дня и прочим благам и радостям высокого положения семьи, направляла самозванку, делая это столь незаметно и ненавязчиво, словно вела её за руку.
— Мы невероятно счастливы лицезреть вас, Ваше Высочество. И премного благодарны за оказаную нам честь, стать вашими фрейлинами, — очередной обмен любезностями от Констанции. Мадемуазели закивали, разве что у Виолет была улыбка — она-то осталась на своём месте. — Может быть, Вам хочется заняться более спокойными и менее формальными видами досуга? Например…
— Вышивкой, — радостно встрепенулась маркиза Дайон и хлопнула в ладоши.
Но вместо одобрения, она получила кислую мину от мадемуазель Виолет, что не только сморщила нос, но и вытянула губы в отвращении, так что бархатная мушка-звезда у правого уголка рта чуть съехала. Пришлось незаметно для остальных поправлять её.
Да и Констанция с Эмилией не высказали должного удовольствия от подобной затеи. Вышивать-то самозванка умела, но опытная рукодельница могла обнаружить грубые стежки портнихи и нежные лёгкие припуски шёлковых нитей в скатерти для приданого жениху.
— Я бы предложила первый день провести незатейливо за игрой в карты, — герцогиня де Шатрон улыбнулась одними губами, не обнажая зубы. — В мушку.
Мадемуазели переглянулись: они и сами нередко играли в отчем доме в карты. Обычный способ скоротать время в приятной компании, но только ожидания от жизни в качестве фрейлин были столь высоки, что такие низменные хобби разбивали воздушные замки как фарфоровое блюдце.
— Я раздам, — мадемуазель Виолет, уже привычная к дворцовым забавам, усмехнулась, подходя к бюро. Пара лёгких движений, и в руках появилась расписная колода в пятьдесят две карты, где вместо знаковых фигур были герои традиционных риндалийских сказок. — Или кто-то против?
Борьба шла ожесточённая. Пятеро молодых девушек, где старшей не было и двадцати лет, сидели вокруг круглого мраморного стола. Первые две игры показались разминочными, прошли они в молчании, где фрейлины старательно поддавались, чтобы произвести хорошее первое впечатление. Лишь короткие комплименты успешным ходам разбавляли скуку. Но первая в раж вошла Жаклин, зажигая и остальных девушек. Она со всей силы обрушила карту с разрисованными сердцами — черви. Мадемуазель довольно сдула с глаз выбившиеся из высокой причёски локоны, закрывающие обзор.
— А как вам такое? — она задорно рассмеялась, подняв нос повыше.
— Какой у нас счёт? — прищурившись, Виолет наклонилась ближе ко столу, щурясь и присматриваясь к масти. Красный-то был виден замечательно, а фигура оставалась для неё загадкой.
Мадемуазель Сен-Фюст д’Овань не была отстранённой, наоборот — девушка даже закатала свои рукава, а их пышную ярко-жёлтую часть с бордовыми вставками у плеч обвязала тряпками, чтобы не отвлекаться. Но мысли её уносились всё дальше и дальше от стола… А может дело было вовсе не в этом?
Эмилия звонко смеялась, самоуверенно размахивая своей пятёркой карт, словно веером. Сейчас для неё не было титулов, званий и этикета. Все собравшиеся были примерно одного возраста, всего лишь девицы, чьи родители так или иначе способствовали этой встрече.
— Ой, не спрашивайте! Такой счёт и говорить стыдно, — она ехидно оскалилась, а Дайон хихикнула.
Мадемуазель Брэттфорд казалась умной на вид — эту иллюзию создавали тонкие и бесцветные брови, которых словно и не было, поэтому лоб выглядел куда больше. Но если Виолет всего лишь отвлекалась и присматривалась к картам, чтобы понять ситуацию, то Дайон время от времени путалась в мастях и абсолютно забывала правила игры. Приписать себе пару очков для неё было незначительным пустяком, на который она отвечала хихиканьем.
— Я лидирую, — Констанция победно хмыкнула.
