Они были наклеены на всех стенах. Страшно подумать, сколько их было. Кто-то пытался запереть там нечто. При чем то, что там находится, росло и набирало силу постепенно. Даже пять, десять лет назад было не так как перед переездом последних жильцов. Потом они ободрали иконы. И нечто освободилось. Оно поползло в другие квартиры. В одну за другой. Охватило весь дом. С нашего дома перенесется на соседний, заползет в квартиру. Поразит, как инфекция заражает здоровую клетку. А эта клетка будет заражать другие клетки. И так далее. Понимаете?
- Откуда вы это взяли? – Сергей докурил и сунул замерзшие руки в карман куртки. Он нащупал там зажигалку и сжал ее в ладони.
- Моя подруга живет вон в том доме, - она посмотрела на пятиэтажку справа. – У нее дома происходят странные вещи. И муж ведет себя очень агрессивно в последнее время. Стал пить, хотя за годы брака не пил алкоголь вовсе.
- Это называется семейная жизнь. Ни чего странного.
Лиза недоверчиво посмотрела на него, уловив это, он вернулся к теме разговора.
- Так что это за нечто?
- Я не знаю. Точно не уверена. Если кто то использовал иконы как защиту, возможно колдовство. Ведьмы поклонялись языческим богам как правило. Тем более если ведьма была злой или очень сильной. В псалмах все иные боги кроме истинного являются демонами. Значит, ведьма поклоняется демонам или как бы сотрудничает с ними. Возможно, в квартире и была заперта некая сущность… которую по незнанию освободили последние жильцы.
- По этому в квартире пропадали люди… - тихо сказал Суворов. – Логично. Логично, но не реально.
- Вы сами могли наблюдать. Тем более вы участковый. Вам виднее сколько необъяснимого происходит вокруг. Сколько людей пропало. Сколько самоубийств происходит каждый день, сколько не раскрытых убийств.
- В этой квартире за последние десять лет двое бесследно исчезли. Еще одна девушка из квартиры напротив пропала. Троих убили.
- Убили двух девушек, так? И женщину.
- Да. А трое покончили с собой.
- Трое?
- Да. Лет семь назад, там посилилась семья. Мать, отец и дочь. Отец покончил с собой. Это не афишировали. Потом мать нашли мертвой, а дочь пропала. А еще раньше двое, родители парня, Кирилла. Парень пропал. Помните?
- Да, да. Он учился со мной в одной школе на два года младше. – Лиза грустно покачала головой. - Я не знала.
- Мальчик совсем один тогда остался. Отец его, работал со мной какое то время, перед смертью. Он не говорил сыну, что мать покончила с собой. А через несколько лет и сам. Все трое самоубийц повесились в ванной перед зеркалом. Лицом к зеркалу. С открытыми глазами.
С выпученными, удивленными глазами, устремленными на собственное мертвое отражение.
13.
К концу декабря, за неделю до нового года, Даша и Игорь переехали в квартиру.
Обновленная ремонтом, новой мебелью, квартира утратила свой прежний устрашающий вид. Исчезли унылые обои, потертый серый, паркет, а вместе с ним и раздражающий слух скрип. Глухие грязные окна, с потертыми рамами сменились белоснежными пластиковыми окнами. Новая бежевая кухня, ванная салатового цвета, и вся квартира, одетая в пастельные тона стала теперь светлее, чище. Сгинул звук капающей воды, искаженный, пугающий рев старых труб. Кривые тени, истерически дрожавшие в ночном полумраке, затаились где - то и больше не сводили с ума своими причудливыми графическими узорами.
За этот вечер, Даша несколько раз подходила к окну, высматривая Игоря. Она стояла перед окном, за стеклом медленно кружили белоснежные, холодные хлопья. Царила тишина и снежная безмятежность. Потом Даша возвращалась к новогодней елке, доставала блестящие шары, стеклянные колокольчики, разноцветные фигурки животных, пластмассовые снежинки и вдумчиво развешивала их на пушистые искусственные ветки. Искрящиеся гирлянды, фонарики украшали стены, блестели, переливались и таинственно подмигивали. Вдруг квартира залилась птичьем пением, словно по всей квартире на невидимых ветках сидели десятки звонких крылатых певунов. Даша никак не могла привыкнуть к новому входному звонку, хотя сама его выбрала. Теперь же звуки птиц, охваченных истерией, раздражали ее. Нужно будет сменить, чертов звонок и она представила, как Игорь устало закатит глаза, когда она предложит это. За последнее время у нее совсем расшатались нервы. Она срывалась по пустякам и, пытаясь держать себя в руках, боялась сказать или сделать что - то лишнее. Ладно, придется потерпеть, а через несколько месяцев, просто скажет, что звонок надоел ей.
