А значит, бабушка может сделать с ней еще что то. Что именно она не знала, как и то, почему бабушка так ведет себя. Просто она сильно скучает по маме, думала девочка. Но ведь она тоже скучает, однако от этого она не бросается на незнакомых женщин и не называет их мамой. Подозрительность и постоянный страх, о котором она никому не могла рассказать, однажды навел ее на мысль. И поздно вечером, когда бабушка задремала она проскользнула в ванную и остригла свои волосы. В другой ситуации она бы пожалела об этом, но не теперь. Длинна получилась чуть выше плеч. Аня собрала волосы в маленький хвостик и затянула резинкой. Прибывая в легком возбуждении словно в ожидании приближающегося праздника она отправилась спать.
В привычное время бабушка вошла в комнату, зовя, умершую дочку. Аня встала, прошла в соседнюю комнату и села. Горел ночник, в комнате стояла тишина. Аня замерла в ожидании.
– А где Валечка? – зазвучал голос бабушки за спиной. – Где моя девочка? – в голосе ее слышалось недоумение.
Она наклонилась к внучке и заглянула ей в лицо. Мутные, удивленные, безумные глаза уставились в ожидании ответа.
– Девочка, а куда ты дела мою Валечку?
Сердце ребенка бешено забилось. Перед ней стояла совершенно незнакомая, жуткая женщина, которая всматривалась в нее, изучала и готова была сделать, что то очень не хорошее, если та не даст ей правильного ответа.
– Умерла. – Шепнула Аня и, услышав свой ответ оцепенела от ужаса.
– Нет, – бабушка сделала несколько шагов назад, а потом в один прыжок снова оказалась перед Аней. – Это ты ее куда то дела! Куда ты ее дела?! Кто ты такая? У Валечки волосы! А ты как мальчишка! Кто ты?!
Вскочив с табуретки, Аня побежала к входной двери. Она слышала как бабушка что то опрокидывала в комнате, кричала не внятные слова. От грохота стоявшего в комнате звенело в ушах, а сердце колотилось так сильно, что заглушало шум из комнаты. Оглядываясь на дверной проем, где из полумрака в любой момент могла появиться разгневанная незнакомка, девочка в темном коридоре дрожащей рукой водила по стене в поиске ключа. Нащупав ключи, висевшие около двери, Аня быстро открыла дверь и выскочила на лестничную клетку прямо в ночной рубашке и босиком. Она подбежала к соседней двери и вытянулась во весь рост по стене что бы дотянуться до звонка, но ей не хватало еще сантиметров пять. Аня изо всех сил тянулась, словно надеясь именно сейчас вырасти на недостающие сантиметры. И страшно было ожидать как она сзади схватит ее за шиворот и утащит. Из их квартиры доносился ужасный грохот и невнятные крики. Соседская дверь открылась.
– Господи помилуй… Что случилось? – произнесла перепуганная женщина, торопливо закрывая дверь за вбежавшей девочкой.
– С бабушкой что – то…
Соседка налила девочке воды, потом начала звонить куда – то, в это время Аня, сидела на ее кровати, укрытая пуховым одеялом и ни как не могла согреться. Скоро все стихло. К тому времени ребенка уложили спать. Той ночью она видела бабушку в последний раз. Она не видела, как приехала милиция за тем скорая, которая увезла бабулю. В квартиру, где ей пришлось наблюдать бабушкино помешательство, она уже не вернулась. Вещи Ани собрала соседка, а потом ее отвезли приемник - распределитель, а потом в детский дом. В памяти навсегда остался последний взгляд бабули. Неистовые, непонимающие, не знающие глаза в темноте.
Детский дом – стал ее третьим домом. Аня отчетливо запомнила свои чувства, когда впервые засыпала на новом месте. Ни какой тревоги, страха. Она, наконец, чувствовала себя защищенной. Она засыпала, не боясь, что ее разбудят через несколько часов и эта сладкое спокойствие отозвалось улыбкой на лице.
Четвертым стала комната в общежитии и вот теперь эта квартира, которая, несмотря на свое запустение, казалось первым приличным жильем за долгие годы.
Девушки поселились в разных комнатах. Аня в дальней комнате поменьше, а Ира в той, которая служила еще и гостиной.
Первая ночь на новом месте. Новое, для людей оказавшихся здесь впервые. А сколько людей было? И почему их больше нет здесь? Может быть, место для них оказалось не совсем подходящее? А для них оно станет таковым?