А она карты держала двумя руками: все масти были разложены в строгом порядке. Но в мастерстве её игры было не только везение. Она время от времени поглядывала на мелькавшие карты из «веера» августейшей самозванки, бросала взгляд на набор в руках разгорячённой Жаклин, так и подсматривала в карты Дайон — самой неизученной и тихой противнице. Но та в своих действиях, казалось, хотела больше подыграть Эмилии и получить её расположение, когда мадемуазель Монускье, наоборот, хотела прослыть интересной подругой для соперничества.
Стоило отдать месье Готье должное: все присутствующие постарались занять свою роль, не пересекающуюся с остальными. Если бы перед фрейлинами была настоящая мадам Аделаида, это была бы невероятно увлекательная встреча. Но пока Эмилия вскочила на ноги, хлопнув ладонью по холодной столешнице, всем телом нависая над ней. Женский смех и весёлое обсуждение игры заполнило Салон Азалии. Девичьи голоса разносились всё дальше и дальше по залам тихими перешёптываниями, оставаясь на слуху даже в самых удалённых уголках дворца:
«Слава Богине, Её Светлость вернулась!»
Солнце медленно клонилось к горизонту, крупными мазками окрашивая податливые облака в оттенки розового. Колокола храмов пропели восемь ударов — каждый на свой лад. Фонарщики уже начали священный ход по узеньким улочкам Шантира, зажигая огонь на высоких столбах. Торговцы, стоящие на рынке, даже если ещё не успели всё распродать, поспешно сворачивались и набивали тележки товаром. Тьма не желала отвечать добротой честным людям. Это время, когда столицей правили разбойники, воры и нищие. Все те, кто предпочитал прятать собственное лицо при ярком свете дня, когда их уродство души ярче всего бросалось в лаза окружающим.
Из усадьбы на площади Ирисов выскользнула тень и направилась вниз по улице. Фигура зябко куталась в плащ, вслушиваясь в шаги зазевавшихся горожан. Лёгкий весенний дождь моросил, опускаясь на шляпу и плечи мужчины. Шпага в ножнах била по голени с левой стороны, а ладонь предупредительно лежала на эфесе.
Не пройдя и половину пути, мужчина круто повернулся на каблуках и торопливым шагом, горбясь под дождём, направился к центру города, к королевскому дворцу Лудье.
— Передайте фрейлине де ла Круа, что её брат, Жерар де ла Круа, желает с ней встретиться!
Стражники стояли перед поднятыми воротами, вросшими в огромное каменное ограждение. Они не сдвинулись с места, но имя уже неслось со служкой вперёд, внутрь дворца. А маркиз де ла Круа отошёл к столбу, освещающему площадь перед дворцом, и прислонился к нему для удобства. Если присмотреться к барбакану 1 Лудье, можно было увидеть, как верхняя часть слегка выходит вперёд. Замаскированные машикули 2 предназначались для вертикального обстрела, метания камней или стратегического литья раскалённого масла. Ниже маленькие бойницы прорезями разрывали толщу укреплений, чтобы стрелки защищали и на дальних дистанциях. Брать эти стены штурмом оказалось бы сложным и увлекательным испытанием. Пусть пока никто и не пытался, Жерар с интересом пытался выискивать лазейки в неприступной обороне королевского дворца.
С четверть часа прошло, пока чуткий слух мужчины не уловил знакомые девичьи нотки. Интонация, что в конце делала резкий прыжок в небо. Томительные ожидания подходили к концу, плащ полностью вымок, фонарный столб мог дальше справиться и без его опоры. Ворота распахнули свою пасть, и перед мужчиной появилась маркиза Даниэле де ла Круа закутанная в плащ. Она протянула к гостю руки.
— Милый братец! Чем я обязана вашему редкому визиту?
Как ни прискорбно, но кормилицей и няней Даниэле в малом возрасте стала женщина, говорившая на старом северном диалекте. Как бы ни старались воспитатели работать над произношением, вместо точки в конце предложений голос маркизы де ла Круа был близок к комариному писку, от чего зубы сводило у всего окружения.
Жерар подошёл к ней, мягко беря руки сестры в свои, и коснулся губами её бархатной щеки в приветственном невесомом поцелуе.
— Разве старшему брату нужен повод, чтобы проведать сестру?
