– Скорее горячий сибирский парень, но сложно требовать от тебя логических умозаключений, без дозаправки нормальным кофе, – он пил тоже, что и я, а значит понимал мою боль.
– Ну допустим. Ты все это время ее ищешь? И как? Есть хоть какие-нибудь подвижки? Магические карты мы вряд ли сумеем добыть, ковен не дураки на видных местах их оставлять. Наверняка в своих тайных убежищах они хранят много интересного, но я не вижу, как мы можем туда пробраться.
– Тут ты права, но как я уже говорил, в той деревне проводились какие-то эксперименты, один из них пошел не по плану и уничтожил все население. А это значит, что даже полностью мертвая деревня все равно распространяет вокруг темное поле…
– То есть, где больше всего жути происходит, там и наша деревня? – уловила я ход его мысли.
– Примерно так. Кроме того, ты и сама знаешь, я взял карту в доме того колуна… – продолжил Макс, не забывая уплетать пюре с сосиской.
– Призрак сказал, что там нет того, что ты ищешь.
– Да. Я помню, но это значит, что не нужно тратить время на отмеченные на этой карте деревни. Нужно искать те, в которых тот колдун не был. Кстати, предвосхищая вопрос. Колдун искал деревню, потому что был уверен, что туда сослали его сестру, в наказание. Она чего-то там в ковене ослушалась. И это я узнал из его, колдуна, дневника.
– Нда, иголка в стогу сена, – я потерла переносицу. – Но даже если мы найдем это таинственное средство выкосившее деревню, ты уверен, что оно только на колдунов действует? Вдруг оно просто все живое в радиусе километра поражает?
– Вот найдем и увидим, – философски ответил мой прожорливый напарник.
– Стужев, мы можем поговорить, как взрослые люди?
– Ты можешь попытаться.
– Давай договоримся? Мы ищем эту деревню, если находим – класс. Ты был прав. Но если нет, в конце лета мы с тобой, оба, возвращаемся в Новосибирск? Осенью и зимой шастать по не самым урбанизированным простором родины, не самая удачная идея, хорошо?
– Ты можешь возвращаться хоть сейчас и… – взмахнул вилкой, с насаженной на нее сосиской, Макс.
– Это желание, – твердо сказала я.
– А? Я тебе что – джин?
– Помнишь, ты мне проспорил?
– Да, блин! Саня, ну загадай другое. Хочешь мою камеру?
– Не хочу. Чем ты не доволен? Ты и так полгода ищешь эту деревню, а теперь я тебе помогу. И тебя же не прям сейчас тащат домой!
– Ладно, ладно. Обещаю. Первого сентября, как первоклассник, снова в школу.
– В твоих словах есть некоторый логический дефект.
– Специально для тебя, зануда. Блесни интеллектом.
– Дурак.
И вот теперь я наконец-то могу понять откуда у Стужева завелись эти авантюрные идеи. Видимо, они с Сергеем того колдуна выслеживали параллельно, а в конце встретились.
Макс отошел позвонить своему новому напарнику. Сергей… Так, ладно. Что это я. Мне абсолютно все равно с кем он там выслеживает нечисть. Подумаешь, оставил меня в Новосибирске, одну, наедине со своим отцом и ковеном, и в непонятках, как дальше поступить. Я не могу ревновать Стужева, по одной простой причине – мне безразлично с кем он там проводил время. Вот и все.
– Ты можешь прекратить дуться? – спросил, вернувшийся Стужев.
– Я не дуюсь! – спокойно, бесстрастно, вежливо ответила я.
– Нда, это у тебя, от нехватки кофе в организме... Короче, когда ты узнаешь Серегу получше, то сама мне скажешь, что я был прав. Он очень нам помог с информацией, а сейчас поможет и с экипировкой, – продолжил капать мне на мозги Стужев.
– Что это твой друг такой щедрый? Экипировка вещь недешевая.
– Почему щедрый? Он просто привезет нам необходимые вещи, я ему деньги отдам.
– Сколько?
– Не думай об этом. До того, как ты грациозно вплыла в жизнь Лизы и Гриши через зеркало, я неплохо так поднял на одной халтурке.