Брошенная, ни кому не нужная квартира, доставшись новым жильцам, словно делала их такими же. Выброшенную вещь подбирает последний кому она еще могла бы пригодится. Поэтому чувство брезгливости и пренебрежения не покидало и на мгновение. Это как донашивать за чужим человеком нижнее белье. Как доедать отбросы из помойки. Девушки понимали, что чувство не относится к процессу снятия чужого жилья, мысли внушала им именно эта квартира.
«Бежать. Прочь отсюда. Здесь находится опасно». Мысли, внушаемые кем - то роились в голове нескончаемым гулом. Посеревшие стены, грязные занавески, скрип пола и дверей, то, как капала вода на кухне… И сейчас в эту самую секунду не в состоянии заснуть, глядя на тени от деревьев трусливо дрожащих на потолке и стенах девушкам пришла одна и та же мысль, словно была их собственной. Неоновая вывеска ярко мерцающая и призывающая: «Бежать прочь, прочь». Что то нагнетало, довило, наваливалось на чувства, мысли, сознание, мироощущение, меняло их, искажало, летая в воздухе, искривляло. Это всего лишь с непривычки, утешали они себя, завтра или после завтра все будет иначе.
Ира как всегда встала поздно, хотя проснулась, кажется уже давно, с момента как солнце начало набирать высоту, оно безжалостно светило во все три окна квартирки и скоро воздух накалился до предела. Она лежала и чувствовала, как по виску скатывается капелька пота. Часы показывали, что уже за полдень. Дверь в комнату Ани была открыта, но там ни кого не было. Обойдя, пустую квартиру, Ира прошла в крошечную ванную и посмотрела на свое отражение. Потом умылась и снова посмотрела в зеркало. Она не сразу обратила внимание на свою истрепанную после ночи прическу, но сейчас видела – явное изменение. Запустив пальцы в свои длинные, темно каштановые волосы, Ира обнаружила, что на затылке они сильно спутаны. Конечно же, такое случается во время сна, но что бы так сильно не бывало. Несколько прядей на затылке были запутанны настолько, что походили на плохо скрученные дреды, словно кто - то намеренно сплел их ночью в неряшливые косички. Первый, о ком подумала Ира, это Аня. Тем более зная ее неприятную историю из детства, такой поступок с ее стороны был вполне понятен. У Ани с тех пор были только короткие стрижки и возможно, она просто позавидовала подруге. Или же вид длинных волос просто пугал Аню. Нет, как – то странно выглядела ситуация, Ира спит чутко и наверняка проснулась если бы кто - то дотронулся до нее. Скорее всего, этой ночью она сильно ворочалась и вот результат.
Но распутать волосы самой Ире не удалось. Наскоро перекусив, она отправилась в ближайшую парикмахерскую. Почти два часа мастер провозился с ее волосами, пока окончательно не распутал пряди, и при этом ему пришлось отстричь несколько крепко спутанных узелков.
Июльское солнце ярко светило. Ни дуновения. Духота. Жара разогнала всех по своим норам. Не видно подростков снующих без дела, ни пьяниц, делящих боготворимый напиток, ни старух сидящих на скамейках у своих подъездов. Словно последняя на всей выжженной планете Ира шла мимо осыпающихся от засухи деревьев, по мертвой траве, забавно хрустящей у нее под ногами, ощущая, как пот выступил у нее на лице, в ложбинке между грудями и на спине.
Вернувшись домой Ира не испытала облегчения. В квартире все еще было жарче, чем на улице. Солнце раскалило стекла, а воздух казалось вот – вот закипит.
Аня так и не появилась, и если она сделала с волосами Иры такое, то, скорее всего еще долго не придет. Или не вернется вовсе.
Несколько часов от безделья Ира провела над книгой, найденную в кладовке. Какая - то русская классика замусоленная школьниками. Она читала только диалоги, пропускала большие абзацы и ни как не могла запомнить имена главных героев. Надо скорее купить телевизор.
Потом настало время собираться на «работу».
Она давно научилась не думать о том, чем занимается, вот и теперь шла к своему обычному месту с онемевшими чувствами и ясной головой. «Вчерашняя девственница выходит на работу», думалось ей. Хорошо, что мама не дожила до этих дней и не может видеть, знать ее такой. Но в груди что то екнуло, она всегда допускала мысль, о том, что мертвые родственники могут наблюдать за живыми… тогда мама знает, тогда она не оправдала ее ожидания. «Прости меня мамочка, но мы же обе знали, что по другому вряд ли будет».
