Он обвел взглядом бежевый фасад дома, грязные окна, невпопад застекленные балконы. Покрашенную ни одним слоем темно-коричневой краски входную дверь. Почему-то его взгляд задержался на решетках, установленных на некоторых окнах первых этажей.
Игорь ни как не мог унять дрожь в руках. Ноги не слушались. Шатаясь, он медленно пошел к подъезду.
Первая ступенька, вторая. Он не понимал, для чего пересчитывал их, приближаясь к квартире, которую больше не мог считать своей.
Он с силой толкнул ногой взломанную дверь, она распахнулась, глухо стукнувшись. Оглядывая грязную, запущенную квартиру из коридора, он злобно смахнул с маленького туалетного столика косметику жены, которой она не пользовалась уже долгое время и на баночках с духами, кремами и другой женской дрянью образовался толстый слой пыли. Разноцветные баночки с духами, коробочки с пудрой, тенями упали на пол и рассыпались, раскололись, разлетелись. Игорь ощущал, как ярость пробуждается в нем. Она выбросила своего ребенка! Резко сорвав тяжелое овальное зеркало с собственным отражением, Игорь бросил его на пол и тут же пол покрылся множественными осколками острого стекла. Он шагнул в комнату, сел на пол и слезы покатились по пылающим щекам. Все кончено, крутилось в его голове, все кончено. Осознание невозвратности, безысходности охватило его, и он зло вытирал слезы. Теперь ни чего нельзя исправить. Он ни когда не сможет заставить себя находится рядом с этой женщиной. Причина ее поступка не имеет значения. Сумасшедшая она, или просто злобная тварь. Плевать. Они были счастливы, а теперь все поломано, разбито, и ничего нельзя поменять. Даже если она когда ни будь поправится, он не сможет забыть то, что она сделала. Чертова квартира. Все началось после переезда. А ведь она так не хотела переезжать. Все тянула. Он поднялся, достал два больших чемодана из кладовой и поспешно стал собирать необходимые вещи для себя и ребенка. Для Сережи чистые ползунки, подгузники, бутылочки, салфетки, смеси. Теплая одежда. Не забыть. Не забыть.
Минут через десять он уже спускался вниз, удаляясь дальше и дальше от злополучной квартиры. Однако мысль, что он покидает этот дом слишком поздно, усиливалась, а вместе с ней множилось чувство разочарования от собственного промедления.
Когда Игорь вышел из подъезда, что-то заставило его, остановится, он обернулся и посмотрел на окна квартиры. В темно серых стеклах, что-то покачивалось. Что-то цепляло его взгляд. Что-то подпрыгивало и подрагивало. Что-то подергивалось и ломалось. Младенец, его ребенок? Он вздрогнул. Нет. Тельце другого существа, того что Игорю привиделся на новый год. Оно прыгало на подоконнике, наклонялось к стеклу и корчило рожицы. Игорь видел. Оно замахнулось всем телом и ударилось лбом о стекло, улыбаясь. Потом опять, и опять. На стекле появилось темное пятнышко. Ребенок исчез. Игорь зашагал прочь, с каждой секундой ускоряя шаг, и скоро перешел на бег. Воображение рисовало разрастающееся черно - красное пятно.
10.
