– Честно сказать, у меня не так уж много времени… – я заюлила, не зная, как отделаться от юноши.
– Обернусь за пару минут.
– Но мне нужно вернуться на рынок! – произнесла зловещим тоном.
– Я пойду с тобой! – храбро заявил Мике, и я тут же пожалела о том, что взялась вправлять ему мозги.
– Но я… я… Я собираюсь к менялам-старьевщикам, скупающим всякую ерунду, – а там куда опаснее, чем в рядах, где торгуют зеленью и свеклой! – выпалила я, уже не представляя, как отпугнуть своего настырного спутника. – Там, где ищут ссуду под залог последнего добра, всегда вертится всякая шваль!
– Тем более я не брошу тебя! Филиберт видел, как мы уходим вместе, – как мне потом оправдаться, если с тобой что-то случится?
«А как мне оправдаться, если что-то плохое случится с тобой?!» – мысленно возопила я, однако времени и впрямь у нас было маловато, так что пришлось махнуть рукой в знак вынужденного согласия.
Долго ждать Кориуса-младшего не пришлось – я как раз успела дожевать последние горошины и отряхнуть подол платья. Беззвучно ругая себя, шла рядом с ним по улице, которая, по заверениям Мике, должна была вывести нас к одному из входов на рынок, и все больше убеждалась, что затея моя начата под несчастливой звездой. Заслышав торговый гомон, я остановилась у дерева и принялась наматывать на голову цветастый платок, который должен был скрыть мои волосы, – самую явную примету. Встретить компанию, с которой у нас случилась стычка, опасаться не приходилось – наверняка они отправились в ближайший трактир, чтобы промочить пересохшее после беготни горло, а вот старьевщики и менялы отличались хорошей памятью. Нередко им приносили краденые вещи, и риск этот требовал весьма сознательного отношения к своему делу.
После того как платок занял свое место, я плюнула на палец и, извозив его в пыли, старательно замазала брови – они тоже были рыжими, точно лисий хвост, и выдавали мою редкую масть. Поразмыслив еще немного, я несколько раз мазнула грязной ладонью по лицу, решив, что чумазую девицу скупщику припомнить будет куда сложнее. Платье после беготни по рынку выглядело достаточно измятым и грязным, чтобы удачно дополнить мой новый образ.
Мике, глядя на меня с выражением, которое мне не нравилось все больше, повторил мои действия, а затем обмотался моим старым плащом так, что стал напоминать сородича тех самых гадалок, от которых мы недавно отбивались. Вид у него был решительным, и я страдальчески вздохнула, вновь зарекшись творить какое-либо добро сверх того, что было обращено на всеблагую цель – спасение господина Огасто от колдуньи.
Старьевщиков найти оказалось несложно – торговцы сразу признавали в нас обычную клиентуру менял и безо всяких сомнений указывали дорогу. Она вела конечно же к самой вонючей и мрачной части рынка, где не так давно случился большой пожар – обычный спутник темных дел. Лавки тут опирались на горелые столбы и ютились среди закопченных развалин. Дядюшка Абсалом всегда заклинал меня не соваться в столь недобрые места, но я знала, что сам он не раз имел дело с менялами весьма гнусного пошиба.
Прижимая к себе сумку, я осторожно ступала по извилистой дорожке, петлявшей от одного низкого грязного навеса к другому. За каждым из кривых прилавков виднелась гнусная рожа, и чем глубже в царство скупщиков хлама мы заходили, тем более разбойничьими мне казались эти физиономии.
Испуганный вид Мике, плетущегося позади, придал мне решимости, и я наконец-то шагнула к одному из торговых мест, показавшемуся мне чуть более респектабельным: вместо крыши из гнилых досок и пучков соломы его покрывал пестрый ковер, а здешний хозяин щеголял хитрым восточным головным убором, напомнившим мне сдобный рогалик.
Поприветствовав его с некоторой робостью, я сразу объявила, что мне нужна любая золотая монета, и под скептическим взглядом торговца принялась раскладывать по прилавку свои жалкие сокровища.