Сегодня улицы оказались необычно пустые, а в знакомом до тошноты баре за два часа не появился ни один потенциальный клиент. Попрощавшись с барменом, она вышла на улицу. Жара. Эта проклятая жара убивает охоту ко всему. Сколько можно? Так и с голоду умереть не долго.
Ира отправилась к дому. Пустая, темная улица, черные силуэты деревьев проплывающие мимо, и она хрупкая, тоненькая, угловатая девочка, приученная не бояться, сама готовая напасть на случайного прохожего, очередного пропойцу и отобрать у него то, что задолжал ей Бог. Глупая, пустая, книжная фраза. А должен ли Он?
Из освещенного подъезда Ира шагнула в темный коридор и закрыла за собой дверь. Никого. Ани не было, от этой мысли стало не по себе.
Уходя, она открыла все окна и дверь балкона (брать то все равно не чего), теперь квартира немного остыла, но это не принесло заметного облегчения.
Обойдя пустые комнаты, девушке снова захотелось уйти и больше никогда не видеть эти стены, тусклый свет, не слышать звуки и запахи, обволакивающие, атакующие каждую клеточку ее сознания, тела. Торопясь забыться сном, она наскоро приняла холодный душ и легла в постель. Этой ночью сон не был полноценным, Ира закрывала глаза, проваливалась в болезненную дремоту, скоро открывала глаза, понимала, что проснулась или скорее всего не спала вовсе. Ей не снились сны, а в голове кишил рой мыслей о сбежавшей подруге.
Так промелькнул рассвет, затем и день воцарился, дожидаясь собственного скорого свержения. Она, наконец, уснула.
Как только Ира открыла глаза, она ощутила, как навалилась головная боль. Она встала, и боль в это мгновение овладела ею полностью. И что - то еще было не так. Что - то больно стягивало кожу на голове. Она запустила пальцы в волосы, и они тут же не без труда погрузились в гнезда. Волосы! Она поторопилась в ванную. Ее волосы теперь все были спутаны и скручены. Все волосы на затылке и макушке были свиты в тугие запутанные коконы, а оставшиеся волосы взъерошены. Ни один самый лучший парикмахер не смог бы распутать это, и теперь ей грозила стрижка машинкой, под корень, на лысо.
…Эй ты! Лысая проститутка… Иди-ка сюда!
Девушка издала стон, перешедший в тихий крик. Одновременно и ужас и отчаяние охватили ее. Кто это мог сделать? Неужели Аня действительно сошла с ума? А если не она, то кто же? Ощутив чье - то бесплотное присутствие она села на пол ванной и обхватив колени руками разрыдалась. «Уходи». «Уходи». Раскаленный воздух зашипел вокруг нее. Она порывалась несколько раз уйти, но одновременно с настойчивым «уходи», она ощущала, как другое нечто удерживало ее в квартире. И продолжая плакать, она в отчаяние взяла ножницы и дрожащими руками состригла прядь волос. Еще одну. И еще. Когда все было окончено, Ира увидела результат, а после услышала собственный крик. Обезумев, тряся головой содрогаясь всем телом, сжимая кулаки и не чувствуя как ногти впиваются в мягкие ладони, Ира ощутила как теряет самообладание, вдруг от него не осталась и следа, оно ускользнуло, рухнуло, обнажив пульсирующий нерв. Она стала этим нервом. Неровно остриженные волосы местами напоминали проплешины. Из-за коротких волос она могла видеть собственный череп и всем своим видом напоминала сумасшедшее бесполое существо, вопившее на свое отражение, разрывая собственную кожу, и чем больше смотрела, тем больше кричала и более походила на уродливого стареющего монстра.
Такая тишина говорит о том, что все молчат. Такая тишина говорит, что здесь никого нет. Такая тишина нашептывает тебе о том, что скоро так будет всегда.
Такая тишина сидела в этой квартире, беззвучно напоминая, что даже заглушаемая звуками всегда будет здесь. Сейчас.
Квартира давно перестала дышать. Перестала всматриваться в окна соседних домов. Ее грязные, посеревшие окна напоминали помутневшие глаза ополоумевшей старухи, за которыми скрывался неосмысленный страх перед приблизившейся тишиной.
– Топ – топ. Иду – иду. Топ – топ. Иду – иду.
