– Нет. Она тебя хотела.
– Ты - то откуда знаешь это?
– Говори, я же вижу, темнишь.
– Снилась она мне, в ночь когда ты новоселье устроила, – укоризненно ответила она. – Когда не пустила меня к ней. Когда бросила ее одну умирать!
Зина не решительно спросила, страшные мысли полезли в голову:
– Ты брала от нее что то?
– Платок носовой. Грязный, в крови, – с наслаждением вспоминала Нина и улыбалась.
Зина присела на подоконник и зажмурила глаза. Это только кошмарный сон, мерзкий, удушающий. Так не может быть. Сейчас она откроет глаза, и сон кончится, она сумеет закончить, оборвать иллюзию.
Но она не спала. Все происходило на самом деле, как и должно быть. Так как хотела старуха.
– Не зря мы будем ее там хоронить. Не зря, – забормотала она еле слышно.
– Где там? Что значит «там»?
– Ниночка, доченька, прости меня… - Зина подошла к ней. Голос ее дрожал, она хотела обнять дочь, но ноги и руки не слушались. Она чувствовала, как ее девочка ускользала от нее с невероятной быстротой.
– Что? Мама! Ты с ума сошла?! – Нина вытаращила глаза на мать, перешла в гостиную и начала метаться по комнате, описывая бессмысленные круги на новом паркете, покрытым лаком, не сводя подозрительный взгляд с матери.
– Не смотри на меня так. Ты ничего не понимаешь. Глупая моя.
Руки Нины еле заметно тряслись, она часто моргала и теребила косу.
«Тебе страшно? Тебе страшно?» повторяли голоса в ее голове.
Девушка неестественно заулыбалась. Уголки губ подрагивали.
Наивная, доверчивая девочка.
– Ты чертяг приняла к нам в дом, она тебе бесов отдала. – Измученно говорила Зина, и слезы заблестели на глазах. – Чертей приманила. Теперь они замучают тебя. Потому что не стерпишь. Потому что она дар тебе на время отдала, что б помереть. А теперь его обратно отнимет. Она его ни кому не отдаст. Она гордилась им.
Нину выжигало, что то изнутри, волна страха жаром раскатилась по венам. Затылок онемел, за тем онемение расплылось по всему телу. Девушка перестала улыбаться, тело ее сжалось, словно усохло. Она попятилась назад и, натолкнувшись на стену, замерла возле нее. Теперь Нина походила на восковую безжизненную статую с опустевшими, слепыми глазами.
Мама медленно присела рядом. Она обхватила руками голову своей полуживой девочки и прижала к себе, изо всех сил стиснув зубы лишь бы не разрыдаться от осознания происходящего кошмара.
Так дочка ее умрет на третий день.
- Ненавижу – процедила Зина сквозь зубы. - Ненавижу.
Только бы не заплакать. Нельзя. Если начнет потом не сможет остановиться. Оплакивать ребенка она будет потом. У нее для этого будет целая жизнь. А сейчас только три дня чтобы запереть их здесь. Иначе они выберутся и найдут истинную хозяйку. «Нужно много ликов. Много. Много освященных ликом, чтобы они не сбежали отсюда». А что бы хозяйка сама не пришла, не нашла дороги домой сегодня ночью ее обезглавят и закопают подальше от кладбища, закопают там где все началось.
На третий вечер пришла гроза. Она смыла пот с утомленного города.
Осколки побитой посуды мерцали на полу, темнота скрывала до наступления света царапины на новом паркете. Капли потемневшей жидкости, втертые в стены, запомнили прикосновения трепещущих пальцев. Стены приобрели желто-красный оттенок, это множество ликов минорно взирали со своего нового жилища. На стенах, под потолком, во всех углах кривлялись уродливые тени, они ломались, извивались, петляли, принимая форму то профиля, то неровного, искаженного человеческого силуэта, несуществующего животного или угловатых, долговязых пальцев. В открытые окна косилась полнотелая луна, и ее рассеянный свет струился между игривыми тенями. Тени путались и заигрывали с ними.
Ее веки подрагивали во сне. Время от времени тело вздрагивало и тогда глаза на мгновение открывались.
