Он уходил тихонько, что бы не разбудить жену, аккуратно закрывая входную дверь. Забелин два раза повернул ключ, вынул его из замка. Металлическая связка ключей лежала на его ладони, но огрубевшая кожа еще помнила липкую, жирную землю и он подумал: «это не к добру».
Опаздывая на дежурство, Сергей Суворов снова не успел позавтракать. Да и есть, особо не хотелось. Опустошенный за прошлый вечер желудок мутило. Он ни разу не брился за выходные и его трех дневная щетина опять станет поводом для шуток у сослуживцев. Ну и черт с ними.
Когда он захлопнул за собой входную дверь, то вздрогнул, слишком громко вышло. А когда обернулся перед ним открылась соседская.
- Моя милиция меня бережет! Сначала посадит, потом бережет! Привет Серега, - сосед протянул руку.
Суворов протянул в ответ.
- Покурим? – предложил сосед.
- Угостишь, покурим.
Павел протянул Сергею пачку, потом достал сигарету для себя. Они прикурили и стали спускаться.
- Ты чего такой помятый? – усмехнулся Суворов.
- Себя видел? А, - отмахнулся он, - жена спать не давала.
- Прямо завидую тебе.
Они вышли из подъезда и остановились.
- Ну да, ночка еще та была, – улыбнулся сосед.- Только засыпаю, и тут же получаю удар по печени. Типа ей храпом спать мешаю. Она коза днем отоспится, а ночью колобродит.
Суворов рассмеялся.
- Когда ей рожать?
- Через три месяца. Но если не родит через два дня, я сам ребенка достану.
- А ребенок тебе колыбельную споёт?
- Вот! – Павел затянулся и выпустил дым носом, - Кончилась жизнь! Так что Серега сам себе завидуй! Кстати, Пономарева видел вчера. Досрочно освободили. Так что жди.
- Умеешь с утра настроение испортить.
- А что? Только мне должно быть плохо?
Они попрощались. Суворов посмотрел на часы и не торопясь зашагал к участку. Он опаздывал почти на час, но его ненормированные рабочие дни заканчивались порой позже положенного срока, поэтому он не слишком волновался по этому поводу.
Суворов подумал о словах соседа. Раз Пономарева выпустили, на его участке прибавится работы. В свои двадцать шесть он получил три срока. Первый в девятнадцать лет за мошенничество, уже через пол года после освобождения его осудили за «хищение предметов или документов, имеющих особую историческую, научную, художественную или культурную ценность», он ограбил музей собственной школы, похитив экспонаты времен второй мировой войны. Его добычей стали медали за оборону Сталинграда, Ленинграда, Севастополя, две медали «Золотая заезда», три советских армейских ножа. Несколько серебряных германских крестов, кольцо СС «Мертвая Голова». На допросе Пономарев так и не смог внятно ответить, для чего ему понадобились эти экспонаты. Последний срок он получил, «за приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем». Его возникшая страсть к военным реликвиям подвела его в очередной раз. Он приобрел офицерский кортик Люфтваффе, образца 1937 года, и морской кортик унтер-офицерский 1938 года. Когда за ним пришли на собственную квартиру, он сказал: «это того стоило». Морской кортик нашли там же в квартире. А кортик Люфтваффе он успел перепрятать и так не сознался, куда именно его «схоронил». Понамарева лишили свободы в очередной раз, на три года. И как только ему удалось получить условно-досрочное освобождение? Суворов помнил Пономарева еще подростком. Обычный дворовый пацан с горящими глазами и лукавой улыбкой. Сергей часто замечал его, сидящим на спинке скамейки, в окружении таких же мальчишек. Пономарев смотрел мечтающими глазами, пуская ртом в небо колечки сигаретного дыма. Компании подростков часто гуляли во дворе дома, где жил Суворов, а зимой они грелись в его подъезде. Почему то на протяжении нескольких лет, мальчишки от тринадцати до шестнадцати лет, собирались именно в его подъезде, на втором этаже в пролете под почтовыми ящиками. Они вырастали, и не возвращались, но на их место приходила новая смена, которая так же ютилась долгими зимними вечерами, попивая дешевое пиво или коктейль, играя в карты на грязных лестничных ступенях. Суворов ни когда не прогонял их, чем вызывал недовольство соседей. Когда начался интернетный бум, подростки ушли с улиц, дворов, из подъездов в бесконечный лабиринт социальных сетей. Только изредка можно было встретить пару, тройку ребятишек, младшего возраста, которые прятались под козырьком у его подъезда в дождливый день.