Он приподнял уголки губ в улыбке, но по взгляду Даниэле читалось, что раньше Жерар не рвался посетить дворец. Лишь в редких случаях крайней нужды он переступал ворота. Вот только мадемуазель уже крепко взяла брата под руку, не позволяя тому предпринять попытки отказаться от настойчивого приглашения. Ни промокший плащ, ни холод не оттолкнули её.
— Я был у своих друзей неподалёку. И решил, что сейчас прекрасное время, чтобы навестить тебя. Слышал, фрейлины вернулись в Лудье. Полгода прошло?
— Четыре месяца, — поправила она.
Летняя веранда была ещё закрыта, но Даниэле вела именно к ней — к небольшой комнате, в которой стенами служили огромные стёкла. Именно там была приоткрыта дверь, через которую фрейлина выскользнула незамеченной. Не через главный вход же гостя вести! Где-то на границе восприятия послышался тихий выдох Жерара, он слегка расслабил плечи, когда сестра повела его по запутанным коридорам дворца. Первый рубеж был пройден относительно безболезненно.
— Мы надеялись, что Ваша Светлость, вернувшись, поделится с нами причинами столь сумасбродного поступка. Вы вновь устали от дворцовой жизни, у вас случилась мигрень, пускай! Но вы втайне отправились на минеральные воды без своей свиты, что было невероятно безрассудно с вашей стороны!
Что за глупая девчонка! Эмилия не могла объяснить себе, почему мадам Аделаида поступила так. Сбежала из дворца, не хотела больше выносить перин и зеркал. А ведь могла бы ради разнообразия свинарник почистить — вот тогда бы поняла, от чего устают! Девица Фурнье хотела было цинично фыркнуть и рассмеяться, но сдержалась, чтобы медленно кивнуть, соглашаясь с высказанными претензиями в свой адрес.
— И я впредь не намерен этого терпеть, — тон человека, привыкшего повелевать.
Его напускная злость не пугала Эмилию, ведь для неё теперь это было всего лишь интересное представление. Не она сбежала, не её наказывают, а кого-то ещё.
Мужчина потянул за верёвку. Вот эту хитрость девица Фурнье знала! Чем больше дом, тем больше комнат. А слуги могут быть не везде, не сидеть в пустой галерее и ждать, пока жильцы захотят её посетить. Поэтому такие приспособления ставились в местах частого отдыха, верёвки вели на кухню или прочие места, где слуги отдыхали. А там были колокольчики — подписанные под комнаты, если горничные умели читать. Если не умели — приходилось запоминать расположения: верхняя от Бархатной спальни, а левая нижняя от летней террасы.
Эта верёвка тянулась до картины за стулом герцога. Девица Фурнье наклонила голову, заглядывая герцогу за плечо. Суровый дядька в нелепой шляпе с огромным гусиным пером с тяжёлым взглядом смотрел на неё. Эми прищурилась, стараясь припомнить. Он казался ей навязчиво знакомым… И точно — именно эти брови она целовала перед сном! На золотой монете! Профиль покойного Его Величества не скрывал ни его привычной бороды, ни кустистых бровей! Девушка почувствовала сильное желание попросить золотой, чтобы проверить сходство, но сдержалась, ведь услышала приглушённые шаги.
Эмилия выпрямилась, положила руки на колени и приняла такой вид, словно была не собой. Мадам Аделаида, принцесса королевства Риндалии. Она медленно повернула голову и увидела, как в стене появился проём, но раньше там и зазора не было видно! Ни единой ручки, потайной вход, за которым ждала девушка. Потайная дверь отворилась.
Лицо незнакомки казалось неуловимо похожим на девушку с портрета. Тот же овал лица, тот же острый подбородок и невероятно синие глаза. Только одновременно с этим что-то было не то, странным, искажённым. Брови иной формы и… Да, губы тоньше и как нежно-розовые бархатные лепестки, не столь мертвенно-бледные. Призрачный образ молодой Хранительницы сделал вдох полный жизни и опустился в смиренном реверансе, а её фиолетовая юбка, словно раскрывшийся бутон, коснулась пола.
— Мы заменим ваших фрейлин, — продолжал мужчина, — чтобы порочные женщины не потворствовали вашим соблазнам. Позвольте представить — мадемуазель Констанция де Шатрон, великая герцогиня Фронвиль.