– Айе! – воскликнул меняла, поцокав языком. – Этого не хватит! Точно говорю!
– Мне подойдет любая, – умоляюще сказала я. – Пусть даже она будет немного обрезанная по краям или же потертая…
– Мало! – гортанно каркнул он.
Отчаяние захлестнуло меня: я могла обмануть дядюшку Абсалома и утаить от него пару монет, но обокрасть своего родственника у меня бы рука не поднялась. При мысли о воровстве в герцогском замке я тоже испытывала странное противление, хотя, видят боги, мое намерение освободить демона показалось бы любому разумному человеку куда более злодейским.
– Что же делать… – я потерла свой грязный нос. Оставалось только одно – отстричь и продать волосы, но рыжие косы, как я уже говорила, были приметны, да и утаить от дядюшки такую утрату было бы чертовски сложно…
– А если прибавить вот этот кинжал, вы дадите нам золотой? – раздался вдруг голос Мике, и я от неожиданности то ли поперхнулась, то ли икнула.
Фамильное оружие Кориусов пришлось по нраву торговцу – его глаза блеснули, он внимательно осмотрел и лезвие, и рукоять, непрерывно цокая языком, после чего согласился, что вместе с ножом мое добро можно оценить в золотую крону. По его тону было понятно, что без клинка это предложение в его глазах не стоит и половины серебряной монеты.
– Так забирайте кинжал и давайте нам крону, – сурово заявил Мике, и продавец, для виду посомневавшись, согласился.
Дрожащими пальцами я взяла монету, сияющую словно солнце. С одной стороны на ней был выбит лик короля Горденса, на другой – герб его рода: чудной зверь с тремя глазами. Еще ни разу я не держала в руках королевское золото, и тайная причина, по которой я добыла его, была воистину ужасной. Монета стала зримым воплощением моего безумства, и оттого мне было страшно смотреть на нее.
Торопливо мы покинули ряды менял, скупщиков и старьевщиков – мне казалось, что жадные глаза видят золотую крону сквозь кошелек, запрятанный для надежности у меня за пазухой.
– Зачем ты отдал свой кинжал? – напустилась я на Мике, не зная, как еще выплеснуть обуревающие меня чувства.
– Я уже получил свою долю брани из-за его утраты, – он держался, как по мне, чересчур развязно для того, чтобы я поверила в его спокойствие. – Ты права, я должен идти тем путем, который выбрал, и не стыдиться этого. Кинжал у меня украли бродяги, и довольно об этом.
– Но с чего вдруг ты решил помочь мне?
– Просто я захотел тебя порадовать! – с вызовом произнес Мике, явно намекая на мои же недавние слова.
Я не нашлась, что ответить на это, однако мысль о кроне в моем кошельке начала жечь меня вдвойне сильнее. И студеная колодезная вода, которой я умыла лицо перед тем, как вернуться во дворец, не охладила мои горящие щеки. Теперь мы с Мике поменялись ролями – до самых ворот я угрюмо молчала, с неохотой отвечая на вопросы юноши, становившегося все более разговорчивым. Попрощался со мной он сбивчиво и сердечно, и я помрачнела еще сильнее.
Плохое предчувствие оказалось вещим: по возвращении я немедленно получила затрещину от дядюшки, поджидающего меня в компании Харля, который от нетерпения перебирал ногами, как стреноженная лошадь.
– Это за то, что сбежала без спросу! – прогремел дядя, но я не поверила в его гнев – затрещина была слишком уж легка.
И вправду, долго изображать свирепое выражение лица дядюшка не смог. Не успела я открыть рот, чтобы начать плести какие-нибудь небылицы, как он расплылся в довольной улыбке и с одобрением взъерошил мои волосы.
– Умна, чертовка! – умиленно промолвил он. – Я знал, я верил, что ты выкинешь из головы свои бредни и сделаешь все как нужно! Ну, как там сопляк Кориус? Все еще ерепенится?
– Ох, дядюшка!.. – раздраженно воскликнула я, ничуть не преувеличивая степень своей досады из-за этих расспросов. – Мы всего-то по городу прогулялись!
