-Везение всегда на нашей стороне, - сурово отмела ее невысказанные обвинения Гуссильда, заметив, как подопечная сверкнула глазами. – Удача любит ведьмовской род больше людского. Мы, вольный и веселый народ, ей по нраву… Мы, да еще родня сударыни Коготок – недаром говорят, что у кошек девять жизней!.. Еще не бывало такого, чтобы человек обыграл ведьму в честной игре. Ну а в нечестной все уловки хороши – и наши фокусы куда лучше жалких человеческих хитростей.
-Пусть так, - все еще обиженно промолвила Эмме. – Но как это поможет нам найти Пенуика?
-Мы забрасываем сети, а затем ждем, что в них попадется, - ответила Тройоль, подлив ей чаю в знак неизбежного примирения. – Слушаем разговоры, задаем вопросы, поручаем нашим должникам – а их будет очень много! – искать нужные нам сведения… Где, как не в притонах, полных воров и грабителей, знают всех новоиспеченных богачей? Где ходят слухи о тайном богатстве, спрятанном за семью замками?..
-А сударыня Коготок?..
-Поохотилась этой ночью на славу, - кивнула Тройоль. – Но от ее добычи не шел запах торфяных болот или старого колдовства – мы проверили как следует.
-А мне вновь сидеть в четырех стенах… - пробормотала Эммелин, склонив голову так низко, что только самое чуткое ухо разобрало бы отдельные слова, доносящиеся из-под копны непокорных волос.
Но слух ведьм был остер именно в той мере, чтобы ни один шорох или вздох в доме не остался незамеченным. Тетушки заверили Эмме, что ей вовсе не придется оставаться узницей старого дома – «Тебе, милая, нужно многому учиться – даже если в поисках это поначалу не поможет, и без выходов в город никак не обойтись!».
-Я думала, что вам нужно отдохнуть, - неуверенно промолвила Эмме, заставив Тройоль и Гуссильду рассмеяться квакающим умиленным смехом: им показалось забавным, что неприкаянное дитя без роду и племени беспокоится об их самочувствии.
-Мы не так слабы, как люди, которые с ног валятся после одной-единственной бессонной ночи, - с некоторым превосходством пояснила Тройоль. – Иной раз мы бодрствуем с весеннего солнцестояния по осеннее, а бывает, что вовсе не смыкаем глаз с первой оттепели до времен, когда на землю ляжет снег. Но тогда уж спим всю зиму напролет – нам не слишком-то нравятся метели и морозы, лед и северное сияние в черных небесах… Этим пусть забавляются придворные Холма! В самой их природе заложена любовь к снежным бурям, к охоте среди ледяных пустошей… А нам больше по сердцу теплое дыхание весны, запах свежей зеленой листвы и пение птиц!..
Услышанное странным образом вызывало доверие – людское племя, при котором Эммелин выросла, всегда отдавало предпочтение цветущей весне и плодородному лету; холодную зиму люди всегда считали порой выживания и опасности. То, что ведьмы видят мир схожим образом, делало их в глазах девушки чуть ближе и понятнее – ей до сих пор было не по себе от воспоминаний про Зимнюю Охоту, пустые глазницы черепов, собственные кости, светящиеся зеленью сквозь прозрачную кожу. Досада незаметно улетучилась, шепоток обиды стих, и она охотно согласилась выйти в город с тетушками. Солнце пригревало все сильнее, и даже в каменном нутре города весна ощущалась в каждом солнечном блике, в каждом порыве теплого ветра – все это звало прочь из дома, на свет, к веселой шумной толпе.
-Не печалься, если поначалу все будет указывать на то, что ты не способна к волшебному ремеслу, - ободряюще и добродушно предупредила Тройоль. – Не дастся сразу колдовство, так обучишься терпению и настойчивости, а эти умения всегда пригодятся!
-Но приготовься, что уловить колдовство в самой себе будет так же сложно, как зачерпнуть туман ладонями, - прибавила к этому Гуссильда, глядя проницательно и строго на Эмме. – Делай в точности то, что мы говорим, как бы ни претила тебе слепая покорность нашей воле!..