***
Кабинет сменился новыми залом — Салоном Азалии, где даже камин казался украшенным не только растениями, но и милыми травоядными животными, фигурками кудрявых младенцев и прочими символами невинности и нежности. Именно сюда привели фрейлин для поклона перед августейшей особой. Перед самозванкой в реверансе стояли все четыре фрейлины, пришедшие к ней на поклон. Констанция, дочь герцога де Шатрон, подняла голову первая, выждав необходимое время для приличия. Следующей встала маркиза в кремовом платье с корсажем, расшитым нежными молодыми бутонами роз из лент. Её каштановые волосы были подняты в высокую причёску, что также пронзили цветочные шпильки. Маркиза Дайон, впрочем, как и остальные фрейлины, хотела произвести впечатление на Её Высочество. Эмилия улыбнулась ей, племяннице капитана королевской стражи.
— Благодарю за оказанную милость, Ваша Светлость, — герцогиня постаралась опустить взгляд, но любопытство брало верх.
Именно представители рода Брэттфордов нашли следы Её Высочества на минеральных водах, доложили регенту. За проявленную бдительность и расторопность в поисках пожаловали награду и, конечно же, отметили девицу, близкую родственницу наиболее успешного представителя этого семейства, с незапятнанной репутацией.
Третья мадемуазель Жаклин Монускье, герцогиня Радонская. Её причёска была в новомодном стиле «юрлю-берлю», или, как называла её мадам Розетта, — «Скульптурный шик». Завить небольшие крутые кудри и симметрично уложить локоны было совсем не просто. Крупный жемчуг на шее, квадратный вырез лимонно-серого верхнего платья и высокий дымчатый ворот. Девушка была самой молодой, на вид ей едва исполнилось шестнадцать, и напудренная кожа её старила, добавляя лет пять на вид. Кроткая смиренность могла бы обмануть кого угодно, но Эмилия насторожилась, стоило моднице войти в залу в пёстрой стайке фрейлин.
Главный вопрос, что крутился в голове самозванки — «Что случилось с Её Высочеством на самом деле?» Если герцог де Шатрон и Констанция временно были вне подозрений, то виновник мог быть кем угодно. Огромный дворец, высокий титул, который наделял немногими возможностями и ответственностью. Кому было важно, чтобы принцесса Аделаида исчезла? Были ли у неё враги среди своих? Месье Готье мягко намекнул, что герцог Монускье имел некоторую ссору с мадам Аделаидой. Вполне возможно, что он один из тех, кто будет знать про самозванку, поэтому и его родственницу лучше держать поближе.
И последняя, но не по значимости — дарованная милость герцога де Шатрона. Послабление строгого наказания. Единственная прежняя фрейлина принцессы Аделаиды, что не была отослана из дворца обратно в семью. Мадемуазель Виолет Сен-Фюст д’Овань. Младшая внучка герцога Мадмильского, влиятельного во дворе аристократа.
— Что ж, — Эмилия удержалась, чтобы не обменяться реверансами. Но девушки словно хотели что-то. Они ожидали приказов или слов напутствий, важных для первой встречи.
— Вы наверняка умаялись с дороги, — Констанция нашла подходящие слова первая.
Герцогиня, привыкшая к жизни во дворце, к распорядку дня и прочим благам и радостям высокого положения семьи, направляла самозванку, делая это столь незаметно и ненавязчиво, словно вела её за руку.
— Мы невероятно счастливы лицезреть вас, Ваше Высочество. И премного благодарны за оказаную нам честь, стать вашими фрейлинами, — очередной обмен любезностями от Констанции. Мадемуазели закивали, разве что у Виолет была улыбка — она-то осталась на своём месте. — Может быть, Вам хочется заняться более спокойными и менее формальными видами досуга? Например…
— Вышивкой, — радостно встрепенулась маркиза Дайон и хлопнула в ладоши.
Но вместо одобрения, она получила кислую мину от мадемуазель Виолет, что не только сморщила нос, но и вытянула губы в отвращении, так что бархатная мушка-звезда у правого уголка рта чуть съехала. Пришлось незаметно для остальных поправлять её.