– Верно сделано, – тут же согласился дядя Абсалом и еще раз энергично потрепал мою макушку. – Ежели взять его в оборот излишне резко – можно спугнуть! Больно уж малец нежен и робок…
– Да что за околесица… – пробурчала я, в немалом смущении рассматривая носки своих башмаков, но дядюшка, не обращая внимания на мои покрасневшие щеки, довольно потирал руки.
Харль же испытывал досаду, сравнимую с моей собственной – он ожидал, что дядя Абсалом задаст мне серьезную взбучку, которая, по мнению мальчишки, могла стать презабавным зрелищем. Однако ему пришлось довольствоваться куда более скучными сценами из жизни семейства придворного лекаря: дядя объявил, что желает пообедать в семейном кругу и отправил меня на кухню с многословным поручением для стряпух. Я и сама была голодна, как волк среди зимы, оттого поторапливала кухонную челядь от души.
Уныние Харля, наблюдающего за тем, как мы с дядюшкой обедаем, достигло крайней степени, однако боги смилостивились над ним и не дали погибнуть от скуки. В нашу дверь требовательно и коротко постучали.
Дядин сварливый возглас оборвался, когда он увидел, что на пороге стоит сам господин управляющий, мэтр Кориус-старший. Это был пожилой, но крепкий еще мужчина, весьма напоминающий дядюшку Абсалома и лицом, и сложением, и сверкающей лысиной, но державшийся так, словно с придворным лекарем его не роднит даже самая ничтожная мелочь. За его спиной я заметила взволнованного Мике, и кусок хлеба немедленно встал мне поперек горла – я закашлялась до слез.
– Что за удивительная честь! – вскричал тем временем дядюшка, изящно и непринужденно стукнув меня по спине так, что я едва не врезалась носом в тарелку с остатками супа. – Мэтр Петор! В моем скромном жилище! Ох, что я говорю – разумеется, единственно милость Его Светлости и ваша любезность позволили мне обрести этот кров и стол…
– Довольно! – резко прервал его господин Кориус-старший, и стало очевидно, что он необычайно сердит. – Не изображайте, будто не знаете, отчего я здесь! Мне претит ваше лицемерное многословие, господин лекарь, и я этого никогда не скрывал. Будьте так же честны со мной и признайте, что это ваши мелкие козни… низкие уловки…
– Мэтр Петор! – дядюшка Абсалом прижал руку к груди. – Что я слышу? Какие козни? Что за черная кошка пробежала между нами?
– Рыжая! Рыжая кошка! – возопил управляющий, безо всякой деликатности ткнув пальцем в мою сторону. – И это вы ее подослали к моему сыну, не отпирайтесь! Не знаю, что она наплела ему, но глупый сопляк теперь твердит, что желает на ней жениться во что бы то ни стало!
– Ушам своим не верю! – вскричал дядя, порозовев от удовольствия. – Какая прекрасная новость!
– Чего? – я подпрыгнула на своем месте. – Это еще зачем?!
– Ах, оставьте свои ужимки! – громыхнул мэтр Петор, с презрением глядя на наши взволнованные лица. – Ваша семейка этого и добивалась! Мошенники и плуты! Наглые бродяги, опутавшие Ее Светлость! Все во дворце знают, что вы представляете собой на деле, – ярмарочные шарлатаны!
– Я бы попросил! – усы дядюшки Абсалома воинственно встопорщились. – Быть может, в моем прошлом и можно найти темные полосы, однако они не помешали мне исцелить Его Светлость!
– Возможно, это просветление временно, и вскоре в вашей жизни вновь наступит пора темных полос, – ехидно заметил мэтр Кориус, и я отдала должное его проницательности.
– Мне чудится, что вы говорите о повторном приступе болезни с надеждой, мэтр? – не остался в долгу дядя. – Подобает ли это верному слуге?
– Ах ты, грязный жулик! – окончательно вышел из себя управляющий.
– Побойтесь богов, мэтр Петор, – ласково и кротко улыбнулся дядюшка. – Разве пристало будущим родственникам затевать склоки между собой? Обидное слово – как семя сорняка: непременно взойдет, распространится и погубит добрые посевы…
– Мой сын не женится на вашей племяннице!