– Да как скажешь, – у меня-то денег было не очень много, и я уже обдумывала эту проблему.
– Ладно, вставай. Нам надо к нему на место встречи успеть. Сказал завтра будет поблизости от поселка Верхние Полевки. Там и встретимся.
Оказывается автобусы не ходят до Верхних Полевок! Они ходят до поселка Нижние Полевки, неплохое обжитое место, между прочим. Но добраться от туда в нужный нам населенный пункт нельзя. Не ходят туда местные, только по старой проселочной дороге иногда машины ездят, не популярный, в общем, там маршрут. Зато приятный мужчина-попутчик за сотку разъяснил способы, как нам попасть по заданным координатам. Нужно либо возвращаться назад на автовокзал и от туда с пересадками ехать вокруг (это еще уйма времени), либо идти пешком через пустырь. Думаю, раньше это голое, нежизнеспособное пространство было пахотным полем, но не теперь. Остался лишь огромный мертвый периметр, где никто ничего не выращивает, никого не пасет и ни с кем не гуляет. Аккурат рядом с пустырем и шла упомянутая мной дорога, по которой проехала всего одна машина, на огромной, уверена, что запрещенной, скорости и прошли два идиота (мы).
Видите ли, любые сельхозугодья не исчисляются километрами, все пахотное пространство, поля там, плантации черешни (простите, есть хочется), измеряются в гектарах. Один гектар – десять тысяч километров. Поле, на котором раньше, по моей глубокой убежденности, сеяли пшеницу, явно было больше одного гектара. Вообще-то для жителя мегаполиса не должно быть проблемой хождение на дальние расстояния, учитывая темп жизни. Но во-первых, в городе полно общественного транспорта, во-вторых, там почти всегда можно где-нибудь присесть и в-третьих, дома я обычно не тащу сумку и чемодан (ну, честно говоря, у Макса та же проблема, он тоже свою сумку несет и еще мой второй чемодан, джентльмен мой). Шли мы к этому времени уже больше пяти часов, небо затягивало темными, очень черными, очень густыми и очень не дружелюбными тучами. Налетел холодный, свежий ветер. Его порывы впечатляли своим размахом и гулом. Попасть в бурю, посреди чистого поля, то еще удовольствие.
Вдали замаячила какая-то постройка и мы поспешили туда. Я понадеялась, что это первые жилые дома искомого поселка, но обломалась моя позитивность. Мы наткнулись на такую конструкцию ушедшей эпохи, как полевой стан. Это сооружения в полях, что бы работники могли где-то поесть и отдохнуть. В некоторых даже спали и держали зимой скот. Вот на это место мы и наткнулись. Под надвигающуюся какофонию штормового фронта, мы поспешили к обнаруженным постройкам, надеясь, что у одной из них сохранилась кровля и мы не вымокнем до нитки.
– А у твоего напарника случайно нет машины? – спросила я по пути, когда до стана оставалось не так далеко. Там виднелось несколько целых построек с крышами, но и полностью разваленные тоже присутствовали. Хотя, конечно, нам повезло, что это был достаточно большой стан. Наверное, тут можно было жить несколько недель, во время сенокоса.
– Он мне не напарник, мы просто поймали парочку колдунов вместе. Или ты хочешь, что бы он приехал сюда? Так просто согласишься сесть в машину к незнакомому мужчине?
– Знаешь, предвидя затяжную бурю и возможно, град, я могу сесть в машину к любому, кто остановится.
– С каких пор ты стала любительницей экстрима?
– Как с тобой познакомилась. И вообще, у меня есть кинжал, я в полной безопасности. И да... – Я кокетливо толкнула Стужева в плечо. – У меня есть ты.
Он удивился, я удивлялась, шквалистый ветер донес до нас брызги холодного дождя и тоже удивился. Пришлось как следует отругать себя. Я ведь еще и покраснела, естественно. Что на меня нашло?
– Насколько помню машина есть, – благородно перевел тему Стужев. Надо поменьше на него ругаться. В конце концов, мог бы и поржать над глупой попыткой флирта. – Надо ему позвонить, объяснить ситуацию, может быть и заберет нас.
Я что-то неразборчиво промычала и отвернулась от напарника.