По обесцвеченному ночью берегу проскользила неуловимая тень.
Босые ноги. Они наступали на острые камушки, которые их кололи, на прозрачные осколки от разбитых бутылок, врезающиеся в живую мякоть. Босые ноги шли по холодной земле, погружаясь в склизкую грязь реки и скользили по дну покрытому черным илом.
«Топ-топ». «Топ-топ».
4.
Будильник тяжело тикал стоя на комоде между горшками с растениями. Его приглушенный, хрипловатый «тик» напоминал ворчание старика. Будильник и был стариком, так как вот уже сорок лет каждый день его старательно заводили в одно и тоже время, что бы он исправно показывал точное время, и он не подводил.
Его хозяин проснулся и присел на кровати. Перед глазами проплывал только что увиденный сон. Темно коричневая, почти черная земля. Рыхлая. Его собственные руки, загребающие горсть за горстью. Он ощущает как земля прилипает к пальцам и ладоням, как застревает под ногтями. А он все роет яму. Роет яму голыми руками. Но яма не становится больше. Он роет и роет, только земли становится все больше и больше. Он продолжает рыть, загребать землю, рыть, рыть. Земли все больше и он ощущает ее во рту. Старик посмотрел на свои руки через темноту, а потом в сторону, где тикали часы, он не мог увидеть какое время они показывали, однако он и так знал, что сейчас три часа утра, потому что уже почти пол года просыпался именно в это время. Сна ни в одном глазу. Чертова старость. Так было с его дедом, его отцом и теперь, когда ему исполнилось восемьдесят шесть эта напасть пришла к нему. Он засыпал в десять вечера, и каждый день просыпался в три часа ночи, словно его тело упорно пыталось сообщить ему о чем то. А впереди был долгий бессмысленный день. Забелин обернулся и посмотрел на спящую жену. Глаза привыкли к темноте, и он увидел, как она раздувается во сне, когда дышит, тихонько похрапывая. Старость. Разве мог он представить, что она придет к ним однажды? Он отвернулся, встал и начал одеваться. Сейчас он попьет чай, через час начнёт светать, он возьмет удочку, которую подарил ему сын, перед отъездом и встретит рассвет на берегу реки. Когда он будет возвращаться с рыбалки люди будут спешить на работу. Люди будут думать, во сколько встал этот фанатичный старик, что бы порыбачить? Но ни кто не поймет, как на самой деле сильно он возненавидел рыбалку в последние месяцы, так как это занятие служило лишь оправданием его бессоннице. Так промелькнет утро, за которым потянется жаркий день.
В привычное время бабушка вошла в комнату, зовя, умершую дочку. Аня встала, прошла в соседнюю комнату и села. Горел ночник, в комнате стояла тишина. Аня замерла в ожидании.
– А где Валечка? – зазвучал голос бабушки за спиной. – Где моя девочка? – в голосе ее слышалось недоумение.
Она наклонилась к внучке и заглянула ей в лицо. Мутные, удивленные, безумные глаза уставились в ожидании ответа.
– Девочка, а куда ты дела мою Валечку?
Сердце ребенка бешено забилось. Перед ней стояла совершенно незнакомая, жуткая женщина, которая всматривалась в нее, изучала и готова была сделать, что то очень не хорошее, если та не даст ей правильного ответа.
– Умерла. – Шепнула Аня и, услышав свой ответ оцепенела от ужаса.
– Нет, – бабушка сделала несколько шагов назад, а потом в один прыжок снова оказалась перед Аней. – Это ты ее куда то дела! Куда ты ее дела?! Кто ты такая? У Валечки волосы! А ты как мальчишка! Кто ты?!
Вскочив с табуретки, Аня побежала к входной двери. Она слышала как бабушка что то опрокидывала в комнате, кричала не внятные слова. От грохота стоявшего в комнате звенело в ушах, а сердце колотилось так сильно, что заглушало шум из комнаты. Оглядываясь на дверной проем, где из полумрака в любой момент могла появиться разгневанная незнакомка, девочка в темном коридоре дрожащей рукой водила по стене в поиске ключа. Нащупав ключи, висевшие около двери, Аня быстро открыла дверь и выскочила на лестничную клетку прямо в ночной рубашке и босиком. Она подбежала к соседней двери и вытянулась во весь рост по стене что бы дотянуться до звонка, но ей не хватало еще сантиметров пять. Аня изо всех сил тянулась, словно надеясь именно сейчас вырасти на недостающие сантиметры. И страшно было ожидать как она сзади схватит ее за шиворот и утащит. Из их квартиры доносился ужасный грохот и невнятные крики. Соседская дверь открылась.
