Ладно. Сначала попробуем разобраться своими силами. Первую помощь я оказывать умею – еще в школе, перед первой поездкой на археологическую практику для старшеклассников и студентов, прошла соответствующий курс. И потом каждое лето периодически регулярно тренировалась на кошках.
Для начала надо бы просто понять, жив пациент или нет. Я осторожно (спокойствие это, конечно, хорошо, но инстинкт самосохранения пытается взывать к остаткам мозгов) подхожу к лежащему, медленно опускаюсь рядом с ним на пол. Надо быть аккуратной – вокруг разбросаны стекла. По идее, надо бы убрать, но сначала все-таки пульс. На запястье пульс ожидаемо не прощупывается. Можно попробовать на шее. Когда я опускаю руку на шею, мужчина слегка дергает головой, словно пытается защититься, но в себя не приходит. Надеюсь, это не предсмертная агония. Хорошо, если за шею просят не трогать, попробуем в височной части. Пульс слабый, но есть.
На несколько мгновений застываю, разглядывая лицо нежданного гостя. Взрослый мужчина, явно старше меня лет на десять, может и больше – я не умею определять возраст «на глазок». Брюнет, черты лица крупные, нос немного плоский, похоже, был сломан. Но черты не разобрать из-за кровотечения - лоб пересекают три довольно глубокие царапины. Правая щека тоже разодрана. И на подбородке царапина… Хватит любоваться, надо хотя бы кровь остановить.
Походная аптечка, которую я беру с собой в экспедиции, была, правда, закопана где-то в сумках – я еще не успела разобрать вещи после переезда. Но бутылочка перекиси в ванной комнате уже стоит, на всякий случай. Для начала хватит, а потом, наверное, проще будет сбегать в аптеку, чем разгребать запакованные вещи. Надо будет еще проверить, что у него с ногой, кажется, он ее подвернул при падении. Метнулась в ванную – за перекисью и ватными подушечками. Еще нужны ножницы – рубашку придется разрезать. Действовала практически на автомате – в экспедициях ссадины и порезы дело обычное, да и вывихи тоже. Главное, чтобы не сломал ногу – как я ее зафиксирую? И в травмпункт не дотащу сама.
Лицо обтерла быстро. Порезы оказались не такими уж и глубокими и, надеюсь, мелкие стекла туда не попали. Интересно, какого цвета у него глаза? С другой стороны, как-то спокойнее, пока глаза закрыты. Теперь надо заняться торсом… Машинально отметила очень широкий разворот плеч. Красиво! Я вообще люблю, когда у мужчины развит плечевой пояс, особенно, хорошо смотрится, когда первые две пуговицы рубашки расстегнуты… Так! Не отвлекаемся! Рубашку я разрезала, да ее в любом случае пришлось бы выбрасывать – правый рукав порван практически в клочья, на плечах и груди тоже несколько дырок, на животе сплошное кровавое пятно. Моей перекиси тут однозначно будет недостаточно. Надо идти в аптеку. Я с некоторой опаской поднялась на ноги. Но последствия вчерашних возлияний не ощущались, от слова «совсем», хотя я не то что супчик спасительный не сварила, но даже еще и не позавтракала. Вот, что адреналин животворящий делает! Завтрак… Мысленно застонала, вспомнив, что не убрала еду обратно в холодильник после импровизированного «переучета». Но это тоже потом. Сначала разобраться с… телом. Тело, кстати, приходить в себя не собиралось, хотя пульс уже прощупывался без проблем, и видно было, как тихо поднимается и опускается грудная клетка во время дыхания. Заснул что ли? Может, у меня будет персональный спящий красавец? Если не придет в себя сам, буду за умеренную плату приглашать желающих прЫнцесс разбудить: заплатившей за три попытки, четвертая – в подарок!
Строя коварные бизнес-планы, я прикрыла тело простыней, все-таки на полу лежит, отопление, конечно, работает, но в квартире все равно не жарко. Быстро соорудила себе бутерброд с трофейной красной рыбой. И помчалась одеваться.