Уходя, Игорь не заметил Лизу, которая терпеливо ждала подходящего момента. Все это время она наблюдала на трагедией, разыгравшейся во дворе. Но возвращаться к себе домой она не собиралась. Стоя в сторонке, Лиза видела, как Игорь испуганно смотрел на окна той квартиры. Только когда Игорь скрылся из вида, Лиза вошла в подъезд и начала медленно подниматься по ступенькам. В полумраке она прошла мимо своей двери и направилась прямо туда, где взломанную дверь открывал и закрывал холодный сквозняк. В неубранной квартире, как и на улице, было пасмурно. Она не понимала для чего пришла, бессознательный страх перед неведомым, страх перед смертью приманили ее сюда. Любопытство. Лиза стояла посреди большой комнаты и ощущала обжигающую волну холода. Тело ее съежилось, уменьшилось и, оглядывая интерьер брошенной квартиры, ей казалось, что она находится в пещере, холодном склепе, а не в жилом помещении. Стены, мебель, вещи словно обесцветились, и, несмотря на новизну, не казались таковыми. На полу переливались осколки зеркала. В большом осколке Лиза увидела собственное отражение. В таком ракурсе ее ноги, торчащие из короткой юбки казались толстыми и короткими. Лиза переступила через осколки и пошла дальше и остановилась на пороге спальни. Взгляд сразу упал на неопрятную детскую кроватку. Лиза вспомнила о выброшенном собственной матерью младенце, представляя как в этих стенах женщина сходила с ума. Повсюду валялись грязные детские пеленки, ползунки и пара нечистых детских бутылочек. От скомканной постели хозяев едко воняло. Воздух, пропитанный зловонием, вызывал тошноту. «Зачем я здесь?», крутилось в ее голове. Лизе вспомнилось о ночном грохоте, голосах, которые слышались из пустой квартиры, и волна страха окатила, словно ведро с кипятком вылили на голову. Паника охватила ее, но девушка стояла на месте не в силах сдвинуться с места. Из большой комнаты она видела приоткрытую входную дверь, и для того что бы выйти нужно только сделать несколько шагов, но окутанная невидимой паутиной, она стояла боясь шелохнуться и отвести взгляд от двери. Ветер влетел через открытую балконную дверь, входная дверь распахнулась, а затем глухо хлопнула. Краем взгляда она увидела тень. Обман. Иллюзия. Тень двигалась. Это просто фантом, порожденный страхом. Еще одна тень. Не выдержав, Лиза посмотрела в сторону, где мелькало видение. «Тени лезут». Со стен, из углов сходило множество темных призраков, заполняя комнату. Лиза попятилась, в спальню, лицо исказилось в судороге, и, остановившись возле опустевшей детской кроватки, она опустилась на пол подобрав ноги и обхватив их руками. Она сжалась изо всех сил и стиснула кулаки. Безумие ужаса охватили ее. Тени стали реальны. Они воплотились в серые человеческие останки, армию зомби, изукрашенные трупными узорами, с пустыми, застывшими глазами и тупыми улыбочками. В квартире не осталось места от их количества. Они не шли, а как - то по особенному дергались, и приближались обступая ее.
– Почему она так боится? – послышалось детское хихиканье из толпы. Такой голос она слышала тогда, ночью, когда была у себя дома. Но какая теперь разница.
– Просто она не мертвая, – ответил другой скрипучий голосок.
Голос фальшивой скрипки. Мелодия преисподней.
А рядом с каждым измученным мертвецом, был свой ребенок, множество маленьких извергов от трех до семи. Это были их голоса. Старые сморщенные, голые уроды с кривыми ножками, ручками, изуродованные дьявольские карлики.
Черти. Черти. Повсюду черти.
Лиза начала молиться, боясь смотреть на них и еще больше закрыть глаза. Она отчаянно читала божественные строки, надеясь отогнать бесов. Но ничего не помогало, они продолжали резко двигаться, то вперед, то назад, то приближаясь, то не немного удаляясь.
Множество озлобленных свинячьих глазенок смотрели на нее.
«Господи, Господи. Где ты Господи? Помоги мне. Где ты? Где ты?» От страха Лиза прокусила кожу до крови, чувствуя исступление от ужаса, она продолжала впиваться зубами в собственную руку и остановилась только тогда, когда зубы наткнулись на кость и, скользнув, порвали кусок кожи.
– А дверь открыта. – Хихикали черти. – Дверь открыта, но тебе не выйти.
- Теперь ты будешь тут сидеть.
