Глава 1 Воспоминания
Я услышала их раньше, чем они успели подойти к нашему дому. Сквозь открытое окно доносился стрекот цикад, ночь дала передышку от летнего зноя, разливаясь изнуряющей духотой.
Их мысли были очень громкими и пугающими. Опасливые, вперемежку с необъяснимой жалостью, они метались в головах наших внешне доброжелательных соседей. Один из них рассчитывал, как лучше подобраться к дому, и закинуть в окно полыхающий трут. При этом надеялся, что я не проснусь, видите ли ему было жаль малолетнюю внучку старой ведьмы. Только вот вбитые в голову догмы сильны: зло нужно уничтожать, пока оно маленькое. Мужчины вспоминали наказы старосты: пусть ведьмы сгорят, но деревня не должна пострадать. Но поразило меня больше всего другое: они не были уверены в том, что бабушка занимается колдовством. Странные, пришлые, чужие… От нас избавлялись на всякий случай, потому что так велел толстый проповедник. И в этом моя вина.
Обычно я не могла долго выносить присутствие большого скопления народа и избегала походов на ярмарки или гуляния. От постоянного гула чужих мыслей кружилась голова и темнело в глазах.
Сейчас я думаю, что бабушка попросту не догадывалась об этом, считая меня застенчивой девочкой, немножко диковатой и безумно тоскующей по матери. А я пребывала в твёрдой уверенности, что все воспринимают окружающий мир точно так же, как и я.
– Бабушка, просыпайся, наш дом сейчас сожгут, – скрывая истеричные нотки, шептала я.
Мои руки дрожали, а в горле повис тяжёлый ком. Но я уже не маленькая, не буду плакать.
– Не думала, что они придут вот так, – пробормотала бабушка, вмиг позабыв про сон. Она быстро натянула платье, закутала голову платком, после чего жестом показала мне на окно. – Уходим. Бери сундучок…
В нашей деревне в храм ходили все. И нас с бабушкой сия участь не миновала. Каждый седьмой день мы отправлялись послушать проповеди нашего жреца, воспевавшего веру в Отца, честность, доброту и любовь. Лик Отца, суровый и милостивый одновременно, навевал мысли о моих собственных потерянных родителях. Казалось, он присматривает за мной, и не станет наказывать, как вещает наш жрец. Главное, слушаться старших и вести себя хорошо.
Только не все прихожане думали так же. Лицемерили, скрывая за внешней пристойностью дурные мысли. Некоторые приходили в храм из страха, опасаясь кривых взглядов соседей, которые неизбежно привели бы к позорному столбу или суду инквизиции.
Во время месс, я старалась поглубже погрузиться в собственные мысли, что позволяло хоть немного отгородиться от окружающих. Вслушиваясь в песнопения, эхом отражающиеся от высокого купола храма, старалась уловить хрустальное сопрано Бьянки, и незаметно для самой себя, вторила ей под хмурые взгляды бабушки.
Как же я хотела с ней подружиться! Её голос, звонкий и глубокий одновременно, был чарующе прекрасен! Свет, лившийся сквозь высокие окна храма, освещал бледное лицо певицы, обрамлённое густыми светло-русыми волосами… Её облик, как и голос завораживал. Казалось сам Отец спустился на землю, чтобы послушать её чудесное пение.
Бьянка была старше меня, говорили, что у неё есть жених. Вряд ли она стала бы дружить с такой, как я: пришлой сиротой, которую воспитывает странная старуха. Но в детских мечтах нет ничего невозможного. И в один прекрасный летний день, я переборола свой страх и смущение, решив сблизиться с людьми – такими непонятными, громкими и назойливыми. И вот пришла расплата за мою наивность. Теперь, как воришка под покровом ночи вынуждена была бежать прочь от ставшего родным очага, и глотая слезы, наблюдать как полыхает наш дом.
– Нужно уходить, Арианна, – с хрипом шептала бабушка, затягивая меня все глубже в лес.