В новый дверной глазок она увидела парня лет двадцати.
– Кто там?
– Привет, меня зовут Кирилл. Я жил здесь раньше.
От слов незнакомца «Я жил здесь раньше», Даша ощутила укол ужаса, словно ледяная сосулька пронзила позвоночник.
– Что вам нужно?
Она разглядывала его через линзу. Парень стоял в бледно - желтой футболке, без куртки, шапки, шарфа. Возможно, он живет в этом подъезде и просто по соседский решил зайти.
– Просто поговорить, - ответил он так просто, по-дружески.
Руки бессознательно потянулись к замку. Кирилл стоял на пороге в одной футболке, старых потертых джинсах и домашних шлепках. Симпатичный парень беззлобно улыбался. Точно сосед, подумала Даша. Страх ушел, и она впустила гостя.
Кирилл, оглядываясь по сторонам, прошел в комнату.
– Очень здорово здесь стало.
– Спасибо.
Даша не отрываясь следила за незнакомцем, наблюдала как он разглядывает квартиру.
– Да, здесь раньше не очень было. Ты уж извини.
– Да ладно, – отмахнулся он, – я давненько здесь жил. У вас даже елка есть, – он усмехнулся и щелчком тихо стукнул по висевшему красному шарику. Тот оживленно закачался в воздухе, стремясь улететь.
Кирилл остановился и уставился на Дашу. Его взгляд пронзил девушку. Чувствуя как сердце забилось в возбуждении, она ощутила, что закружилась голова. Коричневые глаза из под черных ресниц, выжигали ее. Он молчал, а она искала слова, что бы прервать неловкое, адское молчание. Но ее губы не шевелились, а ее воображение рисовало, как незваный гость впивается в ее губы горячим поцелуем. Кирилл сделал шаг и в следующее мгновение он начал целовать ее, сжимая горячую девушку в своих холодных объятиях. Его кожа была холодная, его поцелуи обжигали, словно губы ее прикасались к льдине. Она дрожала, но не могла оторваться от страстных прикосновений.
– Тебе холодно? – шепнула она.
– Холодно. Холодно. Очень. – С придыханием ответил он, расстегивая ее джинсы, и его ледяные пальцы легли ей между ног. Она еле слышно застонала.
Затуманенным взглядом она смотрела на его лицо. Кожа его стала постепенно бледнеть, потом сереть. Но ни чего странного она в этом не находила. Ему же холодно, смертельно холодно.
Но оторвавшись от него на мгновение, она увидела, какой цвет приобрела его кожа, она стала почти черной. Даша отшатнулась. Гость стоял не двигаясь, грустно глядя мимо нее. Вены на его теле проступили, волосы спутались и обесцветились, а глаза впали и закатились. Это сон? Это сон. Не может быть такого на самом деле. Так не бывает. Ее трясло от холода, тело ломило. До ее слуха донесся отчаянный стук во входную дверь. Снова и снова. Снова и снова. Даша бросилась к двери, распахнула ее в одно мгновение, но ни кого не обнаружила. Тишина. Только лампы в подъезде слегка потрескивали.
«Там же он». Она вернулась, но в комнате ни кого не было. Даша быстро осмотрела квартиру. Никого. Только весело мигающие огоньки, праздничная елка с тихонько покачивающимися на ветках шариками и колокольчиками.
«Дзынь – дзынь. Дзынь – дзынь».
Воображение дорисовало почерневшего новогоднего гостя. Он такой… как полуразложившийся покойник. Разноцветные лампочки гирлянд мигали и меняли цвета. Синий, желтый, зеленый, красный, оранжевый. А он черный. Черный. И она целовала его в мертвые губы, от внезапно подступившего запаха мандаринов, затошнило. Даша побежала в ванную, ее несколько раз вырвало в белоснежный унитаз. Мерзкий салатовый кафель закружился.
«А в магазине этот цвет казался таким приятным», мелькнуло у нее в голове и снова тошнота.