Суворову было жаль Пономарева. По сравнению со многими ребятами он казался не глупым и перспективным, из него мог выйти толк. Однако он осознанно выбрал другой путь и вполне был доволен им. Многие из мальчишек, которые когда то проводили время на ступеньках его подъезда, спились, некоторые получили большие сроки, за грабеж, изнасилование, незаконный оборот наркотиков и другие тяжкие преступления, немногие поступили в вузы, завели семьи. Были и такие, которые не дожили до двадцати.
В этом чертовом районе всегда происходит ряд типичных бытовых происшествий. Кто - то напился, подрался, кого - то изнасиловали или обокрали. Обычный уклад жизни, нелицеприятный, некрасивый. Работа участкового – это вереница из выездов, звонков, бумажной волокиты, и бесконечной нервотрепки. Он знал на перечет все неблагополучные семьи. Проводил беседы с трудными подростками, поставленными на учет. Присматривал за освобожденными из тюрьмы, местными наркоманами и алкоголиками. За пятнадцать лет работы в полиции у Суворова накопился солидный жизненный опыт, который казался ему бессмысленными, ненужными воспоминаниями. Он не считал свою работу важной. Долгое время копаясь в эмоциональном человеческом мусоре, в нем сформировалось безразличие. Он проводил беседы с людьми входящие в группу риска, пытаясь донести до них, что хорошо, а что плохо. Однако каждый раз, когда они расходились по своим домам, он понимал, что не был достаточно убедителен. В конце концов он не в состоянии следить за ними круглосуточно. Каждый человек самостоятельно совершает тот или иной поступок. Суворов не мог остановить наркомана, вводящего иглу в вену под покровом ночи, не мог вырвать ремень с тяжелой пряжкой у пьяного отца семейства, замахнувшегося на жену, или отнять у матери бутылку с водочкой, которую она только что вынула из сломанного холодильника. Человек будет совершать дурные поступки до тех пор, пока будет существовать свобода воли.
Суворов вынул их кармана мобильный телефон. Десятый час, но жара уже стояла не выносимая. Тыльной частью руки он вытер пот со лба. Проходя мимо мусорных баков, содержимое которых таило под лучами солнца, Суворов задержал дыхание. Неожиданно для себя он замедлил шаг, в метре от помойки сидела ворона. Обеими лапами она стояла на небольшом куске сырого мяса и рвала его угольным клювом. Заметив человека, ворона на секунду остановилась, не доверчиво глядя в сторону Суворова, а потом продолжила свой завтрак. Мясо ей попалось жилистое, и птица с жадностью пыталась оторвать кусок. Суворов забылся и вдохнул. От запаха вони отступившая тошнота, подкатила снова. Палитра различных не приятных запахов ударила в нос. За мусорными баками кто-то зашевелился и донеслось не довольное ворчание:
- Чего ждут? Чего ждут? Почему мусор не вывозят? – показалась седая, неопрятная голова старухи. Она деловито запустила руки в контейнер, перебирая его содержимое. – Одно дерьмо. Одно дерьмо.
Старуха не видела или делала вид, что не видит Сергея, продолжая не довольно бормотать себе под нос. Ее кожа на руках и лице была смуглая и грязная, одежда сильно заношенной, а голос хрипловатый и гнусавый.
Суворов перевел взгляд на ворону, сидевшую на прежнем месте. Ей удалось оторвать кусочек от подтухшего мясного ломтя, и она с удовольствием проглотила его. За тем спрыгнула с куска, на котором стояла, зажала его в клюве и взлетела. Суворов ускорил шаг.
Дежурство участкового Сергея Игоревича Суворова началось с того, что придя на рабочее место у своей двери он обнаружил местного рыбака Забелина. Суворову нравился этот старик. Он познакомился с ним, когда только устроился на работу помощником участкового. Глядя на его короткую бороду, светло серые глаза Суворову становилось комфортно, родители Сергея давно умерли, родственников не осталось и старик был ему дедом которого у него ни когда не было. Но как большинство стариков, Забелин был дотошный до проступков окружающих его людей. Он нередко надоедал Суворову рассказывая о громко включенной музыке после одиннадцати часов ночи, одними соседями, о мусоре, выставленной за порог и оставленной на общей лестничной клетке другими, и о многом другом, что выходило за рамки приличного поведения людей, проживающих в социуме.