Мы бежали со всех ног, спеша поскорее укрыться в чаще. Казалось, что лёгкие превратились в камень, а сердце колотится так, что вот-вот вырвется из груди. Нос заложило от непрошенных слез. Беспрестанно хлюпая, тащусь за бабушкой, приходя в ужас от мысли, что поджигатели решат убедиться, мертвы ли мы, и заметив отсутствие трупов, бросятся в погоню.
Лес наполнен шорохами. Где-то вдалеке ухнула сова, заставив бабушку вздрогнуть и остановиться. Тяжело дыша, она привалилась к толстому дереву, и заговорила:
– Арани, это я виновата. Не поняла, что в тебе проснулся дар твоей матери. Сегодня случилось то, чего так боялась. Нам повезло, что они решили разобраться сами, без инквизиторов. Твой дар… Это и проклятие конечно, но с помощью его можно выпутаться из, казалось бы, безнадёжных ситуаций. Обещай, что научишься им управлять!
Она обхватила руками моё лицо, заглядывая в глаза. Вздохнула и порывисто обняла.
– Обещаю, – тихо прошептала я, радуясь редкой близости и ласке.
Бабушка была единственной, чьи мысли я не слышала. Гнетущая, вязкая тишина, на которую я раз за разом натыкалась, вынуждала меня искать ответы. Я знала, что не родная ей. Быть может, поэтому Люсия так скупа на ласку и так щедра в своём молчании?
Наш жрец всегда красиво говорил, утешая, вдохновляя, подбадривая, но его мысли были отнюдь не светлыми. Лишь спустя время, я до конца поняла, насколько лицемерными могут быть люди. Впрочем, я редко осознанно отделяла слова от мыслей. Наши соседи бесконечно оскорбляли друг друга и мне казалось, это нормой принятого у людей бессловесного общения. Но я не желала следовать этим неписанным правилам, и нередко боясь кого-то обидеть, контролировала даже мимолётные мысли, не говоря уж о словах.
Помнится, в тот день жрец объявил о наборе в храмовый хор. Бабушка Люсия, которая постоянно наблюдала за тем, как я подпеваю Бьянке, предложила попробовать. Радости не было предела, хоть желудок и сжимало от необъяснимого страха. Воображение рисовало картинку, как толстый жрец на глазах у всех вытаскивает меня из ряда хористов и кричит: “Убирайся, ты тут не нужна!” Представлялось, как Бьянка окинет меня презрительным взглядом и с отвращением отвернётся.
Несмотря ни на что, я пошла на прослушивание. Вот только ноги ещё на подходах к храму стали ватными, и казалось, я не вынесу этого напряжения, упаду на ступенях, так и не достигнув входа.
Мой голос дрожал, когда я пела отрывок из песни о подвигах во имя Отца, но жрец и прислужник нашли это блеянье необычным и одухотворённым. Храмовник ободряюще улыбнулся, и я осторожно присела, готовая грохнуться прямо на лавку. Мой взгляд устремился на Бьянку, которая размышляла о том, какие партии отдадут новеньким, и сможет ли она сегодня отлучиться из храма на свидание с любимым Николасом. Солнечные лучики плясали в её волосах, девушка скрестила ноги, и бессознательно постукивала мыском туфельки в такт напевам.
Наконец, проповедник прервал пение последней девочки. Я облегчённо вздохнула, когда она умолкла. Не повезло ей с голосом: заунывный, словно кошачье мяукание, как только додумалась сюда прийти? И как только всё стихло, он огласил вердикт: нас осталось всего шестеро.
– Вы лучшие из лучших, – лучезарно улыбнувшись, сказал он. – И будете прославлять Отца, словно райские птички, обитающие в его садах. Для вас петь в храме – огромная честь и дорога в светлое будущее. Не забывайте об этом.
На минуту он замолчал и причмокнул пухлыми губами.
“Посмотрим, как запоют эти птички, когда им придётся раздеться…”
Я неосознанно шарахнулась прочь, в ужасе уставившись на мужчину. Нет, не может быть! Я однозначно перенервничала и ослышалась.
– Есть ли у вас вопросы, мои дорогие? – окинув новеньких взглядом, поинтересовался он.
