Напрасная жертва
18 марта - 27 июня 2018 г.
Война пришла в их городок внезапно. Нет, про то, что война началась они узнали в тот самый день, когда она объявлена, а через несколько часов были мобилизованы практически все дееспособные мужчины с восемнадцатилетнего возраста. Брат, обладавший небольшим магическим даром, ушел на фронт одним из первых.
Мать боялась, что и невоеннообязанных девушек тоже начнут призывать, в качестве медсестер и санитарок. А когда думала, что Инга не слышит ее разговоров с соседками, вполголоса упоминала и о солдатских публичных домах. После последней военной реформы их открыли для поддержания в войсках хорошего самочувствия и боевого духа. К женщинам работавшим в таких борделях предъявлялись высокие как по физическому, так и по "моральному" здоровью, требования, так как любые осложнения вредили боеспособности солдат. По закону, на такую работу брали только вдов или “потерявших честь” девиц, от которых отказалась семья, но мама боялась, что в военное время этот закон перестанут соблюдать.
Новости до затерянного в предгорьях городка доходили медленно, даже несмотря на то, что семь лет назад только что назначенный и еще горевший энтузиазмом превратить захолустную дыру в настоящий районный центр мэр выделил средства на организацию беспроводной передачи новостей. Но из открытых тогда пяти приемников уже через несколько лет осталось только два - один в мэрии, а другой в доме самого мэра. Да и то, в мэрии приемный артефакт не работал постоянно, а включался лишь несколько раз в течение дня. Но в мэрию, и - тем более - в дом мэра, простые жители попадали редко, если вообще, поэтому им, особенно живущим на окраинах, приходилось довольствоваться пересказом новостей даже не из вторых, а из, как минимум, пятых рук.
Единственная в городе государственная газета выходила раз в неделю, что тоже не способствовало свежести получаемой информации. А в нескольких местных листочках столичные новости пересказывались еще позже, да еще и заметно приукрашались, если не сказать перевирались.
Кристен, брат, два года назад закончил школу и поступил в кадетское училище, располагавшееся в соседнем районном центре - обладающие даже небольшим магическим даром могли получить стипендию и полный пансион, в обмен на подписание контракта о пятилетней службе на благо государства после окончания учебы. Кристен обещал Инге, что после учебы заберет ее к себе и поможет ей поступить учиться тоже. Магического дара у Инги не было, но зато она неплохо рисовала и любила шить и рукодельничать - могла выучиться, например, на портниху. Но не успел - началась война. Слава Небесам, успел побывать дома перед мобилизацией - как раз только-только начались весенние каникулы - попрощаться с сестрой и матерью (отец умер несколько лет назад). И ушел на фронт.
Примерно через неделю начали приходить извещения - кому о смерти родственника в бою, а кому о том, что боец пропал без вести. Кажется, у них в районе не осталось ни одной семьи, которую бы не коснулось горе.
А следом возвращаться домой первые раненые. Раны были странные, больше похожие на ожоги, чем на раны от оружия. Воспаленные участки заживали плохо - сил местных целителей не хватало, хотя раненых было не так уж и много.
Почти сразу поползли страшные слухи о том, что происходит на фронте “на самом деле” - что через некоторое время тела якобы пропавших находят полностью обескровленными; что люди не пропадают, а попадают в плен и превращаются в рабов; что захватчики используют пленных в качестве живого щита при атаке, что деревню N, оказавшуюся поблизости от места сражения (название деревни и место битвы варьировалось от рассказчика к рассказчику) просто стерли с лица земли вместе с жителями…
Кто-то из местных жителей срочно собирался перебираться в горы, кто-то лихорадочно закапывал ценные вещи на собственном огороде, кто-то старался не поддаваться панике.
Мать написала было родственникам, жившим в таком же захолустном городке, но по другую сторону гор, на границе со степняками - не смогут ли они на какое-то время приютить Ингу. Сама она, после получения повестки о том, что Кристен пропал без вести, ехать никуда не собиралась, утверждая, что Кристен вернется, и он не должен вернуться к заколоченному дому. Но ответ получить не успела. В город вошли завоеватели.