– Отчего же?
– Оттого, что Кориусы – честная семья, в жилах которой течет благородная кровь, – с гордостью объявил мэтр Петор. – Из-за нужды, заставившей нашего предка продать свой титул, мы сейчас не имеем дворянского звания, но все знают, что на протяжении веков мы роднимся только с достойными семействами. Любой житель Таммельна почтет за честь, если один из моих сыновей посватается к его дочери!
– Прах меня побери! – воскликнул дядюшка, распахивая объятия. – С недавних пор я таммельнец и душой, и телом! И, как видите, желание вашего сынка жениться на Фейн обрадовало меня больше, чем праздничный пирог с жаворонками!
– Да вы цепкий репей, а не человек! – в голосе управляющего появились нотки отчаяния. – Вас гонишь в дверь, вы лезете в окно! Я прямо говорю, что знать вас не желаю, а с вас как с гуся вода! Как еще вам объяснить? Ваша племянница – грубая, невоспитанная девица, выросшая на улице и не умеющая даже имя свое написать без ошибок! Посмотрите на ее платье – оно же вся измято и в пятнах, а на ее щеках я явно вижу следы грязи! Выдайте ее замуж за конюха или за кучера, там ей самое место. Но в моем доме принято вести себя иначе, и я не потерплю этих простонародных ухваток!
– Фейн – девочка смышленая, – тут же отозвался дядя, ничуть не смущенный справедливыми обвинениями в наш адрес. – Она быстро обучится всему, что нужно, уж поверьте! Сами посудите: как-то раз я показал ей, как выдернуть коренной зуб при помощи обычной столовой вилки. И что вы думаете? Она тут же освоила эту науку, хоть пациент и сопротивлялся, как черт! А как она вскрывает чирьи!.. Едва ли не ловчее меня! Скажете, вам в доме не нужен человек, который извлечет из вашего уха серную пробку быстрее, чем вы сами раскупорите бутылку вина? А вежливому обхождению она научится за пару недель, если не давать ей спуску и следить за тем, чтобы она умывалась…
– И кто же ее обучит этим премудростям? – с издевкой спросил мэтр Петор.
– Я бы мог давать уроки Фейн, – раздался тихий голос до того молчавшего Мике. – Она сама сказала мне, что желает обучаться!
– До чего же славный малец! – дядюшка Абсалом одарил Мике добрейшей из своих улыбок. – Именно такого я всегда хотел видеть рядом со своей любимой племянницей!
– Этому не бывать! – рявкнул Кориус-старший, у которого побагровела даже шея. – Молчи, недоросль! Мал еще, чтобы вмешиваться в такие разговоры!
– Не так уж мал, если разговор идет о моей женитьбе! – Мике с трудом преодолевал свою обычную робость, однако сдаваться не собирался. – Я хочу жениться на Фейн, и Ее Светлость покровительствует этому намерению!
– Да что наплела тебе эта девица, если ты позабыл обо всем на свете? – возопил управляющий, воздев руки. – Из-за нее ты потерял фамильный кинжал, который я доверил тебе из одной надежды, что ты позабудешь о своих ученых бреднях!..
– В потере кинжала виноват я сам, – упрямо ответил Мике. – Я не изменю своего решения, что бы вы ни говорили, батюшка. А если вы будете противиться – пожалуюсь госпоже Вейдене, так и знайте. Назначайте день свадьбы!
– Да что ты себе возомнил… – начала было я, гневно сведя брови, но дядюшка пребольно дернул меня за косу.
– И правда, мэтр Петор, – поддакнул он. – Назначайте день свадьбы, пока над нами не начала потешаться вся дворня. Виданное ли дело – то соглашаетесь, то отказываетесь, словно на рынке торгуетесь!
– Провалиться бы вам и вашей племяннице в преисподнюю! – сдался господин управляющий после долгого недоброго молчания. – Пусть они поженятся в первую неделю зимних гуляний. Но к тому времени эта драная подзаборная кошка должна походить на приличную даму, иначе порога моего дома она не переступит!