– Твою ж мать! – выпалила я. – Видишь?
– Что? – насторожился Макс. Что-что, блин. Страшное такое, жуть полная, вот что…
– Пугало на шесте. Вон там, – я указала пальцем. Очередной порыв ветра заглушил смех Стужева.
– Ты что, до сих пор их боишься? – отсмеявшись, спросил он. – После всего, что с нами происходило?
– Будь умным мальчиком и догадайся сам, – буркнула я и прибавила шаг. С одной стороны, мне очень не нравилось видеть посаженое на палку чучело. Оно было сделано из каких-то старых блеклых тряпок, полностью утративших изначальный цвет. Из рук торчали пучки темной, грязной, завядшей соломы. Но самым жутким было лицо. Шляпы ему не выдали, лысый холщеный мешок, набитый неясным содержимым для выпуклости. Глаза-кресты, вышитые черными нитками, вырезанный провал треугольного носа и рот. Рот тоже вышитый, но в отличии от глаз – нитками красного цвета. Пугало медленно покачивалось на ветру из стороны в строну, помахивая руками. Эта «чудная» конструкция стояла посреди голого поля. Почему я не заметила его раньше?
– Да ладно, расслабься. Просто тряпичная кукла, – попробовал успокоить меня Стужев. – Кукол ж ты больше не боишься, я надеюсь?
– Иди ты нафиг! – Мы пробежали мимо ангара, где наверное хранили зерно. Его крыша обрушилась прямо внутрь, надеюсь это произошло уже после того, как отсюда ушли люди и никто не пострадал. Чуть дальше за ним мы обнаружили жилые постройки. Однокомнатные, грубо сделанные, деревянные домики, но главное, парочка из них находилось в своем первоначальном виде, с целыми крышами, дверьми и стеклами в окнах.
– Ясно, проехали. Всегда поражался этой твоей педиофобии, – и Макс стал изучать дверь у первого попавшегося нам домика.
– Как ты меня назвал? – Я даже отвлеклась от наблюдения за чучелом, его местонахождение хорошо просматривалось с этого места, ведь ни забора, ни ворот у полевого стана предусмотрено не было. А еще на его территории в разной степени целостности стояли брошенные машины. Видимо, их сюда согнали после аварий, многие были смяты и разбиты.
Макс, проделав пару манипуляций с задвижкой, открыл дверь и быстро втащил меня внутрь. На улице потемнело сильнее, хотя до наступления ночи было еще пару часов.
Мы оказались в небольшой комнате. Окна забиты изнутри досками крест накрест. Потолок низкий, пол земляной. Справа и слева стоят две голые кровати, их деревянные ножки не внушали мне доверия. У заколоченного окна невысокий столик, напоминающий длинную табуретку. Пахло здесь гнилью и сыростью. Почему-то у меня побежали мурашки по спине.
– Никак я тебя не назвал. Просто боязнь кукол в науке называется педиофобией, – пояснил Макс, бросая вещи на пол и доставая из своей сумки фонарь. Я поступила так же.
– Ты не устаешь меня удивлять, – протянула я, думая о том, что место тут не очень удачное. Как мы сможем следить за чучелом? Отсюда ж нифига не видно. – Ты что, гуглил мою боязнь?
– Ага, надо же знать, что в голове у моей напарницы. Я-то все думал, зачем это ты кукол связываешь бинтами и ныкаешь в шкаф. А это у ребенка фобия была. Знал бы раньше…
– И что? – спросила я, изучая одну из кроватей. Возможно, ножки нас и выдержат, но вот кто мне скажет, водятся ли в этих предметах интерьера пауки? И запах еще этот, как будто тут кто-то умер, а проветрить забыли. – А я вот никогда не гуглила твою фобию.
– А что ее гуглить и так все понятно. Вообще куча людей боится мертвецов, – Невозмутимо заявил мне Стужев. Ему кровати тоже не нравились. Думаю, можно усесться на чемоданы.
– Да, но с нашей профессией… Я хочу сказать, понятно, боятся всяких упырей, навий, и тому подобной жути, но чем тебя пугают обычные покойники?