– Господи помилуй… Что случилось? – произнесла перепуганная женщина, торопливо закрывая дверь за вбежавшей девочкой.
– С бабушкой что – то…
Соседка налила девочке воды, потом начала звонить куда – то, в это время Аня, сидела на ее кровати, укрытая пуховым одеялом и ни как не могла согреться. Скоро все стихло. К тому времени ребенка уложили спать. Той ночью она видела бабушку в последний раз. Она не видела, как приехала милиция за тем скорая, которая увезла бабулю. В квартиру, где ей пришлось наблюдать бабушкино помешательство, она уже не вернулась. Вещи Ани собрала соседка, а потом ее отвезли приемник - распределитель, а потом в детский дом. В памяти навсегда остался последний взгляд бабули. Неистовые, непонимающие, не знающие глаза в темноте.
Детский дом – стал ее третьим домом. Аня отчетливо запомнила свои чувства, когда впервые засыпала на новом месте. Ни какой тревоги, страха. Она, наконец, чувствовала себя защищенной. Она засыпала, не боясь, что ее разбудят через несколько часов и эта сладкое спокойствие отозвалось улыбкой на лице.
Четвертым стала комната в общежитии и вот теперь эта квартира, которая, несмотря на свое запустение, казалось первым приличным жильем за долгие годы.
Девушки поселились в разных комнатах. Аня в дальней комнате поменьше, а Ира в той, которая служила еще и гостиной.
Первая ночь на новом месте. Новое, для людей оказавшихся здесь впервые. А сколько людей было? И почему их больше нет здесь? Может быть, место для них оказалось не совсем подходящее? А для них оно станет таковым?
Брошенная, ни кому не нужная квартира, доставшись новым жильцам, словно делала их такими же. Выброшенную вещь подбирает последний кому она еще могла бы пригодится. Поэтому чувство брезгливости и пренебрежения не покидало и на мгновение. Это как донашивать за чужим человеком нижнее белье. Как доедать отбросы из помойки. Девушки понимали, что чувство не относится к процессу снятия чужого жилья, мысли внушала им именно эта квартира.
«Бежать. Прочь отсюда. Здесь находится опасно». Мысли, внушаемые кем - то роились в голове нескончаемым гулом. Посеревшие стены, грязные занавески, скрип пола и дверей, то, как капала вода на кухне… И сейчас в эту самую секунду не в состоянии заснуть, глядя на тени от деревьев трусливо дрожащих на потолке и стенах девушкам пришла одна и та же мысль, словно была их собственной. Неоновая вывеска ярко мерцающая и призывающая: «Бежать прочь, прочь». Что то нагнетало, довило, наваливалось на чувства, мысли, сознание, мироощущение, меняло их, искажало, летая в воздухе, искривляло. Это всего лишь с непривычки, утешали они себя, завтра или после завтра все будет иначе.
Ира как всегда встала поздно, хотя проснулась, кажется уже давно, с момента как солнце начало набирать высоту, оно безжалостно светило во все три окна квартирки и скоро воздух накалился до предела. Она лежала и чувствовала, как по виску скатывается капелька пота. Часы показывали, что уже за полдень. Дверь в комнату Ани была открыта, но там ни кого не было. Обойдя, пустую квартиру, Ира прошла в крошечную ванную и посмотрела на свое отражение. Потом умылась и снова посмотрела в зеркало. Она не сразу обратила внимание на свою истрепанную после ночи прическу, но сейчас видела – явное изменение. Запустив пальцы в свои длинные, темно каштановые волосы, Ира обнаружила, что на затылке они сильно спутаны. Конечно же, такое случается во время сна, но что бы так сильно не бывало. Несколько прядей на затылке были запутанны настолько, что походили на плохо скрученные дреды, словно кто - то намеренно сплел их ночью в неряшливые косички. Первый, о ком подумала Ира, это Аня. Тем более зная ее неприятную историю из детства, такой поступок с ее стороны был вполне понятен. У Ани с тех пор были только короткие стрижки и возможно, она просто позавидовала подруге. Или же вид длинных волос просто пугал Аню. Нет, как – то странно выглядела ситуация, Ира спит чутко и наверняка проснулась если бы кто - то дотронулся до нее. Скорее всего, этой ночью она сильно ворочалась и вот результат.