– Эх, не торопишься. – Прохрипел старик, вставая со стула, и протягивая участковому руку.
– А куда торопится? – Он протянул в ответ, – давно ждешь?
– Да мне уж точно спешить не куда. – Махнул рукой старик. – У меня к тебе дело.
Участковый прошел в свой небольшой кабинетик, за ним следом старик.
– Ну что там у тебя? – Сергей включил старый электрический чайник и сел за рабочий стол.
– Я, сегодня, еще не расцвело, из дома вышел, порыбачить, пока жара не началась. Прихожу на свое место, прикормленное, солнце только встало, я смотрю, а на берегу, что - то черное. Пакет. Большой такой. Думал мусор.
– И ты проверить решил. – Усмехнулся Суворов, зная о неугасаемом любопытстве старика.
– Конечно. – Совершенно серьезно ответил он. – А вдруг там банки, бутылки.
– Ну и как, много там банок было? – Суворов, улыбаясь, копался в ящике стола в поисках чашки. Наверняка он снова оставил ее на раковине в туалете, когда мыл вчера. Мысль, что сейчас нужно идти за ней показалась мучительной. После вчерашнего вечера его еще мутило, и запах туалета наверняка вызовет рвоту.
– А ни одной не было.
Сейчас идти за кружкой в другой конец коридора, но Суворов не торопился. Вдруг она найдется в ящике стола.
– Я подумал мясо, уж очень тухляком несло, а потом пригляделся. Смотрю, а там вроде как волосы человеческие остриженные. Голова.
– Собака что ли? – пробормотал Сергей, не поднимая взгляд на старика.
– Человек говорю! – прикрикнул старик, - Сергей! Ты слышишь?
Суворов внимательно посмотрел на старика. Что он сказал? Человек? В мешке?
– Подожди, ты открыл мешок, а там человек? – повторил тихим, хриплым голосом, Суворов, надеясь, что ослышался. Только не сейчас… из-за жары похмелье протекало тяжелее обычного, организм требовал глоток горячего кофе, но в одно мгновение привычный утренний ритуал превратился в не постижимую мечту.
Старик коротко кивнул. При этом его лицо стало походить на маску мима ненадолго застывшего в своем этюде.
- Ошметки там. Человеческие.
Суворов медленно опустился на стул и потер не бритое лицо руками, словно стараясь разгладить его. Перед глазами возник образ вороны, та кровожадность, с которой она терзала кусок. «Мне все это только снится».
Забелин услышал, как Сергей пробормотал что то, затем потянулся за трубкой и начал звонить.
«Вставай, проклятьем заклейменный…» мелькнуло в голове участкового.
Вместе с мухами в воздухе витал смрад. В мешке находилось порубленное человеческое тело. Кошмарное воплощение фантазии обезумевшего разума. Но разум можно назвать безумным? Такое мог сделать только помешавшийся человек, лишенный начисто чувств.
Следователь, которому поручили вести дело о жестоком убийстве молодой девушки, выяснил по фрагментам отрубленных пальцев, что это девятнадцатилетняя Ирина Владимировна Ермолаева, стоящая на учете в связи с занятием проституцией. В ходе следствия было выяснено так же, что убитая снимала квартиру вместе с подругой Анной Игоревной Смирновой. Связавшись с хозяином квартиры, установили, что действительно несколько дней назад, он сдал недавно приобретенное жилье, двум молодым девушкам (за плату, для последующего ремонта квартиры).
Требовалось немедленно осмотреть квартиру. Прибыв на место, к квартире семьдесят два, исследовав запертые замки, не тронутую входную дверь, следователь позвонил в дверной звонок. Безрезультатно, ни кто не открыл. На вопрос, «если кто ни будь дома», ответа не последовало, после чего хозяин открыл дверь собственным ключом. Но дверь оказалась закрыта на щеколду изнутри. Для того что бы войти пришлось выламывать дверь.