– Интеллектом, – и когда я в недоумении посвятила на него своим фонариком, Стужев пояснил. – Смотри, вот мертвяк, если ожил, он же нападает, или родственников терроризирует, или еще что такое. Он это сразу, как очнулся, делает. А те, кто просто лежат неподвижно – ничего не делают. То есть, не понятно, может и просто труп, а может нечисть какая притворяется и выжидает удобный момент напасть. И вот ты теряешь бдительность, отвлекаешься на что-нибудь, тогда и начитается мясорубка.
– Ты поразил мое воображение, – протянула я, подойдя к столу и обнаружив на нем какие-то бумаги. Это были детские рисунки на пожелтевших листах. – Когда там твой напарник приедет?
– Я ведь всегда знал, что ты зануда и смирился с неизбежностью. Но то, что ты такая ревнивая, даже не подозревал никогда, – ухмыльнулся Макс, доставая телефон.
– Я не ревную! – обиделась я. Странно, что тут лежат рисунки. Детей в полевой стан иногда брали, вроде даже ясли где-то организовывали, но жить с ребенком здесь… Хотя, может это родитель просто с собой привез рисунки из дома. Но тогда почему не забрал, когда уходил?
– Блин, связи нет, – нахмурился Стужев, поднимая руку с телефоном над головой. Ну скажем так, полностью разогнуть конечность он не смог. Потолки-то низкие. Эффект, соответственно – нулевой.
– Пойдем на улицу, пока дождь не начался, может там поймаем? – предложила я. Мы оставили вещи и вышли из домика. На улице намечалось что-то по масштабам сравнимое с Карибским штормом, не меньше. Только без молний, цунами и пиратов.
У домика связь не ловила и мы прошлись между постройками. Чуть дальше обнаружился навес, под которым стояли пара старых, ржавых тракторов и небольшой современный грузовичок с голубой кабиной и вместительным кузовом. Одна фара была разбита. Рядом валялись разбросанные, начинающие ржаветь, инструменты.
– Как думаешь, может нам не ждать возвращения водителя, а починить грузовик и свалить? – спросила я. Но Макс меня не слушал. Он залез на один из тракторов, надеясь поймать сигнал.
Трактор, как антенна, проявил полное профессиональное бессилие, но после небольшой порции ругательств, прыжков и вежливых увещеваний, под начинавщем накрапывать дождем, связь таки нашлась.
Я же дернула грузовичок за ручку двери. Она открылась. Меня это слегка напрягало, кто оставляет машину открытой в наше время?
– Стужев! – я заглянула в кабину. Топливо в машине было достаточно, насколько я могу судить по приборам на панельной доске.
– Ну может кто из деревенских оставил, – пожал Макс плечами, прикрывая рукой динамик в телефоне. – Или ты хочешь на ней уехать? – И тут же вернулся к разговору со своим новым напарником.
На втором сидении грузовичка, том которое пассажирское, лежала детская игрушка. Небольшой лохматый медвежонок, на его ухе еще сохранилась яркая этикетка...
– Зачем кому-то оставлять тут машину? Здесь же явно никого нет. Стан пуст. Чинить ее некому. Утилизировать тоже. Продавать тут странно.
– Может быть перегоняют краденую, – Стужев наконец-то закончил свою беседу и слез с трактора. – Не трогай ее на всякий случай. По моему, она сломана.
Сергей, которому Стужев описал в красках, как он умеет, наше плачевное положение (даже спорить не буду), согласился забрать нас прямо отсюда, но ему нужно некоторое время, разобраться со своими делами и скорее всего приехать он сможет только утром.
– Короче. Он еще до поселка не доехал, что-то там у него приключилось. Когда закончит – прям сюда подъедет. Нам нужно ночь где-то перекантоваться. Смысла возвращаться по темноте через поле к ближайшей деревни – нет, – почесал затылок Стужев. Я была согласна, топать обратно – так себе развлечение. Останемся тут.
Мы направились к нашему домику.
– Ладно, как укладываться будем? – спросила я, пытаясь закрыть дверь в дом, ее все время вырывало у меня из рук порывом ветра. На кровать я ложиться не собиралась, но у нас обоих с собой были спальные мешки. Так что единственная проблема – это расположиться на полу так, что бы не мешать второму спать.
