Виктор остановился у одного из парков. Смотрел, как трое «улыбающихся» вырывают с корнем одуванчики. Под их ногами земля темнела, теряла цвет, превращалась в серую пыль.
Не земля. Прах.
Он прошёл мимо дома, где когда-то жил Марк. Тот стоял у забора с кистью в руке, механически покрывая доски ядовито-жёлтой краской. Движения ровные, без пауз. Лицо — кривая улыбка, пустые глаза.
Виктор остановился. Посмотрел на Марка. Искал хоть что-то знакомое в этом лице. Ничего. Человек, с которым он работал пять лет, больше не существовал. Осталась только оболочка, выполняющая функцию.
Виктор опустил взгляд. У основания забора — трещина в земле. Ветром туда занесло семена одуванчика. Крошечные, почти незаметные. Но живые. Он присел. Осторожно прикрыл трещину землёй, чтобы семена не высохли. Встал. Пошёл дальше.
Тело протестовало против близости Пустоты. В висках стучало, перед глазами рябило. Каждый шаг давался с трудом. Искушение остановиться, позволить «улыбке» стереть эту боль, было почти непреодолимым.
Так просто. Одно прикосновение. И всё закончится.
Виктор сжал кулаки. Ногти впились в ладони. Боль помогала. Якорь к реальности.
Он шёл к центру. К главной площади. Туда, где всё началось.
Библиотека показалась вдали. Виктор ускорил шаг.
И замер.
У входа стояла Алиса.
Она вырывала с корнем последний живой куст шиповника, росший у стены. Движения резкие, яростные. Ветки ломались, шипы впивались в руки, но она не замечала. Лицо — кривая улыбка. Глаза пустые.
Виктор подошёл ближе.
Их взгляды встретились. В ее глазах он увидел не просто пустоту. Он увидел активное, агрессивное отрицание. Отрицание всего живого, сложного, неподконтрольного. Она была не жертвой. Она была солдатом, искренне верящим в свою миссию по очистке вселенной от хаоса жизни.
И он понял. Стать одним из них — не сдаться. Это выбрать паразитический путь. Притвориться, что Пустоты не существует, заткнув уши и зажмурив глаза. Но от Пустоты не убежишь. Нужен был другой путь.
Острая, режущая скорбь пронзила его. Не за нее — за все хрупкое и живое, что она с такой легкостью уничтожала.
Алиса бросила куст на землю. Растоптала его. Развернулась, чтобы уйти.
Виктор молча подошёл. Поднял растоптанный цветок шиповника. Несколько лепестков ещё держались на стебле. Аккуратно положил его в карман.
Потом поднял взгляд и шагнул вперед, к центру города. Его путь лежал только к источнику. Он должен был не просто увидеть. Он должен был найти ответ.
Главная площадь встретила тишиной.
Тысячи «улыбающихся» стояли кольцом. Неподвижные. Молчаливые. Их коллективная воля давила на сознание, как физическая масса.
В центре кольца — Ольга. Она стояла на возвышении, руки сложены перед собой. Лицо спокойное, улыбка идеальная. Глаза смотрели прямо на Виктора. Он шагнул вперёд. Кольцо расступилось, пропуская его.
Каждый шаг давался с трудом. Воздух сгущался, превращался в желе. Дышать было почти невозможно. Виктор дошёл до центра. Остановился перед Ольгой.
Она заговорила. Голос ровный, лишённый эмоций, но наполненный безупречной логикой:
— Твоя борьба — аномалия, Виктор. — ее голос звучал прямо в его сознании, безупречный и ледяной. — Шум в тишине. Ошибка, которую можно исправить. Прими покой. Прими совершенство Небытия.
— Покой? — Виктор усмехнулся. — Ты называешь это покоем?
— Да. — Она кивнула. — Посмотри.
Ольга подняла руку. Реальность вокруг изменилась.