Их прихода ничто не предвещало. Вечерние сводки новостей сообщали о боях в западной части империи и даже об успешной контратаке имперских войск на юго-западе. На следующее утро, как обычно, народ занялся будничными делами, а к полудню три из четырех основных городских магистралей оказались заполнены вражескими войсками, накатившими волной. Свободной осталась только дорога, ведущая в горы, но она, как потом выяснилось, была быстро перекрыта новой администрацией.
Инга засмотрелась на витрину модного ателье на Цветном проспекте - в нем были выставлены последние столичные новинки (ну как последние, трехмесячной давности, но для их городка это могло считаться за “последний писк”), когда неожиданно за ее спиной тоненько завизжала какая-то женщина, а вслед за ней донеслось ругательство, произнесенное сдавленным мужским голосом. Дальше происходящее воспринималось как репетиция парада перед празднованием Дня Империи: в конце внезапно опустевшей улице показалась колонна военных машин, заполненных людьми в незнакомого покроя и расцветки форме. Колонна уверенно проследовала в сторону Центральной площади, к мэрии. Вслед за ней двигалась еще одна, уже медленно, распадаясь на небольшие группы и отдельные машины, сворачивавшие, не обращая внимания на сигналы светофоров и запрещающие знаки, на перпендикулярные Цветному проспекту улицы и переулки. А затем, поднимая пыль, начали появляться пехотинцы. Подгоняемые отрывистыми командами, солдаты небольшими группами с оружием наперевес заходили в расположенные на первых этажах зданий конторы, магазины, ателье, кафе…
Один из заходящих в ателье, рядом с которым застыла Инга, солдат - совершенно обычного вида молодой человек в запыленной форменной одежде - широко улыбнулся Инге, подмигнул и что-то сказал. Явно в ее сторону, но языка она не разобрала. Его сослуживец коротко хохотнул, хлопнул товарища по плечу и буквально втолкнул в помещение. Через минуту из-за двери послышался ровный громкий голос уже на родном языке. Всех находящихся в ателье просили сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. А затем тот же голос вежливо, но явно не подразумевая отказа, попросил позвать хозяина.
Где-то на соседней улице раздались выстрелы. Немногочисленные прохожие испуганно шарахнулись в разные стороны. От колонны пехотинцев несколько групп резко бросились наперерез людям. Оттеснили к стене дома, чуть в стороне от витрины ателье, окружили цепью, ненавязчиво держа в руках оружие.
Еще несколько выстрелов, отдаленная ругань, громкий хлопок взрыва…
Визжавшая женщина обмякла на руках спутника. Инга сделала было шаг к ней - помочь. Резкий рывок за руку отбросил ее обратно к стене. Один из солдат бросил на Ингу недовольный взгляд, пригвоздив к месту - глаза солдата были красного цвета, словно налиты кровью.
- Стоять на месте! - Отрывисто бросил солдат и, уже отворачиваясь от Инги, приподнял в ухмылке верхнюю губу, продемонстрировав удлиненный острый зуб.
Инга вжалась в стену. Солдат еще раз окинул ее недовольным взглядом и отвернулся уже окончательно.
Инга не знала, сколько они так простояли. Мимо проехало несколько машин, набитых солдатами, затем в обратную сторону пробежало несколько пехотинцев. А потом прямо по проезжей части проволокли несколько человек. Руки неестественно заломлены, у одного лицо превратилось в сплошной кровоподтек, другой странно подворачивал ногу, у третьего вместо одной руки болтались окровавленные ошметки рукава. Пришедшая было в себя женщина снова вскрикнула и повисла на своем спутнике.
Инга закрыла глаза. Солнце светило прямо на них, хотелось пить, но она боялась даже пошевелить рукой, чтобы достать из сумки бутылку с водой.
- Документы! - Резкий голос над ухом заставил распахнуть глаза и сразу же закрыть - голова закружилась. - Документы! - Нетерпеливо повторил тот же голос.
Инга покачала головой и развела руками - зачем ей в родном городе ходить с документами? Не сказать, что здесь все друг друга знают в лицо, но городок был спокойным, никто уже и не помнил, когда здесь случалось что-то серьезное.
- В участок! - Скомандовал тот же голос.