Зина видела дочь. В заставленной старой прабабкиной мебелью, новой квартире стояла Ниночка. Образовывая круг, вокруг нее собрались маленькие детишки от года до пяти лет. Мальчики и девочки держали друг друга за маленькие пухлые ручонки и медленно шли против часовой стрелки, водя хоровод, окружив девушку в петлю смерти. В плохо освещенной комнате пахло ладаном, и слышался, плач младенцев. Детки настороженно поглядывали на Зину. Лица у них были гадкие, разглядывая их, она поняла причину. Их наивные, детские личики были изувечены старостью, морщины покрывали щечки, лобики, а глазки окружала уродливая паутинка. Все они ехидно скалились, похихикивали осипшими голосочками и жмурились.
Они заключили ее девочку в живое кольцо и кружили вокруг.
– Пришло время. Это конец, – сказала Зина, и вздрогнула от собственного голоса. - Это конец.
Она не спала три дня. Она раздобыла множество изображений ликов святых и методично наклеивала их на стены, образ за образом, следя, что бы и щелочки не осталось. Под порог входной двери и окна Зина положила освященный крестик, принадлежавший священнику из церкви что виднелась из окон. Окна натерла ладаном, из-за чего они приняли помутневший вид.
Ей лишь не на долго удалось уснуть. Она открыла глаза. Еще была ночь и белая луна кривясь, подсматривала в окна.
Зина встала с постели на усыпанный острыми осколками пол. Босыми ногами она ступала по нему, осколки резали кожу, некоторые врезались глубоко и оставались торчать, прорезаясь глубже. Боль обжигала. Она прошла в маленькую комнату, где стояла раскладушка Нины. Открыла ее чемодан и начала перебирать вещи. Вещи, которые она искала должны быть, где то здесь. В кармане на крышке чемодана она нащупала тоненькую дощечку – потертую иконку и достала большой старинный деревянный крест с потертым изображением распятого Христа вырезанного на нем. Тревога не покидала. Зина думала, что бабка все еще где - то рядом. Слишком ревнует бабуля к своему дару. Ни кому не отдаст его. Теперь что - то делать без полезно. «Все равно вернется за ним. Все равно. Вернется за пажами своими». Она могла лишь надеяться, что ритуал с телом помог и Лера - холера упокоилась.
Она подошла к окну, прижала крест и иконку к груди, всматриваясь в чернеющий купол церкви.
4.
К семи утра все в городе стихло. Умолкли залпы новогодних фейерверков, исчезла разноцветная россыпь, на черно – синем небе беспорядочно вспыхивающая во всех концах Москвы. Звуки залпов сменила тишина.
Посреди ночи Игоря разбудила жажда, после скромного новогоднего застолья с женой. Новогоднюю ночь они провели вдвоем. Даша приболела, хотя помимо недомогания было еще кое что. Даша оказалась на четвертой неделе беременности. Об этом они узнали только пару дней назад и Игорь пока не знал, как относится к новости, пока его больше всего волновало психическое состояние Даши. Ее что - то тревожило, она стала молчалива, угрюма и совершенно не походила на девушку, с которой он познакомился два года назад.
Игорь вышел из спальни, в маленькой комнате, в небольшую гостиную. В полумраке поблескивала елка, на стенах играли бликами гирлянды. Не дойдя и до середины комнаты, Игоря резко бросило вперед, он больно упал, ощущая отпечаток сильного толчка на пояснице. Он оглянулся. Полумрак был пуст, так же как и чернильный дверной проем в спальне.
– Даша, это ты? – спросил он.
Ответом была тишина, и он вернулся в спальню. Даша спала, на своем месте. Холодок метнулся по телу и в тоже мгновение кто - то снова грубо толкнул его в спину. Игорь пошатнулся, но устоял и резко обернулся. Ни кого. Он чувствовал, как пульсирует сердце в груди. Игорь быстро прошел в гостиную и зажег свет. Комната осветилась.
– Ложись, – не громко сказал кто - то. Голос донесся то ли из спальни, то ли из одного из углов гостиной.
Игорь обернулся, осматривая комнату глазами.
– Ложись, – повторил голос.
Игорь убедился, что тот, кто говорит с ним, находится в гостиной, но кто и какого он пола, Игорь не понимал.
Его охватил страх. Такой, какой он испытывал в раннем детстве. Страх равный боли, страх безысходный, сковывающий.
– Ложись, я буду тебя душить.
Игорь не мог шевельнуться, борясь с собой, пытаясь сообразить, как ему прекратить это кошмарное видение. Во рту пересохло.
–Дай мне руку. Дай мне руку, – настаивал голос.