Помещение мгновенно опустело. Воздух пропитался запахом мокрой земли и плесени – запахом старых подвалов, но Лиза его уже не могла ощутить, умоляющие глаза сомкнулись, больше не глядя в серый потолок и обездвиженное тело расслабленное болезненной судорогой начало медленно остывать. Наступающие сумерки были последним страшным испытанием для этих стен. Наступающие сумерки испытывали каменный город.
Город медленно заливался огнями. Холодный ветер дул с востока.
11.
За окном давно стемнело. Темнота впиталась в городской воздух, окутала подворотни, ворвалась на шумные, людные улицы беспокойного города. Воздух остывал медленно, не торопясь, очищаясь от загазованности и дыхания людей.
Кто – то торопился домой, а кто-то возвращался в центр города, который с наступлением ночи приобрел сверкающую, разноцветную оболочку.
Душная квартирка пропиталась потом.
Лиза очнулась от озноба, сковывающего каждую клеточку, ноющего тела. Она не сразу поняла, где находится. Кто-то снял с нее всю одежду и положил в пустую холодную ванную, приковав одну руку к трубе под раковиной наручниками. Лиза лежала в полной темноте. С трудом, приподнявшись, она посмотрела в сторону двери и увидела тонкую пробивающуюся полоску света. Страх холодил изнутри. Все предыдущие страхи казались ничтожными по сравнению с этим. Словно все мелкие тревоги слились друг с другом образовав адский ком реализовавшегося кошмара.
Нагота, эта ванная, наручники, безумие…
«Я не хочу умирать». Но это только мысль… Желание жить уступало место желанию любым способом избавиться от ужаса…
Вместо улыбки – гримаса.
Вместо кокетливо опущенных ресниц – выпученные в темноту глаза.
Вместо восторга – предчувствие приближающейся кончины.
Вместо молочной кожи – томатные внутренности.
Вместо свежести запах гниения и разложения.
Из-за двери послышался детский смешок. Детский, только хрипловатый.
Лиза улыбнулась, улыбка перешла в усмешку, а усмешка в истерический хохот. Свободной рукой она вытерла слезы, застилающие ей глаза.
Они расчленят ее прямо здесь. Кровь, которая по капли выльется из нее, смоют в грязную канализацию. Части тела порубят до неузнаваемости и раскидают по помойкам в разных концах города. И ее ни когда не найдут. Крысы, бездомные собаки и кошки сожрут ее останки.
Возможно, это будет не так, возможно совсем иначе. Но в неизбежности близкой смерти она не сомневалась. Более того она словно чувствовала ее присутствие. Смерть была этой темнотой, этим уродливым страхом этой ледяной поверхностью ванны, к которой она была вынуждена прикасаться всем телом. Смерть была близкой незнакомкой, потому что Лиза еще не знала, какой именно будет она. Это не знание, сливалось с ожиданием, и каждая последняя секунда жизни переживалась с мукой. Так теперь будет вечность. В этой безнадежной безысходности она умрет не оставив ни чего после себя. Она вспомнила маму. Вспомнила, как тепло и уютно было засыпать у нее на руках, чувствуя тепло ее тела и нежность прикосновений рук. Отчаянно захотелось снова оказаться в ее объятиях, чувствовать себя в безопасности, и в это мгновение желание жить исчезло окончательно – ведения не осуществятся, и существует лишь ад, в котором она находилась.
Когда дверь тихо заскрипела, Верба услышала свой собственный крик.