Скоро мужчины оказались на пороге. Из квартиры тянуло спертым раскаленным воздухом. Следователь велел оставаться хозяину на лестничной клетке, а сам вместе с напарником вошел в квартиру. Тишину нарушал скрип паркета. Следователь увидел стул, посередине полупустой комнаты повернутым к окну, а на стуле абсолютно голую девушку, которая сидела, неестественно запрокинув голову назад. На голове был пакет, плотно обмотанный толстым скотчем. Руки беспомощно свисали вдоль туловища, бедра были сведены вместе. Создавалось впечатление, что это не человек, а кукла, усаженная в процессе игры. Мужчина почувствовал, как по спине пробежал холодок. На руках, животе ногах, груди кто-то оставил пятна засохшей коричневой краски, явно выделяющиеся на серой коже. Как выяснят позже, это была кровь ее соседки, порубленной Ирины Ермолаевой. По всей видимости, именно Анна Смирнова убила подругу, а после покончила с собой.
Видимо самоубийство. Толчком могло послужить убийство соседки. Возможно. Версию, конечно же, нужно проверить.
После осмотра квартиры были выявлены и другие странности, все окна были плотно закрыты, а ручки сняты и не найдены. При вскрытии Ани Смирновой была установлена причина смерти, не подтверждающая версию о самоубийстве. По мнению экспертов, девушка умерла от остановки сердца, а не от асфиксии. А пакет был одет после того как она умерла. Об этом свидетельствовало и то, что ни каких попыток снять пакет жертва не принимала, а так поступают все самоубийцы пытавшиеся покончить с собой. Пытаясь в панике снять пакет они всегда оставляют царапины, ссадины при попытках освободиться, стараясь разорвать целостность оболочки. Потому что, в конце концов, мучения становятся не выносимыми, ими начинает двигать инстинкт выживания, и рефлекторно самоубийцы пытаются содрать удавку, в не зависимости передумали они в последний момент или нет. И если это не самоубийство, то появлялось еще две странности. В квартире наверняка еще был кто - то, кто одел на нее мешок, а возможно и убил. Но были закрыты окна и щеколда на входной двери. Следовательно убийца не смог бы покинуть квартиру.
А значит, по логике, он все еще там.
Но квартирка маленькая, да спрятаться негде.
Гнусное чувство появилось у следователя. И чувство это давало о себе знать каждый раз, когда в памяти возникала белесая, бледная кожа, сведенные вместе стройные, худые ноги, застывшие руки. А главное пакет, скрывающий ее лицо, ее глаза, невидящие, но обращенные к окну, где вдалеке, за верхушками деревьев виднелись церковные купола.
Опаздывая на дежурство, Сергей Суворов снова не успел позавтракать. Да и есть, особо не хотелось. Опустошенный за прошлый вечер желудок мутило. Он ни разу не брился за выходные и его трех дневная щетина опять станет поводом для шуток у сослуживцев. Ну и черт с ними.
Когда он захлопнул за собой входную дверь, то вздрогнул, слишком громко вышло. А когда обернулся перед ним открылась соседская.
- Моя милиция меня бережет! Сначала посадит, потом бережет! Привет Серега, - сосед протянул руку.
Суворов протянул в ответ.
- Покурим? – предложил сосед.
- Угостишь, покурим.
Павел протянул Сергею пачку, потом достал сигарету для себя. Они прикурили и стали спускаться.
- Ты чего такой помятый? – усмехнулся Суворов.
- Себя видел? А, - отмахнулся он, - жена спать не давала.
- Прямо завидую тебе.
Они вышли из подъезда и остановились.
- Ну да, ночка еще та была, – улыбнулся сосед.- Только засыпаю, и тут же получаю удар по печени. Типа ей храпом спать мешаю. Она коза днем отоспится, а ночью колобродит.
Суворов рассмеялся.
- Когда ей рожать?
- Через три месяца. Но если не родит через два дня, я сам ребенка достану.
- А ребенок тебе колыбельную споёт?
- Вот! – Павел затянулся и выпустил дым носом, - Кончилась жизнь! Так что Серега сам себе завидуй! Кстати, Пономарева видел вчера. Досрочно освободили. Так что жди.
- Умеешь с утра настроение испортить.
- А что? Только мне должно быть плохо?
Они попрощались. Суворов посмотрел на часы и не торопясь зашагал к участку. Он опаздывал почти на час, но его ненормированные рабочие дни заканчивались порой позже положенного срока, поэтому он не слишком волновался по этому поводу.