Виктор увидел «рай», который они создали. Город без боли. Без страха. Без сомнений. Люди двигались по улицам, выполняли функции, улыбались. Всё идеально. Всё стерильно. Статичный мир. Вечный. Лишённый роста. Лишённый случайности. Лишённый жизни. Идеальная пустота в красивой упаковке.
— Это не рай, — прошептал Виктор. — Это кладбище.
— Это эволюция, — возразила Ольга. — Человечество достигло предела. Дальше — только распад. Мы остановили его. Зафиксировали совершенство.
— Совершенство мёртвых.
— Совершенство освобождённых.
Виктор чувствовал, как его воля к сопротивлению тает. Он не мог бороться с этим силой. Он бессилен перед этой логикой, перед этой массой, перед этой Пустотой.
Ольга сделала шаг ближе. Протянула руку.
— Последний выбор, Виктор. Присоединись. Или смотри.
— Смотри?
— На Истину.
Она коснулась его лба. Щит упал. Виктор увидел.
Бесконечная, беззвёздная Пустота. Не тьма. Отсутствие. Абсолютное Ничто, тихо пожирающее реальность. Не злое. Не жестокое. Просто — конечное разложение всего. Звёзды гасли одна за другой. Галактики сжимались в точки. Время замедлялось, останавливалось, исчезало. Всё стремилось к этому. Всё возвращалось в Ничто. Противостоять этому невозможно.
Ошеломляющая ясность.
Виктор понял свою ничтожность перед этим масштабом. Понял бессмысленность борьбы. Понял, что любое сопротивление — лишь отсрочка неизбежного.
Но в этом ничтожестве родилась искра. Крошечная. Упрямая. Он вспомнил цветок шиповника в кармане. Семена одуванчика в трещине земли. Яблоню, которую когда-то видел в детстве, растущую сквозь асфальт. Жизнь не побеждает Пустоту. Но она существует вопреки ей.
Виктор посмотрел в лицо Пустоте. И улыбнулся. Не кривой улыбкой. Настоящей. Озарённой.
— Я вижу, — произнёс он тихо. — Если есть Пустота, то должна быть и Полнота.
Ольга нахмурилась. Впервые на её лице появилось что-то, кроме спокойствия.
— Полнота — иллюзия.
— Нет. — Виктор покачал головой. — Иллюзия — это ваш рай. Полнота — это жизнь. Настоящая. Сложная. Болезненная. Но живая.
— Ты не можешь противостоять Пустоте.
— Не собираюсь. — Виктор сделал шаг назад. — Я буду наполнять её.
Он развернулся. Пошёл сквозь кольцо «улыбающихся». Они не остановили его. Сила не в противодействии. Сила в альтернативе. В творении.
Виктор вернулся в библиотеку. Здание стояло заброшенное, пыльное. «Улыбающиеся» не трогали его — для них опасность миновала, и Виктор с его библиотекой, не существовали, не представляли интереса.
Он прошёл внутрь. Осмотрелся. Полки с книгами. Столы. Окна, сквозь которые пробивался серый свет. Это будет его убежище. Не крепость. Сад. Виктор начал с малого.
Нашёл в подсобке старые семена — кто-то когда-то хранил их здесь, планируя посадить. Нашёл землю во дворе, где ещё не прошла стерилизация «улыбающихся». Посадил первое семя. Яблоня. Полил водой из старой бочки. Прикрыл землёй. Отметил место палочкой. Не знал, взойдёт ли оно. Не знал, выживет ли росток в этом мире. Но посадил.
На следующий день посадил ещё одно. Потом ещё. Одуванчики. Шиповник. Дикие травы.
Мир вокруг для других был искусственным раем. Для Виктора — руинами, пронизанными чёрными трещинами. Пустота не исчезла. Она была везде, в каждой тени, в каждом углу. Но он продолжал.
Нашёл бумагу — старые рекламные листовки, оборотная сторона которых была чистой. Начал писать. Записывал наблюдения. Фиксировал изменения. Описывал то, что видел — не для кого-то, а для себя. Чтобы не забыть. Чтобы оставить след.