– ШШШШ, – прошипел кто то, медленно приближаясь, – ШШШШШ. Съем тебя…
Рот перекосился в беззвучном рыдании. Она судорожно прижималась к ледяной поверхности ванны, надеясь, что та как – то сможет защитить ее. Своими движениями, искривленной позой, звуками она мало напоминала не человека, а скорее безобразное, запуганное существо. Лиза не видела перемещения, но внезапно тварь оказалось рядом с ней. Вместе с ним появилось, хриплое горячее дыхание с запахом сгнившего мяса. Бес находился между ее ног, ледяные конечности касались до внутренней части ее бедер. Она не видела его в темноте, но чувствовала его шершавую, кожу, покрытую редкой колючей щетиной. Тварь приблизилась еще ближе, прижавшись пузом к ее промежности:
- Сейчас ты застрянешь у меня между зубами, - тщательно произнесла тварь, игривым голоском маленького ребенка.
Челюсть сомкнулась на ее животе, прокусив кожу. Крик наполнил ванную комнату. Лиза застонала. За пеленой боли и страха, она услышала как тварь проглотила что-то с характерным звуком, и с очередной волной ужаса пришло осознание, что оно проглотило кусок ее плоти. Тут же последовал второй укус, он показался ей больнее первого. Она больше не могла кричать, она задыхалась от боли, хватая воздух ртом, и ни как не могла продохнуть. Тварь тут же глотало откусанное.
«Оно жрет, не жуя», - последняя мысль мелькнула как искра, и тут же погасла. Когда острые зубы в третий раз вгрызались в ее живот, проникая все глубже, Лиза потеряла сознание.
12.
Утро медленно проступало через пасмурную ночь. Перед пробуждением город впал в болезненное безмолвие. Пока еще не грянул нескончаемый автомобильный гул, пустые автобусы, и троллейбусы медленно объезжали дремлющие остановки. Люди не спешили на работу, школьные коридоры были пусты. Кривые церковные кресты возвышались над домами и верхушками деревьев, превращая город в немой некрополь. Царило безмолвие. Казалось, что день ни когда не наступит, казалось, что теперь грязно - молочный сумрак медленно поглотит город, проглотит его, и тот, умирая, услышит последнее в своем существовании, звонкое «хрусть». Тени резвились, становясь, единственными хозяевами темного города, блуждая в закоулках, забредая в чужие дома.
13.
От неяркого света ночника, стоящего на прикроватной тумбе, глаза слипались сами собой. Игорь сидел, полулежа, подложив под спину пару подушек, чтобы было удобнее. На его груди полчаса назад уснул сын. Младенец спал беспокойно, каждый час приходилось вставать к нему и укачивать. На руках у Игоря он засыпал быстро. Вот и сейчас, в два часа ночи, Игорь проснулся, покормил его теплым молоком из бутылочки, а потом малыш, лежа на животе уснул. Крошечный, теплый младенец, мирно спал. Он еще не знал, почему нет рядом матери, не мыслил, не задумывался о людях, о мире, в который пришел. Вселенная ребенка помещалась в комнату, с мягким светом. Целым миром стала горячая папина грудь, на которой так сладко спится.
Игорь держал свою ладонь на миниатюрной спине малыша. Он не помнил, когда высыпался в последний раз. Глаза упрямо закрывались, Игорь боролся со сном и каждый раз, когда веки тяжелели, он фокусировал взгляд на личике сына. Курносый носик, плотно сжатые губки. Крошечные пальчики рук… Он вполне мог переложить Сережу в кроватку, но Игорь отчаянно не хотел расставаться с ним ни на минуту. Несмотря на сложности, рухнувшие на него, в данное мгновение он чувствовал себя счастливым. Сейчас, когда все вокруг спокойно спит, ему не нужно ни куда спешить, он может сосредоточится на самом главном… Игорь отчетливо понимал, что эти минуты счастья скоротечны. Скоро наступит утро, ему придется уйти на работу, оставив Сережу с бабушкой. После работы он поедет в психиатрическую больницу, куда поместили его жену. Следователь постановил о назначении судебно-психиатрической экспертизе. Если будет установлена ее вменяемость, уголовное дело заведенное в отношении Морозовой Дарьи Ильиничны пойдет полным ходом. Но Игорь был уверен, что будет установлено обратное. Но это все завтра, а сейчас только самое главное …
… и безумно хотелось подарить ему светлые воспоминание о детстве.… Научить его ходить и разговаривать.