Суворов подумал о словах соседа. Раз Пономарева выпустили, на его участке прибавится работы. В свои двадцать шесть он получил три срока. Первый в девятнадцать лет за мошенничество, уже через пол года после освобождения его осудили за «хищение предметов или документов, имеющих особую историческую, научную, художественную или культурную ценность», он ограбил музей собственной школы, похитив экспонаты времен второй мировой войны. Его добычей стали медали за оборону Сталинграда, Ленинграда, Севастополя, две медали «Золотая заезда», три советских армейских ножа. Несколько серебряных германских крестов, кольцо СС «Мертвая Голова». На допросе Пономарев так и не смог внятно ответить, для чего ему понадобились эти экспонаты. Последний срок он получил, «за приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем». Его возникшая страсть к военным реликвиям подвела его в очередной раз. Он приобрел офицерский кортик Люфтваффе, образца 1937 года, и морской кортик унтер-офицерский 1938 года. Когда за ним пришли на собственную квартиру, он сказал: «это того стоило». Морской кортик нашли там же в квартире. А кортик Люфтваффе он успел перепрятать и так не сознался, куда именно его «схоронил». Понамарева лишили свободы в очередной раз, на три года. И как только ему удалось получить условно-досрочное освобождение? Суворов помнил Пономарева еще подростком. Обычный дворовый пацан с горящими глазами и лукавой улыбкой. Сергей часто замечал его, сидящим на спинке скамейки, в окружении таких же мальчишек. Пономарев смотрел мечтающими глазами, пуская ртом в небо колечки сигаретного дыма. Компании подростков часто гуляли во дворе дома, где жил Суворов, а зимой они грелись в его подъезде. Почему то на протяжении нескольких лет, мальчишки от тринадцати до шестнадцати лет, собирались именно в его подъезде, на втором этаже в пролете под почтовыми ящиками. Они вырастали, и не возвращались, но на их место приходила новая смена, которая так же ютилась долгими зимними вечерами, попивая дешевое пиво или коктейль, играя в карты на грязных лестничных ступенях. Суворов ни когда не прогонял их, чем вызывал недовольство соседей. Когда начался интернетный бум, подростки ушли с улиц, дворов, из подъездов в бесконечный лабиринт социальных сетей. Только изредка можно было встретить пару, тройку ребятишек, младшего возраста, которые прятались под козырьком у его подъезда в дождливый день.
Суворову было жаль Пономарева. По сравнению со многими ребятами он казался не глупым и перспективным, из него мог выйти толк. Однако он осознанно выбрал другой путь и вполне был доволен им. Многие из мальчишек, которые когда то проводили время на ступеньках его подъезда, спились, некоторые получили большие сроки, за грабеж, изнасилование, незаконный оборот наркотиков и другие тяжкие преступления, немногие поступили в вузы, завели семьи. Были и такие, которые не дожили до двадцати.
В этом чертовом районе всегда происходит ряд типичных бытовых происшествий. Кто - то напился, подрался, кого - то изнасиловали или обокрали. Обычный уклад жизни, нелицеприятный, некрасивый. Работа участкового – это вереница из выездов, звонков, бумажной волокиты, и бесконечной нервотрепки. Он знал на перечет все неблагополучные семьи. Проводил беседы с трудными подростками, поставленными на учет. Присматривал за освобожденными из тюрьмы, местными наркоманами и алкоголиками. За пятнадцать лет работы в полиции у Суворова накопился солидный жизненный опыт, который казался ему бессмысленными, ненужными воспоминаниями. Он не считал свою работу важной. Долгое время копаясь в эмоциональном человеческом мусоре, в нем сформировалось безразличие. Он проводил беседы с людьми входящие в группу риска, пытаясь донести до них, что хорошо, а что плохо. Однако каждый раз, когда они расходились по своим домам, он понимал, что не был достаточно убедителен. В конце концов он не в состоянии следить за ними круглосуточно. Каждый человек самостоятельно совершает тот или иной поступок. Суворов не мог остановить наркомана, вводящего иглу в вену под покровом ночи, не мог вырвать ремень с тяжелой пряжкой у пьяного отца семейства, замахнувшегося на жену, или отнять у матери бутылку с водочкой, которую она только что вынула из сломанного холодильника. Человек будет совершать дурные поступки до тех пор, пока будет существовать свобода воли.