Я смотрела на других детей, но, видимо, больше никого не тревожило, что нам придётся раздеваться. Быть может, я просто неправильно его поняла? Краснея, как маков цвет, я подняла руку. Глаза Люсии расширились от удивления.
– Да, милая. Ты что-то хотела спросить? – добродушно поизнёс жрец.
– Простите, – неуверенно сказала я. – А раздеваться обязательно?
Послышались смешки, жрец недоуменно уставился на меня. И кажется занервничал.
– Откуда такие вопросы?
– Вы же только что об этом молвили… – смущённо проговорила я. – Что придётся раздеться…
Люсия как-то тяжело выдохнула, прикрывая ладонью тонкие губы. Я поняла, что сделала что-то не так. В глазах жреца больше не было добродушия, в них горел страх.
С этого все наши беды и начались…
Глава 2 Казнь
Лишь голод гнал нас к людям, когда мы бродили по Итолии. Я ненавидела эту дорогу, вспоминая, каким уютным был наш прежний дом. Казалось, вся моя жизнь прошла в этих бесконечных дорогах. Мы все время бежали, скрывались, а мне так хотелось обрести своё место! Бабушка была молчалива, её губы сжались в тонкую полоску, смотрю на неё и понимаю, что причиной перемен в её настроении являюсь именно я. Казалось, она никак не может найти решения какой-то головоломки, решиться на что-то. Наконец, в один из дней она решилась заговорить:
– Люди одержимы. А инквизиция долго разбираться не будет. Достаточно того, что мы не такие как все, – в её голосе отчётливо слышался страх. – В теории нам бы стоило поселиться поближе к Нуаполю, ведь туда не дотягиваются грязные руки инквизиторов. Они беспредельничают в небольших селениях вокруг города, компенсируя нехватку пролитой крови. Но мы на этот раз устроимся подальше от людей. Так будет безопасней.
Словно в ответ на страхи, случилось то, что утвердило бабулю в её решении: тем же вечером мы попали в большое поселение, где необъяснимый ужас, беспричинно увлёк меня в сторону центральной площади.
Здесь толпился народ, их мысли были гораздо тише, в них было всего лишь… любопытство. Толпа собралась поглазеть на какое-то действо, казавшееся увлекательным.
В центре площади было сооружено возвышение. На нем стоял мужчина в мантии, а рядом виднелись столбы, под которыми были навалены дрова. К одному из столбов привяли молодую женщину. Какой-то парень тащил охапку хвороста. В тот момент, я ещё не сумела в полной мере осознать жестокую нелепость происходящего.
– На основании показаний свидетелей, эта женщина погрязла в грехах и ереси! – облачённый в мантию мужчина повернулся к осуждённой. Он воздел руки к небу и громко проговорил: – Действую только во славу Отца, избавить мир от всех бедствий, войн и греха, умиротворить его гнев! Пусть сгорит ведьма в огне, пусть товарки её покажут свои мерзкие лица!
В сознании толпы преобладала непоколебимая, фанатичная вера в справедливость приговора.
Ведьм было ещё трое. Уличённая в колдовстве молодая женщина лет двадцати пяти с вызовом смотрела в толпу, понимая, что спасения не будет.
Когда её привязывали к столбу, стражник, смеясь, сорвал с неё дырявую грязную рубаху, стянул тонкие руки за спиной так, чтобы она не смогла прикрыться. Но, в глазах смертницы было равнодушие. Вторая – пожилая женщина с седыми волосами, казалось, смирилась со своей участью. И третья, совсем девочка – лет четырнадцати от силы, была в шоке и не понимала, что вообще происходит.
Их мысли были полны ужаса и страха, обиды на несправедливость судьбы. Невыносимо выдержать подобное. Я хотела было крикнуть, что они невиновны, но Люсия, словно почувствовав, какой безрассудный поступок я намереваюсь совершись, зажала мне рот.
– Хочешь занять место рядом с ними? – тихо прошептала она мне на ухо. – Суд над ведьмами скорый.
Бессилие, невозможность спасти несчастных, приводили в ярость. Набравшись сил, я заставила себя уйти вместе с бабушкой, оставив невинных гореть на кострах.