Игорь ни как не мог унять дрожь в руках. Ноги не слушались. Шатаясь, он медленно пошел к подъезду.
Первая ступенька, вторая. Он не понимал, для чего пересчитывал их, приближаясь к квартире, которую больше не мог считать своей.
Он с силой толкнул ногой взломанную дверь, она распахнулась, глухо стукнувшись. Оглядывая грязную, запущенную квартиру из коридора, он злобно смахнул с маленького туалетного столика косметику жены, которой она не пользовалась уже долгое время и на баночках с духами, кремами и другой женской дрянью образовался толстый слой пыли. Разноцветные баночки с духами, коробочки с пудрой, тенями упали на пол и рассыпались, раскололись, разлетелись. Игорь ощущал, как ярость пробуждается в нем. Она выбросила своего ребенка! Резко сорвав тяжелое овальное зеркало с собственным отражением, Игорь бросил его на пол и тут же пол покрылся множественными осколками острого стекла. Он шагнул в комнату, сел на пол и слезы покатились по пылающим щекам. Все кончено, крутилось в его голове, все кончено. Осознание невозвратности, безысходности охватило его, и он зло вытирал слезы. Теперь ни чего нельзя исправить. Он ни когда не сможет заставить себя находится рядом с этой женщиной. Причина ее поступка не имеет значения. Сумасшедшая она, или просто злобная тварь. Плевать. Они были счастливы, а теперь все поломано, разбито, и ничего нельзя поменять. Даже если она когда ни будь поправится, он не сможет забыть то, что она сделала. Чертова квартира. Все началось после переезда. А ведь она так не хотела переезжать. Все тянула. Он поднялся, достал два больших чемодана из кладовой и поспешно стал собирать необходимые вещи для себя и ребенка. Для Сережи чистые ползунки, подгузники, бутылочки, салфетки, смеси. Теплая одежда. Не забыть. Не забыть.
Минут через десять он уже спускался вниз, удаляясь дальше и дальше от злополучной квартиры. Однако мысль, что он покидает этот дом слишком поздно, усиливалась, а вместе с ней множилось чувство разочарования от собственного промедления.
Когда Игорь вышел из подъезда, что-то заставило его, остановится, он обернулся и посмотрел на окна квартиры. В темно серых стеклах, что-то покачивалось. Что-то цепляло его взгляд. Что-то подпрыгивало и подрагивало. Что-то подергивалось и ломалось. Младенец, его ребенок? Он вздрогнул. Нет. Тельце другого существа, того что Игорю привиделся на новый год. Оно прыгало на подоконнике, наклонялось к стеклу и корчило рожицы. Игорь видел. Оно замахнулось всем телом и ударилось лбом о стекло, улыбаясь. Потом опять, и опять. На стекле появилось темное пятнышко. Ребенок исчез. Игорь зашагал прочь, с каждой секундой ускоряя шаг, и скоро перешел на бег. Воображение рисовало разрастающееся черно - красное пятно.
10.