Да и Констанция с Эмилией не высказали должного удовольствия от подобной затеи. Вышивать-то самозванка умела, но опытная рукодельница могла обнаружить грубые стежки портнихи и нежные лёгкие припуски шёлковых нитей в скатерти для приданого жениху.
— Я бы предложила первый день провести незатейливо за игрой в карты, — герцогиня де Шатрон улыбнулась одними губами, не обнажая зубы. — В мушку.
Мадемуазели переглянулись: они и сами нередко играли в отчем доме в карты. Обычный способ скоротать время в приятной компании, но только ожидания от жизни в качестве фрейлин были столь высоки, что такие низменные хобби разбивали воздушные замки как фарфоровое блюдце.
— Я раздам, — мадемуазель Виолет, уже привычная к дворцовым забавам, усмехнулась, подходя к бюро. Пара лёгких движений, и в руках появилась расписная колода в пятьдесят две карты, где вместо знаковых фигур были герои традиционных риндалийских сказок. — Или кто-то против?
Борьба шла ожесточённая. Пятеро молодых девушек, где старшей не было и двадцати лет, сидели вокруг круглого мраморного стола. Первые две игры показались разминочными, прошли они в молчании, где фрейлины старательно поддавались, чтобы произвести хорошее первое впечатление. Лишь короткие комплименты успешным ходам разбавляли скуку. Но первая в раж вошла Жаклин, зажигая и остальных девушек. Она со всей силы обрушила карту с разрисованными сердцами — черви. Мадемуазель довольно сдула с глаз выбившиеся из высокой причёски локоны, закрывающие обзор.
— А как вам такое? — она задорно рассмеялась, подняв нос повыше.
— Какой у нас счёт? — прищурившись, Виолет наклонилась ближе ко столу, щурясь и присматриваясь к масти. Красный-то был виден замечательно, а фигура оставалась для неё загадкой.
Мадемуазель Сен-Фюст д’Овань не была отстранённой, наоборот — девушка даже закатала свои рукава, а их пышную ярко-жёлтую часть с бордовыми вставками у плеч обвязала тряпками, чтобы не отвлекаться. Но мысли её уносились всё дальше и дальше от стола… А может дело было вовсе не в этом?
Эмилия звонко смеялась, самоуверенно размахивая своей пятёркой карт, словно веером. Сейчас для неё не было титулов, званий и этикета. Все собравшиеся были примерно одного возраста, всего лишь девицы, чьи родители так или иначе способствовали этой встрече.
— Ой, не спрашивайте! Такой счёт и говорить стыдно, — она ехидно оскалилась, а Дайон хихикнула.
Мадемуазель Брэттфорд казалась умной на вид — эту иллюзию создавали тонкие и бесцветные брови, которых словно и не было, поэтому лоб выглядел куда больше. Но если Виолет всего лишь отвлекалась и присматривалась к картам, чтобы понять ситуацию, то Дайон время от времени путалась в мастях и абсолютно забывала правила игры. Приписать себе пару очков для неё было незначительным пустяком, на который она отвечала хихиканьем.
— Я лидирую, — Констанция победно хмыкнула.
А она карты держала двумя руками: все масти были разложены в строгом порядке. Но в мастерстве её игры было не только везение. Она время от времени поглядывала на мелькавшие карты из «веера» августейшей самозванки, бросала взгляд на набор в руках разгорячённой Жаклин, так и подсматривала в карты Дайон — самой неизученной и тихой противнице. Но та в своих действиях, казалось, хотела больше подыграть Эмилии и получить её расположение, когда мадемуазель Монускье, наоборот, хотела прослыть интересной подругой для соперничества.
Стоило отдать месье Готье должное: все присутствующие постарались занять свою роль, не пересекающуюся с остальными. Если бы перед фрейлинами была настоящая мадам Аделаида, это была бы невероятно увлекательная встреча. Но пока Эмилия вскочила на ноги, хлопнув ладонью по холодной столешнице, всем телом нависая над ней. Женский смех и весёлое обсуждение игры заполнило Салон Азалии. Девичьи голоса разносились всё дальше и дальше по залам тихими перешёптываниями, оставаясь на слуху даже в самых удалённых уголках дворца:
«Слава Богине, Её Светлость вернулась!»