На улице был дубак. Не люблю зиму! Приятно, конечно, что на новый год выпал, наконец, снег (декабрь в этом году был очень теплым, у Казанского(3) только что трава не начала заново расти), но к снегу добавили минус десять и ниже градусов мороза, что меня абсолютно не радовало. Я вообще на зиму перелетала бы в теплые края, поближе к экватору. Мы с Олегом даже несколько раз думали, не смотаться ли на Новый год куда-нибудь, где потеплее, но все время что-то обламывалось – то денег банально не было, то сессию назначали так, что неудобно было ехать, потом еще я устроилась на работу, а под конец мне уже не очень хотелось куда-то ехать с Олегом (я тогда еще не думала, что мы расстанемся, но серьезный напряг в отношениях уже имел место быть). Ладно, может в следующем году получится? Хотя не факт – я ж собиралась поступать в магистратуру…
В аптеке рассказала трогательную историю, что на напившегося бой-френда свалился сервант со всей посудой. А «скорая» еще не известно, приедет ли… Мне выдали, наверное, весь запас перекиси, несколько упаковок бинтов и пластырей. И настоятельно посоветовали оттранспортировать тело в травмпункт. Я обещала постараться. Собралась было бежать домой, но подумала, что стоит, наверное, купить курицы и сварить больному бульон. Имевшиеся в доме стратегические запасы салатов, сыра и мясных нарезок больше подходили для закуси, а не для лазарета. Представила себя в виде сестры милосердия из лазарета с чашкой бульона на коленях: «за папу, за маму…». Посмеялась, но заскочила в ближайший продуктовый. Заодно гранатового сока купила – мгновенно восстановить потерянную кровь, конечно, не поможет, но дополнительные витамины не повредят. Впрочем, это все отмазка от внутренней жабы, возмущенной незапланированной растратой бюджета, на самом же деле мне самой вдруг резко захотелось гранатового сока. Еще купила футболку, самую простую – надо же будет чем-то компенсировать погибшую рубашку. Черт! Не проверила, что со штанами. С другой стороны, не уверена, что мой кошелек сейчас выдержит покупку мужских брюк, да еще и неизвестного мне большого размера. Ладно, если не ошибаюсь, сильных порезов на ногах не было, так что может обойтись и без замены брюк. Покопаюсь немного в остатках хозяйских вещей, может, там что-нибудь найдется. Потом или постираю, или куплю новое.
И только на входе в парадную подумала, что пока я тут шопингом занимаюсь, тело могло очнуться. И как оно меня встретит? И чем я буду отбиваться – куриной тушкой?...
А потом вдруг потемнело в глазах - раны на животе же надо было затромбировать! А если он у меня там уже кровью истек?! И футболочка новая пригодится теперь прикрыть свеженький труп, пока я шопингом занималась. Дуууура! Надо идти и сдаваться в полицию.
Тем не менее, ноги сами несли меня наверх. Перед дверью замерла. Сейчас вот тот самый последний шанс развернуться и пойти за помощью… Прислушалась, в квартире было тихо. Постояла еще. Сделала несколько глубоких вдохов. Голова немного кружилась – все-таки похмелье шопингом не лечится, или это уже нервы? И открыла дверь. Как в классических триллерах и ужастиках – главные герои трясутся от ужаса, но настойчиво лезут в самый страшный подвал.
Тихо. На входе горит оставленная мной лампочка, на видном из передней куске кухонного стола громоздятся коробки с едой. Из комнаты не доносится ни звука… Осторожно поставила на пол сумку с покупками и максимально тихо подошла к двери в комнату.
Кажется, я подсознательно ожидала, что за время моего отсутствия «демоны самоликвидируются». Но «демоны» были на месте. Смешанные чувства – это когда хочешь, чтобы незваный гость уже ушел, и одновременно надеешься, что он остался.
Глава 2.
Мужчина все так же лежал на полу, но дыхание уже восстановилось полностью – даже от двери я видела, как поднимается и опускается грудная клетка. И, кажется, пока меня не было, он пошевелил рукой – по-моему, она лежала по-другому, хотя точно не помню. Лица было не видно, но общее впечатление было… безопасным, что ли?