– Ну допустим. Ты все это время ее ищешь? И как? Есть хоть какие-нибудь подвижки? Магические карты мы вряд ли сумеем добыть, ковен не дураки на видных местах их оставлять. Наверняка в своих тайных убежищах они хранят много интересного, но я не вижу, как мы можем туда пробраться.
– Тут ты права, но как я уже говорил, в той деревне проводились какие-то эксперименты, один из них пошел не по плану и уничтожил все население. А это значит, что даже полностью мертвая деревня все равно распространяет вокруг темное поле…
– То есть, где больше всего жути происходит, там и наша деревня? – уловила я ход его мысли.
– Примерно так. Кроме того, ты и сама знаешь, я взял карту в доме того колуна… – продолжил Макс, не забывая уплетать пюре с сосиской.
– Призрак сказал, что там нет того, что ты ищешь.
– Да. Я помню, но это значит, что не нужно тратить время на отмеченные на этой карте деревни. Нужно искать те, в которых тот колдун не был. Кстати, предвосхищая вопрос. Колдун искал деревню, потому что был уверен, что туда сослали его сестру, в наказание. Она чего-то там в ковене ослушалась. И это я узнал из его, колдуна, дневника.
– Нда, иголка в стогу сена, – я потерла переносицу. – Но даже если мы найдем это таинственное средство выкосившее деревню, ты уверен, что оно только на колдунов действует? Вдруг оно просто все живое в радиусе километра поражает?
– Вот найдем и увидим, – философски ответил мой прожорливый напарник.
– Стужев, мы можем поговорить, как взрослые люди?
– Ты можешь попытаться.
– Давай договоримся? Мы ищем эту деревню, если находим – класс. Ты был прав. Но если нет, в конце лета мы с тобой, оба, возвращаемся в Новосибирск? Осенью и зимой шастать по не самым урбанизированным простором родины, не самая удачная идея, хорошо?
– Ты можешь возвращаться хоть сейчас и… – взмахнул вилкой, с насаженной на нее сосиской, Макс.
– Это желание, – твердо сказала я.
– А? Я тебе что – джин?
– Помнишь, ты мне проспорил?
– Да, блин! Саня, ну загадай другое. Хочешь мою камеру?
– Не хочу. Чем ты не доволен? Ты и так полгода ищешь эту деревню, а теперь я тебе помогу. И тебя же не прям сейчас тащат домой!
– Ладно, ладно. Обещаю. Первого сентября, как первоклассник, снова в школу.
– В твоих словах есть некоторый логический дефект.
– Специально для тебя, зануда. Блесни интеллектом.
– Дурак.
И вот теперь я наконец-то могу понять откуда у Стужева завелись эти авантюрные идеи. Видимо, они с Сергеем того колдуна выслеживали параллельно, а в конце встретились.
Макс отошел позвонить своему новому напарнику. Сергей… Так, ладно. Что это я. Мне абсолютно все равно с кем он там выслеживает нечисть. Подумаешь, оставил меня в Новосибирске, одну, наедине со своим отцом и ковеном, и в непонятках, как дальше поступить. Я не могу ревновать Стужева, по одной простой причине – мне безразлично с кем он там проводил время. Вот и все.
– Ты можешь прекратить дуться? – спросил, вернувшийся Стужев.
– Я не дуюсь! – спокойно, бесстрастно, вежливо ответила я.
– Нда, это у тебя, от нехватки кофе в организме... Короче, когда ты узнаешь Серегу получше, то сама мне скажешь, что я был прав. Он очень нам помог с информацией, а сейчас поможет и с экипировкой, – продолжил капать мне на мозги Стужев.
– Что это твой друг такой щедрый? Экипировка вещь недешевая.
– Почему щедрый? Он просто привезет нам необходимые вещи, я ему деньги отдам.
– Сколько?
– Не думай об этом. До того, как ты грациозно вплыла в жизнь Лизы и Гриши через зеркало, я неплохо так поднял на одной халтурке.
– Да как скажешь, – у меня-то денег было не очень много, и я уже обдумывала эту проблему.