Суворов вынул их кармана мобильный телефон. Десятый час, но жара уже стояла не выносимая. Тыльной частью руки он вытер пот со лба. Проходя мимо мусорных баков, содержимое которых таило под лучами солнца, Суворов задержал дыхание. Неожиданно для себя он замедлил шаг, в метре от помойки сидела ворона. Обеими лапами она стояла на небольшом куске сырого мяса и рвала его угольным клювом. Заметив человека, ворона на секунду остановилась, не доверчиво глядя в сторону Суворова, а потом продолжила свой завтрак. Мясо ей попалось жилистое, и птица с жадностью пыталась оторвать кусок. Суворов забылся и вдохнул. От запаха вони отступившая тошнота, подкатила снова. Палитра различных не приятных запахов ударила в нос. За мусорными баками кто-то зашевелился и донеслось не довольное ворчание:
- Чего ждут? Чего ждут? Почему мусор не вывозят? – показалась седая, неопрятная голова старухи. Она деловито запустила руки в контейнер, перебирая его содержимое. – Одно дерьмо. Одно дерьмо.
Старуха не видела или делала вид, что не видит Сергея, продолжая не довольно бормотать себе под нос. Ее кожа на руках и лице была смуглая и грязная, одежда сильно заношенной, а голос хрипловатый и гнусавый.
Суворов перевел взгляд на ворону, сидевшую на прежнем месте. Ей удалось оторвать кусочек от подтухшего мясного ломтя, и она с удовольствием проглотила его. За тем спрыгнула с куска, на котором стояла, зажала его в клюве и взлетела. Суворов ускорил шаг.
Дежурство участкового Сергея Игоревича Суворова началось с того, что придя на рабочее место у своей двери он обнаружил местного рыбака Забелина. Суворову нравился этот старик. Он познакомился с ним, когда только устроился на работу помощником участкового. Глядя на его короткую бороду, светло серые глаза Суворову становилось комфортно, родители Сергея давно умерли, родственников не осталось и старик был ему дедом которого у него ни когда не было. Но как большинство стариков, Забелин был дотошный до проступков окружающих его людей. Он нередко надоедал Суворову рассказывая о громко включенной музыке после одиннадцати часов ночи, одними соседями, о мусоре, выставленной за порог и оставленной на общей лестничной клетке другими, и о многом другом, что выходило за рамки приличного поведения людей, проживающих в социуме.
– Эх, не торопишься. – Прохрипел старик, вставая со стула, и протягивая участковому руку.
– А куда торопится? – Он протянул в ответ, – давно ждешь?
– Да мне уж точно спешить не куда. – Махнул рукой старик. – У меня к тебе дело.
Участковый прошел в свой небольшой кабинетик, за ним следом старик.
– Ну что там у тебя? – Сергей включил старый электрический чайник и сел за рабочий стол.
– Я, сегодня, еще не расцвело, из дома вышел, порыбачить, пока жара не началась. Прихожу на свое место, прикормленное, солнце только встало, я смотрю, а на берегу, что - то черное. Пакет. Большой такой. Думал мусор.
– И ты проверить решил. – Усмехнулся Суворов, зная о неугасаемом любопытстве старика.
– Конечно. – Совершенно серьезно ответил он. – А вдруг там банки, бутылки.
– Ну и как, много там банок было? – Суворов, улыбаясь, копался в ящике стола в поисках чашки. Наверняка он снова оставил ее на раковине в туалете, когда мыл вчера. Мысль, что сейчас нужно идти за ней показалась мучительной. После вчерашнего вечера его еще мутило, и запах туалета наверняка вызовет рвоту.
– А ни одной не было.
Сейчас идти за кружкой в другой конец коридора, но Суворов не торопился. Вдруг она найдется в ящике стола.
– Я подумал мясо, уж очень тухляком несло, а потом пригляделся. Смотрю, а там вроде как волосы человеческие остриженные. Голова.
– Собака что ли? – пробормотал Сергей, не поднимая взгляд на старика.
– Человек говорю! – прикрикнул старик, - Сергей! Ты слышишь?
Суворов внимательно посмотрел на старика. Что он сказал? Человек? В мешке?
– Подожди, ты открыл мешок, а там человек? – повторил тихим, хриплым голосом, Суворов, надеясь, что ослышался. Только не сейчас… из-за жары похмелье протекало тяжелее обычного, организм требовал глоток горячего кофе, но в одно мгновение привычный утренний ритуал превратился в не постижимую мечту.
Старик коротко кивнул. При этом его лицо стало походить на маску мима ненадолго застывшего в своем этюде.