Домик, в котором мы поселились спустя месяц, находился на самой окраине одного из небольших итолийских поселков, недалеко от Нуаполя. В одном из многих, рассеянных в предгорьях вулкана Вельзавиа. Почти к самому дому подступали берега тихой речушки Соммы, имевшей обыкновение становиться бурной и разливаться в период дождей в горах. Судя по всему, когда-то здесь жила семья рыбаков. Кое-где вдоль берега мне удалось откопать разломанные снасти и даже почти затонувшую дырявую лодку.
Люсию не пугало, что год за годом размывались берега, все ближе подступая к нашему дому. В этом она видела преимущество. Ни одной постройки на мили вокруг. Здесь не сеяли и, даже не косили. Вокруг развевалась под ветром нетронутая трава. Местами, густой кустарник образовывал естественное ограждение, защищая нас от окружающего мира. Люди были слишком далеко, а благодаря густым зарослям, закрывающим дорогу, казалось, что мы единственные обитатели этих мест.
Мне понравился этот нетронутый людьми уголок. Небольшой глинобитный домик – кухонька, и две спальни. Даже собака во дворе не лаяла. Сказка!
В те редкие дни, когда приходилось появляться в посёлке, я старалась впитывать звуки, запахи и картинки, не анализируя их, а направляя свои мысли на любование цветами, солнцем, небом, причудливыми узорами облаков, птицами на ветвях деревьев или ряби от дуновения ветерка на поверхности лужиц.
Однако это не ограждало меня от чужих «голосов», от этого бесконечного гула в голове:
«…и нужно ещё купить яиц и муки…»
«…эти, странные, осмелились покинуть свой забытый богами угол, что от них ожидать…»
«…ножи в доме опять все тупые, нужно…»
«…а эта крошка очень даже…»
Мы старались соблюдать приличия, посещали местный приход, и со временем, на нас перестали обращать внимание. Я осознала, что живу в мире мыслей, и ни разу больше не позволила себе ошибиться. Со временем к нам привыкли.
В нашем доме никогда не бывало гостей, за исключением тех работников, которых Люсия нанимала для помощи в осеннее время. Бабушка будто опасалась того, что произойдёт, если я начну общаться с людьми. Только меня больше и не тянуло к ним.
Был обычный летний денёк, я возилась со щенками, найденными в камышах у реки, и не переставала надеяться, что Люсия позволит мне оставить одного из них. Я как раз грела выводок в застенке у печки, когда увидела неожиданную гостью. Бабушка заметно насторожилась, и словно ещё сильнее состарилась, стоило незнакомке переступить порог нашего дома. Казалось, бабуля её смертельно боится.
Я не смогла понять причин этого страха, а увидев прекрасное лицо незнакомки и вовсе растерялась. И вспомнила единственный фрагмент из своего «забытого» недолгого прошлого. Она была так величественна и прекрасна! Её лицо словно светилось. Казалось, женщина была полна сил и энергии.
Об этом говорила осанка и изящество, с которым незнакомка несла себя. Мне подумалось, что при необходимости, она может быть стремительной и ловкой, возможно даже опасной.
Я видела сходство гостьи с внезапно всплывшей в памяти картинкой. В сердце всколыхнулись воспоминания о любви и нежности, о той, что дала мне жизнь. Незнакомка чем-то очень напоминала мою мать. И – да, я не боялась её.
Бабушка тихо отступила в угол, словно не она была хозяйкой этого дома и, ссутулившись, молча смотрела на то, как женщина прошла через комнату к столу. Реакция Люсии на гостью меня смутила. Я сидела, боясь пошевелиться и, опустив глаза, разглядывала свои ногти. Незнакомка кончиками пальцев приподняла моё лицо и заглянула в глаза. Создавалось ощущение, что она видит меня насквозь.
В какой-то момент показалось, что это моя мама, но волосы женщины были черные, как перья ворона, а не темно-каштановые с красноватым отливом какими мне запомнились мамины.
Прошла вечность, прежде чем она отвела взгляд. Женщина подняла руки и сняла со своей шеи цепочку, на которой висел небольшой кулон.