Дверной замок щелкнул. На пороге ванны появился Игорь.
– Даша, что с тобой? – обеспокоенно проговорил он, и не снимая курки присел рядом с женой. Она совсем ослабела и Игорь бережно придержал ее голову.
– Игорь… – протянула девушка, теряя сознание.
С заснеженной улицы, в приоткрытые окна квартиры, залетел пронзительный и отчаянно одинокий собачий вой. Игорь вздрогнул и машинально посмотрел в сторону, чувствуя мягкие волосы жены в своей ладони.
14.
Жутко хотелось напиться, не просто выпить, а провалиться в пьяный сон, бессмысленный и надежный. Такой сон избавит от всех проблем. Сон без мыслей. Без сновидений. То, что ему сейчас так необходимо. Но пить одному ему не хотелось. Одиночество, это когда не с кем выпить. У него нет жены, нет постоянной девушки. Нет просто приятеля, с которым можно скоротать вечерок. Есть только работа, которую он так ненавидит. Работа, которую он должен делать, притворяясь, что это важно. А что будет, если он уволится? Небо упадет на город и накроет его своим остывающим прахом?
Вряд ли.
Только, правда в том, что Сергей хотел быть один или точнее в дали от людей. Это бессознательное желание сидело глубоко в нем, оно давно пустило корни и стало проводником его поступков.
Суворов погасил свет в кабинете и вышел. Сейчас он пойдет в магазин, купит бутылку водки. Нет, к черту это пойло. Он купит литр не самого дорогого, но все же хорошего виски. Один.
В супермаркете было людно, как это бывает вечерами. Измученные мужчины и женщины спешили после работы за продуктами, что бы успеть приготовить ужин и посмотреть девятичасовые новости, сериальчики или ток-шоу. На кассах стояла очередь из унылых и усталых лиц. Суворов взял бутылку и встал за мужчиной в черной куртке с грязным пятном на спине. Видимо это было старое пятно. Грязь совсем засохла. Суворов ощущал стойкий запах перегара и несвежий душек. Так воняет от бомжей. Только это был не бомж. Не сразу Суворов узнал в мужчине своего соседа из квартиры напротив.
- Паша?
Мужчина обернулся, недовольно глазея сквозь пьяную завесу. В руках он держал две бутылки водки.
- Серега, - его рот исказился в подобии улыбки.
Стало не по себе. Перед Сергеем стоял не мужчина лет тридцати пяти, а старик. Страшный, оплывший, не трезвый. Суворов молчал. Мужчина уставился на бутылку в руках Сергея.
- Отдохнём? – он еле стоял на ногах и едва мог внятно говорить.
- Как жизнь? – Выдавил из себя Суворов, понимая неуместность вопроса.
Паша протянул что то.
- Паша, как жена, сын?
- Горло дерут, – он неестественно засмеялся и закашлялся.
Суворов должен был, что то сделать.
- Давай я тебя в отделение отведу. Отоспишься там. А завтра домой.
- Он орет так словно их дюжина, - морщась, протянул сосед.
- Давай. Пошли. Клади свое добро.
Он поставил свое виски, забрал бутылку водки у соседа, и взяв его под руки, повел к выходу.
Паша шел, шатаясь, ноги заплетались и вязли в грязном снежном месиве.
- Шеф, тормозни. Приехали, – Павел попытался вырваться, и тут же упал на нечищеную дорогу. Его вырвало. Желание Сергея напиться ненадолго отбилось. Несколько минут Суворов пытался поднять его. Наконец тяжелое расслабленное тело не твёрдо стоящее на ногах, медленно зашагало, бормоча еле понятные слова.
- …я не злой… не злой я…
Суворов молчал.
- А рабочее состояние… как… гадство какое-то… гадство…
Павел остановился и согнулся.
- Чепуха говорит…вопят… сучки. Не важно… - он отмахнулся рукой.
Суворов подумал, сейчас Пашу снова стошнит. Но этого не произошло, он распрямился вдруг, ускорил шаг и трезвой походкой зашагал в отделение. Оказавшись в тепле Павел сразу же повалился на жесткие нары, не сняв ботинок с прилипнувшей к ним грязи, и тяжело захрапел.
Повалил снег. Когда Суворов вышел из отделения началась настоящая метель.
Морозный ветер дул в лицо, бросая колючие снежные хлопья.