Взгляд блуждал по комнате. Елка. Занавешенный балкон. Стена с комодом, дверь в спальню. Диван, телевизор на тумбе. Арка, книжный стеллаж, елка, занавешенный балкон, и так далее по кругу. Никого.
…книжный стеллаж, елка, балкон, фигура человека за занавеской, стена…
Человек за занавеской! Игорь решительно двинулся к нему. Игорь резко одернул шторку. Кто - то уже был на балконе и смотрел на него через холодное стекло. Кто - то голый и костлявый, кто - то с бледно - фиолетовой кожей, красными мутными глазами, длинными руками, вытянутым сухим лицом и огромным алым ртом. Он нервно подергивал головой, глядя на Игоря. Трясущимися руками он отламывал себе почерневшие ногти на руках, и на этом месте тут же появлялись мерзкие рваные ранки. Лицо кривилось от боли, но он продолжал, стиснув серо – желтые зубы.
«Сумасшедший», мелькнуло у Игоря в голове.
«Сумасшедший».
Игорь попятился назад, и сумасшедший частично скрылся за радужной елкой. Но он продолжал отходить, пока не упал, нога соскользнула наступив на нечто мягкое и не устойчивое. Перед Игорем лежал мертвый ребенок. Он наступил на обнаженное тело годовалого ребенка. Откуда здесь ребенок? Откуда? Неожиданно кто - то глухо захихикал. Пухленький ребенок вдруг вскочил и захромал в сторону елки, неуклюже подергивая конечностями и издавая это мерзкое, колкое хихиканье. Одна нога его была заметно короче другой. Он оглянулся, показав Игорю свое перекошенное смеющееся лицо, кривой рот и косоглазые глаза. И только сейчас Игорь заметил, что вместо носа у него маленький свиной пяточек и огромные мерзкие ноздри, которые приковали его взгляд.
– Пошел к черту отсюда! – крикнул Игорь и швырнул в него пустой бутылкой из под шампанского, стоящей у журнального столика.
Он промахнулся, бутылка пролетела мимо ребенка, попав в елку и не разбившись упала на ковер, а мерзкий малыш запищал, передразнивая Игоря «к черту, к черту» и спрятался за елкой.
Игорь поднялся не чувствуя ног, руки тряслись, он двинулся к елке в решимости вышвырнуть это существо из квартиры, сердце билось в страхе, но там ни кого не оказалось, исчез и сумасшедший с заснеженного балкона. Игорь стоял в растерянности оглядывающий опустевшую комнату.
«Мне показалось, мне показалось», словно заклинание повторял Игорь.
В спальне он увидел присевшую на кровати Дашу. Она сонно потирала глаза и показалась ему маленьким ребенком.
– Игорь, что они хотели? – спокойным голосом спросила она, словно здесь, только что побывали ее добрые знакомые.
– Кто?
– Ну, ребенок и этот, худой. Это был Кирилл. Бывают и другие.
Игорь не ответил. Заговорить – значит подтвердить их реальность. Но Даша тоже видела. Значит, они были здесь и это не сон или галлюцинация. Но почему она так спокойна? И ее спокойствие показалось ему более ужасным, чем только что им увиденное.
Даша печально смотрела на Игоря из полумрака.
- Почему ты не спишь Даша?
Продолжительное молчание.
«Сейчас их нет».
- Даша, ложись.
Он вздрогнул от собственных слов… «ложись, я буду тебя душить».
5.
Это был не самый лучший день, что бы прийти в семьдесят вторую и поговорить с жильцами. Первое января. Еще вчера оживленные предпраздничной суетой улицы, сегодня были пусты. Утренний снег хрустел под ногами. Для Сергея этот день ни чем не отличался от других. Его коллеги всегда торопились домой к своим семьям, и ему часто приходилось дежурить в новый год. Вот и сегодня так вышло.
В подъезде старой хрущевской пятиэтажки пахло канализацией. В подвале снова прорвало трубу с горячей водой. С морозной улицы Сергей попал в зловонную парилку, и он торопливо начал подниматься на нужный этаж.
Он коротко позвонил. Видимо хозяин был совсем рядом и Суворову быстро открыл молодой парень. В подъезде было мрачно, а в коридоре квартиры свет не горел и Сергей не мог разглядеть собеседника.
- Что вам? – парень видимо торопился. Он нервно оглянулся, а потом посмотрел на ручные часы.