Уходя, Игорь не заметил Лизу, которая терпеливо ждала подходящего момента. Все это время она наблюдала на трагедией, разыгравшейся во дворе. Но возвращаться к себе домой она не собиралась. Стоя в сторонке, Лиза видела, как Игорь испуганно смотрел на окна той квартиры. Только когда Игорь скрылся из вида, Лиза вошла в подъезд и начала медленно подниматься по ступенькам. В полумраке она прошла мимо своей двери и направилась прямо туда, где взломанную дверь открывал и закрывал холодный сквозняк. В неубранной квартире, как и на улице, было пасмурно. Она не понимала для чего пришла, бессознательный страх перед неведомым, страх перед смертью приманили ее сюда. Любопытство. Лиза стояла посреди большой комнаты и ощущала обжигающую волну холода. Тело ее съежилось, уменьшилось и, оглядывая интерьер брошенной квартиры, ей казалось, что она находится в пещере, холодном склепе, а не в жилом помещении. Стены, мебель, вещи словно обесцветились, и, несмотря на новизну, не казались таковыми. На полу переливались осколки зеркала. В большом осколке Лиза увидела собственное отражение. В таком ракурсе ее ноги, торчащие из короткой юбки казались толстыми и короткими. Лиза переступила через осколки и пошла дальше и остановилась на пороге спальни. Взгляд сразу упал на неопрятную детскую кроватку. Лиза вспомнила о выброшенном собственной матерью младенце, представляя как в этих стенах женщина сходила с ума. Повсюду валялись грязные детские пеленки, ползунки и пара нечистых детских бутылочек. От скомканной постели хозяев едко воняло. Воздух, пропитанный зловонием, вызывал тошноту. «Зачем я здесь?», крутилось в ее голове. Лизе вспомнилось о ночном грохоте, голосах, которые слышались из пустой квартиры, и волна страха окатила, словно ведро с кипятком вылили на голову. Паника охватила ее, но девушка стояла на месте не в силах сдвинуться с места. Из большой комнаты она видела приоткрытую входную дверь, и для того что бы выйти нужно только сделать несколько шагов, но окутанная невидимой паутиной, она стояла боясь шелохнуться и отвести взгляд от двери. Ветер влетел через открытую балконную дверь, входная дверь распахнулась, а затем глухо хлопнула. Краем взгляда она увидела тень. Обман. Иллюзия. Тень двигалась. Это просто фантом, порожденный страхом. Еще одна тень. Не выдержав, Лиза посмотрела в сторону, где мелькало видение. «Тени лезут». Со стен, из углов сходило множество темных призраков, заполняя комнату. Лиза попятилась, в спальню, лицо исказилось в судороге, и, остановившись возле опустевшей детской кроватки, она опустилась на пол подобрав ноги и обхватив их руками. Она сжалась изо всех сил и стиснула кулаки. Безумие ужаса охватили ее. Тени стали реальны. Они воплотились в серые человеческие останки, армию зомби, изукрашенные трупными узорами, с пустыми, застывшими глазами и тупыми улыбочками. В квартире не осталось места от их количества. Они не шли, а как - то по особенному дергались, и приближались обступая ее.
– Почему она так боится? – послышалось детское хихиканье из толпы. Такой голос она слышала тогда, ночью, когда была у себя дома. Но какая теперь разница.
– Просто она не мертвая, – ответил другой скрипучий голосок.
Голос фальшивой скрипки. Мелодия преисподней.
А рядом с каждым измученным мертвецом, был свой ребенок, множество маленьких извергов от трех до семи. Это были их голоса. Старые сморщенные, голые уроды с кривыми ножками, ручками, изуродованные дьявольские карлики.
Черти. Черти. Повсюду черти.
Лиза начала молиться, боясь смотреть на них и еще больше закрыть глаза. Она отчаянно читала божественные строки, надеясь отогнать бесов. Но ничего не помогало, они продолжали резко двигаться, то вперед, то назад, то приближаясь, то не немного удаляясь.
Множество озлобленных свинячьих глазенок смотрели на нее.
«Господи, Господи. Где ты Господи? Помоги мне. Где ты? Где ты?» От страха Лиза прокусила кожу до крови, чувствуя исступление от ужаса, она продолжала впиваться зубами в собственную руку и остановилась только тогда, когда зубы наткнулись на кость и, скользнув, порвали кусок кожи.
– А дверь открыта. – Хихикали черти. – Дверь открыта, но тебе не выйти.
- Теперь ты будешь тут сидеть.