Поднимаясь по лестнице пустого подъезда Сергей остановился в лестничном проеме. На право дверь его квартиры, на лево квартира Павла. Ни раздумывая и секунды он позвонил, открыла Света. Его жена. На руках она держала грудного ребенка. На опухшем от слез лице, красовался давнишний синяк. Левую скулу она неудачно прятала под волосами. Нижняя губа сильно припухла, значит, была разбита недавно.
- Можно?
Спросил Суворов и, не дождавшись ответа прошел.
- Паши нету, - тихо сказала Света, надеясь остановить гостя.
- Знаю. Я его встретил в магазине, продукты выбирал на ужин. И отвел в отделение. Пусть проспится.
Женщина закрыла глаза и заплакала.
- Тихо, отоспится и придет. Все нормально будет. Не плачь. Идем на кухню.
Света положила ребенка в кроватку и прошла к Сергею. Она успокоилась. Присела. Выпила воды из помутневшего стакана.
«…перенесется на соседний, заползет в квартиру. Поразит как инфекция…» то, что он видел перед собой было только подтверждением слов Лизы.
Суворов не успел ни чего сказать. Из комнаты донесся крик ее сына. Он заверещал внезапно и отчаянно. Света вскочила и побежала к ребенку.
Сергей прошел за ней в комнату. Ребенок плакал, но у мамы на руках уже не так сильно. Малыш словно жаловался, пытался сказать о чем то. Света прижимала сына к себе, нежно прикасаясь губами до его щеки, и слегка покачивала. Суворову не нужно было держать ребенка на руках, что бы ощутить нежно-сладковатый запах младенца. Аромат чувствовался на расстоянии. Но как это? – почувствовать на своих руках нежное, хрупкое, теплое создание, к которому ты испытаешь безусловную любовь. Не ощутить, но представить нежность, с которой мама держала его.
Идея родилась сама.
- Уезжай. У тебя мама где? Кажется в Звенигороде? Вот и езжай к ней. Мы с ним разберемся. Не плач. Собирай вещи, я утром провожу тебя. Часов в восемь буду у тебя. – Сергей подошел к ней ближе.
Мальчик успокоился при звуке голоса Суворова. Света молчала, не доверчиво глядя на Сергея. Он увидел, как ее глаза снова наполняются слезами.
- Тебе нельзя здесь оставаться. Подумай о ребенке. Я помогу Паше. Повторяю. Думай о сыне.
- Откуда вы это взяли? – Сергей докурил и сунул замерзшие руки в карман куртки. Он нащупал там зажигалку и сжал ее в ладони.
- Моя подруга живет вон в том доме, - она посмотрела на пятиэтажку справа. – У нее дома происходят странные вещи. И муж ведет себя очень агрессивно в последнее время. Стал пить, хотя за годы брака не пил алкоголь вовсе.
- Это называется семейная жизнь. Ни чего странного.
Лиза недоверчиво посмотрела на него, уловив это, он вернулся к теме разговора.
- Так что это за нечто?
- Я не знаю. Точно не уверена. Если кто то использовал иконы как защиту, возможно колдовство. Ведьмы поклонялись языческим богам как правило. Тем более если ведьма была злой или очень сильной. В псалмах все иные боги кроме истинного являются демонами. Значит, ведьма поклоняется демонам или как бы сотрудничает с ними. Возможно, в квартире и была заперта некая сущность… которую по незнанию освободили последние жильцы.
- По этому в квартире пропадали люди… - тихо сказал Суворов. – Логично. Логично, но не реально.
- Вы сами могли наблюдать. Тем более вы участковый. Вам виднее сколько необъяснимого происходит вокруг. Сколько людей пропало. Сколько самоубийств происходит каждый день, сколько не раскрытых убийств.
- В этой квартире за последние десять лет двое бесследно исчезли. Еще одна девушка из квартиры напротив пропала. Троих убили.
- Убили двух девушек, так? И женщину.
- Да. А трое покончили с собой.
- Трое?
- Да. Лет семь назад, там посилилась семья. Мать, отец и дочь. Отец покончил с собой. Это не афишировали. Потом мать нашли мертвой, а дочь пропала. А еще раньше двое, родители парня, Кирилла. Парень пропал. Помните?
- Да, да. Он учился со мной в одной школе на два года младше. – Лиза грустно покачала головой. - Я не знала.