И ведьмы увлекли Эммелин за собой, повторяя, что до наступления сумерек им нужно многое успеть.
Почти все, о чем они предупреждали, сбылось: неудачи доводили Эмме до злых слез, а волшебные уловки, которым ее обучали тетушки, казались пустой тратой времени.
-…Мы находим нужную нам истину в воде, в словах безумцев людского племени, в зеркалах, в осколке стекла, на дне чашки с чаем, в птичьих внутренностях и в знаках на ладони, - перечисляла Тройоль.
Но в лужах, на которые указывали ей ведьмы, Эмме не удавалось разглядеть ничего полезного – разве что однажды в мутной воде ей привиделся гоблин, издевательски показывавший длинный синий язык. Городские умалишенные, с которыми тетушки принуждали беседовать Эмме, болтали невесть что: про черное коровье молоко, про капли дождя, летящие с земли на небо, про говорящую морковь и злого стражника, в животе которого живет бес – но ничего из этого, увы, не указывало, где найти Пенуика.
По вечерам тетушки усаживали ее между зеркалами, заставляя вглядываться в бесконечный зеркальный лабиринт – и перед глазами Эмме плясала беспорядочная россыпь огоньков, мелькали быстрые черные птицы и рыжий лисий хвост. Закопченный осколок стекла – по словам Гуссильды он был взят из разбитого фонаря, с которым местный кладбищенский сторож много лет подряд обходил свои владения, - после долгих уговоров показал Эмме ряды надгробий, но ведьмы рассудили, что ленивое стекло попросту отразило то, что видело чаще всего, а вовсе не нынешнее местоположение Пенуика. «Впрочем, милая, - сказала Тройоль, утешающее похлопав Эмме по плечу, - даже если прохвост успел сбежать в мир иной, есть некоторые заклятия, которые позволят нам вернуть его на время для важного разговора!».
…Остатки чая в чашке насмешливо складывались в сущую бессмыслицу, знаки на руке Эмме день ото дня изменялись вместе с ней самой – и даже Тройоль с Гуссильдой не могли рассудить, о чем они говорят, - а гадание на птичьих внутренностях оказалось делом столь неприятным, что Эммелин упросила тетушек больше его не повторять.
Каждую ночь ведьмы исчезали, чтобы поутру вернуться с кошельками, набитыми золотом и серебром. Измученная неведением, Эмме попыталась подсмотреть за тетушками с утра, чтобы узнать, о чем они разговаривают между собой, вернувшись с ночного промысла. Но, заглянув в приоткрытую дверь, она увидела, что ведьмы сосредоточенно склонились над кухонным столом, на котором лежали в ряд не меньше десятка мертвых крыс – их всю ночь доставляла на кухню старательная сударыня Коготок. Тетушки брали каждую крысу за хвост и подолгу обнюхивали, морща свои длинные носы и причмокивая. «Нет, нет, все не то!» - бормотали они. Хоть Эммелин повидала немало странных колдовских дел, это зрелище все же оказалось для нее чересчур пугающим, и больше подсматривать за ведьмами она не решалась.
Дни понемногу становились все длиннее, ночи – все тише, и как-то утром Тройоль довольно заметила, пуская кольца дыма у камина:
-Три ночи подряд непогода обходит город стороной. Ночи ясные, звезды так и сияют!
-Но все же осторожность не повредит, - ответила на это Гуссильда, сохраняя хмурый вид.
-Король Людуэн больше не ищет меня? – вскинулась Эмме. – Больше не нужно прятаться?.. О, тетушки!.. Возьмите меня хоть раз с собой ночью! Я так хочу… Хочу увидеть луну и звезды! – последние слова вырвались неожиданно для нее самой, прозвучав как отчаянная мольба, и ведьмы тут же переглянулись со значением.
-Подойди-ка поближе, дитя, - сказала Тройоль, и затем долго всматривалась в глаза Эмме, как будто в черной глубине зрачков прятался некий знак. Затем то же самое проделала и Гуссильда.
-Что со мной? – не выдержала Эмме. - Вновь какие-то перемены?