- Я участковый. Суворов Сергей Игоревич, здравствуйте, – он показал удостоверение, – разрешите пройти?
- Мы ни кого не вызывали.
Суворов бегло увидел край комнаты. Чемоданы, разбросанные по полу вещи.
- Вижу, что не во время, но я долго не задержу вас.
- Ну хорошо. – Не довольно произнес хозяин и впустил его.
Парень зажег свет. Когда Сергей разглядел его, ощутил, как подкашиваются ноги. Голова закружилась. Суворов прислонился к стене, что бы не упасть. А на пороге появилась девушка с растрепанными волосами и шелковом халатике.
Если сейчас Суворова попросили бы определить точку отсчета его существования, то, не задумываясь, он выбрал бы этот самый момент, эту самую секунду.
Правый весок запульсировал болью и Сергей машинально коснулся его пальцами. Он собирался сказать что-то, но слова застряли в горле. Зачем он пришел?
Точка отсчета. Обратного отсчета.
Жизнь циклична. Но ни кто не предупреждал его о том, что эти циклы могут переплетаться. Как сейчас. В какой именно период своей жизни он попал в кротовую нору?
- Кто это Игорь? – слабым голоском спросила она.
- Иди ложись, Даша, - быстро произнес Игорь.
Сергей чувствовал, как его мозг потек, он не мог больше думать, какая-то липкая, вязкая субстанция сочилась, расползалась у него в голове. Он просто тает как ванильное мороженное в жаркий день. Все мысли с которыми он шел сюда моментально улетучились.
- Так что вам нужно? Извините, у нас мало времени, – говорил Игорь.
«Не может быть. Не может быть» Суворов смотрел на Игоря, не отрываясь, всеми силами пытаясь ощутить твердость в ногах.
«Помни о времени, оно не такое, каким его видишь».
«Я, наверное, сошел с ума».
«Наконец - то я сошел с ума».
Сегодня первое января и в этот день Сергей объявил себя сумасшедшим. Он невыразительно улыбнулся, рот стал кривой чертой.
Ну а как иначе? Если…
… произошла перезапись. По этой причине, он забыл большую часть своей жизни. Прошлое забылось, собственных изменений, как и изменений внешнего мира, он не заметил.
– Ты - то откуда знаешь это?
– Говори, я же вижу, темнишь.
– Снилась она мне, в ночь когда ты новоселье устроила, – укоризненно ответила она. – Когда не пустила меня к ней. Когда бросила ее одну умирать!
Зина не решительно спросила, страшные мысли полезли в голову:
– Ты брала от нее что то?
– Платок носовой. Грязный, в крови, – с наслаждением вспоминала Нина и улыбалась.
Зина присела на подоконник и зажмурила глаза. Это только кошмарный сон, мерзкий, удушающий. Так не может быть. Сейчас она откроет глаза, и сон кончится, она сумеет закончить, оборвать иллюзию.
Но она не спала. Все происходило на самом деле, как и должно быть. Так как хотела старуха.
– Не зря мы будем ее там хоронить. Не зря, – забормотала она еле слышно.
– Где там? Что значит «там»?
– Ниночка, доченька, прости меня… - Зина подошла к ней. Голос ее дрожал, она хотела обнять дочь, но ноги и руки не слушались. Она чувствовала, как ее девочка ускользала от нее с невероятной быстротой.
– Что? Мама! Ты с ума сошла?! – Нина вытаращила глаза на мать, перешла в гостиную и начала метаться по комнате, описывая бессмысленные круги на новом паркете, покрытым лаком, не сводя подозрительный взгляд с матери.
– Не смотри на меня так. Ты ничего не понимаешь. Глупая моя.
Руки Нины еле заметно тряслись, она часто моргала и теребила косу.
«Тебе страшно? Тебе страшно?» повторяли голоса в ее голове.
Девушка неестественно заулыбалась. Уголки губ подрагивали.
Наивная, доверчивая девочка.
– Ты чертяг приняла к нам в дом, она тебе бесов отдала. – Измученно говорила Зина, и слезы заблестели на глазах. – Чертей приманила. Теперь они замучают тебя. Потому что не стерпишь. Потому что она дар тебе на время отдала, что б помереть. А теперь его обратно отнимет. Она его ни кому не отдаст. Она гордилась им.