В участке - бывшем местном полицейском отделении - таких, как Инга, набралось несколько десятков. Из продержали до позднего вечера, хорошо, воды все-таки дали. О воде для задержанных распорядился кто-то из офицеров (судя по реакции на него остальных вояк) - высокий, светловолосый, с немного землисто-серогого цвета, словно от долгого недосыпа, кожей. Мазнул красными глазами по нечаянным нарушителям, задержал взгляд на пряди волос, выбившейся из прически Инги, и на ee пересохших губах. Что-то скомандовал подчиненным и, ни на кого не глядя, вышел. Через несколько минут в одном из соседних помещений раздался полный боли крик. Кто-то пробежал по коридору. Еще один крик, уже глуше. И тишина. Когда дверь распахнулась, пропуская солдата, держащего упаковку бутылок с водой, Инга успела заметить следы крови на полу в коридоре. Гордо отказаться от воды не хватило сил. Впрочем, никто из задержанных не отказался.
Пожилой красноглазый... видимо, сержант или младший офицер (нашивки на форме Инге ничего не говорили, а между собой солдаты общались на своем языке) заполнил, наконец, протокол о задержании. Приказал приложить палец вместо подписи - магическая печать, догадалась Инга, Кристен рассказывал, как подписывал контракт о получении стипендии и последующей отработке. Выдал небольшой квадратный пропуск, велел не терять, вернул отобранную при задержании сумку и разрешил идти домой.
На улицах было тихо - местные жители попрятались по домам, немногочисленные кафе, магазины и клубы были закрыты, транспорта не было. В нескольких магазинах витрины были разбиты. С одной из перпендикулярных улиц тянуло гарью, как при пожаре. Вдоль тротуаров стояли припаркованные машины. Рядом с каждой - один-два солдата, охрана. Несколько раз к Инге подходили патрульные - проверяли пропуск и отпускали дальше. На одном из перекрестков мостовая была разворочена, как от взрыва. Место огородили, оставив для прохода узкую тропку, жавшуюся к стене дома. На стене, прямо на уровне глаз Инги, расползлось темное пятно, словно кто-то щедро плеснул туда краски. И только через несколько шагов Инга поняла, что это тоже была кровь.
Мать сначала залепила Инге пощечину. Инга оторопела - даже в детстве ее почти никогда не наказывали физически, хотя за многие их совместные "подвиги" ее друзей лупили нещадно.
Потом мать разрыдалась, обняла, долго просила прощения. Рассказала, что приходили солдаты, спрашивали об Инге: мол, чем занимается, где ночует... После этого в дом устроили паломничество соседки - каждой было интересно, почему проверка пришла именно к ним, и где Инга.
Чуть позднее солдаты прошлись по району еще раз - раздали всем жителям повестки, завтра в полдень всем надлежало собраться у торгового центра. Соседки опять забегали между домами - советовались, надо ли брать с собой документы, вещи? (В повестке об этом ничего не говорилось.) Можно ли притворится больной? И почему Инга все еще не дома?
Ночью Инга долго не могла уснуть - пыталась вспомнить, рассказывал ли что-нибудь брат о людях с красными глазами. У них в корпусе был специальный курс по иным расам, брат иногда делился впечатлениями. Даже сходила в его комнату - полистала оставленные конспекты. Но там ничего не нашла.
На стене торгового центра растянули большой экран. Ровно в полдень началась трансляция церемонии капитуляции - мэр и его ближайшие помощники передали представителям военной администрации символический ключ от города, какие-то документы и приемный артефакт. Инге показалось, что среди присутствовавших в мэрии офицеров находился и тот самый вчерашний “землистый” блондин из участка, но полной уверенности не было - они почти все, как на подбор, были высокими, красноглазыми и отличались бледностью цвета лица. Когда одного из них показали крупным планом собравшиеся жители практически в едином порыве осенили себя обережным знаком, так неестественно и страшно он взглянул на них с экрана.
После объявили, что всем жителям города старше 13 лет в течение недели нужно оформить новые удостоверения личности. Еще выяснилось, что практически все городские чиновники, начиная с мэра, могут быть оставлены на своих должностях (при условии публичного признания в лояльности к новому правительству и подписания магического договора о сотрудничестве). Правда, на должности заместителей ведущих чинов назначались представители новой власти. Прозвучало еще несколько распоряжений, направленных на сохранение и поддержания порядка в городе и окрестностях. В целом создавалось впечатление, что завоеватели планируют остаться здесь надолго, если не навсегда.