-Нелюдского в тебе все больше, - сказала Тройоль удовлетворенно. – И можно сказать с уверенностью, что твоя истинная суть – создание ночи. Как и у нас, ведьмовского племени, как и у обитателей Холма… Ничего удивительного! Но ты должна понимать, что для подобных нам существ ночь, луна и звезды – все равно, что день и солнце для людей. Не давай человеку видеть солнечный свет, держи его взаперти днем – и он начнет чахнуть, болеть и тосковать. Само его тело устроено так, чтобы питаться светом солнца и быть от него зависимым. И ты не прожила бы раньше без солнца. Но теперь все меняется. Тебе недостает прогулок под луной, звездного сияния, ночной тьмы – ее не заменит тьма внутри стен дома, как людям огонек свечи не заменит луч солнца.
-Так разрешите мне пойти с вами сегодня ночью! – Эмме, позабыв об осторожности, вежливости и страхе, требовала, почти кричала. – Вы сами сказали, что король не насылает больше на город непогоду, он не ищет меня здесь…
Но ведьмы отвечали отказом на все ее уговоры, хоть видно было, что дрожь в голосе подопечной их тревожит: потребность, идущую от самого сердца, никак не пресечь разумными доводами и напоминаниями об опасности – сколь много правды в них бы не содержалось.
-…Тебе придется потерпеть до лучших времен, - отрезала Гуссильда. – Наше бегство – лишь на время. Вечно от короля прятаться все равно не выйдет. Но лучше, чтобы ты встретилась с ним уже зная, кто ты есть и чего на самом деле тебе следует бояться. Да и Йоссе времени зря не теряет. Он постарается устроить так, чтобы к твоему возвращению Людуэн не помышлял о расставании со своей королевой… И вот тогда-то к твоим услугам будут и смазливый вороний принц, и луна, и все звезды мира, - она издала квакающий смешок.
-Хорошо, - упавшим голосом сказала Эмме, видя, что ведьмы неумолимы. – Я… я не стану рисковать, я останусь дома столько, сколько потребуется.
Но ни тетушкам-опекуншам, ни ей самой эти слова не показались сколько-нибудь правдивыми.
Прода от 14.09.2025, 17:39
небольшой бонус:
Глава 55
«Да где же ты?» — крикнула ведьма.
«Здесь я, на лестнице, подметаю!» — отвечала ведьме одна из капелек крови.
Старуха вышла на лестницу, никого там не увидала и еще раз крикнула: «Да где же ты?»
«Да здесь, в кухне, пришла погреться!» — отвечала ей вторая капелька крови.
Ведьма и в кухню пошла, и там ничего не нашла. «Да где же ты?» — закричала она дочке в третий раз.
«Ах, да здесь же я, в постели, сплю», — крикнула ведьме третья капелька крови.
«Милый Роланд», сказки братьев Гримм
С каждым днем тетушки-ведьмы становились все внимательнее к Эмме, все ласковее и сердечнее – но в этой ласке, плотно окутывающей ее с ног до головы, лишающей всякой возможности шевельнуться без надзора, было куда больше настороженности, чем доброты. Куда бы она ни пошла, какую бы работу по дому ни вызвалась делать, одна из тётушек всегда объявлялась поблизости словно случайно. Даже в свои ночные вылазки ведьмы все чаще отправлялись в одиночку, хоть любой бы догадался, что вдвоем им гулять по злачным местам гораздо веселее.
На уроках колдовства, которые тётушки преподавали своей воспитаннице, речь никогда не заходила о способах вскрыть запертый замок, обойти чужое заклятие, просочиться сквозь едва заметные щели и спрятаться от любопытных глаз - хотя сами кумушки владели этим искусством в совершенстве, в этом сомневаться не приходилось. Эммелин, давно уж заметившая, как ведьмы старательно избегают опасных тем, могла бы прямо спросить их – отчего бы не изучить заклятия, помогающие спасаться от недоброжелателей, сбегать из плена, распознавать ложь и лукавство? Но она молчала, не выказывая недовольство ни словом, ни знаком. Даже самой себе она не могла ответить честно, какими соображениями руководствуется. Не желает подыгрывать тайной силе, обостряющей своеволие и подталкивающей к бунту? Или, ровным счетом наоборот, поддавшись искушению, усыпляет бдительность ведьм, чтобы те не знали, как велика жадность ученицы до запретных знаний, как изводит ее желание сбежать?