Нину выжигало, что то изнутри, волна страха жаром раскатилась по венам. Затылок онемел, за тем онемение расплылось по всему телу. Девушка перестала улыбаться, тело ее сжалось, словно усохло. Она попятилась назад и, натолкнувшись на стену, замерла возле нее. Теперь Нина походила на восковую безжизненную статую с опустевшими, слепыми глазами.
Мама медленно присела рядом. Она обхватила руками голову своей полуживой девочки и прижала к себе, изо всех сил стиснув зубы лишь бы не разрыдаться от осознания происходящего кошмара.
Так дочка ее умрет на третий день.
- Ненавижу – процедила Зина сквозь зубы. - Ненавижу.
Только бы не заплакать. Нельзя. Если начнет потом не сможет остановиться. Оплакивать ребенка она будет потом. У нее для этого будет целая жизнь. А сейчас только три дня чтобы запереть их здесь. Иначе они выберутся и найдут истинную хозяйку. «Нужно много ликов. Много. Много освященных ликом, чтобы они не сбежали отсюда». А что бы хозяйка сама не пришла, не нашла дороги домой сегодня ночью ее обезглавят и закопают подальше от кладбища, закопают там где все началось.
На третий вечер пришла гроза. Она смыла пот с утомленного города.
Осколки побитой посуды мерцали на полу, темнота скрывала до наступления света царапины на новом паркете. Капли потемневшей жидкости, втертые в стены, запомнили прикосновения трепещущих пальцев. Стены приобрели желто-красный оттенок, это множество ликов минорно взирали со своего нового жилища. На стенах, под потолком, во всех углах кривлялись уродливые тени, они ломались, извивались, петляли, принимая форму то профиля, то неровного, искаженного человеческого силуэта, несуществующего животного или угловатых, долговязых пальцев. В открытые окна косилась полнотелая луна, и ее рассеянный свет струился между игривыми тенями. Тени путались и заигрывали с ними.
Ее веки подрагивали во сне. Время от времени тело вздрагивало и тогда глаза на мгновение открывались.
Зина видела дочь. В заставленной старой прабабкиной мебелью, новой квартире стояла Ниночка. Образовывая круг, вокруг нее собрались маленькие детишки от года до пяти лет. Мальчики и девочки держали друг друга за маленькие пухлые ручонки и медленно шли против часовой стрелки, водя хоровод, окружив девушку в петлю смерти. В плохо освещенной комнате пахло ладаном, и слышался, плач младенцев. Детки настороженно поглядывали на Зину. Лица у них были гадкие, разглядывая их, она поняла причину. Их наивные, детские личики были изувечены старостью, морщины покрывали щечки, лобики, а глазки окружала уродливая паутинка. Все они ехидно скалились, похихикивали осипшими голосочками и жмурились.
Они заключили ее девочку в живое кольцо и кружили вокруг.
– Пришло время. Это конец, – сказала Зина, и вздрогнула от собственного голоса. - Это конец.
Она не спала три дня. Она раздобыла множество изображений ликов святых и методично наклеивала их на стены, образ за образом, следя, что бы и щелочки не осталось. Под порог входной двери и окна Зина положила освященный крестик, принадлежавший священнику из церкви что виднелась из окон. Окна натерла ладаном, из-за чего они приняли помутневший вид.
Ей лишь не на долго удалось уснуть. Она открыла глаза. Еще была ночь и белая луна кривясь, подсматривала в окна.
Зина встала с постели на усыпанный острыми осколками пол. Босыми ногами она ступала по нему, осколки резали кожу, некоторые врезались глубоко и оставались торчать, прорезаясь глубже. Боль обжигала. Она прошла в маленькую комнату, где стояла раскладушка Нины. Открыла ее чемодан и начала перебирать вещи. Вещи, которые она искала должны быть, где то здесь. В кармане на крышке чемодана она нащупала тоненькую дощечку – потертую иконку и достала большой старинный деревянный крест с потертым изображением распятого Христа вырезанного на нем. Тревога не покидала. Зина думала, что бабка все еще где - то рядом. Слишком ревнует бабуля к своему дару. Ни кому не отдаст его. Теперь что - то делать без полезно. «Все равно вернется за ним. Все равно. Вернется за пажами своими». Она могла лишь надеяться, что ритуал с телом помог и Лера - холера упокоилась.
Она подошла к окну, прижала крест и иконку к груди, всматриваясь в чернеющий купол церкви.
4.