К вечеру разнесся слух, что из дома мэра был украден второй из действовавших приемных артефактов. А еще, что старшей дочке мэра сделал предложение руки и сердца один из новоприбывших высших офицеров, но та закатила ему то ли пощечину, то ли истерику (версии разнились) и ответила отказом.
При оформлении документов выяснилось, что в удостоверении личности включена новая строка - данные анализа крови. Больно не было, только немного пугали красноглазые бледные военные медсестры, бравшие кровь. Результаты анализов выдавали буквально на месте. Инга обратила внимание, что ее карточку с данными отложили в отдельную стопку, гораздо меньшую по размеру, чем та, в которую попали документы матери и соседки, пришедшей вместе с ними. Но спросить, с чем это связано, побоялась.
Прошло больше месяца. С одной стороны, казалось, что оккупация не влияет на жизнь простых жителей - снова открылись закрывшиеся было предприятия, городские службы и частные конторы, кафе, магазины и развлекательные центры. Даже почту каким-то образом умудрялись пересылать через линию фронта, только с перебоями, и теперь она проходила две цензуры - имперскую и новой администрации. Снова были налажены вывоз мусора, работа пожарной охраны, внутригородских автобусов и двух больниц. И раненым на войне оказали помощь - в обмен на всю ту же клятву в лояльности к новому правительству. У чудодейственной мази был странный запах - солоноватый и сладковатый одновременно, и цвет ржавого железа. Первые пациенты с опаской втирали ее на поврежденные места, явно опасаясь занести новое заражение, но уже к вечеру следующего дня никаких следов от ранений не осталось. Так что скоро больничные койки в “военном” отделении опустели.
Что касается транспорта: если внутри города ничего не изменилось, то вот выезд из него был ограничен и каждый раз, даже отправляясь в соседний район, нужно было получать отдельное разрешение. Впрочем, с началом войны так и так жители предпочитали не покидать лишний раз “свою территорию”, а на передвижение в областях, близких к фронту, тоже нужны были пропуска. Поэтому сильных изменений в этом вопросе простые обыватели тоже особо не чувствовали.
18 марта - 27 июня 2018 г.
Война пришла в их городок внезапно. Нет, про то, что война началась они узнали в тот самый день, когда она объявлена, а через несколько часов были мобилизованы практически все дееспособные мужчины с восемнадцатилетнего возраста. Брат, обладавший небольшим магическим даром, ушел на фронт одним из первых.
Мать боялась, что и невоеннообязанных девушек тоже начнут призывать, в качестве медсестер и санитарок. А когда думала, что Инга не слышит ее разговоров с соседками, вполголоса упоминала и о солдатских публичных домах. После последней военной реформы их открыли для поддержания в войсках хорошего самочувствия и боевого духа. К женщинам работавшим в таких борделях предъявлялись высокие как по физическому, так и по "моральному" здоровью, требования, так как любые осложнения вредили боеспособности солдат. По закону, на такую работу брали только вдов или “потерявших честь” девиц, от которых отказалась семья, но мама боялась, что в военное время этот закон перестанут соблюдать.
Новости до затерянного в предгорьях городка доходили медленно, даже несмотря на то, что семь лет назад только что назначенный и еще горевший энтузиазмом превратить захолустную дыру в настоящий районный центр мэр выделил средства на организацию беспроводной передачи новостей. Но из открытых тогда пяти приемников уже через несколько лет осталось только два - один в мэрии, а другой в доме самого мэра. Да и то, в мэрии приемный артефакт не работал постоянно, а включался лишь несколько раз в течение дня. Но в мэрию, и - тем более - в дом мэра, простые жители попадали редко, если вообще, поэтому им, особенно живущим на окраинах, приходилось довольствоваться пересказом новостей даже не из вторых, а из, как минимум, пятых рук.
Единственная в городе государственная газета выходила раз в неделю, что тоже не способствовало свежести получаемой информации. А в нескольких местных листочках столичные новости пересказывались еще позже, да еще и заметно приукрашались, если не сказать перевирались.