– Обернусь за пару минут.
– Но мне нужно вернуться на рынок! – произнесла зловещим тоном.
– Я пойду с тобой! – храбро заявил Мике, и я тут же пожалела о том, что взялась вправлять ему мозги.
– Но я… я… Я собираюсь к менялам-старьевщикам, скупающим всякую ерунду, – а там куда опаснее, чем в рядах, где торгуют зеленью и свеклой! – выпалила я, уже не представляя, как отпугнуть своего настырного спутника. – Там, где ищут ссуду под залог последнего добра, всегда вертится всякая шваль!
– Тем более я не брошу тебя! Филиберт видел, как мы уходим вместе, – как мне потом оправдаться, если с тобой что-то случится?
«А как мне оправдаться, если что-то плохое случится с тобой?!» – мысленно возопила я, однако времени и впрямь у нас было маловато, так что пришлось махнуть рукой в знак вынужденного согласия.
Долго ждать Кориуса-младшего не пришлось – я как раз успела дожевать последние горошины и отряхнуть подол платья. Беззвучно ругая себя, шла рядом с ним по улице, которая, по заверениям Мике, должна была вывести нас к одному из входов на рынок, и все больше убеждалась, что затея моя начата под несчастливой звездой. Заслышав торговый гомон, я остановилась у дерева и принялась наматывать на голову цветастый платок, который должен был скрыть мои волосы, – самую явную примету. Встретить компанию, с которой у нас случилась стычка, опасаться не приходилось – наверняка они отправились в ближайший трактир, чтобы промочить пересохшее после беготни горло, а вот старьевщики и менялы отличались хорошей памятью. Нередко им приносили краденые вещи, и риск этот требовал весьма сознательного отношения к своему делу.
После того как платок занял свое место, я плюнула на палец и, извозив его в пыли, старательно замазала брови – они тоже были рыжими, точно лисий хвост, и выдавали мою редкую масть. Поразмыслив еще немного, я несколько раз мазнула грязной ладонью по лицу, решив, что чумазую девицу скупщику припомнить будет куда сложнее. Платье после беготни по рынку выглядело достаточно измятым и грязным, чтобы удачно дополнить мой новый образ.
Мике, глядя на меня с выражением, которое мне не нравилось все больше, повторил мои действия, а затем обмотался моим старым плащом так, что стал напоминать сородича тех самых гадалок, от которых мы недавно отбивались. Вид у него был решительным, и я страдальчески вздохнула, вновь зарекшись творить какое-либо добро сверх того, что было обращено на всеблагую цель – спасение господина Огасто от колдуньи.
Старьевщиков найти оказалось несложно – торговцы сразу признавали в нас обычную клиентуру менял и безо всяких сомнений указывали дорогу. Она вела конечно же к самой вонючей и мрачной части рынка, где не так давно случился большой пожар – обычный спутник темных дел. Лавки тут опирались на горелые столбы и ютились среди закопченных развалин. Дядюшка Абсалом всегда заклинал меня не соваться в столь недобрые места, но я знала, что сам он не раз имел дело с менялами весьма гнусного пошиба.
Прижимая к себе сумку, я осторожно ступала по извилистой дорожке, петлявшей от одного низкого грязного навеса к другому. За каждым из кривых прилавков виднелась гнусная рожа, и чем глубже в царство скупщиков хлама мы заходили, тем более разбойничьими мне казались эти физиономии.
Испуганный вид Мике, плетущегося позади, придал мне решимости, и я наконец-то шагнула к одному из торговых мест, показавшемуся мне чуть более респектабельным: вместо крыши из гнилых досок и пучков соломы его покрывал пестрый ковер, а здешний хозяин щеголял хитрым восточным головным убором, напомнившим мне сдобный рогалик.
Поприветствовав его с некоторой робостью, я сразу объявила, что мне нужна любая золотая монета, и под скептическим взглядом торговца принялась раскладывать по прилавку свои жалкие сокровища.
– Айе! – воскликнул меняла, поцокав языком. – Этого не хватит! Точно говорю!