К семи утра все в городе стихло. Умолкли залпы новогодних фейерверков, исчезла разноцветная россыпь, на черно – синем небе беспорядочно вспыхивающая во всех концах Москвы. Звуки залпов сменила тишина.
Посреди ночи Игоря разбудила жажда, после скромного новогоднего застолья с женой. Новогоднюю ночь они провели вдвоем. Даша приболела, хотя помимо недомогания было еще кое что. Даша оказалась на четвертой неделе беременности. Об этом они узнали только пару дней назад и Игорь пока не знал, как относится к новости, пока его больше всего волновало психическое состояние Даши. Ее что - то тревожило, она стала молчалива, угрюма и совершенно не походила на девушку, с которой он познакомился два года назад.
Игорь вышел из спальни, в маленькой комнате, в небольшую гостиную. В полумраке поблескивала елка, на стенах играли бликами гирлянды. Не дойдя и до середины комнаты, Игоря резко бросило вперед, он больно упал, ощущая отпечаток сильного толчка на пояснице. Он оглянулся. Полумрак был пуст, так же как и чернильный дверной проем в спальне.
– Даша, это ты? – спросил он.
Ответом была тишина, и он вернулся в спальню. Даша спала, на своем месте. Холодок метнулся по телу и в тоже мгновение кто - то снова грубо толкнул его в спину. Игорь пошатнулся, но устоял и резко обернулся. Ни кого. Он чувствовал, как пульсирует сердце в груди. Игорь быстро прошел в гостиную и зажег свет. Комната осветилась.
– Ложись, – не громко сказал кто - то. Голос донесся то ли из спальни, то ли из одного из углов гостиной.
Игорь обернулся, осматривая комнату глазами.
– Ложись, – повторил голос.
Игорь убедился, что тот, кто говорит с ним, находится в гостиной, но кто и какого он пола, Игорь не понимал.
Его охватил страх. Такой, какой он испытывал в раннем детстве. Страх равный боли, страх безысходный, сковывающий.
– Ложись, я буду тебя душить.
Игорь не мог шевельнуться, борясь с собой, пытаясь сообразить, как ему прекратить это кошмарное видение. Во рту пересохло.
–Дай мне руку. Дай мне руку, – настаивал голос.
Взгляд блуждал по комнате. Елка. Занавешенный балкон. Стена с комодом, дверь в спальню. Диван, телевизор на тумбе. Арка, книжный стеллаж, елка, занавешенный балкон, и так далее по кругу. Никого.
…книжный стеллаж, елка, балкон, фигура человека за занавеской, стена…
Человек за занавеской! Игорь решительно двинулся к нему. Игорь резко одернул шторку. Кто - то уже был на балконе и смотрел на него через холодное стекло. Кто - то голый и костлявый, кто - то с бледно - фиолетовой кожей, красными мутными глазами, длинными руками, вытянутым сухим лицом и огромным алым ртом. Он нервно подергивал головой, глядя на Игоря. Трясущимися руками он отламывал себе почерневшие ногти на руках, и на этом месте тут же появлялись мерзкие рваные ранки. Лицо кривилось от боли, но он продолжал, стиснув серо – желтые зубы.
«Сумасшедший», мелькнуло у Игоря в голове.
«Сумасшедший».
Игорь попятился назад, и сумасшедший частично скрылся за радужной елкой. Но он продолжал отходить, пока не упал, нога соскользнула наступив на нечто мягкое и не устойчивое. Перед Игорем лежал мертвый ребенок. Он наступил на обнаженное тело годовалого ребенка. Откуда здесь ребенок? Откуда? Неожиданно кто - то глухо захихикал. Пухленький ребенок вдруг вскочил и захромал в сторону елки, неуклюже подергивая конечностями и издавая это мерзкое, колкое хихиканье. Одна нога его была заметно короче другой. Он оглянулся, показав Игорю свое перекошенное смеющееся лицо, кривой рот и косоглазые глаза. И только сейчас Игорь заметил, что вместо носа у него маленький свиной пяточек и огромные мерзкие ноздри, которые приковали его взгляд.
– Пошел к черту отсюда! – крикнул Игорь и швырнул в него пустой бутылкой из под шампанского, стоящей у журнального столика.
Он промахнулся, бутылка пролетела мимо ребенка, попав в елку и не разбившись упала на ковер, а мерзкий малыш запищал, передразнивая Игоря «к черту, к черту» и спрятался за елкой.