Странное чувство - я уверена, что все будет хорошо и даже лучше, и что нет никакой опасности. Ну, свалился из воздуха к вам в квартиру раненый мужик. С кем не бывает? Сразу вспомнился анекдот про внутренний голос, который ошибся. Надеюсь, это не про меня. Или все-таки позвать кого-нибудь… Кого? Милицию? «Скорую»? А документы у него есть? У меня сейчас точно нет денег на коммерческую медпомощь. Документы действительно надо проверить. Но для этого нужно подойти к телу. Рубашка, кстати, была без карманов, так что если документы и при нем, то только в карманах брюк. Ладно, в любом случае, надо обработать раны на теле. Про остальное я подумаю потом.
Я быстро сняла верхнюю одежду, вытащила покупки, помыла руки. Блин! Как же я замерзла, пока бегала! Руки просто ледяные. И нос красный… И уши холодные. «Потому что дура», - рациональный внутренний голос пытается привести меня в чувство, - «надо на помощь позвать». Но кто ж в ужастиках слушает рациональные голоса? Я выхожу из ванной, вынимаю из сумки перекись, вату и бинты, захожу в комнату и осторожно опускаюсь на колени рядом с лежащим.
Надо, наверное, убрать осколки, но сначала проверим, жив ли пациент или нет. Царапины на лице уже не кровоточат. Надо будет еще раз обтереть лицо перекисью – и продезинфицирую лишний раз, и заодно смою кровавые разводы. Но это потом, сейчас нужно заняться другими частями тела. На простыне, которой я укрыла гостя, проступило несколько кровавых пятен – надо срочно останавливать кровотечение. Открываю первый пузырек с перекисью. Руки дрожат – то ли от холода, то ли от напряжения, все-таки таких обширных ранений в моей практике еще не было. И первую помощь я оказывала хотя бы и шапочно, но знакомым людям, а не неизвестно кому, свалившемуся неизвестно откуда на мою бедную голову.
Я делаю вдох, приоткрываю простыню, обнажая часть груди, смачиваю ватный тампон перекисью и осторожно дотрагиваюсь до первой царапины в районе ключицы. Перекись пенится и тихо шипит, на край простыни капает буровато-розовая шипучая жидкость. Еще один тампон – прижать сильнее. И еще раз, и еще… Я стараюсь не дотрагиваться до тела замерзшими руками – сама ужасно не люблю холодные прикосновения, но, увлекшись, кладу для противовеса левую руку на плечо мужчины. Какая у него горячая кожа! По идее, при потере крови температура тела должна падать. Или это у меня настолько холодные руки, что его кожа кажется горяченной? Цвет кожи, кстати, нормальный, даже и не скажешь, что у него повышенная температура… Мужчина вздрагивает, открывает глаза и перехватывает левой рукой мою руку с окровавленным тампоном. Я застываю в неудобной позе, чуть нависая над распростертым подо мной телом. Наверное, с минуту мы смотрим друг другу в глаза, с тампона прямо ему на грудь капает окровавленная перекись. Я слышу, как громко стучит мое сердце. Он, наверное, тоже слышит.
- Извините, - наконец, у меня получается открыть рот, - холодно было на улице, у меня очень замерзли руки… - говорить почему-то получается с трудом, - а вам надо кровь остановить…
Мужчина переводит взгляд с моего лица на наши руки, несколько секунд следит за кровавыми каплями, потом снова переводит взгляд на мое лицо. Хочется смахнуть со лба челку и стыдно за красный нос. Но я боюсь пошевелиться – если он меня отпустит, я рискую свалиться прямо ему на грудь, а это явно сейчас будет лишним. Ну и не понятно, как он может отреагировать на резкое движение.
- Пожалуйста, не бойтесь… - голос тихий, но приятного тембра. - Я не причиню Вам вреда…
- Эээээ… Спасибо, - я неуверенно улыбаюсь. - Надеюсь, я тоже, - я перевожу взгляд на свою руку с ватным тампоном. – Вы позволите?