Чувство бессмысленности давило постоянно. Голос разума шептал: Твой труд никто не оценит. Твои сады умрут. Ты один. Навсегда.
Но Виктор продолжал. «Улыбающиеся» иногда проходили мимо библиотеки. Не замечали его. Шли своими маршрутами, выполняли функции. Но однажды один из них остановился. Посмотрел на цветущий куст шиповника у входа. Взгляд задержался. На лице — кривая улыбка, но на секунду в глазах мелькнуло что-то. Замешательство? Удивление? Мимолётно. Почти незаметно. Но это было что-то. Виктор не знал, что это значит. Не знал, изменится ли что-то. Но продолжал.
Прошли недели. Месяцы. Яблоня дала первые всходы. Крошечный росток, пробившийся сквозь серую землю. Зелёный. Живой. Виктор стоял перед ним на коленях, глядя на этот росток, и улыбался. Настоящей улыбкой. Не кривой. Не вымученной. Душевной. Чистой.
Он понял. Смысл не в грандиозной победе. Не в спасении мира. Не в уничтожении Пустоты. Смысл в самом акте наполнения. Каждое посаженное дерево. Каждый исписанный лист. Каждый аромат цветка — это капля, которая отрицает Ничто. Его присутствие. Его труд. Его жизнь — это живое доказательство того, что есть другой путь. Не борьбы. Не бегства. Творения.
Виктор не был счастлив в обычном смысле. Он не испытывал эйфории. Не чувствовал триумфа. Но он был целостен. Виктор поливал яблоню. Записывал наблюдения. Сажал новые семена. Иногда, когда солнце пробивалось сквозь облака и падало на зелёные листья, на его лице отражалась улыбка. Настоящая. Живая. И в этой улыбке была вся полнота мира.
Мир всё ещё распадался. Пустота всё ещё пожирала реальность. «Улыбающиеся» всё ещё ходили по улицам с мёртвыми глазами. Но в трещинах этого мира теперь цвели сады.
Не земля. Прах.
Он прошёл мимо дома, где когда-то жил Марк. Тот стоял у забора с кистью в руке, механически покрывая доски ядовито-жёлтой краской. Движения ровные, без пауз. Лицо — кривая улыбка, пустые глаза.
Виктор остановился. Посмотрел на Марка. Искал хоть что-то знакомое в этом лице. Ничего. Человек, с которым он работал пять лет, больше не существовал. Осталась только оболочка, выполняющая функцию.
Виктор опустил взгляд. У основания забора — трещина в земле. Ветром туда занесло семена одуванчика. Крошечные, почти незаметные. Но живые. Он присел. Осторожно прикрыл трещину землёй, чтобы семена не высохли. Встал. Пошёл дальше.
Тело протестовало против близости Пустоты. В висках стучало, перед глазами рябило. Каждый шаг давался с трудом. Искушение остановиться, позволить «улыбке» стереть эту боль, было почти непреодолимым.
Так просто. Одно прикосновение. И всё закончится.
Виктор сжал кулаки. Ногти впились в ладони. Боль помогала. Якорь к реальности.
Он шёл к центру. К главной площади. Туда, где всё началось.
Библиотека показалась вдали. Виктор ускорил шаг.
И замер.
У входа стояла Алиса.
Она вырывала с корнем последний живой куст шиповника, росший у стены. Движения резкие, яростные. Ветки ломались, шипы впивались в руки, но она не замечала. Лицо — кривая улыбка. Глаза пустые.
Виктор подошёл ближе.
Их взгляды встретились. В ее глазах он увидел не просто пустоту. Он увидел активное, агрессивное отрицание. Отрицание всего живого, сложного, неподконтрольного. Она была не жертвой. Она была солдатом, искренне верящим в свою миссию по очистке вселенной от хаоса жизни.