Кристен, брат, два года назад закончил школу и поступил в кадетское училище, располагавшееся в соседнем районном центре - обладающие даже небольшим магическим даром могли получить стипендию и полный пансион, в обмен на подписание контракта о пятилетней службе на благо государства после окончания учебы. Кристен обещал Инге, что после учебы заберет ее к себе и поможет ей поступить учиться тоже. Магического дара у Инги не было, но зато она неплохо рисовала и любила шить и рукодельничать - могла выучиться, например, на портниху. Но не успел - началась война. Слава Небесам, успел побывать дома перед мобилизацией - как раз только-только начались весенние каникулы - попрощаться с сестрой и матерью (отец умер несколько лет назад). И ушел на фронт.
Примерно через неделю начали приходить извещения - кому о смерти родственника в бою, а кому о том, что боец пропал без вести. Кажется, у них в районе не осталось ни одной семьи, которую бы не коснулось горе.
А следом возвращаться домой первые раненые. Раны были странные, больше похожие на ожоги, чем на раны от оружия. Воспаленные участки заживали плохо - сил местных целителей не хватало, хотя раненых было не так уж и много.
Почти сразу поползли страшные слухи о том, что происходит на фронте “на самом деле” - что через некоторое время тела якобы пропавших находят полностью обескровленными; что люди не пропадают, а попадают в плен и превращаются в рабов; что захватчики используют пленных в качестве живого щита при атаке, что деревню N, оказавшуюся поблизости от места сражения (название деревни и место битвы варьировалось от рассказчика к рассказчику) просто стерли с лица земли вместе с жителями…
Кто-то из местных жителей срочно собирался перебираться в горы, кто-то лихорадочно закапывал ценные вещи на собственном огороде, кто-то старался не поддаваться панике.
Мать написала было родственникам, жившим в таком же захолустном городке, но по другую сторону гор, на границе со степняками - не смогут ли они на какое-то время приютить Ингу. Сама она, после получения повестки о том, что Кристен пропал без вести, ехать никуда не собиралась, утверждая, что Кристен вернется, и он не должен вернуться к заколоченному дому. Но ответ получить не успела. В город вошли завоеватели.
Их прихода ничто не предвещало. Вечерние сводки новостей сообщали о боях в западной части империи и даже об успешной контратаке имперских войск на юго-западе. На следующее утро, как обычно, народ занялся будничными делами, а к полудню три из четырех основных городских магистралей оказались заполнены вражескими войсками, накатившими волной. Свободной осталась только дорога, ведущая в горы, но она, как потом выяснилось, была быстро перекрыта новой администрацией.
Инга засмотрелась на витрину модного ателье на Цветном проспекте - в нем были выставлены последние столичные новинки (ну как последние, трехмесячной давности, но для их городка это могло считаться за “последний писк”), когда неожиданно за ее спиной тоненько завизжала какая-то женщина, а вслед за ней донеслось ругательство, произнесенное сдавленным мужским голосом. Дальше происходящее воспринималось как репетиция парада перед празднованием Дня Империи: в конце внезапно опустевшей улице показалась колонна военных машин, заполненных людьми в незнакомого покроя и расцветки форме. Колонна уверенно проследовала в сторону Центральной площади, к мэрии. Вслед за ней двигалась еще одна, уже медленно, распадаясь на небольшие группы и отдельные машины, сворачивавшие, не обращая внимания на сигналы светофоров и запрещающие знаки, на перпендикулярные Цветному проспекту улицы и переулки. А затем, поднимая пыль, начали появляться пехотинцы. Подгоняемые отрывистыми командами, солдаты небольшими группами с оружием наперевес заходили в расположенные на первых этажах зданий конторы, магазины, ателье, кафе…
Один из заходящих в ателье, рядом с которым застыла Инга, солдат - совершенно обычного вида молодой человек в запыленной форменной одежде - широко улыбнулся Инге, подмигнул и что-то сказал. Явно в ее сторону, но языка она не разобрала. Его сослуживец коротко хохотнул, хлопнул товарища по плечу и буквально втолкнул в помещение. Через минуту из-за двери послышался ровный громкий голос уже на родном языке. Всех находящихся в ателье просили сохранять спокойствие и оставаться на своих местах. А затем тот же голос вежливо, но явно не подразумевая отказа, попросил позвать хозяина.