– Мне подойдет любая, – умоляюще сказала я. – Пусть даже она будет немного обрезанная по краям или же потертая…
– Мало! – гортанно каркнул он.
Отчаяние захлестнуло меня: я могла обмануть дядюшку Абсалома и утаить от него пару монет, но обокрасть своего родственника у меня бы рука не поднялась. При мысли о воровстве в герцогском замке я тоже испытывала странное противление, хотя, видят боги, мое намерение освободить демона показалось бы любому разумному человеку куда более злодейским.
– Что же делать… – я потерла свой грязный нос. Оставалось только одно – отстричь и продать волосы, но рыжие косы, как я уже говорила, были приметны, да и утаить от дядюшки такую утрату было бы чертовски сложно…
– А если прибавить вот этот кинжал, вы дадите нам золотой? – раздался вдруг голос Мике, и я от неожиданности то ли поперхнулась, то ли икнула.
Фамильное оружие Кориусов пришлось по нраву торговцу – его глаза блеснули, он внимательно осмотрел и лезвие, и рукоять, непрерывно цокая языком, после чего согласился, что вместе с ножом мое добро можно оценить в золотую крону. По его тону было понятно, что без клинка это предложение в его глазах не стоит и половины серебряной монеты.
– Так забирайте кинжал и давайте нам крону, – сурово заявил Мике, и продавец, для виду посомневавшись, согласился.
Дрожащими пальцами я взяла монету, сияющую словно солнце. С одной стороны на ней был выбит лик короля Горденса, на другой – герб его рода: чудной зверь с тремя глазами. Еще ни разу я не держала в руках королевское золото, и тайная причина, по которой я добыла его, была воистину ужасной. Монета стала зримым воплощением моего безумства, и оттого мне было страшно смотреть на нее.
Торопливо мы покинули ряды менял, скупщиков и старьевщиков – мне казалось, что жадные глаза видят золотую крону сквозь кошелек, запрятанный для надежности у меня за пазухой.
– Зачем ты отдал свой кинжал? – напустилась я на Мике, не зная, как еще выплеснуть обуревающие меня чувства.
– Я уже получил свою долю брани из-за его утраты, – он держался, как по мне, чересчур развязно для того, чтобы я поверила в его спокойствие. – Ты права, я должен идти тем путем, который выбрал, и не стыдиться этого. Кинжал у меня украли бродяги, и довольно об этом.
– Но с чего вдруг ты решил помочь мне?
– Просто я захотел тебя порадовать! – с вызовом произнес Мике, явно намекая на мои же недавние слова.
Я не нашлась, что ответить на это, однако мысль о кроне в моем кошельке начала жечь меня вдвойне сильнее. И студеная колодезная вода, которой я умыла лицо перед тем, как вернуться во дворец, не охладила мои горящие щеки. Теперь мы с Мике поменялись ролями – до самых ворот я угрюмо молчала, с неохотой отвечая на вопросы юноши, становившегося все более разговорчивым. Попрощался со мной он сбивчиво и сердечно, и я помрачнела еще сильнее.
Плохое предчувствие оказалось вещим: по возвращении я немедленно получила затрещину от дядюшки, поджидающего меня в компании Харля, который от нетерпения перебирал ногами, как стреноженная лошадь.
– Это за то, что сбежала без спросу! – прогремел дядя, но я не поверила в его гнев – затрещина была слишком уж легка.
И вправду, долго изображать свирепое выражение лица дядюшка не смог. Не успела я открыть рот, чтобы начать плести какие-нибудь небылицы, как он расплылся в довольной улыбке и с одобрением взъерошил мои волосы.
– Умна, чертовка! – умиленно промолвил он. – Я знал, я верил, что ты выкинешь из головы свои бредни и сделаешь все как нужно! Ну, как там сопляк Кориус? Все еще ерепенится?
– Ох, дядюшка!.. – раздраженно воскликнула я, ничуть не преувеличивая степень своей досады из-за этих расспросов. – Мы всего-то по городу прогулялись!