– Ладно, вставай. Нам надо к нему на место встречи успеть. Сказал завтра будет поблизости от поселка Верхние Полевки. Там и встретимся.
Глава 3
Оказывается автобусы не ходят до Верхних Полевок! Они ходят до поселка Нижние Полевки, неплохое обжитое место, между прочим. Но добраться от туда в нужный нам населенный пункт нельзя. Не ходят туда местные, только по старой проселочной дороге иногда машины ездят, не популярный, в общем, там маршрут. Зато приятный мужчина-попутчик за сотку разъяснил способы, как нам попасть по заданным координатам. Нужно либо возвращаться назад на автовокзал и от туда с пересадками ехать вокруг (это еще уйма времени), либо идти пешком через пустырь. Думаю, раньше это голое, нежизнеспособное пространство было пахотным полем, но не теперь. Остался лишь огромный мертвый периметр, где никто ничего не выращивает, никого не пасет и ни с кем не гуляет. Аккурат рядом с пустырем и шла упомянутая мной дорога, по которой проехала всего одна машина, на огромной, уверена, что запрещенной, скорости и прошли два идиота (мы).
Видите ли, любые сельхозугодья не исчисляются километрами, все пахотное пространство, поля там, плантации черешни (простите, есть хочется), измеряются в гектарах. Один гектар – десять тысяч километров. Поле, на котором раньше, по моей глубокой убежденности, сеяли пшеницу, явно было больше одного гектара. Вообще-то для жителя мегаполиса не должно быть проблемой хождение на дальние расстояния, учитывая темп жизни. Но во-первых, в городе полно общественного транспорта, во-вторых, там почти всегда можно где-нибудь присесть и в-третьих, дома я обычно не тащу сумку и чемодан (ну, честно говоря, у Макса та же проблема, он тоже свою сумку несет и еще мой второй чемодан, джентльмен мой). Шли мы к этому времени уже больше пяти часов, небо затягивало темными, очень черными, очень густыми и очень не дружелюбными тучами. Налетел холодный, свежий ветер. Его порывы впечатляли своим размахом и гулом. Попасть в бурю, посреди чистого поля, то еще удовольствие.
Вдали замаячила какая-то постройка и мы поспешили туда. Я понадеялась, что это первые жилые дома искомого поселка, но обломалась моя позитивность. Мы наткнулись на такую конструкцию ушедшей эпохи, как полевой стан. Это сооружения в полях, что бы работники могли где-то поесть и отдохнуть. В некоторых даже спали и держали зимой скот. Вот на это место мы и наткнулись. Под надвигающуюся какофонию штормового фронта, мы поспешили к обнаруженным постройкам, надеясь, что у одной из них сохранилась кровля и мы не вымокнем до нитки.
– А у твоего напарника случайно нет машины? – спросила я по пути, когда до стана оставалось не так далеко. Там виднелось несколько целых построек с крышами, но и полностью разваленные тоже присутствовали. Хотя, конечно, нам повезло, что это был достаточно большой стан. Наверное, тут можно было жить несколько недель, во время сенокоса.
– Он мне не напарник, мы просто поймали парочку колдунов вместе. Или ты хочешь, что бы он приехал сюда? Так просто согласишься сесть в машину к незнакомому мужчине?
– Знаешь, предвидя затяжную бурю и возможно, град, я могу сесть в машину к любому, кто остановится.
– С каких пор ты стала любительницей экстрима?
– Как с тобой познакомилась. И вообще, у меня есть кинжал, я в полной безопасности. И да... – Я кокетливо толкнула Стужева в плечо. – У меня есть ты.
Он удивился, я удивлялась, шквалистый ветер донес до нас брызги холодного дождя и тоже удивился. Пришлось как следует отругать себя. Я ведь еще и покраснела, естественно. Что на меня нашло?
– Насколько помню машина есть, – благородно перевел тему Стужев. Надо поменьше на него ругаться. В конце концов, мог бы и поржать над глупой попыткой флирта. – Надо ему позвонить, объяснить ситуацию, может быть и заберет нас.
Я что-то неразборчиво промычала и отвернулась от напарника.
– Твою ж мать! – выпалила я. – Видишь?