Глава 7. Бракк вышел на охоту
Солнце медленно клонилось к горизонту, крупными мазками окрашивая податливые облака в оттенки розового. Колокола храмов пропели восемь ударов — каждый на свой лад. Фонарщики уже начали священный ход по узеньким улочкам Шантира, зажигая огонь на высоких столбах. Торговцы, стоящие на рынке, даже если ещё не успели всё распродать, поспешно сворачивались и набивали тележки товаром. Тьма не желала отвечать добротой честным людям. Это время, когда столицей правили разбойники, воры и нищие. Все те, кто предпочитал прятать собственное лицо при ярком свете дня, когда их уродство души ярче всего бросалось в лаза окружающим.
Из усадьбы на площади Ирисов выскользнула тень и направилась вниз по улице. Фигура зябко куталась в плащ, вслушиваясь в шаги зазевавшихся горожан. Лёгкий весенний дождь моросил, опускаясь на шляпу и плечи мужчины. Шпага в ножнах била по голени с левой стороны, а ладонь предупредительно лежала на эфесе.
Не пройдя и половину пути, мужчина круто повернулся на каблуках и торопливым шагом, горбясь под дождём, направился к центру города, к королевскому дворцу Лудье.
— Передайте фрейлине де ла Круа, что её брат, Жерар де ла Круа, желает с ней встретиться!
Стражники стояли перед поднятыми воротами, вросшими в огромное каменное ограждение. Они не сдвинулись с места, но имя уже неслось со служкой вперёд, внутрь дворца. А маркиз де ла Круа отошёл к столбу, освещающему площадь перед дворцом, и прислонился к нему для удобства. Если присмотреться к барбакану 1 Лудье, можно было увидеть, как верхняя часть слегка выходит вперёд. Замаскированные машикули 2 предназначались для вертикального обстрела, метания камней или стратегического литья раскалённого масла. Ниже маленькие бойницы прорезями разрывали толщу укреплений, чтобы стрелки защищали и на дальних дистанциях. Брать эти стены штурмом оказалось бы сложным и увлекательным испытанием. Пусть пока никто и не пытался, Жерар с интересом пытался выискивать лазейки в неприступной обороне королевского дворца.
С четверть часа прошло, пока чуткий слух мужчины не уловил знакомые девичьи нотки. Интонация, что в конце делала резкий прыжок в небо. Томительные ожидания подходили к концу, плащ полностью вымок, фонарный столб мог дальше справиться и без его опоры. Ворота распахнули свою пасть, и перед мужчиной появилась маркиза Даниэле де ла Круа закутанная в плащ. Она протянула к гостю руки.
— Милый братец! Чем я обязана вашему редкому визиту?
Как ни прискорбно, но кормилицей и няней Даниэле в малом возрасте стала женщина, говорившая на старом северном диалекте. Как бы ни старались воспитатели работать над произношением, вместо точки в конце предложений голос маркизы де ла Круа был близок к комариному писку, от чего зубы сводило у всего окружения.
Жерар подошёл к ней, мягко беря руки сестры в свои, и коснулся губами её бархатной щеки в приветственном невесомом поцелуе.
— Разве старшему брату нужен повод, чтобы проведать сестру?
Он приподнял уголки губ в улыбке, но по взгляду Даниэле читалось, что раньше Жерар не рвался посетить дворец. Лишь в редких случаях крайней нужды он переступал ворота. Вот только мадемуазель уже крепко взяла брата под руку, не позволяя тому предпринять попытки отказаться от настойчивого приглашения. Ни промокший плащ, ни холод не оттолкнули её.
— Я был у своих друзей неподалёку. И решил, что сейчас прекрасное время, чтобы навестить тебя. Слышал, фрейлины вернулись в Лудье. Полгода прошло?
— Четыре месяца, — поправила она.
Летняя веранда была ещё закрыта, но Даниэле вела именно к ней — к небольшой комнате, в которой стенами служили огромные стёкла. Именно там была приоткрыта дверь, через которую фрейлина выскользнула незамеченной. Не через главный вход же гостя вести! Где-то на границе восприятия послышался тихий выдох Жерара, он слегка расслабил плечи, когда сестра повела его по запутанным коридорам дворца. Первый рубеж был пройден относительно безболезненно.