– Верно сделано, – тут же согласился дядя Абсалом и еще раз энергично потрепал мою макушку. – Ежели взять его в оборот излишне резко – можно спугнуть! Больно уж малец нежен и робок…
– Да что за околесица… – пробурчала я, в немалом смущении рассматривая носки своих башмаков, но дядюшка, не обращая внимания на мои покрасневшие щеки, довольно потирал руки.
Харль же испытывал досаду, сравнимую с моей собственной – он ожидал, что дядя Абсалом задаст мне серьезную взбучку, которая, по мнению мальчишки, могла стать презабавным зрелищем. Однако ему пришлось довольствоваться куда более скучными сценами из жизни семейства придворного лекаря: дядя объявил, что желает пообедать в семейном кругу и отправил меня на кухню с многословным поручением для стряпух. Я и сама была голодна, как волк среди зимы, оттого поторапливала кухонную челядь от души.
Уныние Харля, наблюдающего за тем, как мы с дядюшкой обедаем, достигло крайней степени, однако боги смилостивились над ним и не дали погибнуть от скуки. В нашу дверь требовательно и коротко постучали.
Дядин сварливый возглас оборвался, когда он увидел, что на пороге стоит сам господин управляющий, мэтр Кориус-старший. Это был пожилой, но крепкий еще мужчина, весьма напоминающий дядюшку Абсалома и лицом, и сложением, и сверкающей лысиной, но державшийся так, словно с придворным лекарем его не роднит даже самая ничтожная мелочь. За его спиной я заметила взволнованного Мике, и кусок хлеба немедленно встал мне поперек горла – я закашлялась до слез.
– Что за удивительная честь! – вскричал тем временем дядюшка, изящно и непринужденно стукнув меня по спине так, что я едва не врезалась носом в тарелку с остатками супа. – Мэтр Петор! В моем скромном жилище! Ох, что я говорю – разумеется, единственно милость Его Светлости и ваша любезность позволили мне обрести этот кров и стол…
– Довольно! – резко прервал его господин Кориус-старший, и стало очевидно, что он необычайно сердит. – Не изображайте, будто не знаете, отчего я здесь! Мне претит ваше лицемерное многословие, господин лекарь, и я этого никогда не скрывал. Будьте так же честны со мной и признайте, что это ваши мелкие козни… низкие уловки…
– Мэтр Петор! – дядюшка Абсалом прижал руку к груди. – Что я слышу? Какие козни? Что за черная кошка пробежала между нами?
– Рыжая! Рыжая кошка! – возопил управляющий, безо всякой деликатности ткнув пальцем в мою сторону. – И это вы ее подослали к моему сыну, не отпирайтесь! Не знаю, что она наплела ему, но глупый сопляк теперь твердит, что желает на ней жениться во что бы то ни стало!
– Ушам своим не верю! – вскричал дядя, порозовев от удовольствия. – Какая прекрасная новость!
– Чего? – я подпрыгнула на своем месте. – Это еще зачем?!
– Ах, оставьте свои ужимки! – громыхнул мэтр Петор, с презрением глядя на наши взволнованные лица. – Ваша семейка этого и добивалась! Мошенники и плуты! Наглые бродяги, опутавшие Ее Светлость! Все во дворце знают, что вы представляете собой на деле, – ярмарочные шарлатаны!
– Я бы попросил! – усы дядюшки Абсалома воинственно встопорщились. – Быть может, в моем прошлом и можно найти темные полосы, однако они не помешали мне исцелить Его Светлость!
– Возможно, это просветление временно, и вскоре в вашей жизни вновь наступит пора темных полос, – ехидно заметил мэтр Кориус, и я отдала должное его проницательности.
– Мне чудится, что вы говорите о повторном приступе болезни с надеждой, мэтр? – не остался в долгу дядя. – Подобает ли это верному слуге?
– Ах ты, грязный жулик! – окончательно вышел из себя управляющий.
– Побойтесь богов, мэтр Петор, – ласково и кротко улыбнулся дядюшка. – Разве пристало будущим родственникам затевать склоки между собой? Обидное слово – как семя сорняка: непременно взойдет, распространится и погубит добрые посевы…
– Мой сын не женится на вашей племяннице!