Помещение мгновенно опустело. Воздух пропитался запахом мокрой земли и плесени – запахом старых подвалов, но Лиза его уже не могла ощутить, умоляющие глаза сомкнулись, больше не глядя в серый потолок и обездвиженное тело расслабленное болезненной судорогой начало медленно остывать. Наступающие сумерки были последним страшным испытанием для этих стен. Наступающие сумерки испытывали каменный город.
Город медленно заливался огнями. Холодный ветер дул с востока.
11.
За окном давно стемнело. Темнота впиталась в городской воздух, окутала подворотни, ворвалась на шумные, людные улицы беспокойного города. Воздух остывал медленно, не торопясь, очищаясь от загазованности и дыхания людей.
Кто – то торопился домой, а кто-то возвращался в центр города, который с наступлением ночи приобрел сверкающую, разноцветную оболочку.
Душная квартирка пропиталась потом.
Лиза очнулась от озноба, сковывающего каждую клеточку, ноющего тела. Она не сразу поняла, где находится. Кто-то снял с нее всю одежду и положил в пустую холодную ванную, приковав одну руку к трубе под раковиной наручниками. Лиза лежала в полной темноте. С трудом, приподнявшись, она посмотрела в сторону двери и увидела тонкую пробивающуюся полоску света. Страх холодил изнутри. Все предыдущие страхи казались ничтожными по сравнению с этим. Словно все мелкие тревоги слились друг с другом образовав адский ком реализовавшегося кошмара.
Нагота, эта ванная, наручники, безумие…
«Я не хочу умирать». Но это только мысль… Желание жить уступало место желанию любым способом избавиться от ужаса…
Вместо улыбки – гримаса.
Вместо кокетливо опущенных ресниц – выпученные в темноту глаза.
Вместо восторга – предчувствие приближающейся кончины.
Вместо молочной кожи – томатные внутренности.
Вместо свежести запах гниения и разложения.
Из-за двери послышался детский смешок. Детский, только хрипловатый.
Лиза улыбнулась, улыбка перешла в усмешку, а усмешка в истерический хохот. Свободной рукой она вытерла слезы, застилающие ей глаза.
Они расчленят ее прямо здесь. Кровь, которая по капли выльется из нее, смоют в грязную канализацию. Части тела порубят до неузнаваемости и раскидают по помойкам в разных концах города. И ее ни когда не найдут. Крысы, бездомные собаки и кошки сожрут ее останки.
Возможно, это будет не так, возможно совсем иначе. Но в неизбежности близкой смерти она не сомневалась. Более того она словно чувствовала ее присутствие. Смерть была этой темнотой, этим уродливым страхом этой ледяной поверхностью ванны, к которой она была вынуждена прикасаться всем телом. Смерть была близкой незнакомкой, потому что Лиза еще не знала, какой именно будет она. Это не знание, сливалось с ожиданием, и каждая последняя секунда жизни переживалась с мукой. Так теперь будет вечность. В этой безнадежной безысходности она умрет не оставив ни чего после себя. Она вспомнила маму. Вспомнила, как тепло и уютно было засыпать у нее на руках, чувствуя тепло ее тела и нежность прикосновений рук. Отчаянно захотелось снова оказаться в ее объятиях, чувствовать себя в безопасности, и в это мгновение желание жить исчезло окончательно – ведения не осуществятся, и существует лишь ад, в котором она находилась.
Когда дверь тихо заскрипела, Верба услышала свой собственный крик.
– ШШШШ, – прошипел кто то, медленно приближаясь, – ШШШШШ. Съем тебя…
Рот перекосился в беззвучном рыдании. Она судорожно прижималась к ледяной поверхности ванны, надеясь, что та как – то сможет защитить ее. Своими движениями, искривленной позой, звуками она мало напоминала не человека, а скорее безобразное, запуганное существо. Лиза не видела перемещения, но внезапно тварь оказалось рядом с ней. Вместе с ним появилось, хриплое горячее дыхание с запахом сгнившего мяса. Бес находился между ее ног, ледяные конечности касались до внутренней части ее бедер. Она не видела его в темноте, но чувствовала его шершавую, кожу, покрытую редкой колючей щетиной. Тварь приблизилась еще ближе, прижавшись пузом к ее промежности:
- Сейчас ты застрянешь у меня между зубами, - тщательно произнесла тварь, игривым голоском маленького ребенка.