Мысль о том, чтобы выйти в ночь, вдохнуть полной грудью весенний прохладный ветер, услышать шорох листьев, смотреть неотрывно на сияющую луну, не выходила из головы у Эммелин, иной раз заставляя забыть о голоде и сне. Даже об Иво она теперь вспоминала с усилием, как будто прошлые обязательства и привязанности уходили вместе с прежней невзрачной Черной Эмме; новая же остроухая Эммелин жила вовсе иными мечтами и желаниями.
Разум говорил ей, что тетушки правы, когда предостерегают от неразумного риска, но многократно обострившиеся новые чувства обретали все большую власть над девушкой. Теперь она гораздо лучше понимала, отчего жители Холма и леса так безудержно веселы и жестоки, ни в чем не знают меры и напрочь теряют голову от противоречивых страстей.
Тетушки-ведьмы, разумеется, так же легко угадывали внутренние перемены Эмме, как видели внешние. Ежевечерний ритуал запирания дверей и окон неуловимо изменился: приказы Скэрроу отдавались все те же, однако теперь Тройоль с Гуссильдой опасались не столько чужих глаз и ушей, сколько того, что воспитанница проскользнет ужом в любую щель, стоит только зазеваться.
Эмме злилась, Эмме чувствовала себя виноватой, Эмме хотела сбежать, Эмме мысленно умоляла тетушек удержать ее от побега – и вскоре окончательно потеряла покой. Неудивительно, что ее обучение волшебству окончательно зашло в тупик: приступая к колдовству, вслух она каждый раз повторяла, что хочет отыскать Пенуика, но мысли были заняты вовсе иным – и заклятия лишались всякой силы, расползаясь на части, словно ветхое полотно. Но ведьмы, словно не замечая ее неудач, раз за разом приказывали ей смотреть в мутную дождевую воду, читать знаки в трещинах на стенах и болтать с городскими безумцами.
-Пустая трата времени! Скука смертная! - шептала Эмме мрачно и яростно, но покорно следовала наставлениям, не пропуская ни единой лужи, ни единого блаженного на своем пути.
-…Не слыхали ли вы, матушка, - безо всякой надежды спросила она у старухи, кормившей хлебными крошками невидимых голубей на одной из городских площадей, - о здешнем лекаре, водившем дружбу с нечистой силой?..
«Бежать, бежать! – при этом думала она. – Как сбежать, как перехитрить ведьм хоть на минутку?!».
Старуха, тем временем, пристально посмотрев на нее выцветшими пустыми глазами, покачала головой.
-Такой сказки я не знаю, - трескуче промолвила она. – Да и лекари мне не по нраву – один такой заставлял меня пить горькую микстуру и говорил, что она прояснит мой разум. Но я-то поняла, что он попросту хочет меня отравить!..Зато припоминаю другую историю: хлебец был испечен с тремя каплями крови и отвечал людским голосом. «Я здесь, я здесь!» - говорил он, и все думали, будто отвечает человек – а человека-то и след простыл!..
Эмме вздохнула: за время обучения колдовству ей довелось услышать немало безумных речей – кто-то рассказывал ей о говорящей капусте, кто-то – о золотых монетах, превратившихся в сухие листья. И бормотание старухи поначалу показалось ей такой же несуразицей. Но бессвязный ответ внезапно переполошил тетушек-ведьм, круживших неподалеку – хоть едва ли они расслышали более двух-трех слов. Они подхватили Эмме с двух сторон - точно хищные птицы, вцепившиеся в добычу, - и оттеснили ее от безумной.
-Пойдем, пойдем! – приговаривала Тройоль.
-Здесь нечего слушать! – ворчала Гуссильда.
-Что она тебе