Где-то на соседней улице раздались выстрелы. Немногочисленные прохожие испуганно шарахнулись в разные стороны. От колонны пехотинцев несколько групп резко бросились наперерез людям. Оттеснили к стене дома, чуть в стороне от витрины ателье, окружили цепью, ненавязчиво держа в руках оружие.
Еще несколько выстрелов, отдаленная ругань, громкий хлопок взрыва…
Визжавшая женщина обмякла на руках спутника. Инга сделала было шаг к ней - помочь. Резкий рывок за руку отбросил ее обратно к стене. Один из солдат бросил на Ингу недовольный взгляд, пригвоздив к месту - глаза солдата были красного цвета, словно налиты кровью.
- Стоять на месте! - Отрывисто бросил солдат и, уже отворачиваясь от Инги, приподнял в ухмылке верхнюю губу, продемонстрировав удлиненный острый зуб.
Инга вжалась в стену. Солдат еще раз окинул ее недовольным взглядом и отвернулся уже окончательно.
Инга не знала, сколько они так простояли. Мимо проехало несколько машин, набитых солдатами, затем в обратную сторону пробежало несколько пехотинцев. А потом прямо по проезжей части проволокли несколько человек. Руки неестественно заломлены, у одного лицо превратилось в сплошной кровоподтек, другой странно подворачивал ногу, у третьего вместо одной руки болтались окровавленные ошметки рукава. Пришедшая было в себя женщина снова вскрикнула и повисла на своем спутнике.
Инга закрыла глаза. Солнце светило прямо на них, хотелось пить, но она боялась даже пошевелить рукой, чтобы достать из сумки бутылку с водой.
- Документы! - Резкий голос над ухом заставил распахнуть глаза и сразу же закрыть - голова закружилась. - Документы! - Нетерпеливо повторил тот же голос.
Инга покачала головой и развела руками - зачем ей в родном городе ходить с документами? Не сказать, что здесь все друг друга знают в лицо, но городок был спокойным, никто уже и не помнил, когда здесь случалось что-то серьезное.
- В участок! - Скомандовал тот же голос.
В участке - бывшем местном полицейском отделении - таких, как Инга, набралось несколько десятков. Из продержали до позднего вечера, хорошо, воды все-таки дали. О воде для задержанных распорядился кто-то из офицеров (судя по реакции на него остальных вояк) - высокий, светловолосый, с немного землисто-серогого цвета, словно от долгого недосыпа, кожей. Мазнул красными глазами по нечаянным нарушителям, задержал взгляд на пряди волос, выбившейся из прически Инги, и на ee пересохших губах. Что-то скомандовал подчиненным и, ни на кого не глядя, вышел. Через несколько минут в одном из соседних помещений раздался полный боли крик. Кто-то пробежал по коридору. Еще один крик, уже глуше. И тишина. Когда дверь распахнулась, пропуская солдата, держащего упаковку бутылок с водой, Инга успела заметить следы крови на полу в коридоре. Гордо отказаться от воды не хватило сил. Впрочем, никто из задержанных не отказался.
Пожилой красноглазый... видимо, сержант или младший офицер (нашивки на форме Инге ничего не говорили, а между собой солдаты общались на своем языке) заполнил, наконец, протокол о задержании. Приказал приложить палец вместо подписи - магическая печать, догадалась Инга, Кристен рассказывал, как подписывал контракт о получении стипендии и последующей отработке. Выдал небольшой квадратный пропуск, велел не терять, вернул отобранную при задержании сумку и разрешил идти домой.
На улицах было тихо - местные жители попрятались по домам, немногочисленные кафе, магазины и клубы были закрыты, транспорта не было. В нескольких магазинах витрины были разбиты. С одной из перпендикулярных улиц тянуло гарью, как при пожаре. Вдоль тротуаров стояли припаркованные машины. Рядом с каждой - один-два солдата, охрана. Несколько раз к Инге подходили патрульные - проверяли пропуск и отпускали дальше. На одном из перекрестков мостовая была разворочена, как от взрыва. Место огородили, оставив для прохода узкую тропку, жавшуюся к стене дома. На стене, прямо на уровне глаз Инги, расползлось темное пятно, словно кто-то щедро плеснул туда краски. И только через несколько шагов Инга поняла, что это тоже была кровь.
Мать сначала залепила Инге пощечину. Инга оторопела - даже в детстве ее почти никогда не наказывали физически, хотя за многие их совместные "подвиги" ее друзей лупили нещадно.