Мужчина снова переводит взгляд с моего лица на наши руки, несколько секунд разглядывает кровавый тампон, зажатый в моих пальцах.
- Это перекись водорода, она способствует свертываемости крови, и продезинфицирует порезы, - интересно, кому из нас я заговариваю зубы?
Мужчина делает глубокий вдох, его взгляд возвращается к моему лицу. Мне очень неудобно нависать над ним, но я все еще боюсь пошевелиться.
- Простите, вы можете… отпустить мою руку … пожалуйста…
- О! Простите…
Моя рука осторожно опускается мужчине на грудь. На мгновение он прижимает мою руку к своей груди, я чувствую, как бьется сердце, и отпускает. Кожа на груди тоже горячая, странно это так.
Кладу грязный тампон в кучку таких же, беру новый, смачиваю перекисью – все это под пристальным взглядом мужчины. Хочется почесать нос или откинуть волосы назад или поправить одежду… Вообще как-нибудь слиться с мебелью. Надо как-то отвлечь его, что ли.
- Хотите пить?
- Нет, спасибо. Пока не нужно, - он говорит с небольшим акцентом, только я не могу разобрать, с каким. С другой стороны, не так уж много он успел сказать, чтобы было понятно.
- Тогда можно я продолжу?
Он медленно кивает. И прикрывает глаза. Фуууууууууу…. Я откидываю простыню чуть дальше, обнажая живот. Как ни странно, но на животе почти нет глубоких порезов, а кровищи было – вся рубашка промокла, и еще на простыню осталось. Или это сверху натекло? У него же еще на бицепсе была громадная рана! Протираю царапины на животе и тянусь к плечу. Под коленкой хрустит осколок стекла. Так я и сама порежусь.
- Одну минуту, я уберу стекла, - поднимаюсь с пола и направляюсь к выходу из комнаты, за щеткой и совком.
- Да, конечно, как вам будет удобнее, - раздается за спиной голос. А у него приятный тембр, любимый мужской голос – баритон. Акцент разобрать все еще не могу, хотя на английский не похож. Он все еще говорит тихо, с небольшими паузами, словно подбирая слова. Прибалт? Для прибалта слишком смуглый. И черты лица напоминают монголоидные – немного раскосые глаза, широкие скулы… С другой стороны, почему бы ему и не родиться в Прибалтике, мало ли откуда чьи предки понаехали?
Потом, когда он сможет встать, пройдусь по комнате с пылесосом, но сначала надо закончить с обработкой ран. Вытряхиваю осколки в мусорное ведро, мою руки и возвращаюсь в комнату. Мужчина снова лежит с закрытыми глазами, но он в сознании, хотя явно чувствует себя, мягко говоря, не совсем хорошо. Только я не могу понять, как именно «не хорошо». Не то чтобы я большой специалист, но все-таки некоторый опыт оказания медицинской помощи у меня есть, который сейчас не помогает. Во-первых, при большой потери крови люди выглядят по-другому – как минимум, бледнеют, а мой пациент отнюдь не бледен, а вполне себе наоборот – то ли смугл от рождения, то ли где-то хорошо загорел. Во-вторых, температура тела, логично, что она должна была упасть, но я помню свое прикосновение к его коже – она была горячей… Но самое странное, это порезы, которые, кажется, затягиваются на глазах. Я точно знаю, что на лбу была довольно глубокая рана, а сейчас ее еле видно. А на животе. Я смотрю на брошенные рядом с телом лоскутья изрезанной мной рубашки. Я в курсе, что несколько капель жидкости могут растечься в целую лужу, но все-таки – слишком много крови на рубашке и слишком мелкие порезы… И при всем том, есть ощущение, что человеку нехорошо. Не могу объяснить, на чем основано это чувство – то ли слишком уж напряжено его тело, то ли из-за голоса, то ли… не знаю, «аура зеленая». Иногда, когда я оказываю первую помощь, бывают такие моменты «просветления» - я понимаю, где у моего пациента болит, еще до того, как он открыл рот, чтобы пожаловаться.