- Мальчик совсем один тогда остался. Отец его, работал со мной какое то время, перед смертью. Он не говорил сыну, что мать покончила с собой. А через несколько лет и сам. Все трое самоубийц повесились в ванной перед зеркалом. Лицом к зеркалу. С открытыми глазами.
С выпученными, удивленными глазами, устремленными на собственное мертвое отражение.
13.
К концу декабря, за неделю до нового года, Даша и Игорь переехали в квартиру.
Обновленная ремонтом, новой мебелью, квартира утратила свой прежний устрашающий вид. Исчезли унылые обои, потертый серый, паркет, а вместе с ним и раздражающий слух скрип. Глухие грязные окна, с потертыми рамами сменились белоснежными пластиковыми окнами. Новая бежевая кухня, ванная салатового цвета, и вся квартира, одетая в пастельные тона стала теперь светлее, чище. Сгинул звук капающей воды, искаженный, пугающий рев старых труб. Кривые тени, истерически дрожавшие в ночном полумраке, затаились где - то и больше не сводили с ума своими причудливыми графическими узорами.
За этот вечер, Даша несколько раз подходила к окну, высматривая Игоря. Она стояла перед окном, за стеклом медленно кружили белоснежные, холодные хлопья. Царила тишина и снежная безмятежность. Потом Даша возвращалась к новогодней елке, доставала блестящие шары, стеклянные колокольчики, разноцветные фигурки животных, пластмассовые снежинки и вдумчиво развешивала их на пушистые искусственные ветки. Искрящиеся гирлянды, фонарики украшали стены, блестели, переливались и таинственно подмигивали. Вдруг квартира залилась птичьем пением, словно по всей квартире на невидимых ветках сидели десятки звонких крылатых певунов. Даша никак не могла привыкнуть к новому входному звонку, хотя сама его выбрала. Теперь же звуки птиц, охваченных истерией, раздражали ее. Нужно будет сменить, чертов звонок и она представила, как Игорь устало закатит глаза, когда она предложит это. За последнее время у нее совсем расшатались нервы. Она срывалась по пустякам и, пытаясь держать себя в руках, боялась сказать или сделать что - то лишнее. Ладно, придется потерпеть, а через несколько месяцев, просто скажет, что звонок надоел ей.
В новый дверной глазок она увидела парня лет двадцати.
– Кто там?
– Привет, меня зовут Кирилл. Я жил здесь раньше.
От слов незнакомца «Я жил здесь раньше», Даша ощутила укол ужаса, словно ледяная сосулька пронзила позвоночник.
– Что вам нужно?
Она разглядывала его через линзу. Парень стоял в бледно - желтой футболке, без куртки, шапки, шарфа. Возможно, он живет в этом подъезде и просто по соседский решил зайти.
– Просто поговорить, - ответил он так просто, по-дружески.
Руки бессознательно потянулись к замку. Кирилл стоял на пороге в одной футболке, старых потертых джинсах и домашних шлепках. Симпатичный парень беззлобно улыбался. Точно сосед, подумала Даша. Страх ушел, и она впустила гостя.
Кирилл, оглядываясь по сторонам, прошел в комнату.
– Очень здорово здесь стало.
– Спасибо.
Даша не отрываясь следила за незнакомцем, наблюдала как он разглядывает квартиру.
– Да, здесь раньше не очень было. Ты уж извини.
– Да ладно, – отмахнулся он, – я давненько здесь жил. У вас даже елка есть, – он усмехнулся и щелчком тихо стукнул по висевшему красному шарику. Тот оживленно закачался в воздухе, стремясь улететь.
Кирилл остановился и уставился на Дашу. Его взгляд пронзил девушку. Чувствуя как сердце забилось в возбуждении, она ощутила, что закружилась голова. Коричневые глаза из под черных ресниц, выжигали ее. Он молчал, а она искала слова, что бы прервать неловкое, адское молчание. Но ее губы не шевелились, а ее воображение рисовало, как незваный гость впивается в ее губы горячим поцелуем. Кирилл сделал шаг и в следующее мгновение он начал целовать ее, сжимая горячую девушку в своих холодных объятиях. Его кожа была холодная, его поцелуи обжигали, словно губы ее прикасались к льдине. Она дрожала, но не могла оторваться от страстных прикосновений.