И он понял. Стать одним из них — не сдаться. Это выбрать паразитический путь. Притвориться, что Пустоты не существует, заткнув уши и зажмурив глаза. Но от Пустоты не убежишь. Нужен был другой путь.
Острая, режущая скорбь пронзила его. Не за нее — за все хрупкое и живое, что она с такой легкостью уничтожала.
Алиса бросила куст на землю. Растоптала его. Развернулась, чтобы уйти.
Виктор молча подошёл. Поднял растоптанный цветок шиповника. Несколько лепестков ещё держались на стебле. Аккуратно положил его в карман.
Потом поднял взгляд и шагнул вперед, к центру города. Его путь лежал только к источнику. Он должен был не просто увидеть. Он должен был найти ответ.
***
Главная площадь встретила тишиной.
Тысячи «улыбающихся» стояли кольцом. Неподвижные. Молчаливые. Их коллективная воля давила на сознание, как физическая масса.
В центре кольца — Ольга. Она стояла на возвышении, руки сложены перед собой. Лицо спокойное, улыбка идеальная. Глаза смотрели прямо на Виктора. Он шагнул вперёд. Кольцо расступилось, пропуская его.
Каждый шаг давался с трудом. Воздух сгущался, превращался в желе. Дышать было почти невозможно. Виктор дошёл до центра. Остановился перед Ольгой.
Она заговорила. Голос ровный, лишённый эмоций, но наполненный безупречной логикой:
— Твоя борьба — аномалия, Виктор. — ее голос звучал прямо в его сознании, безупречный и ледяной. — Шум в тишине. Ошибка, которую можно исправить. Прими покой. Прими совершенство Небытия.
— Покой? — Виктор усмехнулся. — Ты называешь это покоем?
— Да. — Она кивнула. — Посмотри.
Ольга подняла руку. Реальность вокруг изменилась.
Виктор увидел «рай», который они создали. Город без боли. Без страха. Без сомнений. Люди двигались по улицам, выполняли функции, улыбались. Всё идеально. Всё стерильно. Статичный мир. Вечный. Лишённый роста. Лишённый случайности. Лишённый жизни. Идеальная пустота в красивой упаковке.
— Это не рай, — прошептал Виктор. — Это кладбище.
— Это эволюция, — возразила Ольга. — Человечество достигло предела. Дальше — только распад. Мы остановили его. Зафиксировали совершенство.
— Совершенство мёртвых.
— Совершенство освобождённых.
Виктор чувствовал, как его воля к сопротивлению тает. Он не мог бороться с этим силой. Он бессилен перед этой логикой, перед этой массой, перед этой Пустотой.
Ольга сделала шаг ближе. Протянула руку.
— Последний выбор, Виктор. Присоединись. Или смотри.
— Смотри?
— На Истину.
Она коснулась его лба. Щит упал. Виктор увидел.
Бесконечная, беззвёздная Пустота. Не тьма. Отсутствие. Абсолютное Ничто, тихо пожирающее реальность. Не злое. Не жестокое. Просто — конечное разложение всего. Звёзды гасли одна за другой. Галактики сжимались в точки. Время замедлялось, останавливалось, исчезало. Всё стремилось к этому. Всё возвращалось в Ничто. Противостоять этому невозможно.
Ошеломляющая ясность.
Виктор понял свою ничтожность перед этим масштабом. Понял бессмысленность борьбы. Понял, что любое сопротивление — лишь отсрочка неизбежного.
Но в этом ничтожестве родилась искра. Крошечная. Упрямая. Он вспомнил цветок шиповника в кармане. Семена одуванчика в трещине земли. Яблоню, которую когда-то видел в детстве, растущую сквозь асфальт. Жизнь не побеждает Пустоту. Но она существует вопреки ей.
Виктор посмотрел в лицо Пустоте. И улыбнулся. Не кривой улыбкой. Настоящей. Озарённой.
— Я вижу, — произнёс он тихо. — Если есть Пустота, то должна быть и Полнота.