- Ошметки там. Человеческие.
Суворов медленно опустился на стул и потер не бритое лицо руками, словно стараясь разгладить его. Перед глазами возник образ вороны, та кровожадность, с которой она терзала кусок. «Мне все это только снится».
Забелин услышал, как Сергей пробормотал что то, затем потянулся за трубкой и начал звонить.
«Вставай, проклятьем заклейменный…» мелькнуло в голове участкового.
Вместе с мухами в воздухе витал смрад. В мешке находилось порубленное человеческое тело. Кошмарное воплощение фантазии обезумевшего разума. Но разум можно назвать безумным? Такое мог сделать только помешавшийся человек, лишенный начисто чувств.
Следователь, которому поручили вести дело о жестоком убийстве молодой девушки, выяснил по фрагментам отрубленных пальцев, что это девятнадцатилетняя Ирина Владимировна Ермолаева, стоящая на учете в связи с занятием проституцией. В ходе следствия было выяснено так же, что убитая снимала квартиру вместе с подругой Анной Игоревной Смирновой. Связавшись с хозяином квартиры, установили, что действительно несколько дней назад, он сдал недавно приобретенное жилье, двум молодым девушкам (за плату, для последующего ремонта квартиры).
Требовалось немедленно осмотреть квартиру. Прибыв на место, к квартире семьдесят два, исследовав запертые замки, не тронутую входную дверь, следователь позвонил в дверной звонок. Безрезультатно, ни кто не открыл. На вопрос, «если кто ни будь дома», ответа не последовало, после чего хозяин открыл дверь собственным ключом. Но дверь оказалась закрыта на щеколду изнутри. Для того что бы войти пришлось выламывать дверь.
Скоро мужчины оказались на пороге. Из квартиры тянуло спертым раскаленным воздухом. Следователь велел оставаться хозяину на лестничной клетке, а сам вместе с напарником вошел в квартиру. Тишину нарушал скрип паркета. Следователь увидел стул, посередине полупустой комнаты повернутым к окну, а на стуле абсолютно голую девушку, которая сидела, неестественно запрокинув голову назад. На голове был пакет, плотно обмотанный толстым скотчем. Руки беспомощно свисали вдоль туловища, бедра были сведены вместе. Создавалось впечатление, что это не человек, а кукла, усаженная в процессе игры. Мужчина почувствовал, как по спине пробежал холодок. На руках, животе ногах, груди кто-то оставил пятна засохшей коричневой краски, явно выделяющиеся на серой коже. Как выяснят позже, это была кровь ее соседки, порубленной Ирины Ермолаевой. По всей видимости, именно Анна Смирнова убила подругу, а после покончила с собой.
Видимо самоубийство. Толчком могло послужить убийство соседки. Возможно. Версию, конечно же, нужно проверить.
После осмотра квартиры были выявлены и другие странности, все окна были плотно закрыты, а ручки сняты и не найдены. При вскрытии Ани Смирновой была установлена причина смерти, не подтверждающая версию о самоубийстве. По мнению экспертов, девушка умерла от остановки сердца, а не от асфиксии. А пакет был одет после того как она умерла. Об этом свидетельствовало и то, что ни каких попыток снять пакет жертва не принимала, а так поступают все самоубийцы пытавшиеся покончить с собой. Пытаясь в панике снять пакет они всегда оставляют царапины, ссадины при попытках освободиться, стараясь разорвать целостность оболочки. Потому что, в конце концов, мучения становятся не выносимыми, ими начинает двигать инстинкт выживания, и рефлекторно самоубийцы пытаются содрать удавку, в не зависимости передумали они в последний момент или нет. И если это не самоубийство, то появлялось еще две странности. В квартире наверняка еще был кто - то, кто одел на нее мешок, а возможно и убил. Но были закрыты окна и щеколда на входной двери. Следовательно убийца не смог бы покинуть квартиру.
А значит, по логике, он все еще там.
Но квартирка маленькая, да спрятаться негде.
Гнусное чувство появилось у следователя. И чувство это давало о себе знать каждый раз, когда в памяти возникала белесая, бледная кожа, сведенные вместе стройные, худые ноги, застывшие руки. А главное пакет, скрывающий ее лицо, ее глаза, невидящие, но обращенные к окну, где вдалеке, за верхушками деревьев виднелись церковные купола.