Потом мать разрыдалась, обняла, долго просила прощения. Рассказала, что приходили солдаты, спрашивали об Инге: мол, чем занимается, где ночует... После этого в дом устроили паломничество соседки - каждой было интересно, почему проверка пришла именно к ним, и где Инга.
Чуть позднее солдаты прошлись по району еще раз - раздали всем жителям повестки, завтра в полдень всем надлежало собраться у торгового центра. Соседки опять забегали между домами - советовались, надо ли брать с собой документы, вещи? (В повестке об этом ничего не говорилось.) Можно ли притворится больной? И почему Инга все еще не дома?
Ночью Инга долго не могла уснуть - пыталась вспомнить, рассказывал ли что-нибудь брат о людях с красными глазами. У них в корпусе был специальный курс по иным расам, брат иногда делился впечатлениями. Даже сходила в его комнату - полистала оставленные конспекты. Но там ничего не нашла.
На стене торгового центра растянули большой экран. Ровно в полдень началась трансляция церемонии капитуляции - мэр и его ближайшие помощники передали представителям военной администрации символический ключ от города, какие-то документы и приемный артефакт. Инге показалось, что среди присутствовавших в мэрии офицеров находился и тот самый вчерашний “землистый” блондин из участка, но полной уверенности не было - они почти все, как на подбор, были высокими, красноглазыми и отличались бледностью цвета лица. Когда одного из них показали крупным планом собравшиеся жители практически в едином порыве осенили себя обережным знаком, так неестественно и страшно он взглянул на них с экрана.
После объявили, что всем жителям города старше 13 лет в течение недели нужно оформить новые удостоверения личности. Еще выяснилось, что практически все городские чиновники, начиная с мэра, могут быть оставлены на своих должностях (при условии публичного признания в лояльности к новому правительству и подписания магического договора о сотрудничестве). Правда, на должности заместителей ведущих чинов назначались представители новой власти. Прозвучало еще несколько распоряжений, направленных на сохранение и поддержания порядка в городе и окрестностях. В целом создавалось впечатление, что завоеватели планируют остаться здесь надолго, если не навсегда.
К вечеру разнесся слух, что из дома мэра был украден второй из действовавших приемных артефактов. А еще, что старшей дочке мэра сделал предложение руки и сердца один из новоприбывших высших офицеров, но та закатила ему то ли пощечину, то ли истерику (версии разнились) и ответила отказом.
При оформлении документов выяснилось, что в удостоверении личности включена новая строка - данные анализа крови. Больно не было, только немного пугали красноглазые бледные военные медсестры, бравшие кровь. Результаты анализов выдавали буквально на месте. Инга обратила внимание, что ее карточку с данными отложили в отдельную стопку, гораздо меньшую по размеру, чем та, в которую попали документы матери и соседки, пришедшей вместе с ними. Но спросить, с чем это связано, побоялась.
***
Прошло больше месяца. С одной стороны, казалось, что оккупация не влияет на жизнь простых жителей - снова открылись закрывшиеся было предприятия, городские службы и частные конторы, кафе, магазины и развлекательные центры. Даже почту каким-то образом умудрялись пересылать через линию фронта, только с перебоями, и теперь она проходила две цензуры - имперскую и новой администрации. Снова были налажены вывоз мусора, работа пожарной охраны, внутригородских автобусов и двух больниц. И раненым на войне оказали помощь - в обмен на всю ту же клятву в лояльности к новому правительству. У чудодейственной мази был странный запах - солоноватый и сладковатый одновременно, и цвет ржавого железа. Первые пациенты с опаской втирали ее на поврежденные места, явно опасаясь занести новое заражение, но уже к вечеру следующего дня никаких следов от ранений не осталось. Так что скоро больничные койки в “военном” отделении опустели.
Что касается транспорта: если внутри города ничего не изменилось, то вот выезд из него был ограничен и каждый раз, даже отправляясь в соседний район, нужно было получать отдельное разрешение. Впрочем, с началом войны так и так жители предпочитали не покидать лишний раз “свою территорию”, а на передвижение в областях, близких к фронту, тоже нужны были пропуска. Поэтому сильных изменений в этом вопросе простые обыватели тоже особо не чувствовали.