– Отчего же?
– Оттого, что Кориусы – честная семья, в жилах которой течет благородная кровь, – с гордостью объявил мэтр Петор. – Из-за нужды, заставившей нашего предка продать свой титул, мы сейчас не имеем дворянского звания, но все знают, что на протяжении веков мы роднимся только с достойными семействами. Любой житель Таммельна почтет за честь, если один из моих сыновей посватается к его дочери!
– Прах меня побери! – воскликнул дядюшка, распахивая объятия. – С недавних пор я таммельнец и душой, и телом! И, как видите, желание вашего сынка жениться на Фейн обрадовало меня больше, чем праздничный пирог с жаворонками!
– Да вы цепкий репей, а не человек! – в голосе управляющего появились нотки отчаяния. – Вас гонишь в дверь, вы лезете в окно! Я прямо говорю, что знать вас не желаю, а с вас как с гуся вода! Как еще вам объяснить? Ваша племянница – грубая, невоспитанная девица, выросшая на улице и не умеющая даже имя свое написать без ошибок! Посмотрите на ее платье – оно же вся измято и в пятнах, а на ее щеках я явно вижу следы грязи! Выдайте ее замуж за конюха или за кучера, там ей самое место. Но в моем доме принято вести себя иначе, и я не потерплю этих простонародных ухваток!
– Фейн – девочка смышленая, – тут же отозвался дядя, ничуть не смущенный справедливыми обвинениями в наш адрес. – Она быстро обучится всему, что нужно, уж поверьте! Сами посудите: как-то раз я показал ей, как выдернуть коренной зуб при помощи обычной столовой вилки. И что вы думаете? Она тут же освоила эту науку, хоть пациент и сопротивлялся, как черт! А как она вскрывает чирьи!.. Едва ли не ловчее меня! Скажете, вам в доме не нужен человек, который извлечет из вашего уха серную пробку быстрее, чем вы сами раскупорите бутылку вина? А вежливому обхождению она научится за пару недель, если не давать ей спуску и следить за тем, чтобы она умывалась…
– И кто же ее обучит этим премудростям? – с издевкой спросил мэтр Петор.
– Я бы мог давать уроки Фейн, – раздался тихий голос до того молчавшего Мике. – Она сама сказала мне, что желает обучаться!
– До чего же славный малец! – дядюшка Абсалом одарил Мике добрейшей из своих улыбок. – Именно такого я всегда хотел видеть рядом со своей любимой племянницей!
– Этому не бывать! – рявкнул Кориус-старший, у которого побагровела даже шея. – Молчи, недоросль! Мал еще, чтобы вмешиваться в такие разговоры!
– Не так уж мал, если разговор идет о моей женитьбе! – Мике с трудом преодолевал свою обычную робость, однако сдаваться не собирался. – Я хочу жениться на Фейн, и Ее Светлость покровительствует этому намерению!
– Да что наплела тебе эта девица, если ты позабыл обо всем на свете? – возопил управляющий, воздев руки. – Из-за нее ты потерял фамильный кинжал, который я доверил тебе из одной надежды, что ты позабудешь о своих ученых бреднях!..
– В потере кинжала виноват я сам, – упрямо ответил Мике. – Я не изменю своего решения, что бы вы ни говорили, батюшка. А если вы будете противиться – пожалуюсь госпоже Вейдене, так и знайте. Назначайте день свадьбы!
– Да что ты себе возомнил… – начала было я, гневно сведя брови, но дядюшка пребольно дернул меня за косу.
– И правда, мэтр Петор, – поддакнул он. – Назначайте день свадьбы, пока над нами не начала потешаться вся дворня. Виданное ли дело – то соглашаетесь, то отказываетесь, словно на рынке торгуетесь!
– Провалиться бы вам и вашей племяннице в преисподнюю! – сдался господин управляющий после долгого недоброго молчания. – Пусть они поженятся в первую неделю зимних гуляний. Но к тому времени эта драная подзаборная кошка должна походить на приличную даму, иначе порога моего дома она не переступит!