– Тебе холодно? – шепнула она.
– Холодно. Холодно. Очень. – С придыханием ответил он, расстегивая ее джинсы, и его ледяные пальцы легли ей между ног. Она еле слышно застонала.
Затуманенным взглядом она смотрела на его лицо. Кожа его стала постепенно бледнеть, потом сереть. Но ни чего странного она в этом не находила. Ему же холодно, смертельно холодно.
Но оторвавшись от него на мгновение, она увидела, какой цвет приобрела его кожа, она стала почти черной. Даша отшатнулась. Гость стоял не двигаясь, грустно глядя мимо нее. Вены на его теле проступили, волосы спутались и обесцветились, а глаза впали и закатились. Это сон? Это сон. Не может быть такого на самом деле. Так не бывает. Ее трясло от холода, тело ломило. До ее слуха донесся отчаянный стук во входную дверь. Снова и снова. Снова и снова. Даша бросилась к двери, распахнула ее в одно мгновение, но ни кого не обнаружила. Тишина. Только лампы в подъезде слегка потрескивали.
«Там же он». Она вернулась, но в комнате ни кого не было. Даша быстро осмотрела квартиру. Никого. Только весело мигающие огоньки, праздничная елка с тихонько покачивающимися на ветках шариками и колокольчиками.
«Дзынь – дзынь. Дзынь – дзынь».
Воображение дорисовало почерневшего новогоднего гостя. Он такой… как полуразложившийся покойник. Разноцветные лампочки гирлянд мигали и меняли цвета. Синий, желтый, зеленый, красный, оранжевый. А он черный. Черный. И она целовала его в мертвые губы, от внезапно подступившего запаха мандаринов, затошнило. Даша побежала в ванную, ее несколько раз вырвало в белоснежный унитаз. Мерзкий салатовый кафель закружился.
«А в магазине этот цвет казался таким приятным», мелькнуло у нее в голове и снова тошнота.
Дверной замок щелкнул. На пороге ванны появился Игорь.
– Даша, что с тобой? – обеспокоенно проговорил он, и не снимая курки присел рядом с женой. Она совсем ослабела и Игорь бережно придержал ее голову.
– Игорь… – протянула девушка, теряя сознание.
С заснеженной улицы, в приоткрытые окна квартиры, залетел пронзительный и отчаянно одинокий собачий вой. Игорь вздрогнул и машинально посмотрел в сторону, чувствуя мягкие волосы жены в своей ладони.
14.
Жутко хотелось напиться, не просто выпить, а провалиться в пьяный сон, бессмысленный и надежный. Такой сон избавит от всех проблем. Сон без мыслей. Без сновидений. То, что ему сейчас так необходимо. Но пить одному ему не хотелось. Одиночество, это когда не с кем выпить. У него нет жены, нет постоянной девушки. Нет просто приятеля, с которым можно скоротать вечерок. Есть только работа, которую он так ненавидит. Работа, которую он должен делать, притворяясь, что это важно. А что будет, если он уволится? Небо упадет на город и накроет его своим остывающим прахом?
Вряд ли.
Только, правда в том, что Сергей хотел быть один или точнее в дали от людей. Это бессознательное желание сидело глубоко в нем, оно давно пустило корни и стало проводником его поступков.
Суворов погасил свет в кабинете и вышел. Сейчас он пойдет в магазин, купит бутылку водки. Нет, к черту это пойло. Он купит литр не самого дорогого, но все же хорошего виски. Один.
В супермаркете было людно, как это бывает вечерами. Измученные мужчины и женщины спешили после работы за продуктами, что бы успеть приготовить ужин и посмотреть девятичасовые новости, сериальчики или ток-шоу. На кассах стояла очередь из унылых и усталых лиц. Суворов взял бутылку и встал за мужчиной в черной куртке с грязным пятном на спине. Видимо это было старое пятно. Грязь совсем засохла. Суворов ощущал стойкий запах перегара и несвежий душек. Так воняет от бомжей. Только это был не бомж. Не сразу Суворов узнал в мужчине своего соседа из квартиры напротив.
- Паша?
Мужчина обернулся, недовольно глазея сквозь пьяную завесу. В руках он держал две бутылки водки.
- Серега, - его рот исказился в подобии улыбки.