Игорь поднялся не чувствуя ног, руки тряслись, он двинулся к елке в решимости вышвырнуть это существо из квартиры, сердце билось в страхе, но там ни кого не оказалось, исчез и сумасшедший с заснеженного балкона. Игорь стоял в растерянности оглядывающий опустевшую комнату.
«Мне показалось, мне показалось», словно заклинание повторял Игорь.
В спальне он увидел присевшую на кровати Дашу. Она сонно потирала глаза и показалась ему маленьким ребенком.
– Игорь, что они хотели? – спокойным голосом спросила она, словно здесь, только что побывали ее добрые знакомые.
– Кто?
– Ну, ребенок и этот, худой. Это был Кирилл. Бывают и другие.
Игорь не ответил. Заговорить – значит подтвердить их реальность. Но Даша тоже видела. Значит, они были здесь и это не сон или галлюцинация. Но почему она так спокойна? И ее спокойствие показалось ему более ужасным, чем только что им увиденное.
Даша печально смотрела на Игоря из полумрака.
- Почему ты не спишь Даша?
Продолжительное молчание.
«Сейчас их нет».
- Даша, ложись.
Он вздрогнул от собственных слов… «ложись, я буду тебя душить».
5.
Это был не самый лучший день, что бы прийти в семьдесят вторую и поговорить с жильцами. Первое января. Еще вчера оживленные предпраздничной суетой улицы, сегодня были пусты. Утренний снег хрустел под ногами. Для Сергея этот день ни чем не отличался от других. Его коллеги всегда торопились домой к своим семьям, и ему часто приходилось дежурить в новый год. Вот и сегодня так вышло.
В подъезде старой хрущевской пятиэтажки пахло канализацией. В подвале снова прорвало трубу с горячей водой. С морозной улицы Сергей попал в зловонную парилку, и он торопливо начал подниматься на нужный этаж.
Он коротко позвонил. Видимо хозяин был совсем рядом и Суворову быстро открыл молодой парень. В подъезде было мрачно, а в коридоре квартиры свет не горел и Сергей не мог разглядеть собеседника.
- Что вам? – парень видимо торопился. Он нервно оглянулся, а потом посмотрел на ручные часы.
- Я участковый. Суворов Сергей Игоревич, здравствуйте, – он показал удостоверение, – разрешите пройти?
- Мы ни кого не вызывали.
Суворов бегло увидел край комнаты. Чемоданы, разбросанные по полу вещи.
- Вижу, что не во время, но я долго не задержу вас.
- Ну хорошо. – Не довольно произнес хозяин и впустил его.
Парень зажег свет. Когда Сергей разглядел его, ощутил, как подкашиваются ноги. Голова закружилась. Суворов прислонился к стене, что бы не упасть. А на пороге появилась девушка с растрепанными волосами и шелковом халатике.
Если сейчас Суворова попросили бы определить точку отсчета его существования, то, не задумываясь, он выбрал бы этот самый момент, эту самую секунду.
Правый весок запульсировал болью и Сергей машинально коснулся его пальцами. Он собирался сказать что-то, но слова застряли в горле. Зачем он пришел?
Точка отсчета. Обратного отсчета.
Жизнь циклична. Но ни кто не предупреждал его о том, что эти циклы могут переплетаться. Как сейчас. В какой именно период своей жизни он попал в кротовую нору?
- Кто это Игорь? – слабым голоском спросила она.
- Иди ложись, Даша, - быстро произнес Игорь.
Сергей чувствовал, как его мозг потек, он не мог больше думать, какая-то липкая, вязкая субстанция сочилась, расползалась у него в голове. Он просто тает как ванильное мороженное в жаркий день. Все мысли с которыми он шел сюда моментально улетучились.
- Так что вам нужно? Извините, у нас мало времени, – говорил Игорь.
«Не может быть. Не может быть» Суворов смотрел на Игоря, не отрываясь, всеми силами пытаясь ощутить твердость в ногах.
«Помни о времени, оно не такое, каким его видишь».
«Я, наверное, сошел с ума».
«Наконец - то я сошел с ума».
Сегодня первое января и в этот день Сергей объявил себя сумасшедшим. Он невыразительно улыбнулся, рот стал кривой чертой.
Ну а как иначе? Если…
… произошла перезапись. По этой причине, он забыл большую часть своей жизни. Прошлое забылось, собственных изменений, как и изменений внешнего мира, он не заметил.