Но распутать волосы самой Ире не удалось. Наскоро перекусив, она отправилась в ближайшую парикмахерскую. Почти два часа мастер провозился с ее волосами, пока окончательно не распутал пряди, и при этом ему пришлось отстричь несколько крепко спутанных узелков.
Июльское солнце ярко светило. Ни дуновения. Духота. Жара разогнала всех по своим норам. Не видно подростков снующих без дела, ни пьяниц, делящих боготворимый напиток, ни старух сидящих на скамейках у своих подъездов. Словно последняя на всей выжженной планете Ира шла мимо осыпающихся от засухи деревьев, по мертвой траве, забавно хрустящей у нее под ногами, ощущая, как пот выступил у нее на лице, в ложбинке между грудями и на спине.
Вернувшись домой Ира не испытала облегчения. В квартире все еще было жарче, чем на улице. Солнце раскалило стекла, а воздух казалось вот – вот закипит.
Аня так и не появилась, и если она сделала с волосами Иры такое, то, скорее всего еще долго не придет. Или не вернется вовсе.
Несколько часов от безделья Ира провела над книгой, найденную в кладовке. Какая - то русская классика замусоленная школьниками. Она читала только диалоги, пропускала большие абзацы и ни как не могла запомнить имена главных героев. Надо скорее купить телевизор.
Потом настало время собираться на «работу».
Она давно научилась не думать о том, чем занимается, вот и теперь шла к своему обычному месту с онемевшими чувствами и ясной головой. «Вчерашняя девственница выходит на работу», думалось ей. Хорошо, что мама не дожила до этих дней и не может видеть, знать ее такой. Но в груди что то екнуло, она всегда допускала мысль, о том, что мертвые родственники могут наблюдать за живыми… тогда мама знает, тогда она не оправдала ее ожидания. «Прости меня мамочка, но мы же обе знали, что по другому вряд ли будет».
Сегодня улицы оказались необычно пустые, а в знакомом до тошноты баре за два часа не появился ни один потенциальный клиент. Попрощавшись с барменом, она вышла на улицу. Жара. Эта проклятая жара убивает охоту ко всему. Сколько можно? Так и с голоду умереть не долго.
Ира отправилась к дому. Пустая, темная улица, черные силуэты деревьев проплывающие мимо, и она хрупкая, тоненькая, угловатая девочка, приученная не бояться, сама готовая напасть на случайного прохожего, очередного пропойцу и отобрать у него то, что задолжал ей Бог. Глупая, пустая, книжная фраза. А должен ли Он?
Из освещенного подъезда Ира шагнула в темный коридор и закрыла за собой дверь. Никого. Ани не было, от этой мысли стало не по себе.
Уходя, она открыла все окна и дверь балкона (брать то все равно не чего), теперь квартира немного остыла, но это не принесло заметного облегчения.
Обойдя пустые комнаты, девушке снова захотелось уйти и больше никогда не видеть эти стены, тусклый свет, не слышать звуки и запахи, обволакивающие, атакующие каждую клеточку ее сознания, тела. Торопясь забыться сном, она наскоро приняла холодный душ и легла в постель. Этой ночью сон не был полноценным, Ира закрывала глаза, проваливалась в болезненную дремоту, скоро открывала глаза, понимала, что проснулась или скорее всего не спала вовсе. Ей не снились сны, а в голове кишил рой мыслей о сбежавшей подруге.
Так промелькнул рассвет, затем и день воцарился, дожидаясь собственного скорого свержения. Она, наконец, уснула.
Как только Ира открыла глаза, она ощутила, как навалилась головная боль. Она встала, и боль в это мгновение овладела ею полностью. И что - то еще было не так. Что - то больно стягивало кожу на голове. Она запустила пальцы в волосы, и они тут же не без труда погрузились в гнезда. Волосы! Она поторопилась в ванную. Ее волосы теперь все были спутаны и скручены. Все волосы на затылке и макушке были свиты в тугие запутанные коконы, а оставшиеся волосы взъерошены. Ни один самый лучший парикмахер не смог бы распутать это, и теперь ей грозила стрижка машинкой, под корень, на лысо.
…Эй ты! Лысая проститутка… Иди-ка сюда!