Стало не по себе. Перед Сергеем стоял не мужчина лет тридцати пяти, а старик. Страшный, оплывший, не трезвый. Суворов молчал. Мужчина уставился на бутылку в руках Сергея.
- Отдохнём? – он еле стоял на ногах и едва мог внятно говорить.
- Как жизнь? – Выдавил из себя Суворов, понимая неуместность вопроса.
Паша протянул что то.
- Паша, как жена, сын?
- Горло дерут, – он неестественно засмеялся и закашлялся.
Суворов должен был, что то сделать.
- Давай я тебя в отделение отведу. Отоспишься там. А завтра домой.
- Он орет так словно их дюжина, - морщась, протянул сосед.
- Давай. Пошли. Клади свое добро.
Он поставил свое виски, забрал бутылку водки у соседа, и взяв его под руки, повел к выходу.
Паша шел, шатаясь, ноги заплетались и вязли в грязном снежном месиве.
- Шеф, тормозни. Приехали, – Павел попытался вырваться, и тут же упал на нечищеную дорогу. Его вырвало. Желание Сергея напиться ненадолго отбилось. Несколько минут Суворов пытался поднять его. Наконец тяжелое расслабленное тело не твёрдо стоящее на ногах, медленно зашагало, бормоча еле понятные слова.
- …я не злой… не злой я…
Суворов молчал.
- А рабочее состояние… как… гадство какое-то… гадство…
Павел остановился и согнулся.
- Чепуха говорит…вопят… сучки. Не важно… - он отмахнулся рукой.
Суворов подумал, сейчас Пашу снова стошнит. Но этого не произошло, он распрямился вдруг, ускорил шаг и трезвой походкой зашагал в отделение. Оказавшись в тепле Павел сразу же повалился на жесткие нары, не сняв ботинок с прилипнувшей к ним грязи, и тяжело захрапел.
Повалил снег. Когда Суворов вышел из отделения началась настоящая метель.
Морозный ветер дул в лицо, бросая колючие снежные хлопья.
Поднимаясь по лестнице пустого подъезда Сергей остановился в лестничном проеме. На право дверь его квартиры, на лево квартира Павла. Ни раздумывая и секунды он позвонил, открыла Света. Его жена. На руках она держала грудного ребенка. На опухшем от слез лице, красовался давнишний синяк. Левую скулу она неудачно прятала под волосами. Нижняя губа сильно припухла, значит, была разбита недавно.
- Можно?
Спросил Суворов и, не дождавшись ответа прошел.
- Паши нету, - тихо сказала Света, надеясь остановить гостя.
- Знаю. Я его встретил в магазине, продукты выбирал на ужин. И отвел в отделение. Пусть проспится.
Женщина закрыла глаза и заплакала.
- Тихо, отоспится и придет. Все нормально будет. Не плачь. Идем на кухню.
Света положила ребенка в кроватку и прошла к Сергею. Она успокоилась. Присела. Выпила воды из помутневшего стакана.
«…перенесется на соседний, заползет в квартиру. Поразит как инфекция…» то, что он видел перед собой было только подтверждением слов Лизы.
Суворов не успел ни чего сказать. Из комнаты донесся крик ее сына. Он заверещал внезапно и отчаянно. Света вскочила и побежала к ребенку.
Сергей прошел за ней в комнату. Ребенок плакал, но у мамы на руках уже не так сильно. Малыш словно жаловался, пытался сказать о чем то. Света прижимала сына к себе, нежно прикасаясь губами до его щеки, и слегка покачивала. Суворову не нужно было держать ребенка на руках, что бы ощутить нежно-сладковатый запах младенца. Аромат чувствовался на расстоянии. Но как это? – почувствовать на своих руках нежное, хрупкое, теплое создание, к которому ты испытаешь безусловную любовь. Не ощутить, но представить нежность, с которой мама держала его.
Идея родилась сама.
- Уезжай. У тебя мама где? Кажется в Звенигороде? Вот и езжай к ней. Мы с ним разберемся. Не плач. Собирай вещи, я утром провожу тебя. Часов в восемь буду у тебя. – Сергей подошел к ней ближе.
Мальчик успокоился при звуке голоса Суворова. Света молчала, не доверчиво глядя на Сергея. Он увидел, как ее глаза снова наполняются слезами.
- Тебе нельзя здесь оставаться. Подумай о ребенке. Я помогу Паше. Повторяю. Думай о сыне.