Челюсть сомкнулась на ее животе, прокусив кожу. Крик наполнил ванную комнату. Лиза застонала. За пеленой боли и страха, она услышала как тварь проглотила что-то с характерным звуком, и с очередной волной ужаса пришло осознание, что оно проглотило кусок ее плоти. Тут же последовал второй укус, он показался ей больнее первого. Она больше не могла кричать, она задыхалась от боли, хватая воздух ртом, и ни как не могла продохнуть. Тварь тут же глотало откусанное.
«Оно жрет, не жуя», - последняя мысль мелькнула как искра, и тут же погасла. Когда острые зубы в третий раз вгрызались в ее живот, проникая все глубже, Лиза потеряла сознание.
12.
Утро медленно проступало через пасмурную ночь. Перед пробуждением город впал в болезненное безмолвие. Пока еще не грянул нескончаемый автомобильный гул, пустые автобусы, и троллейбусы медленно объезжали дремлющие остановки. Люди не спешили на работу, школьные коридоры были пусты. Кривые церковные кресты возвышались над домами и верхушками деревьев, превращая город в немой некрополь. Царило безмолвие. Казалось, что день ни когда не наступит, казалось, что теперь грязно - молочный сумрак медленно поглотит город, проглотит его, и тот, умирая, услышит последнее в своем существовании, звонкое «хрусть». Тени резвились, становясь, единственными хозяевами темного города, блуждая в закоулках, забредая в чужие дома.
13.
От неяркого света ночника, стоящего на прикроватной тумбе, глаза слипались сами собой. Игорь сидел, полулежа, подложив под спину пару подушек, чтобы было удобнее. На его груди полчаса назад уснул сын. Младенец спал беспокойно, каждый час приходилось вставать к нему и укачивать. На руках у Игоря он засыпал быстро. Вот и сейчас, в два часа ночи, Игорь проснулся, покормил его теплым молоком из бутылочки, а потом малыш, лежа на животе уснул. Крошечный, теплый младенец, мирно спал. Он еще не знал, почему нет рядом матери, не мыслил, не задумывался о людях, о мире, в который пришел. Вселенная ребенка помещалась в комнату, с мягким светом. Целым миром стала горячая папина грудь, на которой так сладко спится.
Игорь держал свою ладонь на миниатюрной спине малыша. Он не помнил, когда высыпался в последний раз. Глаза упрямо закрывались, Игорь боролся со сном и каждый раз, когда веки тяжелели, он фокусировал взгляд на личике сына. Курносый носик, плотно сжатые губки. Крошечные пальчики рук… Он вполне мог переложить Сережу в кроватку, но Игорь отчаянно не хотел расставаться с ним ни на минуту. Несмотря на сложности, рухнувшие на него, в данное мгновение он чувствовал себя счастливым. Сейчас, когда все вокруг спокойно спит, ему не нужно ни куда спешить, он может сосредоточится на самом главном… Игорь отчетливо понимал, что эти минуты счастья скоротечны. Скоро наступит утро, ему придется уйти на работу, оставив Сережу с бабушкой. После работы он поедет в психиатрическую больницу, куда поместили его жену. Следователь постановил о назначении судебно-психиатрической экспертизе. Если будет установлена ее вменяемость, уголовное дело заведенное в отношении Морозовой Дарьи Ильиничны пойдет полным ходом. Но Игорь был уверен, что будет установлено обратное. Но это все завтра, а сейчас только самое главное …
… и безумно хотелось подарить ему светлые воспоминание о детстве.… Научить его ходить и разговаривать.