Девушка издала стон, перешедший в тихий крик. Одновременно и ужас и отчаяние охватили ее. Кто это мог сделать? Неужели Аня действительно сошла с ума? А если не она, то кто же? Ощутив чье - то бесплотное присутствие она села на пол ванной и обхватив колени руками разрыдалась. «Уходи». «Уходи». Раскаленный воздух зашипел вокруг нее. Она порывалась несколько раз уйти, но одновременно с настойчивым «уходи», она ощущала, как другое нечто удерживало ее в квартире. И продолжая плакать, она в отчаяние взяла ножницы и дрожащими руками состригла прядь волос. Еще одну. И еще. Когда все было окончено, Ира увидела результат, а после услышала собственный крик. Обезумев, тряся головой содрогаясь всем телом, сжимая кулаки и не чувствуя как ногти впиваются в мягкие ладони, Ира ощутила как теряет самообладание, вдруг от него не осталась и следа, оно ускользнуло, рухнуло, обнажив пульсирующий нерв. Она стала этим нервом. Неровно остриженные волосы местами напоминали проплешины. Из-за коротких волос она могла видеть собственный череп и всем своим видом напоминала сумасшедшее бесполое существо, вопившее на свое отражение, разрывая собственную кожу, и чем больше смотрела, тем больше кричала и более походила на уродливого стареющего монстра.
Такая тишина говорит о том, что все молчат. Такая тишина говорит, что здесь никого нет. Такая тишина нашептывает тебе о том, что скоро так будет всегда.
Такая тишина сидела в этой квартире, беззвучно напоминая, что даже заглушаемая звуками всегда будет здесь. Сейчас.
Квартира давно перестала дышать. Перестала всматриваться в окна соседних домов. Ее грязные, посеревшие окна напоминали помутневшие глаза ополоумевшей старухи, за которыми скрывался неосмысленный страх перед приблизившейся тишиной.
– Топ – топ. Иду – иду. Топ – топ. Иду – иду.
По обесцвеченному ночью берегу проскользила неуловимая тень.
Босые ноги. Они наступали на острые камушки, которые их кололи, на прозрачные осколки от разбитых бутылок, врезающиеся в живую мякоть. Босые ноги шли по холодной земле, погружаясь в склизкую грязь реки и скользили по дну покрытому черным илом.
«Топ-топ». «Топ-топ».
4.
Будильник тяжело тикал стоя на комоде между горшками с растениями. Его приглушенный, хрипловатый «тик» напоминал ворчание старика. Будильник и был стариком, так как вот уже сорок лет каждый день его старательно заводили в одно и тоже время, что бы он исправно показывал точное время, и он не подводил.
Его хозяин проснулся и присел на кровати. Перед глазами проплывал только что увиденный сон. Темно коричневая, почти черная земля. Рыхлая. Его собственные руки, загребающие горсть за горстью. Он ощущает как земля прилипает к пальцам и ладоням, как застревает под ногтями. А он все роет яму. Роет яму голыми руками. Но яма не становится больше. Он роет и роет, только земли становится все больше и больше. Он продолжает рыть, загребать землю, рыть, рыть. Земли все больше и он ощущает ее во рту. Старик посмотрел на свои руки через темноту, а потом в сторону, где тикали часы, он не мог увидеть какое время они показывали, однако он и так знал, что сейчас три часа утра, потому что уже почти пол года просыпался именно в это время. Сна ни в одном глазу. Чертова старость. Так было с его дедом, его отцом и теперь, когда ему исполнилось восемьдесят шесть эта напасть пришла к нему. Он засыпал в десять вечера, и каждый день просыпался в три часа ночи, словно его тело упорно пыталось сообщить ему о чем то. А впереди был долгий бессмысленный день. Забелин обернулся и посмотрел на спящую жену. Глаза привыкли к темноте, и он увидел, как она раздувается во сне, когда дышит, тихонько похрапывая. Старость. Разве мог он представить, что она придет к ним однажды? Он отвернулся, встал и начал одеваться. Сейчас он попьет чай, через час начнёт светать, он возьмет удочку, которую подарил ему сын, перед отъездом и встретит рассвет на берегу реки. Когда он будет возвращаться с рыбалки люди будут спешить на работу. Люди будут думать, во сколько встал этот фанатичный старик, что бы порыбачить? Но ни кто не поймет, как на самой деле сильно он возненавидел рыбалку в последние месяцы, так как это занятие служило лишь оправданием его бессоннице. Так промелькнет утро, за которым потянется жаркий день.