Ольга нахмурилась. Впервые на её лице появилось что-то, кроме спокойствия.
— Полнота — иллюзия.
— Нет. — Виктор покачал головой. — Иллюзия — это ваш рай. Полнота — это жизнь. Настоящая. Сложная. Болезненная. Но живая.
— Ты не можешь противостоять Пустоте.
— Не собираюсь. — Виктор сделал шаг назад. — Я буду наполнять её.
Он развернулся. Пошёл сквозь кольцо «улыбающихся». Они не остановили его. Сила не в противодействии. Сила в альтернативе. В творении.
***
Виктор вернулся в библиотеку. Здание стояло заброшенное, пыльное. «Улыбающиеся» не трогали его — для них опасность миновала, и Виктор с его библиотекой, не существовали, не представляли интереса.
Он прошёл внутрь. Осмотрелся. Полки с книгами. Столы. Окна, сквозь которые пробивался серый свет. Это будет его убежище. Не крепость. Сад. Виктор начал с малого.
Нашёл в подсобке старые семена — кто-то когда-то хранил их здесь, планируя посадить. Нашёл землю во дворе, где ещё не прошла стерилизация «улыбающихся». Посадил первое семя. Яблоня. Полил водой из старой бочки. Прикрыл землёй. Отметил место палочкой. Не знал, взойдёт ли оно. Не знал, выживет ли росток в этом мире. Но посадил.
На следующий день посадил ещё одно. Потом ещё. Одуванчики. Шиповник. Дикие травы.
Мир вокруг для других был искусственным раем. Для Виктора — руинами, пронизанными чёрными трещинами. Пустота не исчезла. Она была везде, в каждой тени, в каждом углу. Но он продолжал.
Нашёл бумагу — старые рекламные листовки, оборотная сторона которых была чистой. Начал писать. Записывал наблюдения. Фиксировал изменения. Описывал то, что видел — не для кого-то, а для себя. Чтобы не забыть. Чтобы оставить след.
Чувство бессмысленности давило постоянно. Голос разума шептал: Твой труд никто не оценит. Твои сады умрут. Ты один. Навсегда.
Но Виктор продолжал. «Улыбающиеся» иногда проходили мимо библиотеки. Не замечали его. Шли своими маршрутами, выполняли функции. Но однажды один из них остановился. Посмотрел на цветущий куст шиповника у входа. Взгляд задержался. На лице — кривая улыбка, но на секунду в глазах мелькнуло что-то. Замешательство? Удивление? Мимолётно. Почти незаметно. Но это было что-то. Виктор не знал, что это значит. Не знал, изменится ли что-то. Но продолжал.
Прошли недели. Месяцы. Яблоня дала первые всходы. Крошечный росток, пробившийся сквозь серую землю. Зелёный. Живой. Виктор стоял перед ним на коленях, глядя на этот росток, и улыбался. Настоящей улыбкой. Не кривой. Не вымученной. Душевной. Чистой.
Он понял. Смысл не в грандиозной победе. Не в спасении мира. Не в уничтожении Пустоты. Смысл в самом акте наполнения. Каждое посаженное дерево. Каждый исписанный лист. Каждый аромат цветка — это капля, которая отрицает Ничто. Его присутствие. Его труд. Его жизнь — это живое доказательство того, что есть другой путь. Не борьбы. Не бегства. Творения.
Виктор не был счастлив в обычном смысле. Он не испытывал эйфории. Не чувствовал триумфа. Но он был целостен. Виктор поливал яблоню. Записывал наблюдения. Сажал новые семена. Иногда, когда солнце пробивалось сквозь облака и падало на зелёные листья, на его лице отражалась улыбка. Настоящая. Живая. И в этой улыбке была вся полнота мира.
Мир всё ещё распадался. Пустота всё ещё пожирала реальность. «Улыбающиеся» всё ещё ходили по улицам с мёртвыми глазами. Но в трещинах этого мира теперь цвели сады.