– Что? – насторожился Макс. Что-что, блин. Страшное такое, жуть полная, вот что…
– Пугало на шесте. Вон там, – я указала пальцем. Очередной порыв ветра заглушил смех Стужева.
– Ты что, до сих пор их боишься? – отсмеявшись, спросил он. – После всего, что с нами происходило?
– Будь умным мальчиком и догадайся сам, – буркнула я и прибавила шаг. С одной стороны, мне очень не нравилось видеть посаженое на палку чучело. Оно было сделано из каких-то старых блеклых тряпок, полностью утративших изначальный цвет. Из рук торчали пучки темной, грязной, завядшей соломы. Но самым жутким было лицо. Шляпы ему не выдали, лысый холщеный мешок, набитый неясным содержимым для выпуклости. Глаза-кресты, вышитые черными нитками, вырезанный провал треугольного носа и рот. Рот тоже вышитый, но в отличии от глаз – нитками красного цвета. Пугало медленно покачивалось на ветру из стороны в строну, помахивая руками. Эта «чудная» конструкция стояла посреди голого поля. Почему я не заметила его раньше?
– Да ладно, расслабься. Просто тряпичная кукла, – попробовал успокоить меня Стужев. – Кукол ж ты больше не боишься, я надеюсь?
– Иди ты нафиг! – Мы пробежали мимо ангара, где наверное хранили зерно. Его крыша обрушилась прямо внутрь, надеюсь это произошло уже после того, как отсюда ушли люди и никто не пострадал. Чуть дальше за ним мы обнаружили жилые постройки. Однокомнатные, грубо сделанные, деревянные домики, но главное, парочка из них находилось в своем первоначальном виде, с целыми крышами, дверьми и стеклами в окнах.
– Ясно, проехали. Всегда поражался этой твоей педиофобии, – и Макс стал изучать дверь у первого попавшегося нам домика.
– Как ты меня назвал? – Я даже отвлеклась от наблюдения за чучелом, его местонахождение хорошо просматривалось с этого места, ведь ни забора, ни ворот у полевого стана предусмотрено не было. А еще на его территории в разной степени целостности стояли брошенные машины. Видимо, их сюда согнали после аварий, многие были смяты и разбиты.
Макс, проделав пару манипуляций с задвижкой, открыл дверь и быстро втащил меня внутрь. На улице потемнело сильнее, хотя до наступления ночи было еще пару часов.
Мы оказались в небольшой комнате. Окна забиты изнутри досками крест накрест. Потолок низкий, пол земляной. Справа и слева стоят две голые кровати, их деревянные ножки не внушали мне доверия. У заколоченного окна невысокий столик, напоминающий длинную табуретку. Пахло здесь гнилью и сыростью. Почему-то у меня побежали мурашки по спине.
– Никак я тебя не назвал. Просто боязнь кукол в науке называется педиофобией, – пояснил Макс, бросая вещи на пол и доставая из своей сумки фонарь. Я поступила так же.
– Ты не устаешь меня удивлять, – протянула я, думая о том, что место тут не очень удачное. Как мы сможем следить за чучелом? Отсюда ж нифига не видно. – Ты что, гуглил мою боязнь?
– Ага, надо же знать, что в голове у моей напарницы. Я-то все думал, зачем это ты кукол связываешь бинтами и ныкаешь в шкаф. А это у ребенка фобия была. Знал бы раньше…
– И что? – спросила я, изучая одну из кроватей. Возможно, ножки нас и выдержат, но вот кто мне скажет, водятся ли в этих предметах интерьера пауки? И запах еще этот, как будто тут кто-то умер, а проветрить забыли. – А я вот никогда не гуглила твою фобию.
– А что ее гуглить и так все понятно. Вообще куча людей боится мертвецов, – Невозмутимо заявил мне Стужев. Ему кровати тоже не нравились. Думаю, можно усесться на чемоданы.
– Да, но с нашей профессией… Я хочу сказать, понятно, боятся всяких упырей, навий, и тому подобной жути, но чем тебя пугают обычные покойники?
– Интеллектом, – и когда я в недоумении посвятила на него своим фонариком, Стужев пояснил. – Смотри, вот мертвяк, если ожил, он же нападает, или родственников терроризирует, или еще что такое. Он это сразу, как очнулся, делает. А те, кто просто лежат неподвижно – ничего не делают. То есть, не понятно, может и просто труп, а может нечисть какая притворяется и выжидает удобный момент напасть. И вот ты теряешь бдительность, отвлекаешься на что-нибудь, тогда и начитается мясорубка.
– Ты поразил мое воображение, – протянула я, подойдя к столу и обнаружив на нем какие-то бумаги. Это были детские рисунки на пожелтевших листах. – Когда там твой напарник приедет?
– Я ведь всегда знал, что ты зануда и смирился с неизбежностью. Но то, что ты такая ревнивая, даже не подозревал никогда, – ухмыльнулся Макс, доставая телефон.
– Я не ревную! – обиделась я. Странно, что тут лежат рисунки. Детей в полевой стан иногда брали, вроде даже ясли где-то организовывали, но жить с ребенком здесь… Хотя, может это родитель просто с собой привез рисунки из дома. Но тогда почему не забрал, когда уходил?
– Блин, связи нет, – нахмурился Стужев, поднимая руку с телефоном над головой. Ну скажем так, полностью разогнуть конечность он не смог. Потолки-то низкие. Эффект, соответственно – нулевой.
– Пойдем на улицу, пока дождь не начался, может там поймаем? – предложила я. Мы оставили вещи и вышли из домика. На улице намечалось что-то по масштабам сравнимое с Карибским штормом, не меньше. Только без молний, цунами и пиратов.
У домика связь не ловила и мы прошлись между постройками. Чуть дальше обнаружился навес, под которым стояли пара старых, ржавых тракторов и небольшой современный грузовичок с голубой кабиной и вместительным кузовом. Одна фара была разбита. Рядом валялись разбросанные, начинающие ржаветь, инструменты.
– Как думаешь, может нам не ждать возвращения водителя, а починить грузовик и свалить? – спросила я. Но Макс меня не слушал. Он залез на один из тракторов, надеясь поймать сигнал.
Трактор, как антенна, проявил полное профессиональное бессилие, но после небольшой порции ругательств, прыжков и вежливых увещеваний, под начинавщем накрапывать дождем, связь таки нашлась.
Я же дернула грузовичок за ручку двери. Она открылась. Меня это слегка напрягало, кто оставляет машину открытой в наше время?
– Стужев! – я заглянула в кабину. Топливо в машине было достаточно, насколько я могу судить по приборам на панельной доске.
– Ну может кто из деревенских оставил, – пожал Макс плечами, прикрывая рукой динамик в телефоне. – Или ты хочешь на ней уехать? – И тут же вернулся к разговору со своим новым напарником.
На втором сидении грузовичка, том которое пассажирское, лежала детская игрушка. Небольшой лохматый медвежонок, на его ухе еще сохранилась яркая этикетка...
– Зачем кому-то оставлять тут машину? Здесь же явно никого нет. Стан пуст. Чинить ее некому. Утилизировать тоже. Продавать тут странно.
– Может быть перегоняют краденую, – Стужев наконец-то закончил свою беседу и слез с трактора. – Не трогай ее на всякий случай. По моему, она сломана.
Сергей, которому Стужев описал в красках, как он умеет, наше плачевное положение (даже спорить не буду), согласился забрать нас прямо отсюда, но ему нужно некоторое время, разобраться со своими делами и скорее всего приехать он сможет только утром.
– Короче. Он еще до поселка не доехал, что-то там у него приключилось. Когда закончит – прям сюда подъедет. Нам нужно ночь где-то перекантоваться. Смысла возвращаться по темноте через поле к ближайшей деревни – нет, – почесал затылок Стужев. Я была согласна, топать обратно – так себе развлечение. Останемся тут.
Мы направились к нашему домику.
– Ладно, как укладываться будем? – спросила я, пытаясь закрыть дверь в дом, ее все время вырывало у меня из рук порывом ветра. На кровать я ложиться не собиралась, но у нас обоих с собой были спальные мешки. Так что единственная проблема – это расположиться на полу так, что бы не мешать второму спать.
